zinin123@mail.ru

 содержание:

 

С. Есенин. ЭТА УЛИЦА МНЕ ЗНАКОМА

С.И. Зинин. СЕРГЕЙ  ЕСЕНИН – СТУДЕНТНАРОДНОГО  УНИВЕРСИТЕТА имени А.Л. ШАНЯВСКОГО

Федор Раскольников. СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Рюрик Ивнев. ЕСЕНИН  и  РАСКОЛЬНИКОВ

Б.В. Стырикович.  СЕРГЕЙ  ЕСЕНИН И ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ

Яник Ласко. ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

В. Е. Воскресенский. ВОСПОМИНАНИЯО СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ

Александра Давшан. СИНИЕ  ГЛАЗА

Петр Радечко. РАСКРЫТАЯ ТАЙНА

А.В. Маркевич. К ПРИЕЗДУ С. ЕСЕНИНА В ТАШКЕНТ В МАЕ 1921 г.,МУЗЕЙ ЕСЕНИНА В ТАШКЕНТЕ

С. Южный, А. Светлая ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР МУЗЕЯ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНАВ ТАШКЕНТЕ

А.В. Маркевич. ТАШКЕНТСКАЯ «РАДУНИЦА»

Н.В. Обыденкин. ПАМЯТНИК ПОЭТУ В ЛИПЕЦКЕ

Лидия Архипова. ДАР МУЗЕЮ

Владлен Гордиенко «БЕЛЫЕ ПЕРЕЗВОНЫ» НА ЕСЕНИНСКОЙ ЗЕМЛЕ

Письмо С. А. Журавской к  Т. В. Ивановой, жене писателя Вс. Иванова. Ташкент. 1943 год

 

 

С. Есенин

С.И. Зинин

 

СЕРГЕЙ  ЕСЕНИН - СТУДЕНТ

НАРОДНОГО  УНИВЕРСИТЕТА

имени А.Л. ШАНЯВСКОГО

 

            Представляется необходимым более подробно остановиться на вопросе: было или не было у Сергея Есенина  высшее образование?   

В официальных документах он иногда категорически заявлял, что у него  было высшее образование.  При задержании  в 1920 году С. Есенин в протоколе допроса 24 октября 1920 года  указал, что он «окончил историко-филологический факультет Университета Шанявского» (VII (2), 503). Заполняя анкету для арестованных и задержанных,  21  ноября 1923 года,  в графе «образование»  указал «высшее». Однако при составлении протокола органами ВЧК в этот же день сообщил о своем образовании  более точно: «окончил 2 курса Университета Шанявского» (VII (2), 590).

            В автобиографиях С. Есенин  о своем обучении в высшей школе  приводил противоречивые сведения. В основном об этом  говорил  осторожно. В «Автобиографии» 1916 года писал: «Образование  получил в учительской школе и два года слушал лекции в Университете Шанявского» (VII (1), 7).  В «Автобиографии» 1923 года  сообщил, что «17 лет уехал в Москву и поступил вольнослушателем в Университет Шанявского» (VII (1), 12), обойдя вопрос о сроках обучения и получения соответствующего документа о высшем образовании.  Срок обучения в вузе  С. Есенин указал в «Автобиографии», которую написал 20 июня 1924 года: «1913 г. Я поступил вольнослушателем в Университет Шанявского. Пробыв там 1-2 года, должен был уехать обратно, по материальным обстоятельствам, в деревню» (VII (1), 15).  Те  же  сведения   С. Есенин указал  и в заметке «О себе»  в октябре 1925 года, но  только в черновике отметил, что  он Университет Шанявского не окончил, так как  уехал  из-за сложного материального положения в деревню. (VII (1), 355).

            Таким образом, полного курса  вузовского обучения  С. Есенин не  прошел, соответственно у него не было  и  документа о высшем образовании. Он относился к тем, кто должен был об образовании сообщать, что оно у него «незаконченное высшее».

            Свои историко-филологические знания  по программе высшего образования  С. Есенин совершенствовал  в стенах  Московского городского народного университета имени А.Л. Шанявского, который не имел государственного статуса. История создания  этого российского вуза интересна и поучительна.

            Это было необычное высшее учебное заведение в России начала ХХ века. Оно выделялось среди государственных университетов России  своей демократичностью и общедоступностью. Слушателями  Университета  могли быть все желающие  вне зависимости от социального положения, национальности и вероисповедания, но они не могли пользоваться правами студентов  правительственных  высших учебных заведений.

            Открытие народного университета связано с именем  мецената польского происхождения Альфонса Леоновича Шанявского (1837 – 1905).

            Он родился в 1837 году в Польше в знатной  семье.. В 1846 году мальчика  привозят  учиться в детский кадетский корпус в Туле,  по окончании которого продолжает обучение в Константиновском военном училище в Петербурге и заканчивает его с отличием.  В дальнейшем         А.Л. Шанявский  занимается в  Академии Генерального штаба и одновременно слушает лекции в Петербургском университете.  Блестяще окончив академию,  был зачислен в штат Генерального штаба, но  из-за болезни прервал военную  карьеру. Обострившаяся форма туберкулеза потребовала смены климата. А.Л. Шанявский переезжает в Сибирь.  Здесь ему не только удалось  поправить здоровье, но через небольшой промежуток времени о нем заговорили, как об очень талантливом предпринимателе.  В верховьях Амура он основал компанию по добыче золота, что позволило ему быстро разбогатеть. В это же время А.Л. Шанявский вместе с женой  стали активно помогать просвещению в России.  На свои доходы семья Шанявских открывает первую в Забайкалье сельскохозяйственную школу (теперь это сельхозинститут в Чите), основывают гимназию в городе Благовещенске.

            В начале 80-х годов в чине генерал-майора  А.Л. Шанявский  уходит в отставку и переезжает  в Москву.  Здесь он решает открыть Российский Вольный Университет, в котором могли бы учиться без предоставления аттестата об окончании школьного образования, независимо от возраста, мужчины и женщин, «все, кто пожелает». Такие университеты в ХIХ веке были открыты в  Дании, Германии  Франции. А.Л. Шанявский изучил опыт  Высшей  русской школы общественных наук, открытой в 1901 году в Париже  профессором государства и права  М. Ковалевским,  изгнанным за вольнодумство из Московского университета. Изучил также работу общедоступных курсов, народных чтений  некоторых городов России.

            В 1901 году  врачи установили у А.Л. Шанявского  диагноз – аневризм аорты, что смертельно опасно для здоровья. Этот диагноз подталкивал А.Л. Шанявского к активным действиям. Он решил  воспользоваться правами  «конституционных  свобод», которые были объявлены в 1905 году в России. 15 сентября 1905 года А.Л. Шанявский обращается в Городскую думу Москвы: «В нынешнее тяжелые дни нашей общественной жизни, признавая, что одним из скорейших способов ее обновления и оздоровления должно служить широкое распространение просвещения  и привлечения симпатий народа к науке и знанию, -  этим источникам добра и силы, - я желал бы, по возможности, оказать содействие скорейшему возникновению  учреждения, удовлетворяющего потребностям высшего образования».  Получив одобрение  думы, А.Л. Шанявский  передает  Городскому общественному управлению Москвы принадлежащий ему на Арбате  дом с земельными участками  «для устройства и содержания в нем или с доходов с него народного университета». 25 октября 1905 года Городская дума постановила: «Принять с благодарностью жертвуемое генерал-майором  А. Шанявским  имущество  для устройства и содержания из его доходов Народного Университета». (2).  Понимая, что  создание  Народного Университета может быть  погублено бюрократической  волокитой  чиновников,      А.Л. Шанявский специально в завещании оговаривает окончательный срок открытия  университета не позднее  3 октября 1908 года.  Если это условие будет нарушено, то все  даруемые им деньги должны быть потрачены на другие благотворительные цели. Днем 7 ноября 1905 года  нотариус заверил документ о дарении дома Шанявского на нужды университета,  а вечером того же дня  Альфонс Леонович Шанявский умирает.

            Идея А.Л. Шанявского о создании университета встретила  сопротивление со стороны   консервативной части законодателей  и  руководства  Министерства народного образования России. Устав Народного Университета  долго обсуждался в Главном управлении по делам местного хозяйства, в Министерстве народного просвещения и, наконец, в Государственной Думе, в которой почти три года шли дебаты о предложении А.Л. Шанявского. Монархист и черносотенец, один из  основателей  «Союза русского народа», депутат нескольких созывов Государственной Думы В.М. Пуришкевич (1870 – 1920) запугивал депутатов, что «народный университет  -  большое благо, но это есть палка о двух концах, и мы твердо должны помнить это». По его мнению,   новый народный университет может стать «источником новых вспышек революции» Это же утверждал и министр просвещения  Российской империи (3). К таким  предупреждениям после революционных событий 1905 года  царское правительство  прислушивалось. Среди  сторонников   открытия  народного университета  были  профессора В. Рот, М. Ковалевский, известные меценаты  братья Сабашниковы, юрист  А.Ф. Кони  и др.   Учредителям приходилось идти  на определенные уступки, например, в названии предполагаемого вуза слово «Вольный» заменили на «народный»,    подчеркивая демократические принципы и одновременно отказ от государственной опеки и управления. 18 июня 1908 года  законопроект об учреждении  Народного Университета в Москве  после продолжительных дебатов был принят Государственной Думой. Через неделю  Император Николай П наложил резолюцию «Быть по сему».

            Народный Университет был открыт 1 октября 1908 года. Руководителем университета стал Н.В. Давыдов, близкий друг Л.Н. Толстого. Работать в нем согласились видные профессора и преподаватели других вузов: К.А. Тимирязев,  П.Н. Лебедев, П. Виноградов, М. Кольцов, В. Вернадский,  Н. Зелинский, С. Шацкий, А. Реформатский, М. Ковалевский и др. Гуманитарный профиль был представлен         П.Н. Сакулиным, А.Е. Грузинским, В.Я. Брюсовым,        М.Н. Сперанским, Ю.И. Айхенвальдом  и др. Преподавание велось на высоком профессиональном уровне.

            Народный Университет быстро получил общественное признание.  Прием слушателей осуществлялся только на основании заявления.  «Университет Шанявского, - вспоминал слушатель этого вуза  поэт  Д.Н. Семеновский, -  был для того времени едва ли не самым передовым учебным заведением страны. Широкая программа преподавания, лучшие профессорские силы, свободный доступ – все это привлекало сюда жаждущих знаний со всех концов России. И кого только не было в пестрой толпе, наполнявшей университетские  аудитории и коридоры:  нарядная дама, поклонница модного Юлия Айхенвальда, читавшего историю русской литературы ХIХ века, и деревенский парень в поддевке, скромно одетые курсистки, стройные горцы, латыши, украинцы, сибиряки. Бывали тут два бурята с кирпичным румянцем узкоглазых плоских лиц. Появлялся  длинноволосый человек в белом балахоне, с босыми ногами от ходьбы по снегу» (4). Плата за обучение  была умеренной. Слушатель  вносил  за обучение 45 рублей в год, за сокращенный цикл – 30 рублей, за час еженедельных практических занятий – 4 рубля. Лекции читались  в вечернее время.  В первом семестре 1908 году в университет было зачислено 400 слушателей, а в 1917 году – было  почти семь тысяч студентов. Народный  университет имени Шанявского был закрыт в 1919 году. В его здании  новая власть разместила  Коммунистический университет, а позже – Московскую высшую  партийную  школу.

            Для поступления в Народный Университет имени Шанявского С. Есенин должен был  решить  вопрос, связанный с постоянным  проживанием в Москве. Участие в революционных событиях, тайная слежка со стороны полицейских  привели к тому, что С. Есенину была продлена прописка только до 18 сентября 1913 года, поэтому  нужно было срочно оформлять паспорт  в Константинове. С. Есенин пишет в начале сентября 1913 года  М.П. Бальзамовой: «Я же не намерен никуда поступать, так как наука нашего времени – ложь и преступление. А читать, я и так свой кругозор знаний расширяю анализом под собственным наблюдением. Мне нужно себя – а не другого, напичканного чужими суждениями» (VI, с.49).

            Однако планы  изменились. С. Есенину удалось быстро  получить паспорт.  В сентябре  1913 года он становится слушателем первого курса историко-филологического цикла академического отделения Московского городского народного университета имени А.Л. Шанявского. Это был важный  шаг в его жизни. С. Есенин предвидел  трудности, с которыми он столкнется, из-за необходимости вносить плату  за обучение. В сентябре  пишет   другу Грише Панфилову: «Дела мои не особенно веселят. Поступил в университет Шанявского на историко-философский отдел, но со средствами приходится скандалить. Не знаю, как буду держаться, а силы так мало» (VI, с.53). Приходилось  изыскивать   в своем  скудном  бюджете   деньги на  обучение, отказывая себе во многом. В начале нового 1914 года С. Есенин вступает в гражданский брак с А.Р. Изрядновой, которая вспоминала: «Посещали мы с ним университет Шанявского. Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думая, как жить» (5). Вскоре у них родился сын Юрий Сергеевич Изряднов (1914 – 1937), что также  отразилось на  материальном положении семьи. С. Есенин  стал  возлагать  большие надежды на получение гонораров  за свои стихи.

            В том, что можно жить литературным трудом, Есенин убедился на примере  поэта и прозаика  Николая  Ивановича  Колоколова  (1897 – 1933), который  также был слушателем  Университета  Шанявского.  Есенин часто бывал у него в гостях.  «Маленькая, узкая комнатка, которую занимал Колоколов, - вспоминал Л.Н. Семеновский, - была завалена дешевыми журналами, рукописями, полосками бумаги.

            - Вот поступил учиться в университет Шанявского, - весело рассказывал  Колоколов, - только все некогда на лекции ходить. Много пишу.

            И начал показывать номера журналов со своими стихами, рассказами, литературными обозрениями, рецензиями:

            - Берут все и даже деньги платят!..

            Пришел раскрасневшийся от холода Есенин, разделся и повесил пальто на гвоздик. Было видно, что здесь  он чувствует себя своим человеком» (4,  с.152).

            Н. Колоколов  знакомил С. Есенина с редакциями московских журналов и газет, где сам активно печатался. Перед  поездкой  в Крым в июле 1914 года  С. Есенин  оставляет работу в типографии И.Д. Сытина. В Крыму  он хотел  провести платные поэтические вечера для отдыхающих, получать гонорар за свои стихи в местных газетах.  Поездка  не принесла планируемой удачи. 19 июля 1914 года Германия объявляет войну России. В недавно опубликованном письме  Есенин из Крыма с тревогой  писал: «Дорогие родителя! Кланяюсь вам и желаю всего хорошего. Папаша! Письмо я твое получил. Ты пишешь, когда я приеду в Москву, я готовлюсь ехать каждый день. Оставаться в Ялте опасно, все бегут.  Вследствие объявленного  военного положения в Севастополе  тут жить нельзя. Я бы и сейчас уехал, да нельзя. Все приостановлено. Теперь найму автомобиль до Симферополя со своими товарищами и поедем в Москву. Дела очень плохи. Никуда нельзя съездить. Почта большие пакеты не принимает. Я только выручил себя на стихах, в Ялтинской газете 30 к. за строчку.  Кругом паника.  Недавно я выступил здесь на одном вечере. Читал свои стихи. Заработал 35 рублей.  Только брал напрокат сюртук, брюки и башмаки, заплатил 7 рублей. Остальные дела ни шиша  не стоють. Больше не пиши. Скоро буду в Москве. Любящий сын Сергей Есенин.  Больше никуда никогда не поеду, кроме Питера Москвы. Тоска ужасная. Так и хочется плакать» (6). В Москве, куда он добрался в первой декаде августа,    С. Есенин поступает работать корректором в типографию  торгового дома «Д. Чернышев и Н. Кобельков». Побочным  заработком были гонорары за публикации стихотворений  и других материалов.

            Сергей Есенин слушал лекции  по русской и зарубежной литературе в Университете Шанявского полтора года: два семестра в 1913-1914 учебном  году и один семестр в 1914-1915 учебном году  до своего  отъезда в марте 1915 года в Петроград. Он быстро вошел в студенческую жизнь. В письме  соученику по Спас-Клепиковской второклассной учительской школе  Я.А. Трепалину  сообщал, что  «с увлечением  занимается в Народном университете Шанявского, добился успехов в опубликовании стихов и что у него заманчивые перспективы»  С. Есенин, описывая свою жизнь в Москве, советует другу «оставить деревню и переехать в столицу, где можно иметь интересную работу и учиться в университете Шанявского» (7).

            Борис  Андреевич Сорокин, поступивший в вуз одновременно с С. Есениным,  в  очерке «В Университете Шанявского»  писал: «Вторая половина сентября тринадцатого года, но деревца, кусты сирени и акации в маленьком сквере на Миусской площади перед университетом еще зелены и по-летнему свежи. Я сижу на скамье и жду начала лекций вечернего отделения. Сюда в этот тихий уголок, доносится приглушенное дыхание огромного города. Солнце еще ярко освещает красивый фасад университета, и стекла больших окон словно плавятся в горячем блеске. Со дня моего поступления в университет прошло две недели, но я не успеваю жадно впитывать все новые и новые впечатления. Лекции известных профессоров по литературе, осмотр сокровищ русского искусства Третьяковской галереи, интересные знакомства и беседы с шанявцами старших курсов, спектакли Художественного театра – все это так ново и необычно для меня, юноши из тихой провинциальной Пензы,  где только мечталось о Москве и казалось,  что  эта мечта никогда не будет явью» (8).

            Сергей Есенин с увлечением ходит на лекции по русской литературе, «В большой аудитории еле находим свободные места и садимся рядом, - вспоминал Б.А. Сорокин, - слушаем лекцию профессора Айхенвальда о поэтах пушкинской плеяды.  Поднимая руку и застывая на мгновенье в театральной позе, профессор Айхенвальд наизусть цитирует высказывания Белинского о Баратынском. Склонив голову, Есенин записывает отдельные места лекции. Я сижу рядом с ним и вижу: его рука с карандашом бежит по листу тетради: «Из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место бесспорно принадлежит Баратынскому». Он кладет карандаш и, сжав губы, внимательно слушает, а потом, как бы очнувшись, снова пишет. После лекции мы спускаемся по лестнице на  первый этаж. Есенин, останавливаясь, говорит: «Надо еще раз прочитать Баратынского. Помните «Разуверение»? Большой, своеобразный поэт!»

            Обучение в Университете Шанявского  позволило Сергею Есенину  расширить кругозор, пополнить и углубить знания по русской литературе и истории, узнать  о творчестве зарубежных писателей  Данте, Шекспира, Оскара Уайльда, Эдгара По, Лонгфелло, Уитмена, Анатоля Франса и др.

      Постепенно  С. Есенин знакомился с однокурсниками, в основном с теми, кто увлекался поэзией. «На одной из вечерних лекций, - вспоминал Дмитрий Семеновский, - я очутился рядом с миловидным пареньком в сером костюме. Он весь светился юностью, светились его синие глаза на свежем лице  с девически-нежной кожей, светились  пышные волосы, золотистыми завитками  спускавшиеся на лоб.  Лекция кончилась. Не помню, кто из нас заговорил первый, но только через минуту мы разговаривали, как старые знакомые. Юноша держался скромно и просто. Доверчивая улыбка усиливала привлекательность его лица. Он рассказал, что работает корректором в издательстве Сытина, пишет стихи и печатается в журналах  для детей. В доказательство он раскрыл пахнущий свежей краской номер журнала. Стихи мне понравились. Были в них какие-то необычные  изгибы и повороты поэтической фразы. Под стихами стояла подпись «Сергей Есенин». Вокруг нас, двигаясь к выходу, шумела публика. Мы тоже вышли из аудитории и продолжали разговор в коридоре.  Есенину было лет девятнадцать с чем-то, он был моложе меня только  года на полтора, но казался мне почти мальчиком» (4,  с.151-152). Среди его новых знакомых были будущие поэты Василий Наседкин, Николай Колоколов, Дмитрий Семеновский, Иван Филипченко, Юрий Якубовский, Федор Овагемов, Нелли Яхонтова,  позже знакомится с Сергеем Клычковым. «Среди этой компании Есенин сразу получил признание, - писал Д.Семеновский. - …Обаяние, исходящее от Есенина, привлекало к нему самых различных людей. Где бы ни появлялся этот симпатичный, одаренный юноша, он вызывал у окружающих внимание и интерес к себе. За его отрочески нежной наружностью чувствовался пылкий, волевой характер, угадывалось большое душевное  богатство» (4,  с.155).

            Студент Университета Шанявского сам выбирал курс лекций, который он хотел прослушать. Сергей Есенин говорил другу  Н.А. Сардановскому, что «он посещал там исключительно  лекции по литературе. Этот предмет читали наиболее видные профессора: Айхенвальд, автор книги «Силуэты русских писателей», и Сакулин» (9).                  

            Айхенвальд Юлий Исаевич    (1872 – 1928)  был известным  литературным  критиком.  В 1908 году  издал книгу «Пушкин». В годы обучения С. Есенина в университете  выступал с критикой взглядов В.Г. Белинского, издав в 1914 году книгу «Спор о Белинском». Сергей Есенин  слушал лекции Ю. Айхенвальда  по «Истории русской литературы ХIХ века». Содержанием лекций он был доволен. «Я был тоже студент, почти два года учился в Университете Шанявского, профессора Айхенвальда слушал», - вспоминал  после  революции  С. Есенин (10). Ю. Айхенвальд не  одобрял революционных преобразований в России после Октября 1917 года, хотя вступил во Всероссийский Союз писателей, относясь, по едкому замечанию В. Шершеневича,  к «беловатым писателям» (Мой век, 607). При встрече в 1921 году            С. Есенин подарил  профессору  книгу «Пугачев» (М., Имажинисты. 1021) с автографом  «Юлию Исаевичу Айхенвальду. С. Есенин. 1921». В 1922 году Ю. Айхенвальд был выслан за границу. 

            С интересом посещал  Сергей Есенин и лекции  литературоведа  П.Н. Сакулина.

            Профессор Павел Никитич Сакулин  (1868 – 1930)  родился в крестьянской семье. Проявил незаурядные способности во время  своего  довузовского  обучения. Успешно   в 1891 году окончил  историко-филологический факультет Московского университета. Через 10 лет практической работы был приглашен  в Московский университет для чтения лекций  по истории русской литературы, откуда в 1911 году ушел в знак протеста  против преследования студентов. Критически относился к общественным порядкам в России, о чем он написал в 1907 году брошюру «Как шла наша жизнь за последние сто лет», которая была властями конфискована.  Профессор П.Н. Сакулин   был последователем  в литературоведении взглядов  культурно-исторической школы. После революции он  возглавлял «Общество любителей российской словесности», разрабатывал  теоретические положения  связи  литературоведения и  миросозерцания. В 1929 году  его  избрали академиком

            П.Н. Сакулин обратил внимание на талантливого студента  С. Есенина, который  хотел услышать квалифицированную оценку его стихотворений. Встреча состоялась.  «Однажды взволнованный Есенин сообщил мне, - вспоминал Н.А. Сардановский, - что он добился того, что профессор Сакулин обещает беседовать с ним по поводу его стихов.  Вскоре Сергей с восторгом рассказывал мне свои впечатления о разговоре с профессором, который особенно одобрил  стихотворение «Выткался на озере алый свет зари…» Между прочим, я, неспециалист в этом деле, услыхав это стихотворение, почувствовал впервые, что в стихах Есенина появляется подлинная талантливость» (9).

            Мнение профессора П.Н. Сакулина о талантливости молодого Есенина  нашло выражение в рецензии на первый поэтический сборник «Радуница», изданный в 1916 году. Положительная рецензия была озаглавлена «Народный златоцвет», в которой  П.Н. Сакулин  указывал, что творчество Есенина находится в «струе художественного фольклоризма», что в его поэзии «говорит непосредственное чувство крестьянина, природа и деревня обогатили его язык дивными красками». «Для Есенина нет ничего дороже родины», - делал верное заключение рецензент (11). В «Народном  златоцвете»  Сергей Есенин  был отнесен к тем  мастерам слова, которые, «свободно развернув свою поэтическую индивидуальность, не порвали с народной почвой, творят в народном стиле и часто для народа». Такие слова  профессор П.Н  Сакулин напишет через  три года после своей  беседы со студентом С. Есениным.

            При встрече со своим университетским  учителем     4 января 1922 года Сергей Есенин подарит  профессору  вышедшую  в издательстве «Эльзевир»  поэму «Пугачев»  с благодарственным автографом: «Доброму Павлу Никитичу с любовью. С.Есенин.1922, январь, 4» (VII (2),с.30).

            Сергей Есенин любил сидеть в библиотеке университета. Круг чтения его был широк, но больше всего его интересовало русское  устное   поэтическое творчество, поэзия от «Слова о полку Игореве» и до современных  авторов,  отечественная история.  Возможно, что  в это время  он  прочитал трехтомное исследование  русского фольклориста    А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», изданное  в 1865 – 1869 годах.  (V. с. 356). Это фундаментальное исследование стало одним из любимых источников  при  его работе в будущем  над теоретическими статьями. С.А. Толстая-Есенина писала: «На протяжении всей жизни Есенина, почти до самого конца, одними из самых любимых и одно время даже настольных книг были: «Русские народные сказки» А.Н. Афанасьева и «Поэтические воззрения славян на природу»  того же автора. Он говорил, что черпал из них много материалов для своего творчества» (12). 

            Сергея Есенина очень интересовали  личности, сыгравшие значительную роль в истории отечества.  Знакомится  с биографией Петра I, с его  реформами, изменившими весь ход  истории России.  В 1913-1915 годах  С. Есенин  мог посещать  семинар «История русской литературы первой половины ХVIII века», который  проводил А.Е.Грузинский. В перечне  рекомендованных студентам  тем семинара две непосредственно касались  деятельности Петра 1. Это  «Преобразовательская деятельность Петра  в деле просвещения и литературы» и «Театр при Петре». Студентам для  углубления  своих знаний  рекомендовали  читать  3-й том «Истории русской литературы в 4-х томах»  А.Н. Пыпина. В книге  4 главы из 12-ти  посвящены Петру I (III, 609-611). Некоторые эпизоды из  книги А.Н. Пыпина  надолго запали в память С. Есенина. Он к ним возвратится  при работе над поэмой  «Песнь о великом походе»  в 1924 году.

            Студенческие годы С. Есенина связаны  не только с  посещением лекций и семинаров. Он всячески старался   расширить  свой кругозор, посещая  музеи и театры Москвы.  Хотя и скудным  был его бюджет,  но изредка   все же  позволял себе купить билет на «галерку».  Б.А. Сорокин вспоминал, как однажды Сергей Есенин подвел  своих  однокурсников  «к киоску, где продавались театральные билеты, и показал на афишу спектаклей Художественного театра.

            - Вот, через два дня «Вишневый сад». Идем?

            - Конечно! – восклицаю я.

            Покупаем три билета на балкон («галерку», как тогда называли студенты места по пятьдесят копеек)».

           Игра выдающихся актеров  взволновала зрителей, в том числе и С.Есенина.  В «Вишневом саде» Раневскую играла Книппер-Чехова,  студента Трофимова – Качалов,  Епиходова – Москвин, Лопахина – Леонидов.  Целое созвездие гениальных актеров, с некоторыми из которых, например,  Василием Ивановичем Качаловым, он  подружится, а его собаке Джиму посвятит  одно из лучших своих стихотворений.

            Сергей Есенин любил  театр,  стал  вхож в мир актеров, сам в будущем писал для театра  драмы. Сейчас же он сопереживал  с мастерами сцены, раскрывавшими  драматический мир чеховских героев.  «В антракте пошли в фойе, - вспоминал Б. Сорокин. – Облокотившись на кресло, Сергей молчал. И только тогда, когда Наседкин спросил  его, понравился ли спектакль, он словно очнувшись, сердито проронил:

            - Об этом сейчас говорить нельзя! Понимаешь? – И пошел в зрительный зал.»  (8,  с.127-128).

            Иногда в воскресные дни  посещали Третьяковскую галерею.  Современники  записали  некоторые его отзывы о картинах русских художников. Вот  как рассказывал друзьям о посещении  Третьяковки Сергей Есенин: «Смотрел Поленова. Конечно, у его «Оки» задержался, и так потянуло от булыжных мостовых, заборов, вонючего Зарядья туда, домой, в рязанский простор.  Сродни мне и Левитан. Идешь от одной картины к другой, и вот вспыхивает осень золотом берез и синью реки, грустит закат над омутом, задумался стог сена в вечерней тишине… Смотришь и думаешь: «Да ведь это мое, родное, близкое мне, с детства  вошедшее в сердце…»

            -А как тебе, Сергей, - говорит Наседкин, - нравится  «Над вечным покоем»?

            - Нет, не нравится! Может быть, больше поживу, пойму эту картину. А сейчас мне от нее холодно… Простор воды и неба как бы уносит от бедного кладбища и церквушки и растворяет в вечном покое…» (8,  с. 126-127).

            В студенческие годы Сергей Есенин начинает свой восход на поэтический Олимп.  В январе 1914 года  в московском детском журнале «Мирок»  публикуется  стихотворение «Береза», подписанное  псевдонимом «Аристон». Это была первая из известных сейчас публикаций поэта.  Делится радостью с другом Гришей Панфиловым: «Распечатался я на всю ивановскую. Редактора принимают без просмотра и псевдоним мой «Аристон» сняли. Пиши, говорят, под своей фамилией. Получаю 15 копеек  за строчку. Присылаю одно из детских стихотворений». (VI, 58). В течение 1914 года  в журнале «Мирок» были опубликованы стихотворения С.Есенина  «Воробышек», «Пороша»,  «Село»,  «Пасхальный благовест», «С добрым утром!», «Сиротка». В петроградской газете «Путь правды» напечатано стихотворение  «Кузнец»,  в газете «Новь»  -   «Богатырский  посвист»,  а в журнале «Проталинка» -  «Молитва матери».  За год  Есенин написал  и другие   стихотворения,  которые будут опубликованы  позже.

            Начало первой мировой войны  меняет  поэтическую ориентацию  молодого Есенина. Некоторых студентов Университета Шанявского призывают в действующую армию.  Военная служба ожидала и Есенина. Он откликается  на военные события произведениями «Богатырский посвист», «Молитва матери», «Галки», в которых  старается  уйти от ура-патриотической  направленности содержания. Некоторые  реалистические описания событий военного времени  не пропускает цензура. Так было с поэмой «Галки», которую приняла редакция,  но по решению цензурного комитета была  запрещена к изданию.

           Пробует свои силы Сергей Есенин и в  публицистике.  В феврале 1915 года в журнале «Женская жизнь»  опубликовал  статью  «Ярославны плачут», в которой  дал  краткий обзор  стихотворений  женщин-поэтесс, откликнувшихся на  начало мировой войны и участие в ней  России. С  публикацией статьи помог Н. Колоколов, который часто печатался в журнале «Женская жизнь». Композиция   есенинской статьи  построена по тому же принципу, что и  опубликованная в   «Свободном журнале» (Пг.-М.,1914, ноябрь) статья Н. Колоколова «Мировая война и русская поэзия».  Но если Н. Колоколов рассматривал тему широко, анализируя  стихи военной тематики поэтов Н. Агнивцева, В. Брюсова, С. Городецкого и других, то Сергей Есенин  в своем обзоре ограничился только  произведениями русских поэтесс.  С. Есенин  считал, что  во время  войны нужны поэтессы, которые как  Жанна д Арк   воспевают подвиги воинов, но и необходимы поэтессы, продолжающие традиции Ярославны оплакивать потери и горе во время войны.  Эти наблюдения и выводы молодого Есенина находили поддержку у  сокурсников по Университету Шанявского. «Самой жгучей  темой тогдашней  журнальной литературы была война с Германией, - вспоминал  Д.Н. Семеновский. – В одном еженедельнике или двухнедельнике мы нашли  статью Есенина о горе обездоленных  войной русских женщин, о Ярославнах, тоскующих по своим милым, ушедшим на фронт. Помнится, статья, построенная на выдержках из писем, так и называлась: «Ярославны». Кроме нее в номере были есенинские стихи «Грянул гром, чашка неба расколота…», впоследствии вошедшая в поэму «Русь», тоже проникнутую сочувствием  к солдатским матерям, женам и невестам» ( 4,  с.153).

            В конце третьего семестра  занятий в Университете Шанявского у Сергея Есенина резко меняются планы. Он принимает решение  выехать в Петроград, так как творческие возможности в Москве не находили нужной подпитки. В конце 1914 года С. Есенин вступает в действительные члены Суриковского литературно-музыкального кружка, где его уже  в  начале 1915 года  избирают секретарем журнала  «Друг народа». В редколлегии    проявил  принципиальный подход к отбору стихов  для публикации,  возражая против слабых произведений. Его не поддержали, пришлось написать заявление о выходе из редколлегии и  из Суриковского кружка.

            Вскоре С. Есенин   прекращает посещать занятия в Университете Шанявского. Он решает  покинуть Москву. Пытается объяснить друзьям: «Нет! Здесь в Москве ничего не добьешься. Надо ехать в Петроград. Ну что! Все письма со стихами возвращают. Ничего не печатают. Нет, надо самому… Под лежачий камень  вода не течет. Славу надо брать за рога. (…) Поеду в Петроград, пойду к Блоку. Он меня поймет…» (13). После недолгих сборов 8 марта 1915 года он  выезжает из Москвы. На следующий день,  9 марта,  встречается  в Петрограде с А. Блоком, который, выслушав стихотворения С. Есенина, дал ему рекомендательные письма, практически открывшие ему  ворота в мир большой поэзии. Через короткое время в столице России заговорят о необыкновенном, чудесном  молодом поэте, самородке из народа, порой  и не предполагая, что Сергей Есенин получил  неплохую филологическую подготовку в стенах Народного Университета имени Шанявского.

            С. Есенин мечтал возвратиться в родной университет, чтобы продолжить  обучение и получить диплом о высшем образовании. В августе 1915 года он писал Д.В. Философову, что очень бы хотел получить свой гонорар  за публикацию «Миколая Угодника». В своей просьбе  прямо указывал,  для чего нужны ему деньги: «Может быть выговорите мне прислать деньжонок к сентябрю. Я был бы очень Вам благодарен. Проездом я бы уплатил немного в университет Шанявского, в котором думаю серьезно заниматься. Лето я  шибко подготовлялся» (VI,74).   Мечта  эта  не осуществилась. Возможно, что деньги С. Есенин и получил, но в Москву он возвратился только  в марте 1918 года.

 

Примечания:

 

            1. В статье в скобках указывается том и стр. Полного собрания сочинений Сергея Есенина в семи томах. М.,1995 - 2001

            2. С. Шноль. «Нам нужно как можно больше умных, образованных людей…» - «Знание – сила», М., 1993, № 3,        с. 115.

            3. Московский городской народный университет имени А.Л.Шанявского. М., 1914, с.17.

            4. Д.Н. Семеновский. Есенин. – С.А. Есенин в воспоминаниях современников. Том 1. М., 1986, с.151.

            5. А.Р. Изряднова. Воспоминания. – С.А. Есенин в воспоминаниях современников. М., 1986. Т.1, с.144.

            6.    Наталья Есенина. В Семье родной. Новые материалы о Сергее Есенине. М., 2001, с.20.

            7.  Н. Чистяков.  Королева у плетня. Орехово-Зуево, 1996, с.76-77.

            8. Б.А. Сорокин. В Университете Шанявского. - Воспоминания о Сергее Есенине. М.,1975, с.124-125.

            9. Н.А. Сардановский. На заре туманной юности.- С.А.Есенин в воспоминаниях современников. Том 1. М., 1986, с. 133.

            10. Есенин академический: Актуальные проблемы научного издания. Есенинский сборник. Выпуск 2. М.  1995, с. 221.

            11. Е. Наумов. Сергей Есенин. Личность. Творчество. Эпоха. Л., 1973, с. 84-85 

            12.С.А. Толстая-Есенина. Отдельные записи. -      С.А. Есенин в воспоминаниях современников. Том 2. М., 1986,      с. 260.

            13. Н.Н. Ливкин. В «Млечном пути». –С.А. Есенин        в воспоминаниях современников. Т. 1. М.,1986, с. 164.    

                                                                 

Малоизвестные

материалы о поэте

 

 

           Федор Раскольников

 

        СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

 

            В бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС находятся три общие тетради  революционера, дипломата, литератора Федор Федоровича. Раскольникова (1892 – 1939) с воспоминаниями, написанными в 1938 году, после того как он решил не возвращаться в Советский Союз.  Это историко-литературные записки (среди них и предлагаемый ниже очерк о Есенине) не заключают в себе ни политических выпадов против тогдашней советской системы, ни опасных для нее «тайн».  Почему же в таком случае тетради Раскольникова  оказались  в самом потаенном архиве страны?

            В 1964 году, когда Федор Федорович был реабилитирован посмертно, его вдова  Канивез-Раскольникова с дочерью  впервые приехали в Москву. Муза Васильевна передала безвозмездно архив мужа в ЦГАЛИ. А далее было так. Ознакомившись с только что  обретенными бумагами бывшего «врага народа», писательское руководство обнаруживает в них нечто такое, что, по их мнению, должно храниться не в  фондах  сравнительно доступного ЦГАЛИ, а подальше от досужих глаз. Из архива Раскольникова спешно изымаются  отпечатанные на машинке «Открытое письмо вождю», статья «Как меня сделали врагом народа», вполне безопасные те  самые три тетради и ряд других документов.        А затем все изъятое по инициативе секретаря Союза   писателей К. Федина отсылается … Н. С. Хрущеву: «Учитывая особый характер этих документов и их несомненно политическое значение, - с верноподданнической опаской докладывает Федин Никите Сергеевичу 12 сентября 1964 г., - я при этом пересылаю их в Ваше распоряжение»…

               Судьба подаренного литнаследия была решена на много  лет вперед. И лежало бы оно невостребованным вплоть до августовских событий, если бы Муза Васильевна предусмотрительно не оставила при себе копии многих документов (в том числе и тетрадных записок). Они-то вместе с материалами, не изъятыми в свое время из ЦГАЛ бдительными писателями, и послужили основой сначала для газетных публикаций, а затем и для книги «Ф. Раскольников. О времени и о себе», изданной в 1989 году. Очерк о Есенине остался по каким-то причинам до сих пор неопубликованным. Незначительные сокращения в тексте публикации помечены скобками ( …).               

(Публикацию подготовил Ю. Мурин).         

 

            В  первую зиму после Октябрьской революции, в доме армии и флота, что на углу Кирочной и Литейного, состоялся обычный в ту пору митинг на тему: «Казачество и советская власть». Митинг был созван казачьей секцией Петроградского Совета. Огромный нетопленный зал был набит казаками с красными лампасами на синих шароварах и в высоких папахах набекрень, из-под которых выбивались на лоб густые и длинные чубы.

            После  моего доклада председатель объявил:

            - Слово имеет товарищ  Рюрик Ивнев. (1).

            Хромая и опираясь на палочку, узкоплечий оратор вышел на авансцену и, щурясь от света  ослепительных лампочек рампы, очень тонким, почти визгливым голосом нараспев прокричал несколько слов о  казаках и революции. В то время как его правая рука  опиралась на палку, левая оживленно размахивала лорнетом.

             Когда митинг кончился, Рюрик Ивнев подошел ко мне и, махая изящно  сложенным лорнетом, приятно картавя, с томной манерностью предложил поехать  к Сергею Есенину.

            - Он живет недалеко отсюда. К тому же под Вами  ходит машина,- с улыбкой добавил он.

           Сергея Есенина я знал как поэта. Но мне было некогда, я торопился куда-то на другой митинг и с вежливой благодарностью  отклонил приглашение Ивнева (2).

            Прошло два года. Однажды зимой, во время приезда с фронта, я зашел в книжную лавку имажинистов.  В запыленной витрине были расположены роскошные издания, толстые книги по истории искусства, «Леонардо де Винчи» Волынского и стихи.

           За длинным прилавком холодной и сумрачной лавки  Есенин  и Мариенгоф (3) от безделья развлекались  странной игрой: они бросали в воздух бумажки, на которых были написаны какие-то слова, ловили и читали вслух надписи на пойманных клочках бумаги (…).

            Есенин подбрасывал и ловил имена существительные, а долговязый Мариенгоф глаголы. Когда попадались смешные словосочетания, они оба дружно и заразительно хохотали. Я прервал игру и попросил нужную мне книгу. Похлопывая руками в толстых шерстяных варежках, Есенин запросил дорогую цену. Не торгуясь, я расплатился и вышел из темноты лавки на свежий морозный воздух Москвы.         

            Я познакомился с Есениным в мае 1921 года, в Ташкенте (4) на базарной площади в знойный солнечный день. Прислоняясь  к выбеленной известкой глинобитной стене, Есенин в новеньком сером костюме скромно сидел  в базарной чайхане и с огромным аппетитом  ел дымящийся плов с бараниной, запивая  зеленым чаем  из широкой, как маленькая миска, пиалы. В его глазах сияла безоблачная лазурь знойного ташкентского неба. Здороваясь, он привстал  с вежливостью благовоспитанного пай-мальчика, очень приветливо улыбнулся и с интересом стал расспрашивать об Афганистане, куда я ехал. Мне сразу понравились ясные, голубые лучистые глаза Есенина, желтые волосы цвета спелой соломы, скромная сдержанность и пытливая любознательность ко всем проявлениям жизни.

          В начале 1924 года,  в наркоминдельский  особняк на Штатном переулке, где я тогда жил, шумно и порывисто, как ветер, влетел Рюрик Ивнев и, не снимая пальто с меховым воротником, вытащил из бокового кармана сложенную вдвое тонкую тетрадку выстуканных на машинке стихов. Это был цикл новых стихотворений Есенина – «Москва кабацкая». Рюрик Ивнев рассказал, что Есенин допился до зеленого змия и помещен друзьями в санаторий.

           - Он близок к самоубийству, - с болью добавил Ивнев (…).

            В том же 1924 году я встретился с Есениным на Воздвиженке, в квартире Вардина (5), где он одно время жил и писал «Песнь о великом походе». Приходя домой, Вардин снимал пиджак и вешал его на спинку стула. Однажды Есенин из озорства пропил деньги, лежавшие в пиджаке гостеприимного хозяина.

            С серьезной теплотой ухаживала за Есениным, как за ребенком, Анна Абрамовна Берзина (6), часто бывавшая у Вардина. Есенин с благодарностью глядел на нее: он так ценил внимание и ласку.

            По вечерам, за бутылкой красного «Напареули» Есенин по просьбе хозяина и гостей читал новые стихи. Он декламировал всегда  сидя, без театральной аффектации, тихо, с грустью и задушевностью, свойственными ритму и содержанию его стихов. Когда его хвалили, он искренне улыбался широкой, детской улыбкой и со смущением встряхивал густой копной вьющихся желтых кудрей.

             Ясные голубые глаза сияли от радости. Несмотря на славу, Есенин был падок на комплименты. Он особенно дорожил похвалой тех людей, к мнению которых прислушивался (…).

            В конце 1924 года, когда я в первый раз был назначен в редакцию «Красной нови» (7), мне постоянно приходилось спорить с моим редактором А.К. Воронским (8).  Он надсмехался над стихами Есенина.

            - Вот почему, «задрав штаны, бегу за комсомолом» и «Давай, Сергей, за Маркса лучше сядем»?.. Вы подумайте, Сергей Есенин и Маркс… Ну что может быть между ними общего.

           Я горячо защищал Есенина (…).

           Последний раз я видел Есенина поздней ночью, на углу Тверской и Малого Гнездниковского переулка. Я возвращался с какой-то вечеринки. Моей попутчицей была Анна Абрамовна Берзина. Вдруг из кабака вышел «проветриться» Сергей Есенин. Он был без шапки. Сильно пьяный, он говорил, захлебываясь словами, плаксивым голосом обиженного ребенка. Он жаловался на травлю критики, обвиняющей его в упадничестве, на резкие нападки журнала «На посту» (9).

            Я стал уверять, что его ценят, как поэта, и, критикуя, хотят помочь ему уверенно перейти к бодрой лирике, мотивы которой уже звучат в некоторых его стихах. В частности, я упомянул о прекрасном отношении к нему редактора «На посту» Вардина.

            - Вардин – хороший человек! – сказал Есенин. – Но, знаете, мне так тяжело, что другой раз приходит в голову мысль взять  и покончить с собой самоубийством, чтобы хоть этим обратить внимание  на тяжелое положение литературы.

            Мы стали его успокаивать. Берзина, взволнованная его состоянием, осталась с ним.

            Через некоторое время, в гостинице «Англетер», в Ленинграде он повесился лицом к окну, за которым  грозно синела зимняя ночь и блестел в звездном небе огромный, золотой купол Исаакиевского собора.

            В день похорон, в Троицких воротах Кремля, у будки дежурного красноармейца, проверявшего пропуска, я встретил Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича (10). Скрипя по снегу новыми калошами, раскрасневшийся от мороза Бонч взволнованно сказал мне:

            - Иду на похороны Есенина. Ведь это величайший поэт со времен Пушкина (…).

            Вскоре после самоубийства Есенина Мариенгоф написал воспоминания о нем: «Роман без вранья». Ленинградское отделение Госиздата попросило меня написать предисловие. Я прочел рукопись, но от предисловия отказался. Мне показалось, что это не «Роман без вранья», а вранье без романа.

                     

Примечания:

 

            1. Рюрик Ивнев (1891 -1981) – поэт, прозаик, переводчик.

            2. См. предлагаемую ниже  статью Р. Ивнева  о якобы состоявшейся встрече Есенина и Раскольникова в Петрограде  почти в это же  время.

            3.Анатолий Мариенгоф  (1897 -1962) – поэт, один из основателей и теоретиков имажинизма.

            4. Ф. Раскольников направлялся в Афганистан как полномочный представитель России. В это же время Сергей Есенин приезжал в Ташкент на несколько дней для выступлений  на литературных вечерах.

            5. Илларион Вардин (1890 – 1943) – литературный критик, деятель  РАППа.

            6. Анна Берзинь (1897 – 1961) -  знакомая С. Есенина.

            7. Журнал «Красная Новь» - первый советский литературно-художественный и научно-публицистический  журнал, издавался в Москве в 1921 – 1942 гг.

            8. Александр Воронский (1884 – 1943) – литературный критик, прозаик, журналист, в те годы редактор журналов  «Красная Новь» и «Прожектор».

            9. Журнал «На посту»  в 30-х – начале 30-х гг., – орган Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП).

            10. Владимир Бонч-Бруевич (1873 – 1955) – советский государственный и партийный деятель. («Журналист». М., 1993, № 2, с. 48 – 49).

 

 

        Рюрик Ивнев

 

            ЕСЕНИН  и  РАСКОЛЬНИКОВ

          (Неопубликованные воспоминания из архива поэта)

 

            Гостиница «Люкс» на Тверской  Около восьми часов вечера мы подошли к одному из номеров четвертого этажа. Постучали. Ответа не последовало…

            -Разве так стучат! – воскликнул Сергей.

            - Иначе не умею! – Я рассердился. – Не нравится, стучи сам.

            - Если я начну стучать – дверь треснет, - улыбнулся Есенин. – Ты мне скажи, как было дело? Он действительно хотел меня видеть?

            - Я уже десять раз говорю об этом: встретился он мне сегодня утром на Тверской и спрашивает: «правда, что вы близко знаете Есенина?» Я отвечаю: «Это мой друг». Он обрадовался, улыбнулся и сказал: «В таком случае у меня к вам большая просьба. Познакомьте меня с ним. Я так люблю его стихи. Хочется посмотреть, каков он. Приходите сегодня вечером часов восемь вместе с ним… А ты хочешь, чтобы я привел тебя в три часа и сказал: «Здравствуйте, мы пришли к вам обедать», - так, что ли?

            Есенин засмеялся.

            - Ну ладно, тогда постучу я. – И забарабанил так, что через минуты две дверь приоткрылась и показалась голова Федора Федоровича Раскольникова.

            Увидев меня, он догадался, что рядом Есенин, и широко распахнул дверь.

            - Простите меня, грешного. Задремал, а потом и заснул крепким сном.

            - А вот Сережа так громко стукнул в дверь, что вы проснулись. Знакомьтесь: это и есть тот знаменитый поэт, которого вы любите и которого просили представить перед очи свои.

            Раскольников обнял Сергея.

            - Так вот вы какой! Я вас таким и представлял. Именно таким. Разве чуть-чуть повыше.

            - Какой уж есть, не обессудьте, - шутливо проокал Есенин.

            - Ну располагайтесь в моих апартаментах. Других нет. С трудом нашел эту комнату. А вот и дары природы, которыми я в данный момент располагаю. – Он указал на яблоки. – Что касается напитков, то … могу предложить … абрикосовый сок.

            Раскольников, недавно «выпущенный» из Англии, где находился на дипломатической работе, был в ореоле романтической славы. .. Держался просто и естественно, очаровывал не только умом, но и обаятельной внешностью. С дружелюбием и доброжелательным любопытством всматривался в улыбающееся лицо  Сергея, который не мог скрыть удовольствия, что «сам» Раскольников заинтересован им и  восхищается его стихами. Мне было понятно, что  они так быстро нашли общий язык. Не было и тени стеснения, какое бывает при первом знакомстве. Через несколько минут все говорили, будто давно знали друг друга.

            Раскольников попросил Есенина прочесть новые стихи. Сергей не отказывался. Он поднялся с кресла, прошелся по комнате, чуть не задев ломберный столик, улыбнулся, отошел от него подальше и начал читать:

                        Свищет ветер под крутым забором,

                       Прячется в траву.

                       Знаю я, что  пьяницей и вором

                       Век свой проживу…

            Федор Федорович слушал внимательно. На его выразительном лице отражалось ничем не скрываемое восхищение.  Стихи были прекрасны.

           Мы начали пить абрикосовый сок. Раздался стук в дверь.  В комнату вошел молодой человек, словно сошедший с революционного плаката.

            - А… Щетинин! – воскликнул радостно Раскольников. – Заходи, заходи! Знакомься – поэты  Сергей Есенин  и Рюрик Ивнев, А это – фронтовой товарищ, неугомонный Санька Щетинин – гроза контрреволюционеров и бандитов, да и сам в душе бандит, - засмеялся Раскольников. – Только бандит в хорошем смысле слова.

           Щетинин подошел к столу, взял бутылку с остатками абрикосового сока и вылил в полосатую чашку.  Затем медленно опустил руку в карман шаровар и извлек большую бутыль водки…

            Я поежился. Мне показалось, что сейчас начнется попойка, а у меня врожденное отвращение к алкоголю.  Но вопреки опасению все получилось иначе. Начало было угрожающим, но Щетинин приготовил стол, деловито и аккуратно подобрал из разнокалиберной посуды все необходимое.  Я был изумлен:  пиршество ограничилось тем, что Раскольников осушил четверть стакана с гримасой, которую никак нельзя назвать поощрительной.  Есенин выпил без особого энтузиазма полстакана, виновник торжества – один стакан с удовольствием, но без бахвальства и понукания других следовать его примеру.

            Вновь попросил прочесть стихи. Щетинин добродушно признался, что  ни черта  в них не понимает.

            - Вот песни – это другое дело. Орешь и сам не знаешь, что орешь, но получается весело…

           - Но все-таки, - приставал к нему Есенин, - что-нибудь  ты понимаешь, не деревянный. Что за поклеп на себя возводишь?

             Щетинин отшучивался.

             - Ну, пусть поклеп. Разорви меня бомба, если вру! Слова-то я понимаю и смысл, кажется, но вот хорошие стихи  или плохие, не знаю.  Абрикосовый сок от водки отличу сразу, а хороший стих от плохого – не могу…

             - Ну… запел, - засмеялся Есенин, - тебя бы с Клюевым познакомить – тоже клянется: я, дескать, стихов читать не умею, не то что писать…

             - Да вы артист, Сережа! – воскликнул Раскольников. – Точная копия Клюева. Я слышал недавно его в «Красном петухе».

             - Давайте выпьем! – предложил Щетинин, - однако не сделал ни малейшего движения в сторону принесенной бутылки.

             - Жаль, что вы вылили абрикосовый сок, - с напускным огорчением произнес я, обращаясь к Щетинину, - я бы с удовольствие выпил сейчас.

             - Сок можно заменить чаем, - улыбнулся Раскольников.

             - Нет-нет, не будем отнимать у вас столько времени, да и нельзя долго засиживаться. Утром я должен отнести в «Известия» стихотворение. А оно еще того … не допеклось, -  сказал Есенин.

           - Сережа, ты возводишь на себя поклеп, - улыбнулся я.

           - Нет, серьезно, - ответил Есенин. В глазах его светились искорки смеха. – Понимаешь, как получилось: я даже не успел написать, как зашел заместитель редактора. «Прочти, говорит, да прочти!» Я и прочел. А он: «Принеси к нам, да поскорей. Больно  к моменту!»

           - Отпускаю с условием, - сказал Раскольников, - что  вы будете заходить ко мне часто .Чем чаще,  тем лучше. Ведь я здесь временный гость. Скоро меня направят по назначению. И стихи приносите. И книжечку, если она сохранилась. Хоть одну раздобудьте, чтобы я взял ее на фронт.

                                                        

Публикация И. Леонтьева.

                                      («Учительская газета». М., 1991,  №  9)

 

 

 

    Б.В. Стырикович

                  

    СЕРГЕЙ  ЕСЕНИН

     И ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ

       (Быль и легенда)

 

           Волею судеб великий русский поэт Сергей Есенин в 1916  году неоднократно встречался с членами царской семьи.

           Первая встреча состоялась с Великой Княгиней Елизаветой Федоровной, родной сестрой Императрицы, в начале января (по мнению литературоведа С.И. Субботина, между 7-10 января) в патронируемом ею лазарете для раненых при Марфо-Мариинской общине в Москве, где С. Есенин совместно с поэтом Н. Клюевым в стилизованной русской одежде читал свои стихи-сказания. Вот что, в частности, свидетельствует об этом купец Н.Т. Стулов в своем письме полковнику, штаб-офицеру для особых поручений при дворцовом коменданте, ктитору Федоровского Государственного собора в Царском Селе Д.Н. Ломану: «По их словам (Есенина и Клюева – Б.С.), они очень понравились Великой Княгине, и она долго расспрашивала об их прошлом, заставляя объяснять смысл их сказаний».

           Н.В. Есенина, дочь старшей из сестер  поэта Екатерины, в своей книге «В семье родной» (М., 2001)  пишет, что этот вечер поэтов состоялся 11 января.  Великая Княгиня пожаловала С. Есенину за этот вечер Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна с овальной печаткой на обложке «Благословение Великой Княгини Елизаветы Федоровны» и серебряный образок с изображением иконы Покрова Пресвятой Богородицы и святых Марфы и Марии. В настоящее время они хранятся у Н.В. Есениной.

           12 января  поэты выступали непосредственно в доме Великой Княгини в новых, типа боярских, костюмах, пошитых в мастерской Н.Т. Стулова по поручению полковника Д.Н. Ломана. Известный художник И.В. Нестеров, который был среди приглашенных на этот поэтический вечер, вспоминал, что «Великая Княгиня с обычной приветливостью принимала своих гостей». Нестеров  подписал Есенину и Клюеву открытку с репродукцией своей картины «Святая Русь».

           Позднее Н. Клюев вспоминал: «Гостил я в Москве, у царицыной сестры Елизаветы Федоровны. Там легче дышалось, и думы светлее были. Нестеров – мой любимый художник, Васнецов на Ордынке у Княгини запросто собирались. Добрая Елизавета Федоровна и простая спросила меня про мать мою, как ее звали и любила ли она мои песни. От утонченных писателей я до сих пор вопросов таких не слышал» («Север», 1992, № 6).

           Справедливо заметил С.И. Субботин в одной из своих статей, что «выступления Есенина и Клюева перед Великой Княгиней были организованы при ближайшем участии    Д.Н. Ломана». Последний в то время  был назначен главным уполномоченным по полевому Царскосельскому военно-санитарному поезду № 143 Ея  Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны и начальником лазарета № 17 Великих Княжон Марии и Анастасии, где с 20 апреля 1916 года по 20 марта 1917 года проходил военную службу санитаром Сергей Есенин.

            Большое участие в определении судьбы поэта  во время  армейской службы С. Есенина приняли журналист  И. Мурашов, поэты Н. Клюев и С. Городецкий, артист        В. Сладкопевцев, числящийся в штате военно-санитарного поезда, и даже Григорий Распутин, сын которого служил в этом же поезде.

           В архиве Александровского дворца сохранилась расписка Г. Распутина, обнаруженная искусствоведом  А. Кучумовым: «Милой, дорогой, присылаю тебе двух парашков. Будь отцом родным, обогрей. Ребята славные, особливо этот белобрысый. Ей богу, он далеко пойдет». Записка не датирована. Она скорее всего адресована полковнику Д.Н. Ломану, с которым Григорий Распутин был знаком, и речь в ней идет о Есенине («белобрысый») и Клюеве. Наиболее вероятно, что поездка двух поэтов с запиской Г. Распутина в Царское Село состоялась осенью 1915 года. Полковник    Д.Н. Ломан  мог непосредственно обратиться к Императрице, и ему легко было добиться Высочайшего соизволения о зачислении С. Есенина санитаром поезда № 143. Верно заметил литературовед П.Ф. Юшин в письме от 15  апреля 1964 года крестнику Императрицы Ю.Д. Ломану, сыну полковника Д.Н. Ломана, что благодаря последнему   «…Есенин не стал кормить вшей в окопах, где поэта легко могла уложить насмерть шальная пуля». Во время почти целого года службы С. Есенин только дважды выезжал с санитарным поездом к линии фронта за ранеными.

           Литератор С.П. Постников в «Некоторых добавлениях к воспоминаниям о С.Есенине», написанных в 1962 году, считает, что в определении поэта на военную службу в госпиталь в Царском Селе большую роль сыграла В.И.Гедройц, которая была старшим ординатором Царскосельского и Павловского госпиталей, придворным хирургом.  Вера Ивановна Гедройц печатала стихи и прозу под псевдонимом Сергей Гедройц, позаимствовав имя умершего брата. О дневниках «молодой княжны Гедройц, в которых она записывала свои беседы с императрицей Александрой Федоровной», упоминает мемуарист А.З. Штейнберг. В.И. Гедройц  в то время почти каждое воскресенье бывала у жившего в Царском Селе литературного критика и публициста Р.В. Иванова-Разумника и под его аккомпанемент на рояле играла на скрипке.  По мнению Л.Ф. Карохина, С. Есенин познакомился с  Р.В. Ивановым-Разумником, вероятно, в октябре-ноябре 1915 года и с тех пор поддерживал с ним дружеские отношения. Был знаком С. Есенин и с В.И. Гедройц. В ее стихотворении «Сергею Есенину», написанном 30 декабря 1925 года, на следующий день после траурной церемонии прощания с поэтом в Ленинградском отделении Союза писателей, на котором она присутствовала, говорится, в частности, об ее встрече с Сергеем Есениным на квартире у Иванова-Разумника. Нам кажется вполне вероятной версия об участии В.И. Гедройц в военной судьбе Есенина, но документальных свидетельств этому, как считает  есениновед   В.А. Вдовин, до сих пор не выявлено.

           Полковник  Д.Н. Ломан прекрасно понимал необходимость иметь у себя на службе такого поэта как С. Есенин, творчество которого  в то время  было нейтрально к политике. Поэтические позиции поэта к тому же во многом были  близки к идеалам «Общества возрождения художественной Руси», чья деятельность с осени 1915 года развернулась в Федоровском соборе Царского Села, а одним из самых активных его организаторов был Ломан.

            Во время службы в армии в Царском Селе Сергей Есенин встречался в Александровском дворце, который был с 1905 года резиденцией Императора Николая II, с вдовствующей Императрицей Марией Федоровной. Вот что пишет по этому поводу  В.А. Вдовин, изучавший в архивах материалы о С. Есенине:

            «В воспоминаниях Л.О. Повицкого (литератор, друг С.Есенина – Б.С.) содержится рассказ о чтении поэтом стихов для матери Николая II, вдовствующей Императрице Марии Федоровне. Императрица, прослушав стихи, похвалила их и сказала Есенину, что он настоящий русский поэт, заметив при этом: «Я возлагаю на Вас большие надежды. Вы знаете, что делается у нас в стране. Крамольники, внутренние враги подняли голову и сеют смуту в народе. Вот в такое время патриотические верноподданнические стихи были бы очень полезны. Я жду от Вас таких стихов, и мой сын был бы очень рад. И я прошу Вас об этом серьезно подумать…».

         -Матушка, - возразил ей Есенин, - да я пишу только про коров, еще про овец и лошадей. О людях я не умею писать.

          Императрица недоверчиво покачала головой, но отпустила его с миром…».

         На прощанье  вдовствующая Императрица Мария Федоровна подарила Сергею Есенину икону Святого Сергия Радонежского, которая хранится в фондах мемориального музея-заповедника в селе Константиново Рязанской области.

            «Великая княгиня  Елизавета Федоровна,- вспоминала Е.А. Есенина, - в день его (С. Есенина – Б.С.) рождения подарила ему  серебряную икону с изображением преподобного отца Сергия, крест серебряный  и маленькое евангелие», которые  «Сергей передал отцу».

       Имел  возможность  С. Есенин лицезреть и  вдовствующую Императрицу 9 июня 1916 года, когда она  посетила санитарный поезд в Киеве на обратном пути его поездки к линии фронта и «удостоила милостивой беседой раненых  г.г. офицеров и нижних чинов».

       22 июня 1916 года в офицерском лазарете № 17  состоялся концерт в честь тезоименитства  вдовствующей Императрицы Марии Федоровны и Великой Княжны Марии Николаевны. На концерте, как считает большинство мемуаристов, присутствовала Императрица Александра Федоровна с дочерьми. Вели концерт Сергей Есенин и Владимир Сладкопевцев. В концерте принимал участие знаменитый оркестр балалаечников под управлением Василия Андреева.  Есенин  одет был в голубую рубаху, плисовые шаровары и желтые сапоги. Он читал приветствие, а затем стихотворение, озаглавленное «Царевнам» (в дальнейшем заглавие было снято), оригинал которого был обнаружен в тридцатых годах сотрудником детскосельских дворцов-музеев А.И. Иконниковым в архиве Александровского дворца.

       Стихотворение было написано чуть ли не золотом, славянской вязью на листе плотной бумаги, по периметру  которого художником  Гореловым  акварелью выполнен  орнамент  в стиле конца ХУП века. Лист был помещен в папку, обложенную великолепной золотой парчой.  Вот  полный текст  стихотворения с листа, записанный А.И. Иконниковым (во время войны лист был утерян):

                В багровом зареве закат шипуч и пенен,

                Березки белые горят в своих вещах,

                Приветствует мой стих младых Царевен

                И кротость юную в их ласковых сердцах

                            Где тени бледные и горестные муки,

                            Они тому, кто шел страдать за нас,

                            Протягивают Царственные руки,

                            Благословляя их к грядущей жизни час.

                 На ложе белом, в ярком блеске света,

                 Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…

                 И вздрагивают стены лазарета

                 От жалости, что им сжимает грудь.

                               Все ближе тянет их рукой неодолимой

                               Туда, где скорбь кладет печать на лбу.

                               О, помолись, святая Магдалина,

                               За их  судьбу.

                                             19-22.VII.1916     С. Есенин

            Можно только удивляться прозорливым предвидением Сергея Есенина трагической гибели «младших царевен», за которых он просил помолиться «святую Магдалину» (22 июля  -  день памяти святой равноапостольной Марии Магдалины). Невольно приходят на память слова Анны Ахматовой:

                      Но в мире нет власти грозней и страшней,

                      Чем вещее слово поэта.

            После прочтения стихотворения С. Есенин, по всей вероятности, преподнес его Великой Княгине Марии Николаевне. Есть предположение, что в ответ она сняла с пальца золотой перстень и отдала его поэту. И действительно, у Сергея Есенина хранилось кольцо, отлитое из червонного золота, в ажурную оправу которого вкраплен изумруд, а на месте пробы выбита золотая корона. Это кольцо С. Есенин подарил своей двоюродной сестре Марии Ивановне Конотоповой-Кверденевой в день ее свадьбы в Константиново.

            После концерта, который понравился Императрице и ее дочерям, С.Есенин и   другие ведущие артисты были представлены Александре Федоровне и Великим Княжнам.  Сергей Есенин преподнес Императрице  первый сборник своих стихов «Радуница», выполненный в черно-белую набойку, который, к сожалению, не сохранился. Вероятно, на книге была дарственная надпись.  Есениновед Ю.Б. Юшкин восстановил  условно-реконструированный текст дарственной надписи в стиле  инскриптов,  написанных поэтом в то время на  книге  «Радуница»  другим лицам:

            «Ея Императорскому Величеству Богохранимой царице-матушке  Александре Федоровне от бояшника  соломенных суемов славомолитвенного раба рязанца Сергея Есенина».

            Вероятнее всего, что именно об этом концерте С.Есенин писал в автобиографии 1923 года: «По просьбе Ломана однажды читал стихи Императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные, Я ответил ей, что такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч.».

            Разговор о «грустной России» произошел потому, что С. Есенин читал и маленькую поэму «Русь», где есть такие строфы:

                          Потонула деревня в ухабинах,

                          Заслонили избенки леса.

                          Только видно на кочках и впадинах,

                          Как синеют кругом небеса.

                           Воют в сумерки долгие, зимние,

                           Волки грозные с тощих полей.

                           По дворам в погорающем инее

                           Над застрехами храп лошадей.

                           ………………………………….

                           Запугала нас сила нечистая,

                           Что ни прорубь – везде колдуны.

                           В  злую заморозь в сумерки мглистые

                           На березах висят  галуны.

            Как отмечают Ст. Ю. и С.С. Куняевы  в книге «Жизнь Есенина» (М., 2001 г.),  «…выбор чтения был очень удачен…».  «Понакаркали черные вороны» войну, и вот уже собираются ополченцы…»

                             По селу до высокой околицы

                             Провожал их огулом народ…

                             Вот где, Русь, твои добрые молодцы,

                             Вся опора в годину невзгод.

            Нет в этом стихотворении прямого «ура-патриотизма», но нет и социал-демократического пацифизма, нет и проклятий «империалистической бойне».

            Позднее полковник  Д.Н. Ломан  выхлопотал подарки для ведущих артистов концерта. В частности,  Сергею Есенину  в самом начале ноября 1916 года  были «Высочайше пожалованы»  золотые часы с государственным гербом и золотой цепочкой, которые были пересланы  Д.Н. Ломану «для доставки по назначению». Но к поэту они не попали. После Февральской революции  и ареста полковника Д.Н. Ломана в марте 1917 года, при обыске на его квартире в сейфе были обнаружены золотые часы с гербом фирмы «Павел Буре» за номером 451560, пожалованные С. Есенину.  Н.В. Есенина пишет, что поэт оставил часы у Ломана на сохранение. Представители Временного правительства даже пытались вручить поэту подарок Императрицы, но. якобы, не нашли его. В докладной записке было сказано: «Вернуть их (часы – Б.С.) не представилось возможным за необнаружением местожительства Есенина». Следует отметить, что поэт с конца мая по середину августа выезжал из Петрограда в Константиново, а затем, совместно с поэтом А.А. Ганиным и З.Н. Райх, на север России (Вологда, где венчался Есенин с Райх, Архангельск, Соловецкие острова, Мурманское побережье). В дальнейшем след есенинских часов затерялся. Во второй половине 1918 года полковник Д.Н. Ломан был расстрелян большевиками.

            Вероятно, летом 1918 года состоялся Высочайший смотр санитарной колонны перед отправкой ее на фронт на площади Царскосельского Екатерининского дворца. Проводила его Императрица Александра Федоровна, одетая в форму сестры милосердия, в сопровождении Великих Княжон. На следующий день санитары, в том числе и Сергей Есенин, выстроились в коридоре  Александровского дворца, и Императрица вручила им маленькие нательные образа.

            Бывал С. Есенин и на богослужениях в Федоровском соборе, когда там молилась царская семья, на что, естественно, нужно было специальное разрешение. Документально засвидетельствовано, что поэт на подобных богослужениях был 22 и 23 октября, 31 декабря 1916 года, 2,5 и 6 января 1917 года.

            Любопытный эпизод содержится в воспоминаниях поэтессы и близкого друга Есенина Надежды Вольпин, у которой от поэта родился сын Александр, ныне живущий в Америке. Речь идет о встрече поэта с младшей дочерью Николая II Великой Княжной Анастасией. Вот что она пишет:

         «Слушаю рассказ Сергея о том,  как он, молодой поэт, сидит на задворках дворца. (Зимнего? Царскосельского? Назвал ли он? Не припомню)  (вероятнее всего речь идет об Александровском дворце – Б.С.)  на «черной лестнице» с Настенькой Романовой, царевной! Читает ей стихи. Целуются, потом паренек признается, что отчаянно проголодался. И царевна «сбегала на кухню», раздобыла горшочек сметаны («а вторую-то ложку попросить побоялась»), и вот они едят эту сметану одной ложкой поочередно!»

            Интересен комментарий Надежды Вольпин к этому рассказу Сергея Есенина (добавим, что разговор происходил, вероятнее всего, в 1920 году):

            «Выдумка? Если и выдумка, в сознании поэта она давно обратилась в действительность, в правду мечты. И мечте не помешало, что в те годы Анастасии Романовой могло быть от силы пятнадцать лет. (Вольпин не ошиблась, но и  поэту, кстати, - двадцать один год, а  выглядел он  восемнадцатилетним.. – Б.С.). И не замутила идиллию память о дальнейшей судьбе дома Романовых. Я слушаю и верю. Я не умею просто сказать: «А не привираешь ли, мальчик?». Напротив, я  тут  же примериваюсь: Не царевна ли та твоя давняя подлинная любовь? Но уже тогда свершившееся в Свердловске не могло бы перекрыть кровавой тенью твой горшочек сметаны!»

            Занятно в этой истории и то, что, по многочисленным  легендам, публикациям и кинофильму, именно Анастасия Романова не погибла в Екатеринбурге (Свердловске), а спаслась  и, якобы, долгие годы жила в Европе под именем Анны Андерсон.

            Однажды, вспоминала Е.А. Есенина, Сергей прислал в Константиново посылку из Питера, завернутую в головной платок с царским гербом – двуглавым орлом. Как сказал он потом, этот платок подарила ему царевна в баню ходить, когда он служил в Царском Селе. Не Анастасия ли? Кроме того, он  рассказывал, что царевны дарили ему книги. Далее она пишет, что «из разговора с отцом,  помню, Сергей говорил: «Тоска, зеленая тоска там. Мы живем куда лучше: мы свободны всегда, а все эти высокопоставленные люди – бестолковые мученики».

            В связи с этим  интересны  воспоминания поэта Вс. Рождественского, впервые напечатанные в первом номере  журнала  «Звезда» в 1946 году:

            «Шел декабрь 1916 года (…). Он (Есенин – Б.С.) рассказал мне, что удалось устроиться в дворцовом госпитале Царского Села. Место неплохое, - добавил он, - беспокойства только много (…).  И пуще всего донимают царские дочери – чтоб им пусто было. Приедут с утра, и весь госпиталь вверх дном идет. Врачи с ног сбились. А они ходят по палатам, умиляются. Образки раздают, как орех с елки. Играют в солдатики, одним словом. Я и «немку» (Императрицу Александру Федоровну – Б.С.) два раза видел. Худая и злющая. Такой только попадись – рад не будешь. Доложил кто-то, что вот есть санитар Есенин, патриотические стихи пишет. Заинтересовались. Велели читать. Я читаю, а они вздыхают: «Ах, это все о народе, о великом нашем мученике-страдальце…». И платочек из сумочки вынимают. Такое меня зло взяло. Думаю: «Что вы об этом народе понимаете?»

            По этому поводу Ст. Ю.  и  С.С. Куняевы  в книге «Жизнь Есенина» пишут: «Даже если допустить, что слова Есенина в целом переданы Рождественским точно, все равно за ними  не стоит ничего, кроме некоторой выдумки и напускного раздражения. Все равно Есенин, написавший (да не написавший, а выдохнувший из души)  «не расстреливал несчастных по темницам» находится вместе с царевнами на светлом полюсе жизни,  а все расстрельщики – Бухарины, Юровские, Урицкие – на другом – там, где вечная тьма, вечный грех и вечное возмездие…». При этом следует учитывать нелюбовь большой части населения России к Императрице из-за ее национальности (война с немцами) и поклонения перед Распутиным»..

            Во время военной службы, во второй половине 1916 года, Сергей Есенин готовит к печати сборник стихотворений «Голубень», который он, предположительно, намеревался посвятить Императрице. Вот что писал по этому поводу в 1950 году поэт Георгий Иванов, эмигрировавший за границу в 1923 году:

            «Поздней осенью 1916 года вдруг распространился и потом подтвердился «чудовищный слух»: «Наш» Есенин, «душка-Есенин», «прелестный мальчик» Есенин представился Александре Федоровне в Царскосельском дворце, читал ей стихи, просил и получил от Императрицы разрешение посвятить  ей целый цикл в своей книге! (…) Книга Есенина «Голубень» вышла уже после февральской революции.  Посвящение Государыне Есенин успел снять. Некоторые букинисты в Петербурге и в Москве  сумели, однако, раздобыть несколько корректурных оттисков «Голубени» с роковым  «Благоговейно посвящаю…».

            В петроградском  книжном магазине Соловьева на Литейном такой экземпляр с пометой «чрезвычайно курьезно» значился в каталоге редких книг. Держал ее  в своих руках и поэт В.Ф. Ходосевич, эмигрировавший в 1922 году за границу. В очерке «Есенин» в 1926 году он писал:  «…летом 1918 года  один московский издатель, библиофил и любитель книжных редкостей, предлагал мне купить у него  или выменять раздобытый окольными путями корректурный оттиск второй есенинской книги «Голубень». Книга эта вышла уже после февральской революции , но в урезанном виде. Набиралась же она  еще в 1916 году,  и полная корректура содержала полный цикл стихов, посвященных императрице…».

            Оттиски  «Голубени»  с посвящением императрице пока не обнаружены.

            По мнению Георгия  Иванова, «не произойди революции, двери большинства издательств России, при том самых богатых и влиятельных, были бы для Есенина навсегда закрыты. Таких «преступлений», как монархические чувства, русскому писателю либеральная общественность не прощала. Есенин не мог этого не понимать и, очевидно, сознательно шел на разрыв. Каковы были планы и надежды, толкнувшие его на такой смелый шаг, неизвестно».

            Во время войны  монархические устои подтачивались со всех сторон. Либеральная интеллигенция мечтала о демократии. Монархическое «Общество возрождения художественной Руси» пыталось спасти монархию. И не случайно полковник  Д.Н. Ломан, после успешных встреч Н. Клюева и особенно С. Есенина с особами царствующего Дома обращается к поэтам с  просьбой написать сборник стихов, восхваляющих монархию. В ответ Н. Клюев от своего имени и от имени Сергея Есенина изложил причины, по которым они не решаются написать подобные стихи.  В письме-трактате «Бисер малый от уст мужицких» Н. Клюев писал Д.Н. Ломану:

            «На желание Ваше издать  книгу наших стихов, в которых были бы отражены близкие Вам настроения, запечатлены любимые Вами Федоровский собор, лик царя и аромат Храмины государевой, - я отвечу словами древней  рукописи: «Мужие  книжны, писцы, золотари заповеди и честь  с духовными приемлют от царей и архиереев и да посаждаются на седалищах и вечерях близ святителей с четными людьми». Так смотрела древняя церковь и власть на своих художников. В такой атмосфере складывалось как самое художество, так и отношение  к нему. Дайте нам эту атмосферу, и Вы узрите чудо. Пока же мы дышим воздухом задворок, то, разумеется, задворки и рисуем. Нельзя изображать то, о чем не имеешь  никакого представления. Говорить же о чем-либо священном вслепую мы считаем великим грехом, ибо знаем, что ничего из этого, окромя лжи и безобразия не выйдет».

            Вот так лукаво и ехидно Н. Клюев и С. Есенин отказались от предложения полковника Д.Н. Ломана.

            А вот как описывал  предложение написать оду в честь царя  в своем «Воспоминании о Есенине» в газете «Русский голос» (Нью-Йорк) в 1926 году  писатель и журналист А. Ветлугин, который сопровождал Есенина и Дункан в 1922 году в поездке по США в качестве секретаря. Он записал  разговор между С. Есениным и  генералом Путятиным, который с 1911 года был начальником царского дворцового управления:

            «Подошло 16 декабря 1916 года – именины царя.

            И здесь снова  предоставим  слово Есенину и возложим  всю ответственность за точность рассказа на Есенина:

            «Пришел князь Путятин и говорит: - Сережа… шестое не за горами…»

            - Шестое? Это про что?

            - Шестое -  именины царя.

            - Ну?...

            - Оду надо писать. Ждут во дворце…

            - Оду?

            Есенин ухмыльнулся.

            - Найдите кого-нибудь другого…

            Князь так и присел.

            - Да пойми ты, Сережа, необходимо… Во что бы то ни стало… Во дворце…

            - Во дворце вашем трупом пахнет, не стану я од писать…

            Через неделю Есенин был отослан на фронт, в дисциплинарный батальон…».

            Следует, конечно, иметь в виду, что этот  разговор  Есенина с Ветлугиным, видимо, состоялся в 1922 году, то есть после Октябрьского переворота, и, как отмечает Ветлугин, «Есенину была свойственна страсть к приукрашиванию». Здесь, конечно, больше поэтической фантазии.

            Необходимо сказать, что, по справедливому мнению Куняевых, поэт Н. Клюев и критик Р. Иванов-Разумник   удерживали Сергея Есенина  от «невыгодного», по их мнению,  дальнейшего сближения с царским Двором.  К их мнению С. Есенин прислушивался.

            Следует  еще раз остановиться на упомянутой выше автобиографии поэта, где он писал:

            «В 1916 году был призван на военную службу. При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта Императрицы, был представлен ко многим льготам (…). Революция застала меня на фронте, в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя…»

            К сказанному Есениным необходим комментарий и уточнения. Во-первых, Ломан никогда не был адъютантом Императрицы. Льготы же выразились в том, что С. Есенин имел возможность часто бывать в увольнении – ездить в командировку в Москву (для встречи с Клюевым), в Петербург и на родину, иметь свободное время для написания стихов. А уверения, что Февральская революция застала его на фронте в дисциплинарном батальоне, судя по имеющимся фактам, не соответствует действительности. Справедливости ради следует  отметить, что 21 августа 1916 года, в связи с несвоевременным возвращением из увольнения, С. Есенин был подвергнут дисциплинарному взысканию (арест) на 20 дней.

            Сергей Есенин 22-23 февраля 1917 года  получил направление в Могилев, где находилась ставка Николая II, в распоряжение командира 2 батальона Собственного Его Императорского Величества Сводного пехотного  полка полковника Андреева. Как предполагает в своих воспоминаниях сын полковника Ломана, отец направил поэта в Могилев, чтобы он мог увидеть царя в походной обстановке. Но Есенин в Могилев не поехал, и в феврале-марте находился в Петрограде в Царском Селе.  20 марта 1917 года Сергею Есенину был выдан последний документ, связанный с военной службой. В нем, в частности, говорится, что  «…возложенные на него обязанности… по 17 марта 1917 года исполнялись им честно  и добросовестно, и в настоящее время препятствий к поступлению в школу прапорщиков не встречается».

            Однако, в обстановке всеобщей раскрепощенности и свободы, С. Есенин уклонился от дальнейшей службы в армии Временного правительства.

            В 1966 году  в книге  П.Ф. Юшина «Поэзия Сергея Есенина 1910-1923 годов»  было высказано мнение, что «Есенин после Октябрьской революции вновь оказался в Царском Селе, когда там готовили монархический переворот верные царю слуги. 14 декабря (по старому стилю)  поэт принимает … клятвенное обещание на верность царю».

            Формально П.Ф. Юшин  был прав. Действительно на тексте присяги, хранящейся в архиве,  стоит дата «14 декабря 1917 года». Оппонентом выступил  В.А. Вдовин. В его  статье  «Документы следует анализировать» («Вопросы литературы», 1967, № 7) показано, что документ «Клятвенное обещание  на верность службе», которое П.Ф. Юшин  назвал «клятвенное обещание на верность царю», представляет собой обычную воинскую присягу, в дате которой допущена ошибка – вместо «января» записано «декабря». Это подтвердил и  Центральный государственный исторический архив, где находится документ, в статье «Восстанавливая истину» («Литературная Россия», 8 января 1971 года).

            В заключение статьи приходит мысль, что встречи Сергея Есенина с многими членами царской семьи (не случись Февральской революции, возможно, была бы и встреча с Николаем II в его ставке) не является чистой случайностью, Есенин – штучное изделие Господа Бога.

 

    

Венок поэту

 

Яник Ласко

ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

 

Я помню первый знак знакомства – знак зеленый.

То переплета цвет? А может, цвет строки?

Его зеленый мир… Хотелось непреклонно

Испить его простор, хлебнуть его тоски.

 

Эх, взять бы загулять в есенинском раздолье!

В живительной струе набраться свежих сил.

Его беспечный мир… Была же чаша боли

Наполнена по край. Ее он не допил.

 

Растратить не успел талант певца до капли.

Да разудалый нрав сполна не раздарил.

Его разгульный мир… Но посреди спектакля              

Вдруг занавес упал, от жизни отделил.

 

Ничтожно мал был срок, отпущенный для взлета.      

Но он сумел рвануть туда, где высь поет.

Его прекрасный мир разрушил кто-то.

Жестоко прерван был чарующий полет.

 

 

 

        В. Е. Воскресенский

ВОСПОМИНАНИЯ

О СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ

(Публикация и примечания С.И.Зинина)

          

            Заброшенный в глушь, оторванный  ударами судьбы и тяжелыми обстоятельствами  личной жизни от очагов общественности, я только случайно, из газет, узнал о трагической смерти Сергея Есенина. Да, Сережи. Пожалуй, я более чем кто-либо из его друзей, имею право называть его Сережей, а не официальным именем – Сергей Александрович – и не менее официальным – товарищ Есенин.

            С образом Сережи Есенина для меня связана недолгая, мимолетная, но яркая полоса моей жизни, когда я впервые встретился с ним, чистым физически и душевно восемнадцатилетним юношей  в корректорской И.Д. Сытина, на Воловой, в Замоскворечьи. Это было в 1913 году (2).

            Что представляла из себя тогда сытинская корректорская? Я скажу, конечно, только об ее персональном составе: это был сброд самых разнообразных типов, большею частью полузнаек, которых забросила туда жизнь в поисках интеллигентного, чистого труда. Но, во всяком случае, значительная часть этого состава – были так или иначе пострадавшие от жизни люди:  «огарки», по выражению Скитальца (3), богема – по общепринятой терминологии. Случайно попавший в эту среду Сережа Есенин исполнял скучные обязанности «считчика» у корректора Алексея Савича (фамилии не помню),  преждевременно состарившегося от жизненных передряг, но вполне порядочного человека, только нервно, а может быть, и психически не совсем уравновешенного.  И обстановка, и самая работа были трудные, тяжелые.

            Тем более ярко встает передо мной образ тогдашнего Сережи Есенина. Впрочем, тут может быть виновато и свойство вспоминать прошлое в радужном цвете, может быть виноваты и прекрасные дни того года… Чистый воздух, широко распахнутые окна корректорской, волны теплого света… И свежий, как сама весна, слегка кудрявый, красивый полуюноша, полумальчик, с восторженным взглядом смеющихся глаз, всегда бодрый и радостный Сережа Есенин. Если бы мне хотелось в нескольких словах охарактеризовать тогдашнего Сережу, я сказал бы лишь, что это была воплощенная жизнерадостность, непосредственность и ясность.  А ведь и тогда у него были какие-то семейные неурядицы, которые могли бы тяготить его, и о которых бы, хотя и редко, упоминал мне  Но разве тогда это могло что-нибудь значить?

            Особенно же вспоминаются мне наши «маевки», когда мы проводили ночи с субботы на воскресенье обыкновенно на берегу Москва-реки, неподалеку от села Коломенского, в небольшой, но тесно спаянной компании. Помню, как с предосторожностями – такое было время, - со скромными запасами провизии в узелках, парами отправлялись мы на условленное место из милой и гостеприимной квартиры знакомого рабочего – тов. Анисимова во 2-ом Павловском переулке, а потом, уже за пределами городской черты, объединялись в тесную группу. Самое наше совместное путешествие, особенно темною весеннею ночью, мимо усыпанных цветами яблочных садов, было полно прелести, веселья и смеха.  А эти прекрасные ночи у костров, когда мы до самого утра спокойно и непринужденно беседовали вне бдительного ока полиции…

            Едва ли я помню теперь всех участников этих маевок, но некоторых из них помню я хорошо.

            Товарища Юмакова, теперь, кажется, плотно обосновавшегося в Серпухове  и, должно быть, солидного человека, а тогда  –  молодого гравера  Даниловской мануфактуры, маленького, слабосильного, подвижного, коротко остриженного, большого поэта в душе и фантазера, прилежного посетителя Пречистенских  курсов, увлекающегося математикой, граммофоном  («Крики чайки белоснежной») и … спортивными состязаниями  (французская борьба).

            Тов. Королева, строгоновца, талантливого малого, красавца и атлета по природе, партнера по борьбе и вечного победителя «теоретика» Юмакова, а потом … потерявшего ногу во время войны  и безвременно угасшего.

            Тов. Савицкого, моего старого друга по Тверской Мануфактуре (ныне «Пролетарка»), сейчас юрисконсульта  Высоковной Мануфактуры, милейшего товарища, наивного в то время, отчаянного любителя природы, не дурака  выпить и мечтавшего тогда о женитьбе на невесте с «приданным» к нашему нескончаемому  веселию и смеху, потому что это выражалось в крайне неуклюжей безобидной и простодушной форме.

            Помню, наконец, незабвенного Савву Прохоровича Кордия, тоже корректора от Сытина, которого я уже давно потерял из  виду, одного из самых честных, прямых и благородных людей, которых я только когда-нибудь знал.

            Всегдашним горячим и непременным членом этих маевок был и Сережа Есенин, привносивший в них всю неисчерпаемую бодрость, веселость и жизнерадостность своей юности и своей любви к природе. Пусть этот уголок в его жизни не останется неосвещенным. Нельзя, по-моему, думать, чтобы он бесследно исчез в  тайниках его души.

            Эти маевки наши не были ни загородными митингами, ни стремлением уединиться для обсуждения определенных злободневных вопросов, и для дискуссий на «запрещенные»  темы. Они были просто проявлением неудержимого желания после недели тяжелого труда, на берегу древней Москва-реки, вдали от условностей, тисков, грязи и вони столичной жизни,  насладиться отдыхом среди природы, спокойно и свободно побеседовать в своей компании и о науке, и об искусстве вообще, и о поэзии в частности, и о политике – без предвзятых взглядов. Это  были совсем не «идейные», хоть и конспиративные до известной степени собрания. И беседы здесь велись чисто русские, «характерные», беспорядочные,  то с чтением отрывков из литературных новинок, то с декламацией, то просто по наитию, но во всяком случае с большой откровенностью,  горячностью, интересом и со взаимным уважением к каждому слову участника. Говорили обо всем, о чем хотелось и как хотелось, не стесняясь ни формой, ни содержанием. Если пелось – пели. Иногда возились, боролись, купались. Согревались же чаем, у костра. Нужно отметить только одно, что никогда наши разговоры не принимали сального, «клубничного» характера, столь присущего разговорам на «картес-де-плезир» (франц. – «увеселительная прогулка компанией», «развлечение, увеселение» - С.З.)  и пикниках тогдашней буржуазной молодежи. Женщин на наших маевках не бывало, но, я уверен, что будь и они, о флирте не думали бы…

            Сережа Есенин или таил про себя свои поэтические замыслы, или не имел еще их – я склонен допустить первое, - но он никогда не выступал на этих маевках со своими произведениями. Он наслаждался весенними и летними ночами, свободой, окружающим, и только.

            Позднее, уже осенью того же года, когда мне пришлось уйти из корректорской, но я по-прежнему часто виделся с  Сережей, он однажды решил поделиться со мной своими первыми стихотворными опытами. Хотя мне в высокой степени были ненавистны вылощенные и выхолощенные вирши тогдашнего безвременья. Я  настолько косный человек по отношению ко всяким поэтическим новшествам, что мне часто совершенно непонятны туманные, ребусные стихи модернистов в широком смысле этого слова.

            Не все было понятно, многое резало мне ухо и в первых стихотворениях Есенина. Несмотря на это, мне показалось, что я почувствовал живую струю в том, что с большим воодушевлением читал мне сам молодой поэт. И вот однажды, несмотря на его робость и отнекивания, я уговорил его побывать вместе со мною  у одного более или менее опытного литератора и человека с большими тогда литературными связями, которого я давно уже знал через покойного       Н.Н. Златовратского (4), - поэта и переводчика Шевченко – Ивана Алексеевича Белоусова (5).

            Вся моя политика была направлена к тому, чтобы оставить Сережу с Белоусовым наедине и дать им возможность столковаться между собою.  Сам я старался быть в стороне. К сближению же их между собою меня толкали  лишь два соображения:  это, во-первых, дать возможность Есенину печататься, а во-вторых, всколыхнуть и Ивана Алексеевича, представив его вниманию нового и во всяком случае самобытного и оригинального поэта. На обратном пути от Белоусова, на длинном пути от Семеновской заставы до Замоскворечья, Сережа молчал. Я спрашивать его о чем-нибудь не находил удобным. Что они говорили, к чему они пришли, - я не знаю. Сейчас, по воспоминаниям, думаю, что ни к чему, слишком велика разница:  тенденциозно настроенный, остановившийся на определенных формах стиха и на определенном содержании И.А. Белоусов, с одной стороны, и блещущий красочностью, неожиданностями, богатством, а иногда и парадоксальностью в своем отображении жизни Есенин – с другой, - едва ли смогли сговориться (6).

            Поездка к Белоусову – это последняя памятная мне встреча с Сережей  Есениным вплоть до самого последнего времени.

            Тягостна и неудачна была моя последняя встреча с Сережей. Это было уже поздней осенью 1923-го года. Мне несколько трудно объективно отнестись к этой последней встрече. Трудно уже потому, что и сам я в то время был больной, достаточно помятый жизнью человек, да и обстоятельства, при которых мы увиделись с Сережей, были несколько исключительными обстоятельствами. Удалось мне увидеть его после  розысков через Мариенгофа, в  позлащенном кабаке, - я бы сказал, а по официальному – в кафе известной части литературной богемы Москвы – в «Стойле Пегаса», на Тверской. Увы! Я нашел далеко не  прежнего Сережу Есенина. Все: и годы мировой войны, и годы разрухи, а главное, начало «нэпа» - наложило на него  печать свою.  Я намеренно не буду касаться здесь тех влияний, которые сказались на нем в связи с Октябрьской революцией. По-моему совершенно незачем  приобщать к лику общественно-пролетарских поэтов совсем не общественника  и крайне мало по существу интересовавшегося общественной жизнью, политикой и общественными течениями, такого глубокого индивидуалиста, каким был Есенин. Я бы не сказал даже, что был убежденным индивидуалистом. Он просто был человек по самой своей натуре в высокой степени впечатлительный, но без всякой теории, воспринимавший жизнь так своеобразно, какой она ему казалась, в тех красках и образах, в которых она ему рисовалась, и с теми отзвуками в душе, которые будили в нем ее непосредственные воздействия. Это значило только то, что чувства его не укладывались в определенные рамки и не систематизировались в соответствии с каким-нибудь определением и стройным мировоззрением. Он был в этих чувствах так же свободен и самобытен, как был свободен и самобытен его талант.  Все это вполне ясно и определенно стало для меня из первой же нашей за эту встречу дружеской и продолжительной беседы. Но, к несчастью, выяснилось и другое: когда передо мной, как в калейдоскопе, прошла вся жизнь Сережи, я ясно почувствовал, что она с ним сделала.

            Русская богема  всегда носила на себе особый отпечаток: при полном отсутствии практичности, полнейшее неуменье согласовать  идеально запросы с изменяющимися формами жизни и отсюда стремление заглушить, подавить гнетущий душевный разлад.  В жизни Есенина я увидел все: и поиски любви, настоящей, хорошей, любви, кончавшейся кратковременными связями, только надрывавшими его, и горячие увлечения, кончавшиеся разочарованиями, и поиски друзей, обнаруживавшие  в конце концов «товарищеские» интриги, зависть, сплетни, клевету, бесплодные мечтания  в тоске на определенном береге, на котором можно было бы укрепиться и … попытки забыться в угаре тяжких кутежей…

            К этому приблизительно времени относится, по-видимому, его стихотворения «хулиганского цикла»- результат этой глубокой анархии, которая царила в его душе.  Стихотворения эти в общем, по-моему,  не из лучших, но они очень характерны, как показатель его душевного состояния. Все же в них порою блещет  огромный талант, возвышающийся до пушкинского вдохновения  (хотя бы в характеристике старой Москвы: «Опочила дремотная Азия на златых твоих куполах…») (7).

            Это же время отмечено и крайне неприятной историей, случившейся с ним и группой его товарищей, историей, вынесенной потом на публичное обсуждение и несомненно оставившей  в его душе  тяжелый осадок. (8). Мне, к несчастью, пришлось встретиться с Сережей именно в разгар этой глупой и ничтожной по существу дела истории  Он, видимо,  был и  взволнован, и огорчен этой неприятностью, хотя бравировал и старался не показать виду, что она его трогает.

            Разумеется, этой истории не следовало раздувать. Только болезненная чувствительность и ригористичность (9) некоторых лиц дали ей тот ход, который она приняла.  И, конечно, лучше было бы, если бы один из теперешних  крупных поэтов, к которому Есенин, по его словам, обращался, своевременно прекратил ее, если он действительно имел возможность это сделать (10).

            Эта последняя встреча с Сережей оставила во мне очень тяжелое чувство. Я видел человека надорванного, больного и, самое важное, уже без следа того могучего запаса сил, которыми он был снабжен от природы. Я видел человека, уже тогда, по-моему, лишенного воли к жизни.

            Каковы были внешние обстоятельства его жизни за последние два года, что он пережил за это время, - я не знаю. Знаю только, что в нем,  по  моему впечатлению от последней с ним встречи, ни жизнерадостности, ни сопротивляемости уже не было и быть не могло.

            Не жалею, не зову, не плачу,

            Все пройдет, как с белых яблонь дым.

            Увяданья золотом охваченный,

            Я не буду больше молодым.

                        Ты теперь не так уж будешь биться,

                        Сердце, тронутое холодком,

                        И страна березового ситца

                        Не заманит шляться босиком.

            Дух бродяжий! Ты все реже, реже

            Расшевеливаешь пламень уст.

            О моя утраченная свежесть,

            Буйство глаз и половодье чувств.

                        Я теперь скупее стал в желаньях,

                        Жизнь моя? Иль ты приснилась мне?

                        Словно я  весенней  гулкой ранью

                        Проскакал на розовом коне.

            Все мы, все мы в этом мире тленны,

            Тихо льется с кленов листьев медь..

            Будь же ты вовек благославенно,

            Что пришло процвесть и умереть.

            

            Погиб большой, оригинальный талант, оставив нам гораздо меньше, чем он мог бы оставить. С безумной расточительностью был исчерпан казавшийся неиссякаемым родник радости и жизни. Но я, прощаясь навеки с ним, милым Сережей, всегда буду вспоминать его таким полным жизни и света, каким я некогда встречал его в первые дни нашего знакомства.                

                     15.I.26 г. Вл. Воскресенский. ВЕРНО:  П. Кузько. 13.II.64 г.

                                                         

            В архиве к данным воспоминаниям  В. Воскресенского имеется  дополнительное пояснение  Петра Авдеевича Кузько   (1884 – 1969), журналиста, литературного критика.

            П.А. Кузько познакомился  с С.А. Есениным  в   январе  1918 года  и поддерживал с ним   дружеские отношения до конца жизни поэта. Еще до  личного знакомства, в 1915 году в газете «Кубанская мысль» (Екатеринодар,29 ноября, № 60) в статье «Поэты из народа (Сергей Есенин)» П.А. Кузько положительно отозвался о творчестве  начинающего  поэта. О своей дружбе с Сергеем Есениным  П.А. Кузько  рассказал в  воспоминаниях «Есенин, каким я его знал», с сокращениям опубликованных в  1-ом томе «С.А. Есенин в воспоминаниях современников» (М., 1986, с.276-283). Пропущенные части  его  мемуаров были  напечатаны в специальном выпуске Совета  Музея С. Есенина в Ташкенте «Мир   Есенина»  (Выпуск 8, декабрь 1993 года, и Выпуск 9,  4 октября 1995 года).

            «В начале января 1926 года я случайно встретил  в Москве, на бывшей Тверской, старого знакомого, студента Владимира Евгеньевича Воскресенского. С ним я познакомился еще в 1906 году, когда при особых обстоятельствах я прожил около месяца в Почвине  (близ Высшего Волочка).

            При новой встрече через много лет в разговоре мы коснулись и смерти Есенина. Я сообщил Воскресенскому, что был довольно близко знаком с Есениным, и Владимир Евгеньевич в свою очередь сказал, что он работал с Есениным  в типографии Сытина, когда тот был подчитчиком в корректорской и где Воскресенский был корректором.

            Я, конечно, очень обрадовался и очень убедительно просил Владимира  Евгеньевича написать мне все, что он может сказать о Есенине периода работы с ним в типографии Сытина. Он обещал мне это сделать. Я дал ему свой адрес.     

            И вот в самом ближайшем времени я получил от Воскресенского письмо и воспоминания – заметки о совместной работе с Сергеем Есениным в типографии Сытина. Позднее я узнал, что В. Е.  Воскресенский умер в г. Калинине в 1934 году.

            Воскресенский называет точно время знакомства с Есениным – 1913 год.  В своих воспоминаниях он говорит, что осенью этого, 1913 года, он ушел из типографии Сытина и что вскоре после этого он познакомил Есенина с поэтом и переводчиком Шевченко – Иваном Александровичем Белоусовым.

            Это факт хронологически расходится с годом, указанном в воспоминаниях И. Белоусова («Цветок неповторимый» в сборнике «Памяти Есенина», М., 1926, стр.138). Белоусов называет 1911 год годом своего знакомства с Есениным через Воскресенского, причем сам Белоусов оговаривается, что ему этот год «помнится».

            Мы знаем, что в марте 1913 года Есенин поступил подчитчиком корректора в типографию Сытина на Пятницкой улице, где работал до лета 1914 года (см.т.5. с.311). По-видимому, дата знакомства Есенина с Белоусовым у Воскресенского вернее. Да оно и логически вернее: весною 1913 года Есенин поступил в типографию Сытина, постепенно в течение лета осваивался с окружающей новой обстановкой (маевки и т.д.) и только уже к осени, по-видимому, раскрыл Воскресенскому, что он пишет стихи.

            Указание Воскресенского на то, что поступивший в типографию Сытина в 1913 году Есенин еще недостаточно освоился с революционными настроениями своих сотоварищей по типографии говорит о том, что  Есенин еще мало политически осознавал текущий момент, не проявлял еще своей будущей революционности, а возможно по конспиративности и осторожности, что, вероятно, вернее».

                  

Примечания:

            1. В рукописи материал не озаглавлен. Данное название условное.  Авторский  шифр рукописи -  Российская государственная библиотека, ф.144, карт. 9, ед. хр. 23.   Материалы частично опубликованы С.И.Субботиным в газ. «Голос» (Рязань, 1994, 6-12 января , № 1, с.5), в его же статье «О датировке писем Есенина 1911-1913 годов» ( в кн. Столетие Сергея Есенина. Международный симпозиум. Есенинский сборник. Выпуск 3.  М., 1997, с, 414) и в комментариях  « Полного собрания сочинений  Сергея Есенина в семи томах» (Том VI,  М,. 1999, с.301).

            2. Реальность указанной даты подтверждается не только  в замечаниях  П.А. Кузько к  рукописи Воскресенского  (см. выше), но и  другими  публикациями. См. «Хронологическая канва  жизни и творчества Сергея Александровича Есенина (1895 – 1925)»  в  «Полном собрании сочинений  С.А. Есенина в семи томах» . (Том  VII (3), М., 2001 г.,  с.276) – «1913 год. Сентябрь, первая половина.   Знакомится с поэтом и переводчиком И.А. Белоусовым, которому читает свои стихи».

            3. Скиталец ( наст. имя и фамилия Степан Гаврилович Петров)  (1869 – 1941), писатель. В письме М.П. Бальзамовой в феврале 1914 года С. Есенин писал, что печатается под псевдонимом «Метеор». В комментариях   к этому письму (Есенин С.А. ПСС. Т. VI, М., 1999, с. 315)  указывается, что  произведений Есенина, опубликованных под таким псевдонимом, не выявлено. Возможно, что на  выбор псевдонима  повлияло содержание рассказа Скитальца «Метеор», в котором таким псевдонимом  подписывался молодой писатель, «счастливо двинувшейся по литературному пути беллетриста. Пригретый же известным, немолодым собратом, писателем Заречным, он удачно выступает с  первыми рассказами, становится сразу искомым и желанным в редакциях и сразу познает все тернии известности»  (журн. «Новое слово», СПб, 1913, № 3, март, с.128).

            4. Златовратский Николай Николаевич (1845 – 1911), прозаик. В письме Г.А. Панфилову в марте-апреле 1913 года С. Есенин писал: «Разумеется, я и имею симпатию и к таковым людям, как, например, Белинский, Надсон, Гаршин и Златовратский и др.» (С.А. Есенин. ПСС. Т.VI, с. 34).

            5. Белоусов Иван Алексеевич (1863 – 1930), поэт, переводчик. Был многолетним членом Суриковского литературно-музыкального кружка.  31 декабря 1918 года в газете «Объединение потребительских обществ» (№ 23) опубликовал статью «Поэты из народа. Ш. Революционное время»,  где кратко   дал оценку  книге  С. Есенина «Преображение».  В сборнике «Памяти Есенина» (М.,1926 г.)  опубликовал  воспоминания о поэте.

             6. Вот что вспоминал об этой встрече И.А. Белоусов: «Передо мной стоит скромный белокурый мальчик, и до того робкий, что боится даже присесть на край стула, - стоит молча, потупившись, мнет в руках  картузок. Его привел ко мне (…) репетитор моих детей – Владимир Евгеньевич Воскресенский – «вечный студент» Московского университета, народник, служивший корректором при типографии Сытина.

            - Я к вам поэта привел, - сказал Воскресенский и показал несколько стихотворений, - это вот он написал, Сергей Есенин!

            Не помню, какие стихи он принес. Но я сказал поэту несколько сочувственных слов. А молодой поэт стоял, потупившись, опустив глаза в землю» (сб. «Памяти Есенина», М., 1926, с.138).

            Сам же Сергей Есенин  писал в первой половине сентября 1913 года М.П. Бальзамовой: «Слыхала  ли ты про поэта Белоусова – друг Дрожжина, я с ним знаком, и он находит, что у меня талант, и талант истинный. Я тебе это говорю не из тщеславия, а так, как любимому человеку. Он еще  кой-что говорил мне, но это пусть будет при мне…» (С.А.Есенин. ПСС. Т. VI, с.49).

            7. Цитата из стихотворения С.А. Есенина «Да! Теперь решено. Без возврата…»,  опубликовано  в 1924 году.

            8. Речь идет о процессе над 4-мя поэтами крестьянской ориентации, которым было предъявлено обвинение в антисемитских выходках. По всей видимости,   В.Е. Воскресенский встречался с С. Есениным после 30 ноября 1923 года, когда поэты С. Есенин, С. Клычков, П. Орешин и А. Ганин, проходившие по делу 4-х поэтов, опубликовали в «Правде» (№ 272) «Открытое письмо», в котором требовали  оценить событие только после решения третейского общественного суда

            9. ригористичность  -  от ригоризм (Книжное)  - Суровое, непреклонное, мелочное соблюдение каких-либо принципов, правил,  преимущественно в вопросах нравственности – Словарь русского языка в четырех томах. АН СССР. Том III, М., 1959, с.949.

            10.  Таким поэтом был Демьян Бедный, к которому за помощью обратился Сергей Есенин, но не получил поддержки.  Когда 20 ноября 1923 года задержанный и доставленный в милицию С.Есенин позвонил по телефону Д. Бедному с просьбой об освобождении и прекращении дела, последний сказал дежурному милиционеру: «Я этим прохвостам не заступник. Поступайте по закону!»  Подробнее  см. А.Г. Белоконь. Дело четырех поэтов. – журн. «Север», Петрозаводск, 1993, № 10, с. 126-128. 

 

 

        Александра Давшан

 

       СИНИЕ  ГЛАЗА

 

                          

                        Голубая кофта. Синие глаза.

                        Никакой я правды милой не сказал.

 

                        Милая спросила: «Крутит ли метель?

                        Затопить бы печку, постелить постель».

 

                        Я ответил милой: «Нынче с высоты

                        Кто-то осыпает белые цветы.

 

                        Затопи ты печку, постели постель,

                        У меня на сердце без тебя метель».

 

            Это одно из  известных стихотворений С. Есенина, написанное в октябре 1925 года, то есть за три месяца до смерти. Хотя угадывать адресата стихотворения дело  заведомо  неблагодарное, которое к тому же не приветствуется в классическом литературоведении, несмотря на это «хотя» - попробуем вслед за Есениным пройти по следу синих глаз в его поэзии.

            В первых  юношеских стихах синие глаза – признак, выделяющий героя (парень синеглазый в стихотворении «Хороша была Танюша, краше не было в селе…») и героиню: «Я играю на тальяночке про синие глаза» («Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха»). В стихотворении «Иисус» Богородица предрекает:

                        А белому аисту,

                        Что с Богом катается

                        Меж веток,

                        Носить на завалинки

                        Синеглазых маленьких деток.

            Синие глаза, как портретная деталь или выцветшие глаза, когда-то бывшие синими, встречаются чаще в стихотворения Сергея Есенина  последних лет, характеризуя стареющего лирического героя или достаточно условную героиню: «Что ты смотришь синими брызгами или в морду  хошь?»

            Но есть и конкретно адресованные строки про синие глаза. Это надпись на книге «В стране березового ситца», сделанная С. Есениным 12 июня 1925 года:

                                   Самые лучшие минуты

                                   Были у милой Анюты,

                                   Ее взоры, как синие дверцы,

                                   В них любовь моя, в них и сердце.

            Синеглазая Анюта – это Анна Абрамовна Берзинь, с которой Сергей Есенин познакомился за год до приведенной  надписи.

            В собрании сочинений С.А. Есенина опубликовано   10 писем поэта к ней. Сохранилось письмо и от нее. Для двух лет  знакомства достаточно много. Ее имя в 1924-25 гг. С. Есенин постоянно  упоминает в письмах к другим адресатам, в частности к Галине Бениславской.

            Обращение Сергея Есенина к женщине «милая» присуще и его лирической поэзии, и эпистолярному наследию. Однако слова, адресованные Анне  Берзинь, особые.             В письмах к ней  - намеки, напоминания, грусть о прошедшем. 14 августа 1924 года он пишет ей из Константинова: «Дорогая Анна Абрамовна! Приветствую Вас и целую Вашу руку. Погода в деревне неважная. Удить из-за ветра невозможно, поэтому сижу в избе и дописываю поэму. Ночи у нас выпадают чудные, лунные и, как ни странно при близкой осени, – безросые. Но все они  проходят без любви, и мне остается вспоминать только прошлое».

            А вот письмо от 15 июля 1924 года, посланное  Г. Бениславской из Ленинграда: «Живу скучно, только работаю, иногда выпиваем, но не всегда. Я очень сейчас занят. Работаю вовсю». Если в первом письме грусть и воспоминания (и сразу хочется продолжить строчками Лермонтова «Мне грустно потому, что я люблю тебя…»), то во втором – скука, тоска, которые топятся в вине и работе.

        В августе-ноябре 1924 года Анна Берзинь – главный адресат есенинских писем. «Милая, любимая, Вы ко мне были, как говорят, «черт-те что такое». Люблю я Вас до Дьявола, не верю Вам навеки еще больше» - написано между      18 августа – 2 сентября 1924 года. Может быть, потому что «не верю» есть  в стихотворении «Никакой я правды милой не сказал» ?

         Перед отъездом в Баку Есенин пишет  еще откровеннее и ближе: «Милая, любимая. Прости, прости. Уезжаю – года на два. Не ищи. Только помоги  (а в стихах: «Затопи ты печку, постели постель…» - А.Д.). Так нужно. Люблю тебя, люблю. Прощай».

       С. Есенин ждал ее в Тифлисе, но она не приехала, молчала. Прослышав, будто Есенин собирается жениться, написала и выдала свою ревность. А он тут же ответил  ей  (декабрь 1924 г., Батуми)  и оправдывался.

      Анна Абрамовна Берзинь будет первой, кто бросится из Москвы в Ленинград, узнав о гибели Есенина. Через четверть века, вернувшись из ссылки, напишет воспоминания  об этих  днях.

      Мало кто знает, что через 6 лет после смерти Сергея Есенина  в 1931 году в Ташкент приезжала Анна Берзинь. Она  ходила по тем же улицам, по которым ходил поэт в 1921 году во время своего кратковременного визита в Туркестан. К этому  времени  Анна Берзинь была замужем за писателем  Бруно Ясинским. Она вместе с ним в сопровождении Эгона  Эрвина Киша, Дж. Кюнитцы и других уедет в Таджикистан. А потом до 1937 года будет приезжать и проводить лето в Варзобском ущелье. Юный тогда поэт Миршакер на всю жизнь запомнил ее необыкновенно синие глаза.

 

 

        Петр Радечко

 

       РАСКРЫТАЯ ТАЙНА

 

            В ноябре 1925 года в журнале «Чырвоны сьцяг», который являлся органом Центрального бюро  пролетарского студенчества и Центрального руководства землячеств города Москвы, появилась рецензия сразу на две книги Сергея Есенина – «Страна Советская», только что изданная в Тбилиси, и «Персидские мотивы», увидевшая свет в московском издательстве «Современная Россия».

            На первый взгляд, ничего удивительного в этом не было. Стихи и поэмы гениального рязанца пользовались тогда огромной популярностью. Особенно среди студенческой молодежи. В том числе и у белорусской диаспоры в столице, интересы которой отражал журнал.

            Некоторое удивление вызывали следующие обстоятельства.  Рецензия, при наличии отдельных критических упреков в адрес автора, в основном позитивная. В ней дана высокая оценка таких произведений поэта, как «Русь советская», «Стансы», «Баллада о 26», а  также его желание отдать «всю душу Октябрю и Маю», начать поиск «свайго месца у будауництве  новага жыцця».

            В какой-то степени тогдашние условия напоминают нынешнюю ситуацию. Сегодня  в результате обвалившейся на нас «свободы» некоторые белорусские литераторы при показном интернационализме  взялись торить  исключительно свою, «незалежную» тропу. Почти восемь десятилетий назад сложилось аналогичное положение.  Поэтому публикация пространной положительной рецензии сразу на две книги российского поэта явилась реверансом  не совсем понятным. Предоставить столько места в журнале находящемуся  в некоторой опале  не  «тутэйшаму» поэту, да еще и похвалить его!  Этому должно быть объяснение: был ли определенный интерес в редакции или во властных структурах, или что-то не совсем обычное.

            Есениноведы,  заметившие эту публикацию,  занесли ее в свои анналы,  не пытаясь до конца разобраться во всех названных коллизиях. И потому она считалась до последнего времени первой белорусской рецензией на книги Сергея Есенина. Ее авторство, помеченное в журнале инициалами «З.Б.», приписывалось известному белорусскому писателю Змитроку Бядуле. Так, в 1985 году в Минске  государственная библиотека БССР имени В.И. Ленина выпустила библиографический указатель «Беларуская  ясениниана» (составитель В.М. Фридман), в котором  на стр. 12 указанная  рецензия помечена первой публикацией на Беларуси о Есенине, а авторский псевдоним расшифрован как  «З. Бядуля».

            Некоторые исследователи, правда, склонялись к мысли, что рецензия принадлежит известной в свое время российской писательнице Зое Бухаровой. Именно она опубликовала  под псевдонимом «З.Б.» позитивную рецензию на  первую книгу Сергея Есенина. В знак  благодарности поэт подарил ей свою «Радуницу» со следующей надписью: «Дорогой Зое Дмитриевне Бухаровой с любовью и искренним расположением Сергей Есенин. 31 января 1916 г. Петроград» Сейчас эта  реликвия находится в частном музее С.Есенина в Вязьме у П.Н. Пропалова.

            Нынешняя подготовка  Институтом мировой литературы имени М. Горького Российской Академии наук 5-титомной «Летописи  жизни и творчества С.А. Есенина», где планируется издать все напечатанное  о поэте при его жизни, заставляет взглянуть на публикацию в белорусском журнале более пристально.

            Прежде всего, насчет авторства рецензии. Писатель Янка Саломевич в изданном в 1983 году  словаре  псевдонимов белорусских писателей сообщает о важном факте:  псевдонимом  «З.Б.» на Беларуси пользовались четыре автора – Змитрок Бядуля, Мечислав Бобрович, Зинаида Бондаренко и Змитрок (Дмитрий) Белый. При изучении текста рецензии я пришел к выводу, что ее автор как бы продолжает разговор с читателем о Сергее Есенине,  ранее прерванный. Это чувствуется из первого же предложения журнальной публикации. Вот как оно звучит в переводе на русский язык: «Страна Советская» - это другой Есенин, Есенин, «певец и гражданин», Есенин, вернувшийся после долговременного путешествия». И далее: «…это не Есенин молитвенных настроений «Березового ситца».

            Напомню читателю , что книгу «Березовый ситец» поэт выпустил тоже в 1925 году. Но несколько раньше тех, о которых сказано выше. Я познакомился с предыдущими номерами журнала  «Чырвоны сьцяг», чтобы  узнать, каким был, по оценке автора, «первый Есенин». Удача!

            В сдвоенном номере 5-6 за 1925 год на стр.80 помещена небольшая рецензия на книгу С. Есенина «Березовый ситец», как и следовало ожидать, разгромная.  Ее автор скрылся  под псевдонимом  «Зьм. С.».

            Опять обращаюсь к  словарю Янки Соломевич и нахожу в нем расшифровку этих инициалов Зьмитрок Снежка.  Таким псевдонимом пользовался в двадцатых - начала тридцатых годов прошлого века Дмитрий Белый. Он же Змитрок Белый. Один из тех, кто «прятался» и за инициалами «З.Б.».

            Вывод: обе рецензии на книги С. Есенина написал для журнала «Чырвоны сьцяг» Дмитрий Белый.  И первой из них была – на книгу «Березовый ситец», опубликованной Гоиздтом в начале мая 1925 года. Возникают вопросы: кто такой Дмитрий Белый и почему он дал в течение одного месяца столь противоречивые  оценки творчества Есенина?

            Некоторые биографические сведения о Дмитрии Семеновиче Белом  удалось обнаружить в книге Леонида Морякова (племянника  репрессированного белорусского поэта Валерия Морякова)  «Вынишчэннэ», выпущенной ЛМФ «Неман» (Минск, 2000 год). Родился Д.С. Белый  24 сентября 1903 года в Орше. В двадцатых-начале тридцатых годов активно сотрудничал со многими газетами и журналами. В начале 30-х годов  работал инспектором Центрального совета профсоюзов Белоруссии. В феврале 1936 года арестован, 7 мая осужден. Дальнейшую  его судьбу  проследить  пока не удалось.

            Знакомство с его статьями в газетах того времени «Савецкая Беларусь», «Звязда», журналах «Палымя», «Узвышша», «Беларуская работница и силянка» свидетельствует, что этот молодой человек и безусловно одаренный журналист твердо стоял на позициях партийности в литературе, свято верил в скорую и неминуемую победу мировой пролетарской революции. Об этом красноречиво  говорят даже заголовки  его статей из названных изданий:  «Октябрь и зарубежная литература», «На фронте пролетарской литературы Болгарии», «На путях до пролетарской литературы в Бельгии», «Японский театр», «Из жизни и быта крестьянок и батрачек Запада»,  «Как живут работницы Китая» и другие.  Изредка Дмитрий Белый  писал и о творчестве литераторов дальнего зарубежья.

            И все – в строгом  официальном духе, который насаждал главный идеолог того времени Николай Бухарин. Общеизвестно,  что он патологически ненавидел Есенина. В этом же духе сочинена  и рецензия  в газете  «Чырвоны сьцяг», в которой автор соблюдал официальные установки.  

            На мой взгляд, после публикации  редакция «Чырвонага сьцяга» была атакована возмущенными поклонниками Сергея Есенина (в те годы это было возможным). И тогда, чтобы «снять вопрос», редактировавшие журнал литературные чиновники М. Брит, С. Каценбоген, А. Криницкий, М. Левков и М. Шаповалов, не оставившие никакого следа в белорусской литературе, дали команду Дмитрию Белому «включить задний ход». В результате появилась его вторая рецензия в журнале, где утверждается, что  « Есенин «Страны Советской» - наш Есенин», что  «Есенин – русская душа», но тут же говорится, что эта «душа хворая».

            Через год и два месяца, когда поэт был уже в могиле,  белорусский журнал «Узвышша» с поразительной оперативностью перепечатал из «Правды» (12 января 1927 года) позорно известные «Злые заметки» Н. Бухарина. «Помещая на страницах  нашего журнала, - говорилось в редакционной приписке, - эту статью  выдающегося пролетарского идеолога, с большим удовлетворением  должны отметить, что наши взгляды на литературу встретили неожиданную  поддержку со стороны       Н. Бухарина. Это свидетельствует, что с самого начала нами была взята  правильная линия» (публикуется в переводе).

            В «Злых заметках» Н. Бухарин назвал творчество Сергея Есенина «причудливой смесью из «кобелей», икон, «сисястых баб», «жарких свечей», березок, луны, «сук» и т.д.  Как по команде, по всей стране началось антиесенинская вакханалия, в результате чего имя великого поэта было предано забвению почти на три десятилетия.

            Подобная «правильная линия» и привела к тому, что один и тот же человек – конкретно, журналист Дмитрий Белый – стал автором статей о творчестве Сергея  Есенина,  несовместимых друг с другом. При этом он спрятался  за инициалы «З.Б.».

        А Змитрок Бядуля здесь ни при чем.

                                        (Газ.  «Товарищ». Минск,

                                               18 сентября 2003 года, № 35-36).

      

 

 

 

Венок поэту

 

 

А.В. Маркевич

 

    К ПРИЕЗДУ С. ЕСЕНИНА

В ТАШКЕНТ В МАЕ 1921 г.

 

В вагонной долгой тряске ждал,

Ждал с нетерпеньем и надеждой

Ташкентских встреч. И вот вокзал,

Перрон, друзья. Но прежде, прежде...

Сквозь гомон площади столюдной,

Сквозь время и друзей привет

Российский песенный поэт

Вступал в желанный край подлунный.

Край Саади, Хафиза край,

Хайяма и прекрасных пери…

Нет! Долгий путь, он – не потеря!

Сюда вела его не скука

И не спасенье от забот,

А муза – верная подруга –

Сюда направила полет.

Базар восточный расстилает

Для гостя щедрый дастархан

И крепким чаем заменяет

Вина привычного дурман.

Арыков шепот, их журчанье

Скрип арб, верблюдов зычный крик –

Все для поэта из Рязани –

Истории бессмертной миг.

Он Пугачева представляет

Под пенье пленной беданы…

Душа болит и изнывает –

Ее тяжки горести страны…

Ширяевец, Дружинин, Вольпин

И Волков, форм и красок маг,

Зевак, поклонниц юных толпы

Приятны. Радуют. Но враг

Покоя и услады, "охота к перемене мест".

И вот последняя награда –

Сам Самарканд – сей дар небес...

Все! В путь обратный

Пора! Но в памяти отрадно

Край туркестанский сохранив,

Как сердца ласковый мотив.

 

 

МУЗЕЙ ЕСЕНИНА

В ТАШКЕНТЕ

                                       

   Приходят в этот старый дом

   С высоким светлым потолком

                 По приглашению и сами

                 К поэту за его стихами.

                               

              В уюте залов тихо, скромно

              Прижились книги многотомно

              И вещи – давних лет святыни,

              Той жизнью полные и ныне.

 

                 Здесь кровью чувств стихи живут,

                 Тревожат, радуют, поют,

                 Нахлынут песенным приливом

                 Руси и Персии мотивы.

                               

              И будто сам поэт сквозь сроки,

              Вам щедро дарит  свои строки…

                 Идите в этот старый дом,

                 Вас ждут. Вам будут рады в нем.

                                                          

 

       С. Южный, А. Светлая

      

       ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР 

        МУЗЕЯ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

        В ТАШКЕНТЕ

                

           Открытие  Музея Сергея Есенина в Ташкенте было знаменательным событием не только в культурной и общественной жизни Узбекистана. Об этом знаменательном событии в  1981 году писали  все центральные и республиканские  газеты,  говорили в информационных передачах  по центральному и местному радио и  телевидению. В этом потоке информации  упоминались и имена создателей литературного  музея в Ташкенте, в том числе и имя художника-любителя, журналиста по профессии Вадима Викторовича Николюка. Его заслуга в создании музея  заслуженно оценена общественностью.

            Поэзией Сергея Есенина Вадим Николюк  стал увлекаться в студенческие годы. Заметный след  в творческой биографии Вадима Николюка  оставила встреча  с  Иваном Гавриловичем Онищенко, автором одного из удачных скульптурных портретов Сергея Есенина. Он  оказался в Ташкенте в конце 60-тых годов прошлого века. Та неистовая увлеченность личностью и стихами поэта, которая была   свойственна И.Г. Онищенко во  время создания беломраморного бюста Есенина для села Константиново, как бы выплеснулась  на молодого студента-журналиста и ввергла  его в круговорот жизненных и художественных впечатлений и перемен. В. Николюк любил читать друзьям  стихи поэта, о которых   долго умалчивали при изучении курса русской литературы.  Увлекаясь живописью, он старался  выразить  в создаваемых набросках и рисунках  свои впечатления от знакомства с биографией и поэзией С. Есенина. Ему посчастливилось встречаться с людьми, которые также  увлекались  творчеством русского поэта.

            Обладая замечательной памятью, несомненным художественным даром и романтическим  мироощущением, Вадим Николюк, сын известных  ташкентских ученых, связанных с биологическими науками, с головой ушел в живописно-поэтический мир Сергея Есенина. В 1971 году он выезжает на родину поэта, активно работает в  Музее С. Есенина  в Константинове.  Деканат факультета журналистики Ташкентского университета  получил благодарственное письмо, в котором говорилось:

           «Студент IV курса факультета журналистики Николюк Вадим Викторович с 8-го августа 1971 года по 25 августа  жил на родине С.А. Есенина. Здесь, в литературно-мемориальном музее поэта,  Николюк изучал материалы, связанные с жизнью и творчеством С.А. Есенина. Он многопланово развил тему «Цвет и его образность в поэзии С.А. Есенина». Оставил литературные заметки, написал живописные этюды по данной теме. 

           Живописные этюды «Цвет в поэзии» будут  экспонироваться в зале  экспозиции мемориального музея   С.А. Есенина. Им также  раскрыты материалы, связанные с работой московского скульптора И. Г. Онищенко, - композиции в честь 2500-летия Самарканда, так как в ней воплощены  образы из «Персидских мотивов» Есенина. Николюк оставил новые заметки по поводу первой скульптурной композиции образа С.А. Есенина для села Константиново того же автора. Научный совет Музея и сестра поэта А.А. Есенина благодарят Вадима Викторовича за проделанную работу. 24.VIII.71 г. Директор Музея С.А. Есенина Астахов».

            Для   дипломной работы  В. Николюк избирает  тему,  в которой  стремился показать  отражение в  поэтическом и публицистическом  творчестве С. Есенина   происходящих   в стране революционных  преобразований  и как  к ним  поэт относился. Необходимо было на конкретном материале  раскрыть патриотические и гражданские  мотивы  в творчестве Есенина,  о которых  в официальной  критике  после смерти поэта  сложилось неверное мнение. В. Николюк для сбора материалов к дипломной работе  выезжает  вновь в Константиново, чтобы знакомиться с архивными  сведениями,  которые в те годы стали  доступны для изучения.   О жизни С. Есенина  он много узнал из общения с сестрами  и дочерью поэта. Его  покорила красота  воспетого Есениным «любимого края». Это чувство реализовалось в серии картин, озаглавленных есенинскими строками, а также в стихах, посвященных поэту. Десять своих картин В. Николюк безвозмездно подарил Константиновскому музею Есенина, которые долгие годы включались в общую  экспозицию  выставочного зала.

            Защита дипломной работы прошла успешно. Одним из оппонентов выступила Татьяна Сергеевна Есенина, с 1941 года проживавшая в Ташкенте. Тема, избранная        В. Николюком, была близка дочери поэта. Кроме того, Т.С. Есенина была опытным журналистом, долгие годы проработавшим в газетах и издательствах Узбекистана,  и она дала  объективную оценку на профессиональном уровне. Считаем полезным познакомить с полным текстом отзыва Т.С. Есениной.

ОТЗЫВ

            На дипломную работу В. Николюка – студента факультета журналистики Ташкентского государственного университета им. В.И. Ленина: «Публицистичность в поэзии Есенина (газета, выступления)».

            Современный этап литературной публицистики, безусловно, предполагает одну из существенно важных сторон познания художественно-публицистических особенностей  творчества Сергея Александровича Есенина. В этом аспекте специального исследования ранее не  проводилось. Поэтому тема, избранная В. Николюком, - о публицистичности в поэзии Есенина, весьма актуальна.

            Оперируя фактическими данными есениноведа Ю.Л. Прокушева, хронологическими возможностями В.В. Белоусова, маяковсковеда В.О. Перцова и др.,  а также используя доступные архивные, газетные материалы и литературные источники публицистического характера, автор провел исследование по вышеуказанной теме. Им приведен обширный список литературных источников (88) в виде библиографии, включающий соответствующий перечень  марксистско-ленинских первоисточников, в свете идей которых  освещаются в работе существенные положения.

            В приводимой библиографии имеются статьи автора, опубликованные в газете «Ташкентский университет» и журнале «Звезда Востока», в которых  освещаются  определенные вопросы, касающиеся  тем «Ленин» и «Есенин в Ташкенте» - созвучные исследованию.

            Представленная работа включает введение, пять глав, заключение, библиографию.

            В введении  автор излагает задачи исследования, дает аргументирующие положения, обуславливающие его специфику.

            В первой главе В. Николюк приводит социологические  факты, показывающие причинную связь читательских  интересов с творчеством Есенина. Данная постановка вопроса, как дополнение к основной теме, является несколько необычной формой исследования и в то же время  убедительным доводом, подтверждающим  неослабевающий  интерес к поэзии Есенина. Автор здесь ставит вопрос: чем же вызван этот интерес? И дает ответ: Патриотической, интернациональной сутью творчества поэта, современностью, стремлением заглянуть в будущее. В этом плане, рассматривая актуальные проблемы художественной публицистики, автор обоснованно подтверждает особенности поэтико-публицистических сторон в творчестве  Есенина.

            Во второй главе В. Николюк, используя малоизвестные факты, воспоминания современников и др., анализирует общественно-литературную, организационную деятельность Есенина в годы революции и тем самым показывает этап творческого формирования поэта, зарождение определенных публицистических воззрений. Автор излагает также сущность гражданско-революционной лирики  и критической прозы поэта на страницах газет и журналов того периода.

            В третьей главе дается детальный анализ произведений поэта, таких, как «Ленин», «Русь Советская», «Железный Миргород», «Страна негодяев», опубликованных в центральной периодической печати 20-х годов с освещением их политической проблематики с точки зрения публицистичности в самом прямом и высоком смысле. Автор акцентирует внимание в указанных произведениях  на вопросах, связанных с индустриализацией страны, приоритета духовных ценностей социализма, по сравнению с буржуазной идеологией, отражения коренных проблем советской деревни, которые явились действенным оружием на страницах газет и журналов.

            Образ В.И. Ленина в поэто-хронике Есенина по достоинству считается одним из лучших образов литературы социалистического реализма. Автором достаточно полновесно и аргументировано  проанализирована публицистичность темы о роли и величии идей В.И. Ленина в социальных преобразованиях жизни.

            Примечательно, что характер выступлений Есенина перед широкой рабочей, молодежной аудиторией  автор расценивает как средство  воспитательно-идеологического воздействия поэта на массы, раскрывая тем самым отличительные стороны его творческо-публицистической деятельности.

            В четвертой главе автор рассматривает публицистическую деятельность поэта на Востоке, в  частности – в газетах «Заря Востока» и «Бакинский рабочий». Таким произведениям Есенина, как «Анна Снегина», «Поэтам Грузии», «Баллада о двадцати шести», «Капитан Земли» и др., автором дана объективная оценка, как  темам, глубоко созвучным эпохе в их гуманистическом интернациональном пафосе. В строках Есенина «Коммунизм – знамя всех свобод» - автор видит главный решающий смысл писательской ответственности художника в публицистическом настрое его поэзии. На примере вхождения поэта в газету автор подчеркивает определенное воздействие творчества русского поэта на литературу братских народов.

            В последней главе автор, касаясь поэтических традиций С. Есенина, органично связывает их с современностью, с будущим.

            В целом исследование В. Николюка по избранной теме заслуживает высокой оценки.

            По важности затронутых проблем результативные положения автора о характере публицистичности в поэзии С. Есенина, включая газетные и другие выступления, являются существенным этапом в литературно-публицистическом исследовании, которое целесообразно далее продолжить.

            Исходя из вышеизложенного, представленная В. Николюком работа вполне достойна присуждения диплома журналиста.

                                               Редактор издательства «Фан»

                                                           Журналист  (Т.С.Есенина).                                     

                                               Ташкент, 25 июня 1973 года.

 

            В дальнейшем работа В. Николюка в редакциях газет  стала неотделимой от есенинской тематики. Это было созвучно той волне «второго рождения» Сергея Есенина, которая  характеризовала 60-70 годы.  Вадим часто выступает  на малых и многолюдных собраниях, рассказывая о малоизвестных страницах биографии С. Есенина, о своих встречах с родными и близкими поэта, о беседах с известными есениноведами страны. С большим успехом прошла выставка картин В. Николюка в фойе Окружного Дома Офицеров, которая была приурочена к 80-летию со дня рождения С. Есенина. Посетившая выставку Т.С. Есенина в книге отзывав оставила следующую  запись: «Не преувеличивая, скажу, что мне не приходилось еще встречать более удачных попыток выразить настроение поэзии Есенина средствами живописи».  О   молодом  художнике  в журнале «Звезда Востока» публикуется лестный отзыв Г. Леонидова  «Несказанное, синее, нежное…».

             Повышенный интерес к творческой биографии С.Есенина, наличие у других есенинолюбов  интересных материалов о творчестве поэта, восстановление  сведений о приезде С. Есенина в Ташкент в 1921 году  благотворно повлияло на  осуществление идеи создания   общественного литературного  музея С. Есенина. Была создана инициативная группа, в которую вошли филологи П. Тартаковский, С. Зинин, художник В. Николюк, искусствовед А. Маркевич,  историк-краевед Ю. Гласс, другие активисты. Организационную поддержку оказывали работники учреждений культуры Ф. Ашрафи,  Х. Джалалов, М. Ханонянц, руководители  общественной организации книголюбов «Китобхон» академик Я. Туракулов, Т. Пустовая, С. Карагодина.  В пополнении создаваемого фонда литературного музея приняли участие десятки  есенинолюбов  столицы Узбекистана и других городов страны.  10 июля 1981 года Музей Сергея Есенина получил постоянную прописку в Ташкенте. Первым директором музея был назначен Вадим Николюк, который безвозмездно передал в музей до сорока своих картин, редкие  прижизненные материалы о Есенине, рукописные  и опубликованные работы  о творчестве поэта. Следует заметить, что активную  действенную поддержку В. Николюк  получал со стороны своей матери, Г.И. Алексеевой и главного хранителя музея А.В. Маркевич.

           Музей С. Есенина в Ташкенте сразу  привлек внимание многих   любителей поэзии С. Есенина  и  быстро получил  признание в стране. В этом несомненно заслуга его первого директора. При поддержке общественного актива в музее  стали проводиться регулярно  «Есенинские чтения» и научно-практические конференции, музыкально-поэтические вечера, встречи с интересными людьми Узбекистана и приезжающими гостями из многих городов страны.  Умеющий расположить к себе  окружающих своим увлечением и энтузиазмом, В. Николюк  при встречах в Рязани, Москве, Липецке, других городах, где проходили конференции есенинолюбов,  приобретал все новые и новые ценные экспонаты для музея. Его личные контакты с А.А. Есениной. Н.Д. Вольпин. А.С. Вольпин-Есениным, Т.С. Есениной, К.С. Есениным и другими родственниками поэта позволили  пополнить фонд  бесценными автографами С. Есенина, прижизненными изданиями, редкими фотографиями. 

            С большим успехом демонстрировался в Ташкенте созданный В. Николюком слайд-фильм «Живописно-поэтический мир Есенина», в котором центральное место занимала тема Востока в поэзии  русского поэта.  В. Николюк  разработал интересную тему «С. Есенин и В. Высоцкий».  Многое в жизни и судьбе С. Есенина и В. Высоцкого  оказалось связанным с Ташкентом. В. Николюк вместе А. Маркевич  собрали  интересный  материал о сценической постановке поэмы «Пугачев», в которой В. Высоцкий великолепно сыграл роль  Хлопуши.  В экспозиции музея появились  фотоснимки сцен из спектакля,  копия  Почетной грамоты  Президиума Верховного Совета Узбекистана  В. Высоцкому за активное участие в проведении гастролей в республике, письма матери В. Высоцкого в адрес директора Музея Есенина в Ташкенте, копии почетных свидетельств о присвоении малым планетам наименований «Есенин» и «Владвысоцкий». В фоноархив музея  поступили записи  выступлений В. Высоцкого о том, как он  работал  над ролью Хлопуши,  как ему в этом помогла запись монолога беглого каторжника в исполнении  С. Есенина. В. Николюк  в это время работал над темой «Есенин и космос».  Газета «Комсомолец Узбекистана»  14 марта 1987 года опубликовала по этому поводу  большую  статью   В. Карпенко  «Вселенная Есенина и высь Высоцкого».

           В. Николюк в свободное от работы время продолжал  писать картины, посвященные восточному циклу С. Есенина «Персидские мотивы». В Музее  стала проводиться научно-исследовательская работа.  Приобретенные экспонаты тщательно анализируются.  В  первом выпуске Есенинского сборника «О, Русь, взмахни крылами» (М.,1994)  опубликована   статья В. Николюка  «Кобыльи корабли» Есенина (Об одной из авторских правок поэмы)», в которой  рассмотрен с новых принципиальных позиций  характер  авторских правок  поэта  на страницах сборника стихов «Харчевня зорь» (1920), подаренного  музею большим другом поэта Надеждой Давыдовной Вольпин.  В информационном  бюллетене   Совета  музея  «Мир Есенина», издаваемого в Ташкенте, в республиканских газетах и журналах  В. Николюк  публикует материалы об имажинистском периоде в жизни      С. Есенина, о встречах с Т.С. Есениной, другие материалы. Таковы статьи «Дочь поэта». «Полюбил я мир и вечность»,   «Я пришел, как суровый мастер…», «С. Есенин о «злом Октябре» (О поэме «Кобыли корабли» )».

          Директором Музея С. Есенина в Ташкенте В. Николюк проработал до 1996 года. Болезнь  вынудила его уйти с административной работы, но связей с музеем он не прерывает, принимая участие в проводимых  музеем мероприятиях. Он остается членом Есенинского общества «Радуница» РКЦ Уз. Немалая заслуга В. Николюка  в том, что в 1989 г. Общественный ташкентский  музей русского поэта  был  преобразован  в Государственный литературный музей С. Есенина, который в настоящее время является признанным очагом русской поэзии, литературы и культуры в Узбекистане.

 

 

        А.В. Маркевич

 

            ТАШКЕНТСКАЯ «РАДУНИЦА»

 

                                                          Чую радуницу божью –

                                                           Не напрасно я живу…

                                                                                  С. Есенин

            Есенинская поэзия и личность поэта с давних пор  стали связующей основой объединения особого рода  людей – есенинцев. Они по всему миру находят возможность общения, создания коллекций, порой перерастающих в музеи. Исследователи творчества великого русского поэта не устают изучать поэтическое  наследие С.А. Есенина, открывать  новые аспекты его художественной ценности и значимости.  Первый сборник С. Есенина «Радуница», изданный в 1916 году и затем переиздававшийся  дважды, дал название   в 1981 году  созданному в Москве  есенинскому обществу, которое  уже почти четверть века  выполняет  прекрасную  миссию  сохранения памяти  о поэте.  В Ташкенте  в  члены общества «Радуница»  вступили  организаторы и активисты  созданного в то время общественного Музея С. Есенина. Они стали принимать участие в проводимых обществом «Радуница»  научно-практических    конференциях  в Москве, Рязани, Орле, Харькове, Липецке, Луганской области.  После распада Союза  связи между есенинцами несколько ослабли, но не прервались. Не имея возможности зарегистрироваться полноправной юридической  организацией  по материальным причинам, любители поэзии Есенина в Ташкенте  с 1997 года  объединились в  творческую группу   «Радуница»  при Русском культурном центре Узбекистана. Были избраны два сопредседателя «Радуницы» - С.И. Зинин и А.В. Маркевич, которые  продолжили  сформировавшиеся   в прежние годы прочные традиции  распространения среди населения  творческого наследия С. Есенина,  развивая и обогащая их с учетом сложившихся  сегодняшних   реалий.

           Ежегодно есенинцы Ташкента имеют возможность принимать участие в проводимых конференциях, круглых столах, конкурсах чтецов и музыкально-поэтических программах. Они  проводятся традиционно  4 октября  - в день рождения С. Есенина, 28 декабря – в день памяти поэта,   15 мая – в честь приезда С. Есенина в 1921 году в Ташкент, 10 июля -  в связи с очередной годовщиной открытия Музея С. Есенина в  столице Узбекистана.  В этих мероприятиях принимают участие педагоги и студенты Национального университета Узбекистана  и  Узбекистанского Педагогического университета, учителя  и ученики старших классов  школ  Ташкента.  Встречи проводятся в Районной библиотеке им. С. Есенина, в лекционном зале музея Есенина, в общественном музее А. Ахматовой «Мангалочий дворик». На  есенинских чтениях заслушиваются  интересные сообщения  о новых открытиях  в  есениноведении,  устраиваются выставки  книг о творческой биографии  поэта. В последние годы  подобные книги, а также общественно-политические и художественные журналы с материалами о С. Есенине  стали   практически недоступными для широкого Узбекистанского читателя  из-за  прекращения  их поступления  в местные книжные магазины и библиотеки.  На заседаниях ташкентской «Радуницы» есенинцы  имели возможность обстоятельно познакомиться с ходом  долголетней и кропотливой работы над академическим Полным собранием сочинений С.А. Есенина в 7-и томах, узнать  об издании первого тома «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина», о содержании  сборников «Новое о Есенине», подготовленных Институтом мировой литературы имени  Горького.  Несмотря на определенные трудности,  активисты ташкентского объединения «Радуница» поддерживают  творческие контакты и ведут переписку с известными есенинцами России: москвичами Н.Г. Юсовым,  С.И. Субботиным,  Н.И. Шубниковой-Гусевой, петербуржцами  Л.Ф. Карохиным,  Б.В. Стыриковичем,  рязанцем Н.В. Обыденкиным, директором общественного Мурманского музея С. Есенина  В.Е. Кузнецовой и другими.

           В музыкально-поэтических концертах, проводимых «Радуницей», принимают активное участие молодые поэты, солисты  Национальной консерватории и музыкального колледжа, учителя школ и студенты. Член «Радуницы» певец и композитор П.М. Борисов создал цикл песен «Шел господь пытать людей в Любови…», тепло встречаемый  слушателями. Романсы и песни на стихи С. Есенина исполняют певцы ГАБТа им. А. Навои – В. Тонконогова, ведущие педагоги Консерватории Г. Ерошина, Н. Семизвонкина. Артисты-чтецы Е.П. Бурова, Т.В. Князева великолепно выступают с чтением стихов  и поэм великого поэта. Есенинская тема присутствует в репертуаре хора «Ветеран». В концертах участвуют танцевальные коллективы Дома культуры Ташкентского тракторного завода.   

            Для молодого поколения ташкентцев   многие страницы творческой биографии С. Есенина  стали  малодостуными, так как в школьной программе на изучение творчества русского поэта отводится очень мало часов,  а в библиотеках  школ почти нет изданий произведений  самого поэта и книг о его творчестве. На каждом проводимом мероприятии  должное место отводится не только творческой биографии поэта, но и  рассказам о пребывании С. Есенина в Ташкенте, о  корнях  родословного  древа Есениных в Узбекистане, где долгие годы жили дочь поэта Татьяна Сергеевна Есенина, ее дети, внуки.

            О проводимых мероприятиях публикуются небольшие информации в местных газетах. Так как Книжная палата Узбекистана не учитывает  в своих информационных сборниках подобные публикации, назрела необходимость подготовки и издания библиографического пособия        «С.А. Есенин в Узбекистане». Над этой темой работают активисты «Радуницы». Удалось подготовить и издать небольшим тиражом два выпуска альманаха «Мира Есенина», в которых представлены сведения  о поэте  и его окружении, о малоизвестных фактах творческой биографии , краеведческий материал.  При поддержке  российских есенинолюбов  подготовлены очередные выпуски, которые планируется сделать ежегодными. Предполагается  отдельным изданием  опубликовать «Хронику пребывания С. Есенина в Туркестане», подготовленную С.И. Зининым на основании  новых данных о поездке  поэта на Восток в 1921 году. 

            В преддверии приближающейся 110-ой годовщины со дня рождения С.А. Есенина  активисты   ташкентской «Радуницы»  планируют   проведение научно-практической конференции,  поэтического конкурса, изданий информационных материалов.

 

Вести из России

 

        Н.В. Обыденкин

 

       ПАМЯТНИК ПОЭТУ В ЛИПЕЦКЕ

 

           В Липецке С. Есенин никогда не был, но здесь, как и повсюду в России, да и во многих странах мира, его поэзия любима в народе.  Липчане справедливо считают, что имя С. Есенина, его творчество принадлежат не только рязанцам, а всей России. Память о нем в этом городе увековечена так широко, что до этого  очень далеко многим известным городам, в которых довелось бывать поэту.

           В Липецке имеется средняя школа имени С. Есенина. С 1995 года в ней работает великолепный литературный есенинский музей. Находится школа на бульваре, носящем имя поэта.  Достойно сказать, что в России  имеется всего четыре школьных есенинских музея, а школ его имени  всего только две  (вторая школа находится в Москве). Инициатором увековечивания памяти  С. Есенина на липецкой земле является  известный  поклонник есенинской поэзии, участник Великой Отечественной войны, капитан в отставке, член Международного есенинского общества «Радуница» Валентин Иванович Синельников. Ему   принадлежит заслуга   создания  в Липецке  в собственной квартире одного из лучших в России общественного есенинского музея, который, начиная с 1970  года, успешно работает.   За  свою подвижническую  благодарную  деятельность в 1995 году он был удостоен звания лауреата Есенинской премии, а также почетного гражданина города Липецк, Заслуженного работника культуры Российской Федерации.  В его музее побывали  любители есенинской поэзии из 207 городов России и стран СНГ, семи зарубежных государств, в том числе США, Англии, Франции, Германии.

           Валентин Иванович частый гость Рязани.  Он неоднократно выступал в библиотеках города, по рязанскому телевидению.

           2 сентября  2002 года  в Липецке недалеко от средней школы № 69, носящей имя поэта, в торжественной обстановке состоялось открытие  памятника великому лирику России. Инициатором этого мероприятия также является В.И. Синельников.

           Памятник представляет собой вылитую из бронзы  во  весь рост фигуру  поэта, установленную на гранитном  постаменте  с надписью «Сергею Есенину».  Автор – местный скульптор Валентин  Челядин. Изготовлен памятник силами местного Новолипецкого металлургического комбината и треста «Железобетон». Они же являются основными спонсорами  этого памятного события.

         Для участия в мероприятиях по случаю открытия памятника С.Есенину в Липецк прибыли члены Международного есенинского общества «Радуница» из Москвы, Рязани, Челябинска, Тулы, Воронежа, Ставрополя, Украины. Открытие памятника проходило в торжественной обстановке в присутствии и при непосредственным участии  учеников и   педагогов школы № 69. На многолюдном  митинге выступили представители администрации  г. Липецка, школы № 69 имени Сергея Есенина, липецкие лауреаты есенинской премии В. Синельников, Б. Шальнев, В. Шахов, гости из Воронежа, Рязани и многие другие.  В знак духовного единения поклонников есенинской поэзии Рязанской и Липецкой областей посланцы с родины поэта передали липчанам урну с землей, взятой у памятника С. Есенину в Рязани. Скульптор В. Челядин, спонсоры и исполнители  памятника были награждены Почетными грамотами.

           Волнующим был момент, когда Валентин Иванович сажал около памятника любимый и не раз воспетый поэтом в стихах клен. К его корням и была высыпана  земля, привезенная из Рязани. После официальной части  у памятника с чтением есенинских стихов и исполнением песен на слова поэта выступили учащиеся школы № 69, самодеятельные коллективы г. Липецка.  Торжества по случаю открытия памятника С. Есенину длились около двух часов и вылились в настоящий праздник есенинской поэзии. Они еще раз показали, как велика любовь народа к творчеству  нашего знатного земляка, великого русского поэта С.А. Есенина.

           После  завершения торжеств  гости  была  ознакомились  с экспозициями  музеев С. Есенина, краеведения. Боевой славы,  размещенных  в школе № 69.

 

                                             (Газ. «Михайловские вести»,

 г. Михайлов Рязанской области.  3 октября 2002 года, № 73)

 

 

       Лидия Архипова

          Главный хранитель Государственного

          музея-заповедника С.А. Есенина

 

      ДАР МУЗЕЮ

 

           2  сентября  1999 года в музей Сергея Есенина  приехала Валентина Михайловна Тархова. В книге почетных  гостей она оставила такую запись: «Всю жизнь мечтала побывать на родине Есенина – явь превзошла все ожидания! Желаю и дальше так его поддерживать».

           Валентина Михайловна живет в далекой Венесуэле, она – профессор международного права, работает в министерстве иностранных дел этой страны, куда эмигрировали ее родители в сороковые годы. О ней самой можно сказать, что душой она осталась со своей исторической родиной и ее многострадальным народом. В непростое нынешнее время Валентина Михайловна помогла  музею Есенина, оказав щедрую материальную поддержку.  Ее действия  объяснимы  не только стремлением    помочь  музею любимого поэта, но и заботой  о сохранении культурных ценностей России.  Во время экскурсии она интересовалась нашими насущными проблемами, уникальными экспонатами и возможностью их  приобретения  музеем.  Узнав, что государство давным-давно  не выделяет средств для покупки новых экспонатов, Валентина Михайловна приобрела и подарила музею на вечное хранение  более тридцати необходимых нам редких, дорогостоящих предметов. В их числе четырнадцать рукописей для экспозиции Константиновской земской школы: предметы дворянского  быта и интерьера начала двадцатого века, которые уже выставлены в  доме поэмы «Анна Снегина», нашу коллекцию монет пополнила медная полушка 1735 года, а научную библиотеку – восемь экземпляров редких книг конца ХIХ – начала  ХХ  века

           Некоторые из подаренных В.М. Тарховой экспонатов поистине уникальны, потому и разговор о них особый.

           Общеизвестно, что рязанский песенный край питал светлую поэзию Сергея Есенина, а фольклор стал ее нравственной опорой. Поэт уделял огромное внимание народным обычаям, знал и любил искусные рязанские ремесла, которые, к счастью, теперь возрождаются. Поэтому нам давно хотелось иметь ткацкий станок, который уцелел у жительницы г. Рыбное Муровой Марии Григорьевны, однако из-за материальных трудностей не удавалось его приобрести.   В.М. Тархова сделала нам щедрый подарок, купив его для нашего музея.  Станок находится в прекрасном состоянии, работает и ткет веселое разноцветье домотканых дорожек для избы великого поэта России.  В скором времени в гостевой комнате усадебного дома Л.И. Кашиной, где мы знакомим посетителей с историей создания поэмы «Анна Снегина» и где выставлен рабочий стол С.А. Есенина, мы увидим и его кресло, сохранившееся в семье родных поэта  и приобретенное для музея В.М. Тарховой.

           Валентина Михайловна подарила музею уникальное издание стихов Сергея Есенина, вышедшее в оккупированной фашистами  Риге в августе 1944 года пятитысячным тиражом в издательстве «Культура». Есениноведы считают, что в стране сохранилось лишь несколько экземпляров этой книги. О том, что она выставлена на продажу  в Московском Доме книги, мы узнали из публикации директора мурманского музея С.А. Есенина Валентины Евгеньевны Кузнецовой в газете «Полярная правда», в которой она рассказала об удивительной, поистине легендарной судьбе этой книги, услышанной ею от литературоведа Дмитрия Степанченко.

           Составителем, редактором и автором предисловия этого рижского издания был Вячеслав  Клавдиевич Завалишин. Именно от него в 1993 году в Нью-Йорке узнал Д. Степанченко историю есенинского сборника, изданного оккупантами.  Она такова: «Война 1941 года застала Завалишина в Ленинграде.  Он был специалистом по древнерусской литературе и старославянскому языку. Это и помогло ему, когда на фронте он был взят в плен немцами и попал в лагерь на территории Латвии. Священники из миссии Русской православной церкви пытались облегчить участь пленных, доставляли в лагерь продукты питания,  лечили раненых и распространяли  среди пленных религиозную литературу. Завалишин был знатоком религиозных текстов на старославянском языке. Священники через главу Русской православной церкви в Латвии митрополита  Сергия добились освобождения Завалишина из лагеря, включив его в состав своих сотрудников. Кто-то из членов миссии  высказал идею выпуска чего-нибудь светского для русских военнопленных. Решили выпустить сборник стихов Сергея Есенина. Завалишин составил довольно объемистый сборник (свыше 200 стихотворений плюс поэмы «Анна Снегина», «Черный человек», «Страна негодяев», «Пугачев»).

           Книга не была заявлена на военную цензуру. Боялись не только  ее запрета, но и наказания за такую вольность. Потому набирали стихи сборника … под видом  молитвенника. Наборщики во имя любви к поэзии Есенина не донесли властям об этом деле. Есенинский сборник с рисованным портретом кисти неизвестного художника вышел в свет в августе 1944 года под маркой издательства «Культура». Рисунок на обложке – меж трех березок покосившийся крест на кладбище, за которым восходит солнце, - вполне соответствовал символике книг религиозного содержания. Сколько радости было, когда завершили работу!

           Распространяли книгу скрытно, но не бесплатно, а за оккупационные марки. И делали это только во время богослужения  в кафедральном православном соборе в Риге и в Рижском православном монастыре. Часть тиража сам продавал в трех действующих тогда церквах в Пскове, включая Свято-Троицкий собор. Многие верующие прямо выхватывали книгу из рук и тут же начинали читать стихи. Меня порадовал интерес исстрадавшихся людей русских к поэзии Сергея Есенина».

           И теперь более года эта книга ждала своего богатого покупателя. Мы счастливы, что благодаря В.М. Тарховой стали обладателями столь уникального экспоната, которым можем порадовать любителей поэзии Есенина. И мы действительно ощущаем   себя богатыми, потому что у музея и нашего великого земляка есть такие понимающие и отзывчивые друзья, как Валентина Михайловна Тархова – русский человек из Венесуэлы.

                  

(«Рязанские ведомости», Рязань. 17 декабря 1999 года).

 

 

       Владлен Гордиенко

 

       «БЕЛЫЕ ПЕРЕЗВОНЫ»

       НА ЕСЕНИНСКОЙ ЗЕМЛЕ

        

           Рязанцам и гостям нашего края уже хорошо известно замечательное начинание Государственного музея-заповедника С.А. Есенина – фестиваль «Музыкальное лето в Константинове». Это проект музея-заповедника и московского музыкального театра «Амадей».

           Идея родилась на форуме «Интермузей-2002». И к удивлению многих, эта идея оказалась жизнеспособной. В фестивальных программах второго фестиваля примут участие известные московские и рязанские солисты и коллективы.

           Фестиваль стартовал 29 июня «Белым перезвоном». Именно так назвал свою программу фольклорный ансамбль «Живая Русь» (Москва), порадовавший публику русскими песнями и обрядами.

           А зрителей  ждет еще немало приятных сюрпризов. Ведь фестиваль продлится до 5 октября.

           - Успех первого фестиваля показал, - сказала Наталья Гришина, начальник областного управления культуры, - что это  - перспективное начинание, и в этом году, мы надеемся, что он наполнится  новым содержанием, в нем появятся новые краски, и он получит еще большую известность.

           О программе фестиваля рассказал его художественный руководитель Олег Митрофанов. По его словам, фестиваль в Константинове – это ноу-хау российского фестивального движения. Этот проект не стоило делать ради одного раза. В этом году отдали предпочтение  народно- фольклорному направлению, в отличие от прошлого года, где превалировала классическая музыка.

           В проект подключились исполнители из Москвы – фольклорный ансамбль «Живая Русь», солист Надир Ширинский, рязанские коллективы -  «Радуница», «Парафраз», «Отрада» …

            Планируется в дальнейшем расширить географию участников фестиваля. Будут приглашены артисты из ближнего и дальнего зарубежья.

           Олег Митрофанов назвал два эксклюзивных фестивальных проекта. Это – фантазия-воспоминание  по поэме С. Есенина «Анна Снегина» и концерт вокальной музыки, который пройдет в научно-культурном центре Константинова. В концерте солисты театра «Амадей» исполнят вокальные циклы на стихи Есенина композиторов Георгия Свиридова и Ширвани Чалаева.

           Организаторы фестиваля надеются, что он привлечет большое число зрителей. Так, уже заключен договор с одной крупной московской туристической фирмой,  которая организовала специальный фестивальный тур в Константинове.

           В есенинских местах  есть что показать и что посмотреть. По словам ученого секретаря музея-заповедника Натальи Бердяновой можно увидеть не только интересные концертные программы, но и обновленные экспозиции, будут подготовлены специальные экскурсии по музею.

           - Мы хотим, - отметила Наталья Гришина, - чтобы фестиваль  стал своеобразной площадкой для самых разнообразных проектов. В его рамках можно проводить, например, смотр литературных музеев, когда сюда, в Константиново, со своими программами приедут известные литературные музеи России. Безусловно, необходимо создать определенный сервис, и уже начальный этап пройден. Мы имеем прекрасный научно-культурный центр, создаются современные бытовые условия для туристов.

                       («Рязанские ведомости». Рязань, 9 июля 2003 года)

       

 

Памяти дочери поэта, Т.С. Есениной

посвящается

 

Письмо

С. А. Журавской

к  Т. В. Ивановой,

жене писателя

Вс. Иванова.

Ташкент. 1943 год

              

           Дорогая Тамара Владимировна!

           Не сердитесь дорогая, что я

Вам не пишу. Знайте, что несмотря на длительное молчание  помню Вас, часто вспоминаю и люблю, как и раньше. Всю зиму моя Наташенька болеет. В результате перенесенного гриппа у нее появилось осложнение на легких. Не дождусь лета, чтобы поехать с ней куда-нибудь на отдых. Работаю в Наркомпросе, много занимаюсь делами просвещения, а общественной деятельностью сейчас не  обременена. Существует у нас все та же комната   № 38, но если бы Вы знали, как там сейчас тихо и уныло.  По-прежнему  ведется хорошо учет и переписка по розыску детей.  Существуют и сейчас детские столовые, но питание в них очень плохое.  Все это по старому в руках Коньковой. Я пыталась вмешаться, но ничего из этого не вышло. Нужна Ваша мощная энергия и настойчивость.  В январе тов. Абдурахманов вспомнил о работе нашей Республиканской комиссии и сказал, что нужно отметить общественниц, которые в дни эвакуации так много поработали. В результате появился Указ Президиума Верховного Совета о награждении общественниц Почетными  грамотами.  Из моей телеграммы Вы уже знаете о Вашем награждении. Сейчас снова Вас поздравляю, дорогая Тамара Владимировна.

           Если бы Вы знали, как ужасно живет семья  Есениных. До получения телеграммы я даже не знала о том, что они еще здесь.  Сама Таня Есенина только вчера вышла из больницы после перенесенного брюшного тифа.

           Нужда в семье страшная – нет одежды, питания, нет квартиры. Наша помощь мало существенна и, конечно, не сможет подкрепить по-настоящему эту семью. Мы выдали им 1000 рублей, выдали одежду и обувь для детей  и прикрепили их к нашему детскому магазину (а там норма выдачи продуктов мизерная).

           Хорошо бы вызвать их в Москву. Поговорите  об этом с кем  следует, быть может, что-нибудь удастся сделать. Как Вы живете, как здоровье Ваше, детей, Всеволода Вячеславовича?

 

Примечания:

 

            - Софья Аркадьевна Журавская – руководитель Республиканской комиссии Наркомпроса Узбекистана по работе с эвакуированными детьми.

             - Н.Г. Зайко кандидат искусствоведения, дочь       С.А. Журавской, хранительница архива родителей, передавшая в дар ташкентскому общественному музею           А. Ахматовой «Мангалочий дворик» данное письмо и другие ценные материалы.

             - Т.С. Есенина прожила в Ташкенте до кончины        5 мая 1992 года. Похоронена на Боткинском кладбище, где ей поставлен памятник литературной общественностью города Ташкента.           

 

 

Copyright © 2005 Мир Есенина. All rights reserved.

E-mail: zinin123@mail.ru

 

Дизайн: Яник Ласко

E-mail: yanik-lasko@mail.ru