Содержание:

С.А. Есенин

РУСИ

Тебе  одной плету венок,

Цветами сыплю стежку серую.

О  Русь,  покойный уголок,

Тебя люблю, тебе и верую.

Гляжу в простор твоих полей,

 Ты вся  -  далекая и близкая.

Сродни мне посвист журавлей

И не чужда тропинка склизкая.

Цветет болотная купель,

 Куга зовет к вчерне длительной,

И по кустам звенит капель

Росы холодной и целительной.

И хоть сгоняет твой туман

Поток ветров, крылато дующих,

Но вся ты  -  смирна и ливан

Волхвов, потайственно волхвующих.

( 1915 г.)

Примечание: 1. Куга  -  болотное растение, озерный камыш.   2. Смирна  -  благовонная смола, употребляемая при богослужениях.  3. Ливан (от названия страны Ливан)  - ладан.

Разгуляев Александр Иванович (1902 – 1961),

единоутробный  брат Сергея  Есенина

С 1901 г. в семье родителей С.Есенина произошла размолвка. Т.Ф.Есенина ушла из семьи мужа, стала работать в Рязани. 22 октября 1902 г. у неё родился сын Александр, которому была присвоена фамилия Разгуляев по фамилии своей кормилицы и воспитательницы Е.П.Разгуляевой, которой платили за воспитание ребенка. Подрастая, Александр с кормилицей изредка приезжали в Константиново.   

  С.Есенин узнал, что у него есть сводный брат, во время приезда в Константиново в ноябре 1916 г.     Весть о сводном брате  С.Есенина  не обрадовала. «У меня против тебя ни одного слова нет, кроме благодарности, - писал он отцу 5 декабря 1916 г.  – А мать… Клянусь тебе, и Катька, и Шурка с Лёнькой  (речь идет  о сёстрах и брате поэта – С.З.) вряд ли помянут её добрым словом».

Достигнув совершеннолетия, А.Разгуляев стал работать в Перово стрелочником на железной дороге.  Александр был не сильно грамотным, в школу ему пришлось мало ходить. Тем не менее,  он попытался описать свою жизнь.

После революции Александр в 1918 г.  возвратился в деревню Петровичи, но там не было работы, пришлось уехать  в Ульяновск, но трудоустроиться там не смог.

Встреча братьев состоялась в августе 1924 г. (а не 10 мая 1924 г., как об этом говорит А.Разгуляев в «Автобиографии)  в доме деда  Ф.Титова, так как С.А.Есенин с 8 по 20 августа находился в Константинове.     Вторично встретились в июле 1925 г. на свадьбе своего  родственника Ерошина.  В Москве С.Есенин через А.Р.Изряднову оставил для А.Разгуляева свою фотокарточку. В сентябре Александр зашел к А.Р.Изрядновой. «Это, - сказала она, - Сергей приказал передать тебе». И она протянула фотокарточку юного Сергея. Лучшую из всех известных фотографий.

  Но отношения между братьями не  были идиллическими. А.Н.Есенин  требовал от своих детей, чтобы они не принимали, как родного, Александра Разгуляева, которого он всегда называл «подкидышем».  «Прошу Вас, ради бога, - писал он 16 мая 1925 г. в Москву Екатерине Есениной и Галине Бениславской,  - не принимайте вы его к себе,  очень мне больно переносить все это, гоните его к черту, шантажиста проклятого.  Он совсем не пристаёт к нашему семейству».

    20 августа 1925 г. С.Есенин писал отцу: «Я всё понял. Мать ездила в Москву вовсе не ко мне, а к своему сыну. Теперь я понял, куда ушли эти злосчастные 3000  руб. Я всё узнал от прислуги. Когда мать приезжала, он приходил ко мне на квартиру, и они уходили с ним чай пить. Передай ей, чтоб больше её нога в Москве не была».

  В 1926 г. А.Разгуляев женился на  Денисовой, деревенской девушке из села Петровичи. Жили в согласии и любви. В семье было четверо детей: Мария (1927),  Людмила (1929),  Сергей  (1933), Игорь (1940).  Игорь утонул в восемь лет.  Остальные дети  получили высшее образование.

А.Разгуляев до самой смерти  проработал проводником  на железной дороге, обслуживая чаще всего среднеазиатские маршруты.  Встречался редко с Т.Ф.Есениной,  помогал в трудное время А.Р.Изрядновой после ареста её сына Юрия,  а также   К.С.Есенину в Москве, встречался в Ташкенте с Т.С.Есениной.  

В 1950 г. Т.Ф.Есенина в последний раз навестила в Перове своего сына, вместе с ним сфотографировалась.  Александр  на пять лет пережил мать.

Сведения о единоутробном брате поэта  Сергея Есенина  длительное время не были известны широкому читателю.  В 1985-ом  году  известная исследовательница и переводчица произведений Есенина на английский язык Джесси Дейвис опубликовала в Англии «Автобиографию А.И.Разгуляева» в малодоступном сборнике научных работ.  Отечественному читателю в значительных выдержках  текст автобиографии был  знаком после  издания  в 1996 г.   монографии А.Панфилова «Есенин без тайны» (с.215 – 257).  В данном случае «Автобиография»  А.И.Разгуляева  печатается с машинописной копии, которая  хранится в Государственном Литературном Музее в Москве.

А.И.Разгуляев

АВТОБИОГРАФИЯ

Я, Разгуляев Александр Иванович, пишу свою биографию подробно и развернуто, основываясь на своих личных воспоминаниях, на рассказах моей матери  - Татьяны Федоровны ЕСЕНИНОЙ, на рассказах и воспоминаниях своей воспитательницы - Екатерины Петровны РАЗГУЛЯЕВОЙ, и на некоторых документах.

Я думаю, что моя биография будет интересна тем, что она связана с жизнью русского поэта  Сергея ЕСЕНИНА.

                       -  *  -  *  -  *  -

Я родился в 1902 году 22 октября от крестьянки Есениной Татьяны Федоровны, которая всю жизнь жила в селе Константиново Рыбновского района Рязанской области (1).

Ввиду постоянной неурядицы моей матери с отцом, мать была вынуждена уйти из семьи в город Рязань, оставив своего маленького сына Сергея Есенина на воспитание деду Титову Ф.А., тогда Сергею было четыре года  (2).

В Рязани мать встретилась с человеком, от которого впервые в жизни познала  ласку, внимание и заботу.  Но не долгой была их дружба. Очень часто в Рязань приезжал законный муж Татьяны Федоровны и требовал её возвращения.  Ради семейного уюта, ради сына Сергея, мать долгое время не соглашалась, продолжала жить в Рязани.  Вскоре родился второй сын  -  Александр.  Двоих сыновей воспитывать стало тяжело,  и мать была вынуждена обратиться в Народный суд с требованием развода или же паспорта, чтобы она имела право жить в Рязани. Суд состоялся в том же городе, судил их земской начальник. Татьяна Федоровна  на суде была с двумя сыновьями: с Сергеем и Александром. На суде муж отклонил требование Татьяны Федоровны и потребовал возвращения в семью.  Татьяна Федоровны была вынуждена вернуться в семью. Дома она прожила 17 дней, не могла вынести  укоров и брани.  Она вернулась в Рязань и устроилась в детдом со своим сыном Александром на должность кормилицы, приняв на грудь другого ребенка.

В детдоме она познакомилась с одной убогой девушкой 23-х лет, с Разгуляевой Екатериной Петровной. Это была умная и ласковая женщина. Татьяна Федоровна попросила её взять сына Александра на воспитание.

Екатерина Петровна долго не соглашалась, но потом уступила просьбам матери.  Мать, Татьяна Федоровна,  была очень довольна тем, что устроила меня в хорошие руки, но когда стала отдавать сына, она потеряла сознание.

Двадцатитрехлетняя девушка Екатерина Петровна, прижимая к груди младенца, в 12 часов дня 1 января 1903 года покидала со своими родителями город Рязань.  Но только они отъехали от города версты полторы, слышать раздирающий душу крик, остановились и видят: по дороге бежит мать с распущенными волосами, за ней следом  -  бабушка Наталья (3) и кричит:

- Спасите, помогите…

Подбегает обезумевшая мать и говорит:

- Боже мой! Я забыла с ним проститься. Дайте моего ребенка, я еще раз прижму его к груди.

Берет на руки, прижимает к груди, целует, заливаясь слезами.  После этого берет себя за волосы и рвет пук волос с кровью. Кровь заливает лицо, льется по всему стану.

- Прощайте, - говорит она, заливаясь слезами, - я пойду лучше брошусь в реку, мне будет легче.

Её с трудом уговаривают, наконец,  завязали голову платком, накинули шаль,  и повела её родная мать.

Меня привезла Екатерина Петровна в свою деревенскую избушку, обогрела меня, накормила, приласкала. Прошло 5 дней, вдруг 5 января в 2 часа ночи слышится стук. Вышла Екатерина Петровна:

- Кто там?

- Это я Катя, Сашина мать, открой мне.

-Ох, батюшки, может быть,  мне это показалось?

Но стук послышался вновь и голос Татьяны. Что делать? Надо открывать. Открывает дверь. В избу вбегает Татьяна, бросается к колыбели, вынимает меня сонного из колыбели и пошли ласки и поцелуи матери.  Мать довольная, что её дитя чистое и сухое. В семь часов утра она покинула избушку и пошла по направлению к станции. До станции было 12 верст. Такие свидания, украдкой по ночам, происходили в течение 8-и лет довольно часто.

Когда мне исполнилось 8 лет, меня определили в учение (4). Учился я плохо, никто не обращал на меня внимания, как я учусь, как я успеваю. Основным занятием в деревне было хлебопашество, плетение лаптей, валка валенок. Всему этому я уже научился.  Воспитательница моя Екатерина Петровна  (выделялась) необыкновенным  мастерством читать псалтыри, складно, жалостно, увлекая своим чтением всех окружающих. Она постоянно брала меня с собой, ни я, ни она не разлучались  ни на один день. Это делала она для того, чтобы я мог с нею вместе пообедать и поужинать. Там, где отказывали в этом, она отказывалась читать.

Сравнялось мне 9 лет, я ходил во второй класс. И вот 10 ноября мы получаем письмо и 3 рубля денег от моей мамы Татьяны Федоровны  Есениной. В письме она писала:

«Дорогая подруга, Екатерина Петровна, я очень вас прошу приехать ко мне  с моим сыночком Сашенькой на несколько дней. Я очень соскучилась по нему. К вам мне приехать нет никакой возможности. Дом не с кем оставить, на днях отелилась корова, дочь Катя маленькая, а Шуру кормлю грудью. Сережа находится в Москве у отца. Убедительно прошу вас приехать ко мне, жду с нетерпением. Целую вас. Одень Сашеньку потеплее, чтобы он не простудился. Я за него очень беспокоюсь»  (5).

Мы со своей воспитательницей собрались  и поехали.  Эту поездку я помню до мельчайших подробностей, помню, как  в дороге мы замерзли, мне очень хотелось спать, но мне не давали. Как сейчас вижу эту избу в темноте,  и на дороге стоит женщина, вот подбегает она ко мне, берет меня на руки, целует в лоб, волосы, щеки, глаза, целует и плачет. Вносят меня в избу.

- Сейчас я тебя напою, накормлю и согрею…

- А где моя  мама?

- Я твоя мама.

- Нет, моя мама не ты, другая, моя мама хорошая.

Входит хромая девушка.

- Мама, идешь?

- Иду, иду.

На столе стоял горячий самовар, мать торопливо бегает по избе и подает всё на стол. За столом две мои матери стали друг другу рассказывать о своей жизни, полилась радостная беседа.  Уром будят нас.

- Вставая, мой ангел.  – А сама все целует сонного.  – Кушать вставая. Я блинов напекла.

Встали, умылись, сели за стол. Со мной рядом сидела беленькая девочка сестренка Катя (6). А Шуру (7) воспитательница держит на руках и говорит:

- Вот, Саша, это твои сестренки.

Покушали мы горячих блинов и стали мы играть с Катей.  Она мне все свои игрушки вытащила, все показала. Стали мы с ней играть в карты, сначала на щелчки, а потом на копейки.  Выиграл я у неё 8 копеек, и она заплакала, я ей и вернул их. А мать тем временем дает Екатерине Петровне разных тряпок и приговаривает:

- Это для Саши, это для сына, мне для него ничего не жалко, я его больше Сергея люблю и жалею. А мужа своего не люблю. Вот сейчас он в Москве живет, а я здесь. Ох! Как мне без него хорошо, как на душе легко. Ведь нелюбим он мною, насильно за него шла, я не плакала, слезы сами лились, ручьями лились и сейчас не просохли. Так и живу без конца в слезах да горе. А теперь еще больше на него имею зло  -  из-за своего сына, с которым приходится жить мне в разлуке. Развязал бы он мне руки, дал бы развод или паспорт.

Пробыли мы у матери трое суток, а на четвертые стали собираться в дорогу. Вышли на крыльцо, стали прощаться, мать опять заплакала, зарыдала.

- Катя, не обижай Сашу, он моё страданье, самое мое больное место.

На прощанье и я заплакал и попросил дать мне карты. Мать вынула один рубль и отдала воспитательнице.

- Вот, купи ему карты.

Простились мы с матерью,  и пошли на станцию Дивово. По дороге меня спрашивает воспитательница:

- Что, Саша, тебе понравилось у матери?

- Да, но я боюсь у них быть.

- А чего тебе стесняться? Это же твоя мать. Она для тебя ничего не жалеет. Её надо любить и жалеть. Она добрая и умная.

- Нет, мама, ты лучше!

Усмехнулась Екатерина Петровна и говорит:

- Глупый ты ещё.

- Мама, а почему я не у неё живу?

- Нельзя. Она очень боится отца, он её за тебя ругает.

- Мама, а Сережа, мой брат, где он, почему я его не видел, он в Москве живет.  Вот, если бы я жил с ним, он бы за меня заступился, а то, когда меня ребята обижают, заступиться некому. За других заступаются. Вот Ванька меня тогда ударил и убежал, а ты догнать не могла, только костылем помахала. А Сергей, он бы ему дал. Я вот Петьку тогда ударил, его  отец меня догнал, как больно меня кнутом ударил, так мы с тобой тогда плакали. За меня ведь заступиться некому, несчастливый я.

Когда мы приехали в село, нас встретили вопросом:

- Ну, как вас встретили?

Мою мать все в селе знали. Когда она приезжала в гости к Екатерине Петровне, она ходила со мной в церковь. На нового человека обращали внимание. Друг друга спрашивали: «Чья это барыня приехала к Разгуляевой Екатерине Петровне?  Это мальчик, которого она держит, её сын, он отдан на воспитание Екатерине Петровне».  И вот теперь интерес к моей судьбе возрос снова. «Ну, слава богу,  Саша сиротой не будет, и ты, Катя, будешь счастливая. Разве тебя оставит Татьяна, она в долгу не останется».

Около дома нас встретили восклицаниями: «Саша приехал, а сколько много привезли!» Стали всех подарками оделять.  В семье было десять душ.  Жена брата Екатерины Петровны часто говорила,  чтобы меня отвезли к матери, он лишний у нас в семье, своих хватает (у неё было трое).  Но и она была рада и довольна, но не надолго.  Недели через две сноха вновь заговорила: «Убирайте его куда хотите, не хочу, чтобы мои дети были забиты, не хочу иметь из-за него неприятностей». Екатерина Петровна начала горько плакать и убиваться: «Что мне с ним делать, с какими глазами я его повезу к матери, я её так обижу».

Вот все решили меня отвезти в детский дом. В пасмурный день, в понедельник меня стали собирать в детдом в город Рязань.  Я же ничего не знаю, ничего не понимаю, куда собирают, зачем собирают.  «Давайте присядем, - говорит дедушка, - помолчим, богу за него помолимся, пожелаем ему доброго пути».  Присели все и стали молиться богу. Я тоже молюсь. Вдруг слышу: Екатерина Петровна зарыдала на весь дом и начала причитать: «Господи, ничего Татьяна не знает и не чувствует, что я ее сына снова везу в детдом. Бедный мальчик, пошли ему господи счастливую долю». Дедушка заплакал и говорит: «Ну, Саша, прощайся со всеми».

Со всеми я прощался с большим удовольствием, но когда подошли к Екатерине Петровне, заплакал, а она зарыдала.  Её рыданья я слышал даже тогда, когда в сани сели,  и они поехали по направлению у Рязани.

В детдоме меня приняли скоро, вымыли, переодели, привели в порядок и проводили меня в большую комнату.  Там не было ни одного мальчика и ни одной девочки.  Я боялся в этой комнате каждого шороха. Наконец, пришел дедушка прощаться со мной.  Я уцепился ему за шею и не мог оторваться, со слезами упрашивая дедушку: «Возьми меня с собой, дедушка,  возьми меня домой,  я буду всех слушаться, кушать я у вас ничего не буду, буду выпрашивать у соседей хлебушка, только возьми меня отсюда».  Дедушка сам весь в слезах оставил меня на кровати и ушел. В ужасе с рыданием я не помню, как уснул.  Меня разбудили ужинать, но я не мог встать  -  у меня была высокая температура. Ночью просыпался несколько раз, около меня сидела няня.

Утром проснулся и в комнате увидел еще четырех мальчиков.  Нас всех посадили завтракать. Я ничего не кушал, страшно тосковал.  Ребята меня старались уговорить: «Не грусти, Саша,  мы тоже первое время скучали, а теперь привыкли: давай играть в орла, мы тебя научим». Мне принесли пальто, новые валенки, кепку.  Но это ничего меня не радовало, мне хотелось домой.

- Видишь, какой стал барин, - говорит няня, - сейчас пойдем гулять. И не плачь, здесь лучше. Будешь здесь учиться, будешь здесь человеком. А в деревне что будешь делать? Лапти плести, да по улице бегать.

Отправились на прогулку по Рязани, прогулка мне очень понравилась; после прогулки и ужина уснул спокойно, перестал плакать.  С каждым днем мне здесь всё больше и больше нравилось. Ко мне здесь стала приходить какая-то барыня, приносила игрушки, сладости, мне это нравилось,  я стал обо всем забывать.  Но прошло восемь дней, и к вечеру прибегают в комнату мальчишки и говорят: «Саня, за тобой приехал дедушка». Я не поверил, но все-таки сог всех ног помчался наверх. Гляжу, правда,  дедушка.

- Дедушка!  - крикнул я, бросился ему на шею, давай целовать его.

- Рад, касатик, что я приехал за тобой, а там по тебе все так плачут.

- А я, дедушка, перестал плакать, мне здесь хорошо, но всё равно я поеду домой.

Стал прощаться с няней, с ребятами, с барыней.  Они стали уговаривать дедушку оставить меня здесь. Здесь он получит всё, что нужно.

- Нет, там все плачут, ждут. Едем, дорогой.

Я спрашиваю дедушку:

- А моя мама знает, что меня взяли из детдома?

- Нет, ничего она не знает, не знает она, что ты и был там.

- А давай поедем к ней.

- Нет, её дома за тебя ругают.

- Я всё равно уйду, она меня любит, жалеет.

Приехали мы в деревню, в низенький, деревянный дом, встретили меня приветливо, воспитательница на меня не может наглядеться, а дедушка начал рассказывать о том,  как мы с ним встретились в детдоме. На другой день я опять пошел в школу, учительница говорит: «Ну вот и хорошо, что ты вернулся.  Будешь опять учиться, тебе я всегда буду помогать».  Дала мне новый букварь, дома я его с таким восторгом рассмотрел, нашел бумажку и решил его обернуть. Долго примеривал бумажку, но ничего не получилось, слишком мала газетка. Я посмотрел на все, никто на меня не обращает внимания, тогда я влез на палати и стал придумывать, что мне делать, ничего у меня не получается, не хватает газетки. Тогда я достал ножницы, обрезал кругом букварь  -  и мне хватило газетки.  В школе на другой день стали читать по очереди. Дошла очередь до меня, я поднимаюсь, читаю. До конца строки дохожу  -  у меня слова нет. Учительница меня поправляет, за меня по своему букварю почитывает.  Раз дочитала, два дочитала, а на третий раз и говорит: «Что такое? Почему не дочитываешь?»- А у меня нет этих слов…

- Как нет? Дай-ка букварь… Ах, вот в чем дело.

Сначала нахмурилась, а потом рассмеялась:

- Зачем ты так сделал, кто тебя научил?

- Никто, сам,  - и заплакал.

- Но ничего, садись,  уладим дело.

Мне дали новый букварь и белой бумаги.  Но школу мне все-таки не пришлось окончить. Когда я учился в четвертом классе, у нас случилось большое несчастье. Был апрель 1915 года, пасха. У нас в этот день сгорел дом, подожгли его дети, одному из них 7 лет, другому 6 лет.  Дом был ветхий, сухой.  День был солнечный, теплый. Весь дом был сразу охвачен пламенем, горел у всех на глазах, к дому невозможно было подойти. Дом горел жарко.  На глазах у всех сгорели во дворе гуси, сидящие на яйцах, сгорел теленок. Ничего не спасли  -  остались в том, в чем успели сами выскочить, в чем были сами.  Вечером вернулось в деревню  стадо. Вся семья сидит на г8орелых бревнах, плачет, вздыхает.  Пришла ко двору наша корова Рыжанка, всё обнюхала и стала реветь. Мы же не знаем, куда идти. Воспитательница взяла меня и направились мы с ней к её тетке. Там переночевали.  Ночью слышу, тихо плачет Екатерина Петровна, я заплакал тоже и говорю: «Не плачь, не надо, давай напишем маме письмо, а если он6а не поможет, я поеду в Москву работать, я стал большой, всё купим».

- Куда тебе, ты ещё мал.

Утром я пришел на пепелище и заплакал: «Милая мама, чует ли твое сердечко, что твой сыночек горько плачет на горелых бревнышках. Прилети ты ко мне сизой голубкой, посмотри на меня. Мама, ты моя мама, зачем ты только меня, несчастного родила, такого горемыку».

Собрались все соседи, плачут, успокаивают меня: «Не надо плакать, у тебя мать  хорошая, она тебя не бросит, защитит и приголубит тебя, несчастного». Стал я упорно проситься на работу, но не пускает меня  Екатерина Петровна.

- Нет, - говорит, - не пущу я тебя, ребенка, пойти по миру, тебя с собой возьму, будем сыты.

Стали в селе собираться люди на заработки, собирается и сестра воспитательницы Анна, забрала и меня с собой. 10 мая 1915 года приехали мы в Москву. Город на меня произвел необыкновенное впечатление, я его не собирался увидеть таким.  С Казанского вокзала мы пошли к сестре Наталье Петровне.  Её мы застали в великом горе. От неё ушел муж, и опять вечером рассказы и слезы.  Но плачь, не плачь, а работать надо.  Через день меня повела Наталья Петровна на работу в чайную. С хозяином договорились, что он возьмет меня мыть чайную посуду с жалованием 8 рублей в месяц.

На следующий день я приступил к своей работе. Работа мне нравилась, я не уставал, не скучал, в чайной играла музыка. Меня вскоре заметили важные господа и потребовали у хозяина, чтобы я прислуживал им. Через некоторое время  меня хозяин посылает  работать в зал этих господ.  Меня подстригли в парикмахерской, стал я неузнаваем.  Хозяин научил меня разговаривать с господами на «с». Увидев меня, посетители выразили восторг и удовольствие. Я ко всем был внимателен. Когда господа ушли, на каждом столе под бокалами оставили деньги, не начатые плитки шоколада. Уходя, они говорили: «Там оставили тебе».

Моя же мать, Татьяна Федоровна Есенина, ничего не знала о том, что мы сгорели, о том, что я уехал из деревни.  Спустя несколько недель после пожара, как после рассказывала сама Татьяна Федоровна,  она не могла найти себе места от давящих её дум. Она набрала два деревянных ящика добра и поехала в деревню к сыну.  Сошла на станции, ни одного извозчика, она решила переночевать на станции. На станции были и другие люди.  Рядом с ней сидит смуглая женщина  и обращается к матери:

- Мне знакомо ваше лицо, но не знаю я, где вас видела? Далеко вам идти?

- В Петровичи, к Разгуляевой Екатерине Петровне.

- А, это к хромой? А она вам родня?

- Да, и нет, у нее воспитывается мой сын Саша.

- А, вот и вспомнила, где я вас видела: вы с ним ходили в церковь. А туда вы напрасно сейчас едете.  Они ведь на самую пасху до дла сгорели.  А как на другой день Саша плакал, мы сами с ним со стороны наплакались.  Всё вас вспоминал. «Мама моя, родная моя, что мне делать, куда деваться».  А его Екатерина Петровна отправила со своей сестрой в Москву. Всех я их знаю, - а у самой полны глаза слез.

Она села на диван и заплакала.

- Спасибо, что сказала, я теперь вернусь назад. Всем передай привет, скажите, что я очень огорчилась, что его так рано отправили в Москву.

По приезду домой она втайне от отца написала письмо Сергею, на которое он ответил, что приедет в конце июля.  В конце июля приезжает в деревню Сергей Есенин, приехал пижоном (8).  Она была ему очень рада, встретила приветливо. Ему она не могла сказать слова против, боялась, как бы его не обидеть, он требовал к себе  тонкого и особого внимания. В этот день мать приготовила завтрак и пошла будить Сергея. Сергей спал в амбаре. Сели за стол.

- Ну, мать, а голову поправить как бы?

Мать усмехнулась:

- Сейчас, сама знаю.

- Ну вот и хорошо.

А Татьяна Федоровна не знает, как ей начать разговор о Саше.

- Сергей, я хотела с тобой сегодня поговорить. Кого ты больше жалеешь: мать или отца?

- Эх, мать, когда ты мне рассказываешь о своей жизни  -  тебя, когда отец жалуется на свою судьбу  -  его. Обоих мне вас жалко, и вот, когда вы поврозь  -  это еще хуже. И как больно мать  -  ведь ты про отца лишний раз не спросишь.

- Но, Сергей, одно я тебе скажу: лучше, что мы с ним поврозь живем. Если бы мы с ним вместе жили, я бы не пережила, тошно мне с ним.

- А он про тебя часто говорит.

- Мне от этого не легче. Вот поживешь на свете, узнаешь, что такое муж и жена, и что такое дружба.

- Ну, ладно, давай я тебе свои стихи прочту. Это лучше будет.

 - Подожди, мы еще только начали разговор.

- Ну давай, давай, мать. И плохая ты, и хорошая мать, я должен всё от тебя выслушать.

- Сергей, у меня есть одно больное место, о котором я давно тебе собиралась рассказать.

Но в это время, в тот момент, которого она так долго ждала, входят два товарища, и ничего не успела сказать мать. Сергей ушел с ними.  (С большим чувством обиды, вспоминая, рассказывала об этом мать).

Спустя два дня видит мать, стоит Сергей около окна и смотрит в сторону реки, задумался.

- Чем недоволен, Сергей? – спрашивает мать.

- Эх, мать, я всё думаю. Красивые места наши. Леса, луга, реки. Многое я видел, хотя и молод, и скажу, что наши места самые красивые.

Разговорились обо всем да обо всех.

- А что, Сережа, тебе Анна Романовна (9) нравится?

- Мне? Как тебе твой муж.

- Значит, не любишь, а ведь у нее скоро будет ребенок…(10)

- Ну и что ж. Пусть растет.

- Пока его нет, его и не жаль тебе, а когда народится, по-другому запоешь, и пожалеешь тогда. Первые детки ягодки.

- А вот тогда и посмотрим, мама. А ты переживаешь?  Как много тебе пришлось пережить из-за нас. Вот, когда ты меня  отдавала к бабке и деду, ушла в Рязань. Не сладко тебе там было.

- Да, сколько я там слез пролила, да не только слез, крови сколько потеряла.

- Как крови?

- У меня там сын родился.

- Сын, другой? А где он сейчас?

- Он находится на воспитании у хромой Екатерины. (А сама заплакала). Как мне тяжело, я мать, мне всех жалко, какой я палец не укушу, мне всё больно, и всё больнее мне Саша. Он вырос с чужими людьми. Он обижен, он страдает из-за меня. Я ему за муки до смерти обязана. Тебя вот о чем хочу я спросить: «Когда ты жил у деда и у бабки, тебя не обижали?».

- Ох, да как часто мне попадало из-за его дочери Дуньки (11). Помню, как меня однажды больно ударил дядя Саша (12). И крикнул: «Вон отсюда!» Я ушел в огород, от обиды заплакал.

- Ну вот, а Саша один кругом. Ты должен ему посочувствовать.

- Сочувствовать, сочувствовать-то я ему буду, а вот помочь чем?  Помочь я ему сейчас не могу. Я ведь еще сам молод. Я надеюсь, что мы с ним скоро встретимся. А где он сейчас? Когда ты его последний раз видела?

- Я его уже не видела три года. Два месяца назад я поехала к нему, а мне на станции Вышгород сказали, что его проводили в Москву. А где в Москве  -  не знаю.

- Ну, мать, ладно. Много ты мучилась, а теперь мы в люди выйдем.

- Знаешь, Сережа, моя материнская к тебе просьба  -  друг друга не бросайте. Ведь вы единоутробники.

После этой  беседы (13) она больше не возвращалась к этой теме. Сергей хорошо отдохнул и уехал. Опять стало скучно. Настал сентябрь. Катю проводили в 3-й класс учиться. Дела шли хорошо,  но сердце матери не находило покоя. Как там Саша? И решила написать письмо Екатерине Петровне.

«Дорогая подруженька, слышала о вашем несчастье, не раз мне пришлось плакать. Ехала вас навестить, везла вам кое-что, но на станции Вышгород узнала, что Саша уехал в Москву. Пришлось всплакнуть и вернуться с багажом домой.  А сейчас решила написать вам, чтобы кто-нибудь  из вас приехал, чтобы обо всем рассказал, переговорить и посоветоваться о Саше. Вот и все. Я жду вашего приезда. До свидания. Т.Ф.Есенина».

Письмо получили и решили, что поедет отец Екатерины Петровны  -  Петр Андреевич. По прибытию в село Константиново он быстро нашел дом Есениных. Мать сердечно обрадовалась приезду деда.

- Садитесь, садитесь, Петр Андреевич. Я так рада. Устал с дороги? Сейчас с тобой будем чай пить, закусим.

За столом долго говорили о жизни, о Саше.

- Тебе с собой я наберу что-нибудь, поддержу вас, а то после пожара этого наверно разуты, раздеты.

Она набрала два ящика обуви и одежды.

- Спасибо, спасибо! Как я с таким грузом дойду до станции?

- Дядя Петр, я уже побеспокоилась о лошади, тебя повезут.

- Спасибо, добра твоего не забудем.

На прощанье попросила мать писем ей не писать,  так как они могут попасть в руки мужа. Только дядя Петр за порог, а соседи на порог: «Что это за старик? Что он привез?» - «Этот старик валенки валял».

Настал апрель 1916 года, а Саша всё жил в Москве, зарабатывал деньги. В мае поехал к воспитательнице в деревню. Купил себе костюм, ботинки и фетровую шляпу, и в кармане звенит серебро. Воспитательнице купил тапочки с лакированной отделкой, на сарафан матери и множество мелких подарков. Все рады моему приезду, на меня не налюбуются.

Погостил я в деревне две недели, мне теперь здесь не нравилось, и я уехал в Москву.  Там мне предложили службу в трактире на Зацепе.  Дали оклад 9 рублей  и большой зал. Здесь я проработал год, надоело мне служить в трактире и я устроился работать   на зеркальную фабрику  подручным мастером.  Жалованье было  1 руб. 26 копеек в день. Я проработал 6 месяцев и вот 25 октября 1917 года вбегает к нам мужчина и крикнул: «Бросайте работу! Айда бить буржуев!» Слышим, везде поют: «Мы сами набьем патроны, к ружьям привинтим штыки». Несут красные флаги  -  началась революция.

10 января 1918 г.  я опять поехал в деревню Петровичи. В деревне был голод, день шел за днем, а я жил и не работал. А семья большая,  все выросли, я приехал девятый.  Семья бедная, хлеба нет, работать никто не любит и не хотел.  Вся забота лежала на дедушке.  Один он заботился обо всем, работал день и ночь.  Весной были вынуждены пойти в разные стороны на заработки.  Мне хотелось поехать к матери, но воспитательница мне ехать отсоветовала: «Она и без тебя с ума сходит». И благословила в поездку в Самарскую губернию, собрала все мои пожитки, дала в руки палку, а в кармане ни копейки.  Пришел я на разъезд Павловский, сел в товарный вагон и поехал. Доехал до г. Симбирска, а ехал 5 суток.  Питался тем, что просил у людей, некоторые давали, а некоторые ругали.  Но что ж делать,  никто ведь не знал моей судьбы.  В Симбирске меня в вокзал не пустили. Настала ночь. Что делать, куда деваться от темной ночи. Стою и даже плачу  -  мне ведь всего 15 лет. Подходит ко мне парень, такой же,  как и я.

- Ну что, тебя не пускают в вокзал? Меня тоже. Как тебя зовут?

- Саша.

 - Сашка, поедем отсюда подальше на ст.  Чердакин, отсюда 25 км. Туда сейчас товарный поезд идет.

Сели мы на тормоз и приехали на ст. Чердакин. На станции холодно, да и ничего кроме воды не ели.

- А куда ты потом поедешь? – спрашиваю я своего попутчика, которого узнал, что зовут Мишей.

- Куда глаза глядят.

- А у тебя мать есть?

- Да.

- А почему ты от матери ушел?

- Знаешь, Саша, от хорошей никто не уйдет, а она совсем чужая стала, совсем забыла и забросила меня. И отец от неё ушел к другой, мать тоже другого привела, милиционера, каждый день с матерью пьют, а напьются  -  ругаются. Нас ведь трое, я самый большой.  Я всё понимаю, противно мне, взял и ушел.

- А ты бы к отцу, - посочувствовал я.

- А там мачеха как зверь. Если придешь, говорит, голову отрублю.

Так все друг другу рассказывали, вывернули свои души. Утром решили пойти в деревню Любовка. Поплелись потихоньку. Дошли до первой деревни, решили попросить хлебушка. Постучались, выходит женщина лет 45, попросили мы у неё хлеба.

- Куда вы идете? – спрашивает она.

- В деревню Любовку.

- О, это далеко. Зайдите, я вам горячих щей налью.

Налила она нам большую чашку щей, мы её ч таким аппетитом опорожнили, а муж её сидит и говорит: «Дай им еще молока».  Пришла хозяйка, принесла кринку молока, поставила на стол. Поели мы, подкрепились хорошо.

- Спасибо вам за хлеб, соль.

Дали нам на дорогу хлеба.

- Пускай помянут нашего Алексея. У нас такой же был, умер от тифа.

- До свидания.

- Идите с богом.

В деревне Любавка мы обратились прямо в сельсовет с просьбой нас куда-нибудь устроить.  Вечером собралось в деревне собрание. В конце собрания председатель сказал о нашем присутствии и нашем намерении работать. Нас взяли в работники, меня на один конец деревни, Мишку  -  на другой.  Привел меня мой хозяин дядя Ваня к себе в дом.

- Ну, старуха, привел нам помощника.

- Больно молод, ему будет у нас тяжело.

- Ничего, привыкнет, приучим ко всему. А теперь садись, чай, есть хочешь?

Поужинали и после ужина все я им о себе рассказал. Кто я , откуда я. Они мне рассказали, какое у них хозяйство: 5 лошадей, 2 коровы, бык, овцы, гуси, куры, но о работе и о плате не говорилось, сказали, посмотрим, какой ты будешь работник.

В пять часов утра будит меня хозяйка: «Вставая, хозяин пошел во двор. Что ж ты тянешься, привыкай, так будешь вставать каждый день».

Проработал я у них два месяца и как-то за ужином заявляю, что больше у них не работник. Они повесили головы.

- Александр, чем ты недоволен?

- Я всем доволен, но я очень скучаю без своих людей, хочу поехать в Сибирь, там теперь наши.

- Ну вот что, ты сезон у нас не отработал, платить мы тебе ничего не будем.

- Ничего мне и не надо. Дайте только на дорогу хлеба.

Пошел проститься с Мишей.

- Ну, Миша, я уезжаю.

- Что же, надоело?

- Нет, очень трудно, работа  тяжелая, а харчи плохие и не досыта.

- А я, Саша, не могу на это жаловаться. Так куда теперь путь держишь?

- В Сибирь. Туда от нас уехало еще  в 1912 году 12 семей, живут хорошо, помогут и мне.

- А я никуда не поеду. Это моя губерния.

Простились мы и опять в путь, в Сибирь. На станции Чердакин сел на паровоз пассажирского поезда, примостился на уголь. Так ехал трое суток, до города Кургана. Вышел весь черный, подходит ко мне милиционер и спрашивает паспорт. Я подал, он отобрал паспорт и велел зайти за ним в железнодорожную милицию. А я боялся милиции и не пошел за паспортом,. А сел в товарный поезд, в котором ехали солдаты, и уехал. В дороге меня солдаты жалели, кормили.  У станции Татарской я вышел, солдаты дали мне с собой сухарей и сахару.  Переночевал я на вокзале, а утором отправился в дорогу. До села Утлика было верст 80.  Иду босяком, ноги все сбил,  подошвы потрескались, а жара стоит 50 градусов, пить хочется. Наконец дошел до Утлики, спрашиваю  Кондрашовых, Терениных. Но никого из наших не оказалось. Деревня мне понравилась, народ добрый, живут хорошо.  Два дня отдохнул, иду дальше, до следующей шел целую неделю.  Прихожу, спрашиваю своих, отдохну и опять в путь, искать своих. Иду. Путь далекий. Некоторые обгоняли, добрые сажали, верст 10 подбросят, даже давали что-нибудь покушать.  А дороги идут все лесами. Иду так бором и волка от себя в метрах 15 вижу. Я остановился, от страха замер  на месте: «Боже мой, что мне делать?» Стою и вдруг вижу сзади меня едет несколько подвод, я оглянулся и бросился бежать им навстречу. На обозе ехали киргизы, которые были известны своей жестокостью. Я их испугался больше, чем волка, но ничего, в страхе доехал  я с ними до села и думаю: «Неужели я еще жив!». Лег на землю и заплакал. На что похожа моя жизнь! Не было у меня детства, не было юности. Одно страдание, одни оскорбления, одни унижения, голод и холод.  И ты только один переживаешь всё это, никто не разделит с тобой горькой участи. Расступись земля-матушка, возьми меня!

Такие вещи бывали со мной частенько. В слезах я часто обращался с молитвой к матери. Наконец я добрался до села Утятки Ярковской волости. Мне сразу показали дом кузнеца Ивана Федоровича Нестерова, с которым я жил рядом. Подхожу к кузнице, стучат молотки.

- Бог в помощь, - сказал я, подходя.

В кузнице стучит Иван Федорович и его сын Иван, мой друг.

- Далеко я к вам шел.

- А кто ты такой?

- Я Саша Разгуляев, приемыш Екатерины Разгуляевой.

- Ой, батюшки, как ты до нас дошел? А я тебя и не узнал.

Они бросили работу, глядят на меня, узнают и не узнают.  Повели меня в хату.

- Груша, узнаешь гостя?

- Нет.

 - Да как же, это Сашка Кати хромой.

- Ой, Саша, бог мой. Ну и здоровый.

Поцеловались.

- Сейчас, сейчас обедать.

Все удивляются, качают головой: такую даль, без адреса, такой молодой и нашел.  Обед был хороший, вытащили самогон.  Первым делом спросили: «Ну как, Саша, твоя мать? А как хромая Катя? Как они тебя в такую даль проводили?»

- Голод заставил, нет хлеба, голод куда хочешь загонит.

Пришли другие соседи, всем не терпелось узнать, как там живут на родине, расспрашивали про родных и знакомых Я всё рассказал. На следующий день меня приглашают в гости то одни, то другие, все жизнью довольны, живут хорошо, хлеб некуда девать, амбары полны, а в России хлеба нет, голод.  Два месяца  я гостил  в деревне, по вечерам гуляли по деревне с парнями и девушками.

Я подрядился в работники до зимы за валенки и полушубок к зиме.  Тут-то я понял, как дается хлеб, не было времени сходить погулять, тут-то мне и не понравилось. Без привычки руки были в мозолях. Я похудел, ел не досыта, уставал и уставший не хотел есть. А от хозяина я получаю упреки.

Вскоре приехали к моему хозяину из России мать с отцом. Я узнал от них, что Екатерина Петровна Разгуляева уехала со своей семьей в город Рубцовск, в Алтайский край, который находится сравнительно недалеко отсюда.  Я был очень рад и сразу решил поехать к ним.  Это же мне советовали многие односельчане. Меня провожало много народу, провожали ребята и девчата с гармошкой, с песнями и плясками. При  прощании все поцеловались,   и я направился на станцию Каргей. До станции было 80 км, шел я двое суток и пришел на станцию вечером.

Как и прежде, я приспособился на тендер паровоза. Приехал в город Рубцовск и думаю, что,  наконец,  кончились мои муки, добрался.  Вечер был такой чудесный, тихо, спокойно.  Иду, куда не знаю, иду и думаю, как меня встретит воспитательница, как она обрадуется.  Иду и вижу,  навстречу идет мне девушка лет 15 в рязанском наряде, наша девушка.

- Девушка,  я только приехал сюда, здесь есть из Рязани люди? Я ищу Разгуляеву Е.П., хромая, на костылях

.- Знаю, это тетя  Катя. Пойдемте, я провожу вас.

Идем с ней и разговариваем.

- Вот этот первый дом Разгуляевых.

Дошел до дому, дай, думаю, я посижу на лавочке. Сижу, отдыхаю, смотрю, а во дворе народу много  -  все наши.  Буду сидеть и молчать. А может быть мне будут не рады, скажут, уехал и приехал.  Нет, воспитательница будет рада, но сможет ли она пригреть. Но… показаться надо. Пусть ложатся спать, вызову воспитательницу, поговорю, что дальше делать. Так я и сделал. Когда улеглись все спать, я вызвал Екатерину Петровну. Она, увидев меня, была удивлена: Ой, батюшки, откуда ты взялся?»

- Мама, ты мне не рада?

- Что же делать? Куда деваться? Сейчас в Рязани голод, хлеба нет, последнее время и мякины не стало. А здесь хорошо, хлеб есть. Будешь работать, ты теперь большой, сам себя прокормишь, бояться нечего. Пойдем в дом, я тебя накормлю и уложу спать.

Я напился молока и лег в коридоре. Утром все узнали, что я приехал. «Вот пропащая душа, сколько он выстрадал, а Татьяна хитрая, свалила на людей, как хотите  - выводите в люди. Ну ладно, много мучились, теперь будет легче».  Я чувствовал, что мне в семье не все рады, разговаривают через силу.  Прошел день, другой.  На другой день меня приглашают в затоку за ягодами. Я с удовольствием согласился, сел на бричку и поехали. Нас было человек 25. Когда приехали, то рассыпались кто куда, ягод было много.  К вечеру я вернулся домой, у меня началась рвота, поднялась температура. На третий день вызвали врача  -  он признал у меня тиф.  Меня отправили в больницу.  В дороге мне воспитательница сказала: «Эх, Саша, ты, наверное, не выдержишь».

Мое состояние было очень плохим  -  часто терял сознание, из носа текла кровь в течение нескольких дней.  Меня выписали очень слабым. Я со слезами вышел из больницы, не зная, куда мне идти.  Кто мне будет рад? Никто. Иду и плачу. Вхожу в дом.  Сидит сноха и пьет с мужем чай.  Вместо приветствия сноха проворчала: «Вот кому не подохнуть. Смотри, как болел и остался жив.  Брошенные дети  -  живучи».  Я взглянул на них и ничего не сказал, нечего мне было говорить, ведь они хозяева.  Пить хочется, а к столу подойти боюсь. Я попросил налить мне чашку чая.  Я рад был промочить горло.  Я лег на кровать совершенно больной, а они сидят за столом и пьют чай с сахаром, а им жалко для меня кипятку.  О том, чтобы угостить меня, больного, чаем, не было и речи. Рядом с домом был базар, но ничего не было у меня в кармане.

Однажды стою на базаре, холод, вечер.  Стою  в ветхом зипунишке, люди подходят ко мне, говорят, идите домой, простудитесь, но никто не думал о том, что стою тут у дома и думаю,  может быть,  кто-нибудь даст что-нибудь.  Только думаю, а попросить не смею, сытый голодного не разумеет.  Постоял я на базаре около двух часов, окоченел, но не уходил, а молился о том, чтобы я простудился и умер.  Вечером мне опять было плохо, привели врача.  Врач сказал,  что у меня слишком большое истощение и что необходимо усиленное питание. Спрашивает: «Что ты ешь?»  -  «Ничего». Воспитательница сама больна, а я больше никому не нужен. Врач сказал, что меня тогда необходимо положить в больницу, за мной пришлют с носилками.

Как хорошо мне теперь казалось в больнице. Чисто, светло, и дают кушать три раза в день.

В больнице у меня обострилась боль в ногах, я лишился сна, пропал аппетит. Я день и ночь плачу: «Господи,  скоро же придет моему страданию конец, сколько же можно страдать». В больницу ко мне никто не приходил, это обостряло мои боли.  Совет врачей решил отправить меня в  Семипалатинск и отнять ногу. «Боже, что мне делать без ноги, на чужой стороне, никому не нужный», - думал я. В палате меня все очень жалели, делились своими передачами.  Просили доктора помочь мне.  Мне сделали растирание, до этого мне растирания не делали.  Я вскрикивал от малейшего прикосновения, но после натирания я уснул за все время пребывания в больнице впервые. От слабости я почти не дышал и был почти холодный.  Пришедшая утром сестра подумала, что я умер,  и попросила санитара вынести меня в коридор. В палате все сожалели и говорили: «Ну и хорошо, отмучился».  Я спал очень долго, проснулся, кругом темно, не знаю, где я очутился. Ощупал всё кругом, лежу на кровати. Вдруг слышу голос: «У нас молодой парень умер». Они нагибаются надо мной,  и вдруг раздается страшный визг,  и они оба выскочили из этого коридора.  Пришел врач и тоже нашел меня «мертвым».  Я тихо сказал «доктор», и доктор подпрыгнул и шарахнулся в сторону. Он тотчас же распорядился внести меня в палату. В палате меня встретили радостно: «Значит, проживешь 100 лет!», - говорили.  С каждым днем становилось всё лучше и легче. В больнице не держали более 90 дней, которые я пролежал в ней, а на ногу вставать мне еще нельзя было. Дали палку, но она мне не помогала. Собрали, одели меня и вывели из больницы: как хочешь, так и прыгай.

Поправлялся я плохо, но всем не терпелось отправить меня на работу. Пришла какая-то женщина нанимать меня на работу, посмотрела и говорит: «Куда он годится в работники, за ним самим еще ухаживать надо». И ушла.  На меня все закричали: «Из дома, лодырь, довольно чужой хлеб есть!» Я горько заплакал и вышел в холодный коридор, а за мной вслед выкидывают мою шапку и рваный полушубок. Иди куда хочешь! Вышел я на улицу, стою у двора, куда идти  -  не знаю. На улице буран. Смотрю,  идет военный, его фамилия  Марщанский.

- Что здесь зубами щелкаешь?

- Выгнали, - говорю, - за то, что я не могу работать.

- Какой ты работник! Пойдем к нам, у нас заночуешь. А завтра мы с ними поговорим.

Так я с ними жил две недели. Через трое суток я получил валенки, шапку,  стал получать паёк.  На лето я уехал в Кузнецовку, где заработал 36 пудов пшеницы и поправился сам. Весь этот хлеб я определил к месту: купил себе корову, сапоги, две рубахи, двое брюк и оставил на зиму хлеба пудов 17.

Я уже стал молодым человеком, стали меня приглашать друзья. Сдружился я с хорошими товарищами, поступил учиться в рабфак. Стал читать Пушкина, Гоголя. Учился всю зиму, закончил за 5 классов. Поступил на работу в железнодорожный телеграф на должность рассыльного. Но меня тянуло к родным, хотелось видеть мать.

10 мая 1924 года, получив благословение, я отправился в дорогу. Еду к матери, к своим родным, некоторых из них совсем не знаю, да и мать не видел 11 лет. Сердце болит без конца, как я их увижу, как меня примут и как же я промолвлю голосом «мама». В дороге молчал, вздыхал и только все время смотрел в окно. Смотрел и думал, а ведь у меня есть две сестренки. Какие они, где они, что делают?  А как тяжело ехать туда, где о тебе,  может быть,  позабыли и где тебя никто не ждет. Выхожу на станции Дивово, голова кружится от переутомления, до села Константиново 12 км. Спросил дорогу и пошел. Иду и наглядеться не могу на природу, до чего же она прекрасна, до чего же роскошна. День был очаровательный. Птицы поют на разные голоса, я и говорю себе: вот поют о бродяге. Ну и бродяги бывают разные:  бродяга – вор, бродяга – губящий чужие души, а я бродяга,  который не обидел курицы,  никому дерзкого слова не сказал, а сколько вынес, сколько выстрадал.

Как увидел деревню, церковь посередине, не идут мои ноги. Присел я на зеленый лужок, зачерпнул из святого воды, но ничего в горло не проходит. Опять  пошел тихо, тихо, будто бы крадусь от кого.

На дороге стоит мальчик лет 11-ти, я к нему и обращаюсь: «Скажи, где дом Есениных?»

- У нас домов Есениных много, какой вам надо дом?

- Мне нужно тетю Таню Есенину.

- А монашку тетю Таню. Их дом напротив церкви стоит.

Иду к дому, а сам дрожу.  Подхожу к дому на расстоянии 10 метров, гляжу на дом,  а в глазах стало темно. Сердце сжалось, стою и ничего перед собою не вижу, и в дом войти не решаюсь, кто знает, как встретят.  Поставил я чемодан свой, присел н него, привел себя в порядок, выглядел же я хорошо: на мне были новые сандалии, черная сатиновая рубаха с широким поясом, серая кепка и триковые штаны.  Через один дом от дома матери сидят старушки с ребятишками, о чем-то говорят. Заметили они  меня, перешептываются, видимо, собираются подойти ко мне. Подходят две старухи.

- Здравствуйте, молодой человек, чей ты, далеко ли идешь?

- Я издалека, а иду в Польшу.

- Пешком идете?

- Что же поделаешь. Как-нибудь дойду.

- Пойдемте, мы вас покормим, да отдохнете.

- Нет, нет, спасибо.

- Вот какой народ упрямы поляки, а красивый…

Так и остался я, сижу. К вечеру погода стала портиться, гонят уже ко двору скотину. Вдруг вижу, выходит из дома видная, пышная женщина, встала и смотрит во все стороны, как будто ищет . Я же сижу и не понимаю где я и кого я перед собой вижу, и не чувствую, как по моим щекам протекают горячие слезы, а я шепчу, обращаясь к ней: «Мама, мамуленька».

Вдруг она направляется ко мне, я смахнул слезу с лица.  Она поравнялась со мной, поклонилась и прошла мимо в сторону реки, а я смотрю ей вслед и думаю: «Вот она и не знает, что это её сынок стоит».  Скоро она возвратилась назад, еще раз внимательно посмотрела на меня, навстречу бежит ей девочка лет 12.  Мне подсказало сердце, что это сестра Шура. Встретив мать, они пошли домой, а я опять один около родной матери, а позвать не могу  -  с горем разошелся, с бедой повстречался.

Сверху стал накрапывать дождь,  и я решился зайти к соседям и попросить у них воды. Пригласили они меня в избу к себе, спросили, куда путь держу, сказали, чтобы я подождал, когда самовар поспеет.  Сели мы с ней за стол чай пить, подала она мне сковородную пышку. Сидим с ней и обо всем разговариваем, досиделись допоздна.

- Бабушка, можно я у вас переночую?

- Ох, касатик родимый. Я одинокая, старая, всё, что смогу, сделаю, что не могу, то не могу. Был бы хоть мужчина, вот как у соседей.

- А что у вас за соседи?

- Обыкновенные люди.

- А большая у них семья?

- Да нет, вот должен будет сын приехать. Хороший сын, стихи пишет.

Постучались. Мы приумолкли, на дороге появилась моя мать: «Крестная, ты брала у меня сито?»

- Сейчас, Таня, отдам.

Мать взяла сито и ушла.

- Ой, батюшки, забыла я её спросить переночевать у них, она бы тебя пустила бы.

- Не надо, бабушка, я уж у вас на крыльце переночую.

- Ну ладно, идите,  ложитесь, я  вам дам  плохонькое одеяло.

Вышел я на крыльцо, смотрю, ночь темная, а дождик хорош. Постелил я поближе к стенке, лег и уснул. Проснулся, уже рассветает, выгоняют скотину со двора, пастух хлещет кнутом со свистом. Вижу, как ходит мать с отцом, интересно было смотреть со стороны. Поднялась старуха, поставила самовар.

- Подкрепишься в путь-дорогу.

Я достал из чемодана сухари.

- Не доставай, - говорит старуха, - я напекла мягких пышек. Живу я бедно,  в 22-ом году сгорело полсела. Корову продала, себе домик купила  -  хоть свой угол есть.  А то дело к старости идет. Подожди, я молочка попрошу у соседки, у них две коровы.

Открыла окно и крикнула: «Татьяна, дай молочка к чаю, а то прохожего нечем угостить».

- Сейчас, крестная, я принесу.

- А она тебе с родных? – спросил я.

- Она мне крестница, - и только проговорила, входит мать.

- Здравствуйте еще раз.

Я привстал и сказал: «Здравствуйте».

Она поставила горшок и села.

- Далеко путь держите?

- Я иду в Польшу.

- И пешком идете, а сколько вам лет?

- Двадцать.

Сидим, пьем чай.

- Ксеня, сегодня видела сон, такой тяжелый. Вот будто какой праздник, я оделась во все хорошее, глянула в окно и вижу  -  церковь горит вся золотом, глаза ослепляет.  Колокол в церкви бьет, хоть уши затыкай. Выхожу я из избы вся нарядная, всё на мне горит, блестит.  А на душе так легко и хорошо. В сенях вижу своего мужа, стоит он в собольей шкуре страшный и никак не может закрыть род, а зубы у него, как у волка. Перекрестилась я и иду к церкви, и вдруг меня неизвестный парень обливает из ведра водой. Я испугалась, крикнула и вижу  -  по мне вместо воды льется кровь. Посмотрела я на парня этого  -  он весь похож на Сергея. Вхожу я в церковь на паперть и что же вижу.  Не  попов, а музыку, сидят много людей и играют на баянах, гармошках.  Сама себе говорю: «Боже мой, что делается в церкви. Ужас!» Не стала стоять и ушла. Иду обратно,  меня около дома встречает дева с топором и отрубает голову какому-то парню, а дева похожа на мою Катю, и я сразу проснулась. И куда мой сон делся, я больше уснуть не могла.

- Да это сон! Знаешь, Таня, кровь  -  это к родному: приедет Сергей. Церковь  -  это к терпению, гармонь и колокол  -  это к слуху, дева  -  это к большому диву.  Вот так я разгадала твой сон.

- Ой, как трудно. Ну,  пойду, я так долго у вас просидела.

Ушла мать, а я молчу и вот говорю:

- Бабушка, а интересная женщина?

- Да, эта женщина многое видела. Вот она мне крестница, а как я её жалею. Всё у неё есть, ни в чем не нуждается, но горе у неё очень большое.

- А какое же горе? Сыта она, здорова. Муж при ней, дети при ней.  О чем ей думать?

- А нет.  С мужем она всю жизнь плохо живет. А это самое главное. А еще она всю жизнь скорбит о своем сыне.

- О каком сыне? У неё  же ведь один сын.

- Неизвестно, где он другой-то. И она по нему глазами плачет.

Говорила она мне часа два, а я ни слова, что я сын Татьяны Федоровны, и что я тут и меня искать негде.

- А народ знает об этом сыне?

- А как же, все знают, но не знают, кто  он, где он.

Вылез я из-за стола, поблагодарил бабушку.

- Ну, бабушка, я буду собираться.

- Что ж, иди потихоньку.

 А старуха мне продолжает:

- Когда ему было девять лет, он приезжал сюда к матери. Когда огонь зажгли, мы в  окна смотрели, большой мальчик. А где он теперь, никто не знает.

«А я этот и есть, вот я перед вами сижу»,-  подумал я.

- Бабушка, - говорю я, - я сейчас уйду, но мне хочется на прощанье сказать вам что-то. Ты никому не говори.

- Да нет, соколик, разве можно, я пожилая женщина, не способна на это.

- Вот, бабушка, твоя крестница  -  моя мать.

- Ой, ой, батюшки! Ой, боже мой, это ты, Саша,  её сын. И ты молчал, а ты весь вылитый мать. Да что я тебя испугалась, даже оставила ночевать на крыльце.  Вот старая с ума сошла, кому-то я нужна.  – А сама плачет, слова не выговаривает. – Сейчас ты узнаешь, Таня, ничего ты еще не знаешь, родимая, твой сынок Саша у меня. Но как же ей теперь об этом не сказать, как бы нам её не испугать. Какое для неё чудо, вот чудо, вот новость. Никуда ты теперь не ходи, живи у меня. – А сама плачет. – Разве я бы позволила тебе спать на крыльце.

Её внимание вдруг привлекла проехавшая лошадь, которая подъезжала к дому Есениных.

- Ба! Да к ним Сергей приехал, - она открыла окно и крикнула:

- Здравствуй, Сережа! С приездом! (14).

- Здравствуй, бабушка Наталья, спасибо, - приветливо отозвался он.

- Вот Татьяне-то радость, два сына приехали. Да от этой радости у неё разрыв сердца будет.

А сама всё ходит по комнате, руками размахивает и навзрыд плачет:

- Ох, ох, да как же Татьяна будет переживать, святые угодники!..

Смотрю в окно, вижу, как около дома все суетятся, как радостно принимают Сергея.

- А какая же у тебя судьба, Саша, тебя никто не встретил, никто не узнал. Сергей приехал, он решит твою судьбу. У него голова сама слова родит. Ну и голова у него! Он тебя осчастливит.

Вбегает мать, на лице горит радость.

- Ну вот, бабушка, сын мой приехал, сон мой сбылся, умирать буду, никогда не забуду.

Вбегает сестра Шура.

- Мама, Сергей зовет.

- Иду.

- Бабуся, - говорю я, - прошу тебя, не будем сегодня говорить обо мне, не надо ей настроение портить.

- Да, да, лучше сегодня не надо.

Утром я вышел в сад, в саду, гляжу, гуляет Сергей, мой брат. Подошел я к нему, он рвет яблоки и напевает песню: «Умру я, умру я, похоронят меня…» Я приглядываюсь к нему, и в друг он так внимательно посмотрел на меня. Но ничего он не знал, и не сказал ни слова, пошел к дому. Я думаю, вот так брат, а как одет: шелковая рубашка с шелковым поясом, лакированные ботинки. Подошел он к матери и спросил: «Чей-то у бабки Натальи парень, такой интересный?»

- Да это из Польши.

Вернулся я в дом, а бабка Наталья говорит:

- Я на вас на братьев в окно глядела, даже заплакала  -  два брата в одном саду, оба хорошие. Ведь эту встречу пером не описать.

Наш разговор опять прерывает материнино появление.

- Что ты печальна, Таня? – спрашивает бабушка. – У тебя такая радость.

- Не знаю, что-то сердце неспокойно. Даже Сергей заметил мою грусть, думал, что плохо себя чувствую. Не знаю, что со мной!

- А муж что?

- Да я его не замечаю, всё рычит, ушла бы я от него, чтобы не слышать его рычанья и упреков. Порою коров смотрит, сколько надоила, испеку хлеб  -  сколько муки истратила. Всё примечает, за всем следит. Хочу пожаловаться Сергею, не могу больше терпеть.

- Таня, принеси нам молока, а то гость хочет от меня уходить.                     

- Он что-то долго у тебя задержался.

- У него ноги болят, жалко его. Мы все люди. А он парень хороший, он мне всю свою жизнь рассказал, я сидела и плакала.

А сама опять заплакала.

- Как он смотрел на вашу встречу с Сергеем, а когда вы за столом подняли бокалы, я посмотрела на него, он плачет и говорит мне: «Вот и я спешу к матери, неужели и меня так встретят  -  конечно, встретят».

А мать сидит и говорит:

- Мне все завидуют, а никто не знает, как мне тяжело живется. Вот и Сергею завидуют, а не знают, сколько он выстрадал: жил у деда и бабки, как над ним дадья издевались, а особенно дядя Саша губастый. А в 5 лет чуть в реке  не утонул (15). Да, достались мне дети. А Саша? Тому тоже, только от себя отрезала.

- Таня, а где же сейчас он? – спросила бабка.

- Бог  его знает.  11 лет не видела, поминаю его за здоровье, плакала, а теперь сердце окаменело. Если он жив, то придет всё равно. Его мне жальчей всех. Он всех больше пережил. Посылала письма, ответа не получила. Гадала  -  живой он, значит придет. Пока я жива, хочется всех собрать вместе, чтобы больше никогда не бросали друг друга.

Вбегает в избу мужик с кнутом: «Здравствуй, сестра! Что же у тебя такие гости, а ты молчишь!»

- Нет, я не молчу, все знают…

А он подходит ко мне и начинает меня целовать. Мать встала, смотрит в недоумении, бабка заплакала, я сам еще ничего не понимаю.

- Дитя мое, Саша, Сашенька, - крикнула мать, заплакала и кинулась ко мне. – Что же ты молчал, томил мою душу. Батюшки, батюшки!..

- Сестра, успокойся, успокойся, Таня, - я сама второй день плачу.

- А я за рекой был, - говорит дядя, - и слышу разговор, у Тани-монашки два сына приехали. Спрашивают у меня, а я ничего не знаю, на лошадь  да и сюда.

- Крестная, а ты что молчала?

- А мы с Сашей так договорились.

Дядя Саша плачет, мать меня целует,  бабушка тоже плачет. Дядя Саша  говорит: «Вот что, сестра,  чтобы не было скандала, он пойдет к нам в дом. Туда придет Сергей,  и соберутся все другие. Ну,  я поехал. Саша, приходи, вот обрадуется дед  -  два внука».

- А я, - вдруг стала прежней мать, - пойду домой, свое принесу.

Через несколько минут все зашумело, закипело в избе.  А к дому уже стали собираться люди, разнесся слух: «К Тане второй сын приехал». Покушали, я пошел к деду и бабке, народ на меня смотрит, а мать говорит: «Саша, я сейчас Сергея позову».

А дед уже ждет меня на крыльце (16).

- Здравствуй, дедушка!

- Милый мой Сашенька, какой господь принес тебя, - обнимает, целует, а сам плачет, гладит по голове. – Пойдем в избу.

Заходим, со всеми перецеловались, сели и пошли  разговоры.  Дет через некоторое время говорит: «Саша, пойдем с тобой, встретим Серегу, посмотрим наши богатства». Пошли к реке, дед всё рассказывает. Вдруг бегут две девочки, в руках хорошие конфеты: «Пойдемте домой, дядя Сережа приехал».

- Ой, дедушка, как мне страшно, что я буду говорить.

- Пойдем, я всё скажу сам.

Взошли на гору и вижу  -  мой брат Сергей стоит около дома дедушки.

- Вон Сергей.

Смотрю, подходит к нему сосед, дед Алексей, и говорит: «Погостить к нам приехал».

- Да, погостить.

- А брата своего видел?

- Какого брата?

 - Сашку.

 - А где он?  - даже вздрогнул Сергей.

- Вон идет с дедом Федором.

Подходим мы к Сергею, встал против него, он мне прямо в глаза смотрит, а я от страха дрожу.

- Ну, давай познакомимся, брат, - сказал он.

И мы шагнули друг к другу и обнялись, и так крепко целовались и обнимались, что рукам было больно. А народ нас окружил и гудит: «Тети Тани сыновья встретились, этот Сергей, а этот Саша, какие красивые, красавцы. Первый раз увиделись. А где же мать? А Сергею только сказали». Сергея окружили его друзья детства, а он стоит среди всех, выделяющийся своим счастливым лицом, улыбается и говорит мне: «Пойдем в избу».

В избе всё было готово, дед не отходит от своих внуков, смотрит на них: «Ну, теперь я буду спокоен за Сашу». Входит мать, у двери перекрестилась. Улыбнулся Сергей. Села с ним рядом.

- Ну, дочка, у тебя сегодня радостный день. Два сына приехали, да какие, один одного лучше. Сергей, а как ты смотришь вот на это, - дед показал на бутылку.

Сергей вытаскивает из кармана 100 рублей и показывает дяде Саше: «Берите на всю сотню».

Стали мы беседовать. Дедушка говорит: «Об одном я тебя, Сергей, прошу, ты теперь стал взрослым, самостоятельным, видным, а Саша только на ноги встал, в жизни ничего не видел. Ты с ним единственные братья, вы с ним единоутробники.  Тебя мать отдала к нам, а Сашу  -  в самый темный край, убогой бедной девушке. Воспитывала она его 20 лет, а теперь куда хочешь иди  -  говорит».

- А разве мы его не признали своим? Он мой сын. Для меня что Сергей, что Саша одинаковы, с ними обоими мучилась. – А сама заплакала.

- Ну ладно, мать, надо радоваться, а ты плачешь. Живы остались, вместе собрались, теперь не пропадем, - успокаивает  мать Сергей.

- Мне так радостно, так хорошо! Вот вы скоро уедете, - говорит мать, - а я останусь дома. Что будет, какие будут скандалы. Не хочу видеть отца.

В это время пришел дядя Саша, все вновь уселись за стол.

- Ну, Саша, - говорит Сергей, - давай со свиданьицем выпьем как следует.

Парадом командовал дядя Саша. «Ну, дорогая сестра, - говорит он, - поздравляю тебя с радостью, а тебя, Саша и Сергей, с приездом».

Во все окна и двери смотрит народ  -  очень интересно.

- Вот, Саша, - говорит дед, - ты один там скитался, а мы жили дружной семьей. Ты страдал, а матери было не легче.

- Мы с тобой, Сергей,  братья по матери родные. Попробовал бы ты на моем месте побыть.  По-другому бы ты смотрел на тех, кто здесь сидит.

- Эх, Саша, мы с тобой после договорим, вдвоем. А ты, мать, ступай домой, как бы ни пришел сюда отец, а Шура и Катя пусть сюда придут. Со временем все неприятности уладятся. Мы с Сашей и Катей уедем в Москву. Сашу нужно на работу устроить, уедем ото всех разговоров. Вот какая у нас в семье неурядица, - говорит Сергей, - даже жить не хочется. Вечером дома опять скандал будет. Мать  -  свое, отец  -  свое.

- Вот что, Сергей, я в твоем распоряжении, ты старший брат.

- Пойдем, прогуляемся к реке, - предложил Сергей.

- Нет, не могу, я слишком пьян, а завтра утром, после завтрака, встретимся с тобой за селом,  и мы пойдем на станцию.

На прощанье дед сказал: «Смотри, Сергей, не обижай Сашу, не бросай его».

- Нет, нет, дедушка, я ко всем имею уважение, а тем более к Саше.

Сергей пожал мне руку, крепко прижал к груди: «Вот и брат мой». Утром я простился и вышел за село, подождал немного, нет никого,  и пошел на станцию. Пришел на станцию, а тут как тут Сергей с Катей. Сергей пьяный, на ногах не стоит, а я думаю: «Вот это братец!»

А сестра стоит вся белая, куда её румянец делся. Взяли билеты, тут же подошел поезд, сели и поехали.

Сергей задремал, а я не знаю, что делать, подхожу к сестре и говорю:

- Что случилось?

- Так. Это не в первый раз.

- А дома всё в порядке?

- Это из-за тебя такой скандал, отец мать ругал, бил. Вот Сергей и напился.

- А что он думает обо мне?

- Не знаю, вы вчера говорили с ним, к нему нужен особый подход, я его сама боюсь.

Проснулся Сергей, я подхожу к нему: «Можно с тобой поговорить?» Он открыл большие голубые глаза и не поймет, в чем дело.

- Слушаю Вас.

Я так и обалдел.

- Сережа, да ведь это я.

- А, это ты, Саша. Это я так перепил, Саша, не помню себя, поскандалили. Но потом уладим всё дело.

Подъезжаем к Москве, он ко мне обращается: «Достань мой чемодан, я сам не могу». Я достал.

- Слушай, Сережа, а у тебя животик ничего?

Он усмехнулся и стал выходить из вагона. Мы прогуливаемся с ним на платформе.

- Знаешь, Саша, как люблю Москву. Она  -  душа моя.

Подумал он и говорит: «У нас теперь два брата и две сестры. Вы с Шурой похожи  друг на друга, а мы с Катей». А сам так ласкается  ко мне.

- Знаешь, Сергей, я никогда не видел такой ласки.

- Это у меня братская любовь… А ты тоже какой высокий. Да, от одной матки  -  одни жеребятки.

Вышли в город. Он пригласил нас в ресторан на Казанском вокзале. Музыка играет. Сергей заказал вина, стали мы беседовать.

Вдруг предложил Сергей проводить Катю до извозчика.  При прощании она мне сказала: «Шурка, не сиди с ним долго, он пьяный нехороший».

- А что мне его бояться, ругаться не буду, упрекнуть мне его нечем, относится он ко мне хорошо.

Сергей с радостью ждет меня.

- Проводил? Ну и хорошо. Она в душе что-то таит.

- А я, Сережа, знаю её мало. Помню, я её обыграл  -  она плакала.

- Ну ладно, вот в чем тут дело. Я хорошо понимаю её.  Мне сегодня хочется побыть с тобой.  А ей неприятно, что я переключился к тебе. А как хорошо матери сейчас: мы два брата сейчас вместе.  А я тебе помогу, я тебя за облака занесу. У меня силы хватит.  Немножко я промахнулся. Ведь я пишу, что у меня только две сестры, но это я исправлю, я не забуду брата. Вот только ты мне скажи, что ты читал?

- Читал я мало.

- И всё-таки?

- Пушкина, Гоголя, Толстого.

- Да, Саша, а ты знаешь, что у меня трое детей. Сейчас поедем и посмотрим их.

- Но ты же ни разу не женился?

- Нет, уже три раза. А сейчас Шаляпин предлагает мне свою дочь. Знаешь такого?

- Нет, Сергей, сегодня я никуда с тобой не пойду. Мне нужно быть в Перово. У меня есть рекомендация устроиться на работу.

- А куда ты думаешь?

- На первый раз устроюсь на железную  дорогу, стрелочником.

- О, нет, ты будешь учиться. Я буду тебе помогать. Рублей шестьсот буду давать каждый месяц.

- Нет, Сергей, на твоем иждивении мать, отец, трое детей, сестры. Я сам в состоянии себя обеспечить, а потом по обстановке посмотрим.

- Ну смотри, тебе виднее.

- А что ты мне скажешь на прощанье, и когда мы с тобой встретимся?

 - Встретимся мы обязательно, вот тебе мой адрес: Большая Никитинская, дом 14, квартира 87, Сергей Есенин, телефон  5 – 84 – 16. Будешь звонить по этому телефону или приезжай, приглашения не жди.  От тебя я, Саша, никогда не откажусь.  Дорога была первая встреча, а теперь мы родные.

Мы поцеловались и разошлись.  Я оглянулся, он смотрит мне вслед, поднял руку и крикнул: «Доедешь ли ты один, а то лучше пойдем ко мне».

Еще раз махнули друг другу рукой,  и я поехал… (17)

Комментарии:

1. Татьяна Федоровна Есенина (урожденная Титова) (1875 – 1955)  в дореволюционное время проживала в селе Константиново Кузьминской волости Рязанского уезда Рязанской губернии.

2.Точная дата ухода Т.Ф.Есениной из семьи в настоящее время не установлена. В «Летописи  жизни и творчества С.А.Есенина» (Т.1, М., 2003, с.83)  отмечается уход Т.Ф.Есениной на заработки в Рязань в сентябре(?)…декабре (?)  1901 г.. Сергею Есенину тогда было  шесть лет.

3. Наталья Евтихиевна Титова (урожд. Памфилова)    (1847 – 1912),  бабушка С.Есенина.

4. А.Разгуляев с кормилицей жили  в селе Петровичи Спассокго уезда Рязанской губернии..

5. Т.Ф.Есенина была неграмотной. Письма писали другие под ее диктовку.

6.Екатерина Александровна Есенина (1905 – 1977), сестра С.Есенина.

7.Александра Александровна Есенина (1911 – 1981), младшая сестра С.Есенина.

8. Сергей Есенин приехал в Константиново не в конце июля, а  в начале мая. Его приезд был связан с призывом на воинскую службу.

9.  Анна Романовна Изряднова  (1891 -1946), гражданская жена С.А Есенина.

10. Ошибка памяти. К этому времени у С.Есенина и А.Изрядновой 21 декабря 1914 г. уже родился  сын  Изряднов  Георгий  (Юрий) Сергеевич (1914 – 1937).

11. Речь, вероятно, идет о    Евдокии  Ивановны Титовой,  крестной  С.Есенина, жене   Ивана  Федоровича  Титова,  сына   Титова  Федора  Андреевича   ( 1845 – 1927),   деда поэта.

12.  Александр Федорович Титов   (1882 - 1935), дядя С.Есенина по матери.

13. В «Летописи жизни и творчества С.А.Есенина» (Том 1) данная беседа не отмечается. С.Есенин выехал в Петроград через Москву  в конце сентября 1915 г.  О своем единоутробном брате  поэт  узнал во время приезда в Константиново в ноябре 1916 г

.14.  Ошибка памяти А.И.Разгуляева.  В середине мая 1924 г., когда он  приехал в Константиново, С.Есенин был в Москве, так как  с 15 мая был занят организацией похорон своего друга поэта А.В.Ширяевца.  В Константиново  С.Есенин из Москвы приедет с 6 на 7 августа 1924 г. (см. «Летопись жизни и творчества С.А.Есенина» (Том 4, М, 2010, с.363). О встрече С.Есенина и А.Разгуляева  в этот период  в «Летописи» не упоминается.

15. С.Есенин писал в автобиографии: «Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал меня в воду.  Я неумело и испуганно плескал руками, и,  пока не захлебывался, он все кричал: «Эх, стерва! Ну куда ты годишься!» «Стерва» у него было слово ласкательное»

16. .  Федор Андреевич  Титов,  ( 1845 – 1927),  дед С.Есенина по матери. 

17.  Вторично С.Есенин и А.Разгуляев  встретились в июле 1925 г. в Константиново  на свадьбе своего  родственника Ерошина.  Далее редко встречались в Москве, но их отношения нельзя считать  теплыми, братскими.

 (Публикация, вступительная статья и комментарии  С.И.Зинина).

Николай Смирнов

Цеза — сноха Сергея Есенина

(воспоминания о Константине Есенине)

В погожий августовский день в старом яблоневом саду мы встретились с Сицилией Марковной Есениной. Ей 85 лет. Она была женой сына Сергея Александровича Есенина, Константина. Его родителей Зинаиды Райх и Всеволода Мейерхольда уже не было в живых, когда молодая Сицилия познакомилась с Константином Сергеевичем. А в Мышкин она  приехала отдохнуть на несколько дней к своим московским знакомым. О жизни великого поэта, его внезапной смерти, о его друзьях и родственниках в последние десятилетия появились кипы разноречивых публикаций, поэт давно стал героем разных литературных произведений, в том числе и недавнего телефильма. Шумиху всю эту, как призналась Сицилия Марковна, она не любит. Но согласилась рассказать о совместной жизни с Константином Сергеевичем и ответить на наши вопросы.

— Сицилия Марковна, расскажите о своей молодости.

— Я родилась в 1921 году во Владивостоке и прожила там с родителями до 1932 года. Потом мы переехали в Москву, я училась в школе, поступила в педагогический институт. Я рано вышла замуж, у меня был сын 1939 года рождения. Отец мой и муж в один год погибли на фронте. Муж был призван, когда родился ребенок. Потом, после окончания Московского пединститута, я проработала в школе 5 лет. А с 1960 года я работала в Академии внешней торговли, преподавала русский язык для иностранцев. Выезжала часто за границу в командировки на курсы повышения квалификации, в Чехословакию, Болгарию, Польшу. Были у меня сложности в семейной жизни, и тогда я, чтобы разрядить обстановку, уехала, правда, тоже с большими сложностями, на год в Венгрию. Но получилось так, что я пришлась ко двору и пробыла там целых пять лет. Потом, когда я вернулась, уже в пенсионном возрасте, я тоже продолжала работать. У меня был внук, и я хотела показать ему наши русские места и города на Волге. И были такие курсы, где готовили сопровождающих в туристические поездки на теплоходах, поездах и самолетах. Я выбрала теплоход и, еще работая в Будапеште, училась на этих курсах. Я начала на теплоходе «Дзержинский». Да так и задержалась на нем 7 лет. Поскольку я родилась во Владивостоке, а это бухта великого океана, мне всегда не хватает воды, моря...

— Похоже, что стихия воды повлияла на всю вашу жизнь. Благодаря этому вы хорошо познакомились и с Волгой, и с нашим Мышкином. Ведь Сицилия — это тоже остров, омываемый водой. Почему вам дали такое необычное имя?

— Владивосток жил жизнью порта. И прибыл как-то туда пароход, который назывался «Крон-принцесса Сицилия». Все ходили на него смотреть. А моему брату было тогда 8 лет, мама ждала ребенка, то есть меня. И брат стал просить, если родится девочка, назвать ее Сицилией. Ну а в советские времена это имя меня как-то угнетало. Осложняло жизнь. Когда меня первый раз послали в командировку в Польшу, мне в Министерстве прямо сказали: вы знаете, ваше имя не подходит? А друзья и близкие меня называли Цезой. Сицилией же не будешь звать! Уже когда мы познакомились с Константином, его сестра Татьяна посмотрела на меня и сказала: «Цеза — настоящая женщина!» Вот, видите, я похвальбу себе высказываю. (Смеется).

— А где вы впервые познакомились с Константином?

— Услышала я впервые о нем, когда поступила в строительный институт. Он там тоже учился, и все бегали на него смотреть. И мне говорили: «Пойдем, познакомим тебя с Есениным!» Но я тогда не пошла. Зачем мне это надо? Мне строительный очень не нравился. Все работы по химии, кладки кирпичные. И все время внутренний голос мне говорил: а зачем тебе все это нужно? Поэтому я перешла в педагогический. Потом уже началась война. Были у меня подруги из Балашихи, я приезжала к ним, все они жили со своими родителями. И была большая квартира, откуда все эвакуировались. Там было много разных музыкальных инструментов. Молодежь собиралась на вечеринки. Там и Константин тоже бывал. Татьяна, его сестра, во время войны эвакуировалась с одним ребенком в Ташкент. А муж ее Володька тоже приехал в Балашиху, я ему понравилась, мне было 22 года. Он рассказал обо мне Константину.

А потом я как-то приехала в этот дом, и мне двери открыл сам Константин, какой-то такой всклокоченный. Он не был красавцем, хотя и его мать, Зинаида Райх, была красивая. А у него серая такая кожа была. Но горел внутренний огонь, особенно отражавшийся в глазах, лицо было одухотворено. Он открыл мне дверь, я говорю: а где все? Он говорит: вот, сам я приехал. На столе лежал батон. Была уже карточная система, и он по карточке купил его и принес. Ну давайте, говорит, вместе ждать. Думаю, буду я с ним тут еще сидеть, ждать, меня это как-то не располагало. Я с детства любила стихи Сергея Есенина и упивалась ими, как и все. Но я не переношу талант одного на интерес к другому — родственнику. Помнится, в Доме журналистов был такой момент, когда Есенина уже подняли на щит. Там фотограф стал снимать родственников Есенина. Были Татьяна, Шура, сестры поэта. А я отошла в сторону. Сказала: я не родственница, я просто жена сына. Естественно, волею судьбы я знала мать поэта, его сестер. Конечно, Константин был знаком со многими известными артистами, с окружением Мейерхольда, все они знали его еще мальчиком. Крестным отцом его был Андрей Белый.

А в тот день, когда на столе лежал батон, я ушла. Хотя он предлагал пройтись или вместе подождать гостей с концерта. Все почему-то не располагало меня. Ведь бывает, что-то интересует, зажигается огонек, искорка. И позднее, когда мы уже поженились, он говорил: давай я тебя познакомлю с сестрой Маяковского, Людмилой. Я сказала: спасибо, что мне сестра? Я любила Маяковского, покупала его книги. А сестра, она и есть сестра.

— Но все-таки с родственниками Сергея Есенина вы поддерживали отношения?

— Да, я встречалась с Татьяной Федоровной, матерью Сергея Есенина. Причем она была абсолютно неграмотная женщина. Но когда после известного перерыва Есенина подняли на щит, я ей однажды сказала: «Ну, Татьяна Федоровна, хорошо! Вот какое признание!» Она ответила: «А это не важно, официальное признание. Народ всегда его любил. И будет любить!» Она на это не реагировала. Стихи его долго не издавались. Когда после войны появился двухтомник, она пошла в лавку писателей на Кузнецком мосту и купила сразу 200 экземпляров книги. Когда Константин пришел тоже за двухтомником, ему там об этом сказали. Мы подумали, что и на нас купили. Поехали. Жила она с дочерью Шурой. А мать, услышав нашу просьбу, отвечает: «Нет. Что это я на тебя, милый мой, буду покупать. Сейчас такие времена: деньги не нужны, а книжечку — ты подай!» Тогда были большие очереди за всем, даже за лампадным маслом. Вот она и хотела использовать книги сына для обмена. Я даже пошутила Константину: давай достанем бабушке масла и заработаем у нее таким способом книги.

— Сицилия Марковна, в тот день, когда на столе лежал батон, вы ушли от Константина.  Дальше как развернулись ваши отношения?

— Володя начал меня теребить. А Константин уже окончил институт и работал прорабом на стройке. Причем он получал пенсию за отца, пока учился. И стипендия плюс пенсия составляли у него большую сумму, чем зарплата. Я жила на улице Правды. Короче, договорились, что я приеду на встречу с Константином. Но в школе затянулся педсовет, и в субботу я приехать не успела. Педсоветы тогда, случалось, продолжались до трех часов ночи. Володя с Константином приезжали, но меня не дождались. Мне стали говорить: если ты не приедешь, то мы к тебе приедем сами с Константином и еще захватим кого-нибудь. Мы опять договорились о встрече.

Чтобы создать нам свободную обстановку, хозяева квартиры, где была назначена встреча, достали билеты во МХАТ на пьесу «Разгром». Сказали: мы только одно отделение посидим. Он придет, ты его хоть чаем-то напоишь? Говорю: напою. Приходит. Ну, тут уже некуда деваться, я в роли хозяйки. Узнав, что чаем я его напою, пошел и купил торт «Сказка». Конечно, хозяева после первого отделения не пришли. Мы сели на тахту, стали разговаривать. У него была дырочка на туфле. Вспомнив о ней и сообразив, что я дырочку могу увидеть, он закрыл ее другой ногой. Поговорили о том о сем, он пригласил меня в театр. Я согласилась. Только я вас предупреждаю, сказал он, что галстуков я не ношу. И рубашки покупаю не по размеру, а по расцветке. Потом я передумала идти с ним в театр, но день подошел, все-таки поехала. Время было такое — одной ходить поздно вечером опасно. После спектакля он проводил меня до дома, но домой не заходил. Там мама была с ребенком. После этого и стал ко мне приезжать. Мы стали встречаться, заговорили о женитьбе. Я сказала ему, что не обязательно ставить штамп в паспорте, я согласна и так поддерживать отношения. Но он ответил: если ты не хочешь регистрации, значит, для тебя окончательно вопрос не решен.

Константин до этого был женат, но уже развелся. Относились в той семье к нему плохо. Друг его говорил: мы все пришли из армии, у нас ничего не было. Но нас всех как-то жены приодели. А Костя ходил в шинели на одной пуговице. К нему очень привязался мой сын. Он очень, до боли в душе, хотел отца. Все ждал его с фронта, говорил: пришел бы папа, даже без ног, мы бы его катали в колясочке! А Константин такой спортивный, молодой. Я вообще считала, что муж должен быть солиднее и старше. Я чувствовала в нем легкомыслие. Когда после нашего свидания хозяева квартиры вернулись и увидели на столе торт, они удивились, что Константин купил торт и не съел его. Он был такой сладкоежка, ему ни до кого не было дела! Он весь был в футболе, своих интересах. Потом все-таки оставались эти люди — окружение Мейерхольда и его отца, и все его в какой-то степени опекали. И даже очень опекали его женщины, которые когда-то были близки с Сергеем Есениным.

А сын мне говорил: мама, ты его не прогоняй. Чем он тебе мешает? Пусть у нас на диванчике посидит. Он сына возил на футбол. Знаете, как период ухаживания тогда называли? Агитпункт! (Смеется). А Константин тогда уже работал главным инженером в строительном управлении. Когда мы шли в загс, я говорила: давай не пойдем! А он говорит: «И ты бросишь меня? У меня сейчас такие неприятности по работе».

Зарегистрировались мы в 1951 году. Купили билет на концерт Райкина, и все. Не до свадьбы было. У него была десятиметровая комната на первом этаже. А я жила с мамой и сыном на улице Правды. Там около 30 метров было да кухонька с печкой. Тогда какое было время!

— Константин Есенин увлекался спортом, футболом. Вроде бы о его отце этого не скажешь. Откуда у него эти увлечения?

— Да потому что, когда мать, Зинаида Райх, с Мейерхольдом ездили за границу, они много привозили ему разных футбольных проспектов, и он еще тогда, в детстве, увлекся спортом

— Наверное, это помогло ему и на войне?

— Он был награжден тремя орденами Красной Звезды. Только третий орден получил много лет спустя, когда я уже работала в Венгрии, где-то в начале семидесятых. Мне принесли газету, где он давал интервью по этому поводу и сказал: если бы этот орден мне был дан вовремя, то я бы с тремя орденами имел право носить оружие. Жаль, у меня был очень хороший пистолет, который мне пришлось сдать.

У него было три ранения. Было пробито легкое, отчего на спине после операции остался шов длиной в 17 сантиметров. И он говорил: когда я прихожу к врачу, мне достаточно только снять рубашку, как мне сразу же выписывают бюллетень. А еще у него ранен был палец. И его отправили в госпиталь, началось такое сильное кровотечение, что хирург уже велел сестре готовить его к операции, чтобы отрезать палец. Потом, заглянув еще раз в карту, прочитал: «Есенин. Это что, родственник, что ли?» Узнав, что перед ним сын Есенина, решил: нет, тогда не будем ампутировать, будем лечить.

— А дети у вас были?

— Детей у нас не было. Потому что детей от них, как я считала, иметь нельзя. У них у всех была очень плохая наследственность, все Есенины больные. А он? У кого была такая биография! Отец повесился, мать убили, отчима расстреляли. У самого такие ранения! Он, например, не мог переносить милицию. Потому-что вспоминал: «Я сижу на лекциях в институте, вдруг раскрывается дверь, входит милиционер: «Кто здесь Есенин? Пойдемте!» И такое не раз пришлось ему пережить. О нем много писали в газетах, раз опубликовали даже, а потом и перепечатали легенду, что он погиб на войне смертью храбрых. Или что он в рукопашном бою спас жизнь простому солдату. Это все появлялось в юбилейные дни на 9 Мая.

Он был очень скромным сначала, нос не задирал. Но потом начали, знаете, его носить на руках: и вечера, и издаваться стал, его стали приглашать на выступления. И актеры обижаются, что он там был, а здесь не был. И он довольно-таки изменился, стал говорить: «Знаешь, возьмешь микрофончик и ходишь свободно так по сцене!» Орда женщин и все прочее. И так получилось, что я, как говорится, домашняя работница, а он туда, а он сюда. Причем к сыну моему он вообще никак. Хотя сын очень тепло к нему относился и тянулся. Писал стихи и прибегал, просил Константина почитать. А ведь я ему говорила, когда мы решили быть вместе: ты подумай! Ведь у меня же ребенок, сын! Какая бы ни случилась ситуация, я должна быть на его стороне. Его защитить некому. Если так, грубо говорить, то одним из расчетов у меня было: он такой спортивный, он этим будет близок сыну. А тут, куда бы мы ни шли, сын бывал не нужен. Его оставляли дома. Я, конечно, виновата в этом. Надо было проявить инициативу, потому что у меня приятельница всегда таскала с собой ребенка.

Я все-таки поняла, в чем дело, и однажды после серьезного разговора решила: все, мы живем как соседи и будем разменивать квартиру! Но меняться он категорически не хотел: эту квартиру получил я и меняться не буду! И тогда я скрепя сердце пошла в министерство, где мне много раз предлагали поездки. Объяснила, что у меня сложилась очень тяжелая семейная обстановка и в такой ситуации у меня один выход жить и работать за границей, обучать русскому языку иностранных студентов.

В 1980 году мы с ним разошлись. А рассталась я с ним как с мужем в 1965 году, когда у меня умерла мама. Константин умер в 1986 году. Все, надеюсь, я ответила на все ваши вопросы.

х  -  х  -  х

Надо добавить, что встретили нас Сицилия Марковна и хозяйка дома Нелли Вильямовна Андреева очень гостеприимно. В саду ожидали нас стулья, столик с чаем и кофе. В конце беседы сноха великого поэта попросила выключить диктофоны, и разговор продолжился снова. Спросили мы и о нашумевшем фильме про Сергея Александровича, показанном не столь давно по ТВ. Наша собеседница поморщилась: «Одну серию только посмотрела и выключила телевизор!» А можно ли считать, что поэт стал жертвой убийц, как об этом в последнее время часто пишут? По мнению Сицилии Марковны, создатель «Москвы кабацкой» и «Персидских мотивов» все-таки покончил жизнь самоубийством. Подтверждение тому можно найти в его стихах. В этом, как говорила она, были уверены и его родственники. Что касается Мышкина, то город ей очень понравился: тихий, зеленый. Впервые о нем узнала она, когда проплывала мимо на теплоходе по Волге и вела по радио экскурсию для отдыхающих, рассказывала о разных достопримечательностях. 19 августа на судне с поэтическим названием «Очарованный странник» Есенина отплыла домой, в Москву.

Ярославская областная газета «Золотое кольцо», 08.09.2006 г.

Е.Г.Койнова

О романсе Александра Ширяевца

«Гвоздики пряные, багряно-алые…»

Сто лет тому назад   поэт А.В.Ширяевец опубликовал стихотворение «Гвоздика», посвятив его знакомой  Аде М-ич:

Гвоздики пряные, багряно-алые

Вдыхал я вечером  -  дала их ты,

А ночью снились мне сны небывалые,

И снились алые цветы… цветы…

Мне снилась девушка, такая странная,

Такая милая,  а взгляд  -  гроза…

И душу ранили мечты обманные,

И жгли лучистые ее глаза…

И снилось, будто бы на грудь усталую

Припала с ласками,  -  на грудь мою…

Гвоздику пряную, багряно-алую,

Благоуханную с тех пор люблю!

      Романс «Гвоздики пряные, багряно-алые…» хорошо известен поколению, чья молодость пришлась на 40-50-е годы ХХ века. В то время его часто можно было услышать по радио, он звучал с грампластинок. Имеются воспоминания фронтовиков, как они пели его на войне, вспоминая о мирной жизни. Студентки, переписывали  слова «Гвоздик…» в свои заветные тетрадки-песенники. Ими даже объяснялись в любви, исполняя романс  любимым, или посылая его строки в письмах.

     Со временем имена автора слов и композитора забылись. И если имя композитора пока не известно, то  сегодня мы можем и должны вспомнить, что автором слов романса является  волжский поэт, ближайший друг Сергея Есенина Александр Абрамов, известный в литературе под псевдонимом, взятым в честь родного села - Ширяевец.

     Судьба Александра Ширяевца во многом загадочна и трагична. Уроженец «одного из красивейших мест Поволжья» села Ширяево, он вынужденно более семнадцати лет провел в знойной Средней Азии, тоскуя по родине, Волге и Жигулям. Как вспоминал об этом времени в жизни Ширяевца его друг поэт П. Шпак, «в своем бессилии вырваться из тисков нужды, он в это время слагал много грустных песен и с годами безжалостно уничтожал. Эти песни были песнями птицы в клетке, и в них уже говорилось, что жизнь тяжелая ноша и что он не видит смысла ее». Единственной отдушиной были стихи, которые он печатал не только в местных изданиях, но и посылал в Россию.

         В 1912 г. в Ташкенте в газете «Туркестанские ведомости» от 7 (20) октября  впервые было опубликовано стихотворение «Гвоздика». Видимо, оно так понравилось читателям, что через четыре года  11 (24 декабря)1916 года там же оно было опубликовано вновь. Важнейшую роль в судьбе стихотворения сыграла его публикация в в  №15 журнала «Пробуждение» за 1915 год. В то время это был единственный в России художественный журнал новейшей литературы, изящных искусств и современной жизни с роскошными вклеенными  картинами, издававшийся по образцу лучших заграничных изданий. В журнале участвовали популярнейшие русские писатели, опубликоваться в нем было большой честью.  По-видимому, именно эту столичную публикацию стихотворения «Гвоздика» прочел неизвестный нам сегодня композитор и сочинил к нему красивую мелодию.  Романс получил широкую известность и поется до сих пор в различных вариантах, давно уже считаясь народным. Любопытно при этом, что у автора название стихотворения стояло в единственном числе, а в народе его стали называть по первой строке, то есть во множественном  числе «Гвоздики».

         Загадочным является и адресат, которому, а точнее  которой, посвятил стихотворение Александр Ширяевец. Когда в  1917 году он включил стихотворение в свою ташкентскую книгу лирики «О музыке и любви»,  появилось посвящение его некой Аде М-ич, о которой практически ничего не известно. Встречается лишь одно беглое упоминание в письме Александра Ширяевца  из Чарджуя к  ташкентскому другу Павлу Поршакову: «Помнишь мою Аду?», по которому можно предположить, что это была одна из ташкентских девушек, в кого поэт был влюблен. По воспоминаниям о Ширяевце  он был всегда в кого-то влюблен. Каждая весна приносила ему новую чистую любовь. Он любил в любимой девушке свою мечту, приписывая ей качества, которых порой его героиня не имела. Они вдохновляли его творчество. Своим избранным девушкам он дарил цветы…     

      Двенадцать строк о любви, рассказанных простыми, понятными каждому словами – языком сердца. Любви красивой и чистой. Такой, которая запоминается на всю жизнь и делает человека лучше и возвышеннее.

      Написанное в период серебряного века,   стихотворение «Гвоздика» несет в себе черты символизма. В эту эпоху особая роль отводилась цветам-символам и символическому значению цветов. Цветы с давних пор использовались для выражения скрытых чувств, которые по той или иной причине не могли быть высказаны или написаны. Гвоздика традиционно считалась символом любви и непорочности. Каждый цветок соответствует настроению человека, который их вам преподносит. Например, если молодой человек дарит цветок акации, значит он вас очень любит и этим еще раз подчеркивает свою любовь. Гвоздика белая говорит о верности дарящего вам цветы, алая – о взаимопонимании, любви,. Алый и  багряный цвета, то есть ярко-красные также  символизировали любовь (вспомним известное: алая роза – эмблема любви). Сочетание этих цветов, являющихся по сути двумя оттенками одного ярко-красного цвета – одна из характерных особенностей неповторимого умения Ширяевца пользоваться цветописью. В своей уникальной цветовой палитре он мастерски употреблял не только яркие чистые тона, но и полутона, блеск, прозрачность и, как в данном случае, многооттеночность одного цвета.

      Другой эпитет пряные, то есть возбуждающие чувственность, придает возвышенной любви  элемент страсти. Пятистопный ямб в сочетании более длинных нечетных и укороченных четных строк придает стихотворению особый ритм, звучащий как музыка. Поэтому не случайно музыка так органично дополнила стихотворение «Гвоздики…», сделав его любимым романсом уже нескольких поколений.

       Традиционность эпитетов «сны небывалые», «девушка милая», «мечты обманные», «грудь усталую», «лучистые глаза» создает характерное для романса сочетание обыденной жизни и мечты.

       Любопытно, что слово люблю в  этом стихотворении о любви появляется лишь единожды, в самом конце. Тем самым, оно акцентирует на себе все внимание как завершающий аккорд, продолжающий звучать и оставаться  в памяти долго-долго, даже тогда, когда музыка уже давно закончилась,  прекрасным эхом…  При этом тайна недосказанного поэтом расшифровывается каждым читателем по-своему.

         Во время подготовки презентации книги Александра Ширяевца «Песни волжского соловья»  в Тольяттинском госуниверситете председатель совета ветеранов   В.П.Филиппова, увидев стихотворение на страницах книги, не смогла сдержать своего радостного удивления. В  нем она узнала текст одной из самых любимых песен своей молодости, которое она, часто слыша по радио, даже записала в свою записную книжку рядом с расписанием занятий 1 курса. Эту книжку  она хранит вот уже 50 лет, столько же, сколько поет этот романс  в кругу друзей. Она блестяще исполнила его и на презентации.  А некоторое время спустя, были найдены фонограммы «Гвоздик» в   исполнении  певцов 1950-х годов Виктора Брунина и Ю. Хочинского, современной группы «Шан-хай» (альбом «Ты не пришла»), самодеятельных исполнителей. Слова романса в различных вариантах, давно считающегося народной песней, без упоминания имен авторов можно встретить в сборнике «В нашу гавань заходили корабли», среди любимых песен туристов и пограничников на различных сайтах. В Вытегре во время 26  Клюевских чтений из книги К. Т. Алешиной-Матюшиной «Воскресение» (кое-что из жизни Вытегорской деревни начала ХХ века) стало известно, что песня  «Гвоздики пряные, багряно-алые…» была одной из самых любимых и на родине поэта Н. Клюева, считаясь народной.

      Александр Ширяевец написал много замечательных стихотворений, поэм, пьес, рассказов. На его стихи писали музыку многие известные композиторы того времени – Р. Глиэр. А. Давиденко, Н. Рославец, А. Любимов, И. Галкин, А. Туренков. Творчество А. Ширяевца, идущее от самого сердца «вечно влюбленного» поэта,   несомненно, заслужило, чтобы его помнили и сегодня. И хотя в наше время оно известно пока еще немногим, и главное его открытие впереди, на могиле Александра Ширяевца на Ваганьковском кладбище в Москве  в любое время года лежат живые цветы. Почти всегда – это алые гвоздики. Значит, столетняя история этого романса продолжается!..

Вероника Шелякина

Слишком русское сердце мое…

Крепкая дружба Сергея Есенина и Александра Ширяевца

связала Рязань и Тольятти

Недавно рязанская творческая группа, в составе которой были заслуженный работник культуры России Константин Воронцов, известный рязанский поэт, член Союза писателей России Нурислан Ибрагимов, отправилась с культурной миссией в город Тольятти. Там, в местном краеведческом музее, они представили выставку «Знакомый ваш – Сергей Есенин», приуроченную к 125-летию со дня рождения поэта Александра Ширяевца и побывали на его родине, в селе Ширяево.

Сергея Есенина и Александра Ширяевца связывала не только многолетняя дружба, но и духовная близость их творчества. Ширяевец (настоящая фамилия Абрамов) родился в селе Ширяево Самарской области. Оно расположено в живописнейшем месте, которое часто называют Волжской Швейцарией.

Поэты-единомышленники воспевали яркие образы природы родных мест – Рязанщины и Поволжья, были представителями новокрестьянской поэзии в расцвет Серебряного века русской литературы. Заочно они познакомились в 1915 году, когда в первом номере журнала «Друг народа» одновременно были напечатаны стихотворения «Узоры» Сергея Есенина и «Хоровод» Александра Ширяевца. После публикации Есенин послал последнему письмо в Ташкент: «Извините за откровенность, но я Вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения… Вы там вдалеке так сказочны и прекрасны… Со стихами моими Вы еще познакомитесь. Они тоже близ Вашего духа…».

В этом же году Александр Ширяевец приезжал в Москву и Петроград, но Сергей Есенин в это время был в Константинове, и они не встретились. Встреча произошла только через шесть лет, но все это время их переписка продолжалась. Есенин был в гостях у Ширяевца в Ташкенте, куда тот переехал из Самары в поисках работы. Он много скитался по стране, но где бы он ни был, в его мятущейся поэтической душе жило родное село у Жигулей. Как в душе Сергея Есенина – его рязанская деревня.

В 1922 году Ширяевец переехал в Москву, но через два года умер от менингита. Это трагическое событие сильно потрясло Есенина. Спустя несколько дней в «Красной нови» было напечатано его стихотворение «Мы теперь уходим понемногу», посвященное Александру Ширяевцу. После смерти любимого друга Есенин неоднократно говорил: «Если я умру, похороните меня рядом с Шуркой милым», что впоследствии и было исполнено – Сергей Есенин похоронен на Ваганьковском кладбище совсем недалеко от могилы своего друга.

При жизни Ширяевца и после его смерти было издано несколько поэтических сборников. Многое в их содержании было упущено, да и был заметен отпечаток советского времени. И вот наконец в 2008 году благотворительным фондом «Духовное наследие» был издан первый в России полновесный сборник произведений Александра Ширяевца «Песни волжского соловья». Автором-составителем выступила доцент Тольяттинского государственного университета Елена Койнова. Константин Воронцов, который более 40 лет работал заместителем директора музея-заповедника С.Есенина, заметил общие истоки творчества нашего земляка и Александра Ширяевца. По его предложению презентация книги прошла и в Константинове. В результате появился совместный межрегиональный проект Государственного музея-заповедника С.Есенина и научной и культурной общественности Тольятти «Ока – Волга. Есенин – Ширяевец».

– Побывав в доме-музее Ширяевца, я заметил удивительную вещь: когда выходишь на берег Волги, то невольно теряешься перед необъятными просторами, а вот стоя на берегу Оки, чувствуешь себя в полной гармонии с этой красотой, – сказал Константин Воронцов.

В рамках проекта была подготовлена фотовыставка тольяттинского фотографа Валерия Александрова, показывающая природу родных мест друзей-поэтов. Рождение Александра Ширяевца в самой живописной части Волги, среди легендарных Жигулевских гор, явилось важнейшим стимулом его поэзии:

В междугорье залегло –

В Жигулях мое село.

Рядом – Волга...

Плещет, льнет,

Про бывалое поет...

Недавно эту фотовыставку смогли посмотреть и рязанцы в новом здании областной библиотеке имени Горького и в музее-заповеднике С. Есенина. А сейчас фотоснимки украшают стены литературной гостиной библиотеки «Автограда» в Тольятти, где открытие фотоэкспозиции состоялось во время поездки рязанцев в рамках всероссийской акции «Библионочь-2012».

«Знакомый ваш – Сергей Есенин» – это первая выставка музея-заповедника в Константиново, которая была представлена рязанцами в Тольяттинском краеведческом музее. В экспозиции – редкие фотографии Есенина, гравюры Станислава Епифанова, фотоработы Андрея Павлушина, книги, изданные музеем-заповедником за последние годы.

– Для музея открытие такой выставки имеет очень важное значение, – сказала директор Тольяттинского краеведческого музея Наталья Ланкова. – Я сама не раз была в Константинове, и теперь жители нашего города тоже смогут прикоснуться к частичке есенинской земли. Радостно, что выставка отрылась в юбилейный для нашего края год. Исполняется не только 125 лет со дня рождения Ширяевца, но и 275 лет Тольятти и 50 лет нашему музею.

– Для города Тольятти выставка стала настоящим подарком, – сказала начальник департамента культуры мэрии города Тольятти Елена Кузнецова. – Судьба тоже когда-то привела меня в Константиново. Там, в доме Анны Снегиной, снимался фильм «Экспедиция», в котором я участвовала. Так что мне посчастливилось встречать закаты и восходы на родине Сергея Есенина.

Замечательной литературно-музыкальной поддержкой выставки было выступление Константина Воронцова, который прочитал стихи Сергея Есенина. Рязанский поэт, бард Нурислан Ибрагимов исполнил несколько своих музыкальных композиций. Настоящим подарком для тольяттинцев стала премьера его песни «Побоище» на стихи Александра Ширяевца. Тольяттинская музыкальная группа «Банда Травнiкъ», занимающаяся исследованием народных песенных традиций Поволжья, тоже представила зрителям несколько своих композиций, в том числе и песни на стихи Александра Ширяевца.

По словам доцента Тольяттинского государственного университета, члена Международного есенинского общества Елены Койновой, в городе на Волге также бережно хранят поэтическое наследие Есенина. Например, одна из улиц Тольятти названа именем нашего земляка. По всем читательским опросам, Сергей Есенин – самый популярный поэт в городе, его творчество очень востребовано. Режиссеры в театрах ставят постановки по его произведениям, местные поэты используют его мотивы в своем творчестве. А в селе Ширяево вот уже 35 лет проводятся Есенинские чтения.

Интересен один факт: между Рязанью и Тольятти почти 900 километров. Но, несмотря на географические расстояния, их духовная связь гораздо ближе и крепче. В районе Самарской луки, где Волга делает излучину, так же, как Ока в Константинове, есть два села – Большая Рязань и Малая Рязань, основанные переселенцами из нашего города. Так что, можно сказать, Ширяевец родился в непосредственной близости от рязанцев.

 (. «Рязанские ведомости», 1912 г. 4 мая.)

Вадим КАРАСЕВ

Под знаком Есенина

Вадим Баранов Его имя хорошо известно читателям по книгам и журнальным публикациям о жизни и творчестве Сергея Есенина. Их по достоинству оценили и любители поэзии, и известные литературоведы. Между тем, у Вадима Баранова не филологическое образование — он окончил Пермский политехнический институт, почти полвека юбиляр проработал инженером-конструктором.

Изучение жизни и  творчества Есенина — его главная страсть. Она и помогла ему стать одним из ведущих российских исследователей жизни и творчества поэта.

В двенадцатилетнем возрасте Вадим случайно обнаружил на библиотечной полке книгу «Стихи советских поэтов», где встретил пять стихотворений Сергея Есенина (это имя в те годы он не слышал ни от одного из учителей). Прочитав их на одном дыхании, он оказался навсегда заворожен его словом.

Работая инженером на ЗИМе, Баранов почти ежедневно после работы приезжал в областную библиотеку и работал там до самого закрытия. А после того, как изучил все библиотечные материалы о Есенине, стал заказывать их по межбиблиотечной системе из Москвы и Ленинграда.

В 1982 году Вадим Баранов завершил повесть «В селе под Рязанью» — первую в России книгу о детстве поэта. Она была издана в 1985 году и вышла баснословным по нынешнем временем тиражом — 50 тыс. экземпляров. Можно только удивляться, что следующая книга Баранова — роман «Алый свет зари», принятая Куйбышевским книжным издательством в 1990 году, была издана лишь в 2003-м. Но годы эти не пропали даром. Баранов был постоянным участником всероссийских и международных Есенинских чтений, изучал материалы есенинских архивов в Москве, Ленинграде, Рязани. Много отпусков провел, работая в фондах музея-заповедника в селе Константиново. «В свое время музейные работники записали воспоминания односельчан Сергея Есенина. Это несколько толстых тетрадей. Что ценно — воспоминания эти записаны характерным старым рязанским языком. Есенин воспринимал Россию через Константиново», — считает Вадим Баранов.

Исследователю были важны не только музейные фонды. Ему хотелось увидеть луга и раздолья, которые он знал по есенинским стихам. Побродить по этим местам, надышаться их запахом. Почувствовать вкус речи земляков Сергея Есенина. Некоторые из услышанных там диалектных словечек Баранов включил в ткань своего повествования о жизни Есенина. Услышал он их, например, от девяностолетних бабушек, с которыми общался. Оказались они дочерьми кузнеца, который жил по соседству с домом Есенина.  Баранов изучил хронику событий начала двадцатого века — записи о них сохранились в книгах сходов. Вскоре увидели свет его новые книги о жизни поэта — «Сергей Есенин. Биографическая хроника в воспоминаниях, фотографиях, письмах», «Сергей Есенин. Роман поэта с Петроградом». В этом году в журнале «Русское эхо» печатается роман Баранова «На московских изогнутых улицах».  Сейчас писатель редактирует свою последнюю книгу о Есенине — «Роман с Айседорой».

В нынешнем году, к 125-летию поэта Александра Ширяевца, друга Есенина, в Самаре выйдет книга Вадима Баранова о нем. Называется она «Александр Ширяевец. Биографическая хроника в воспоминаниях, фотографиях, письмах». Это первая биографическая книга о Ширяевце. Она наполнена подробностями, которые не только создают образ поэта, но и передают дух эпохи, в которую он жил.

Александр Ширяевец немало скитался по стране, сменил много работ, но где бы он ни был, в его мятущейся поэтической душе жило его родное село у Жигулей. Как в душе Есенина — его рязанская деревня.

«Волжская коммуна» 27.01.2012

П.И. РАДЕЧКО 

Эпиграммы

РАДЕЧКО Пётр Иванович родился в 1939 г. в д. Коростелёво Почепского района Брянской области (Россия). После окончания школы был рабочим совхоза, служил в Германии. Закончил отделение журналистики БГУ и трудился в белорусской прессе. С юных лет увлёкся творчеством С. Есенина. Регулярно участвует в Есенинских конференциях в Москве, Рязани и в с. Константиново. О его жизни и творчестве издал пять книг («Гомельская Есениниана», «Троянский конь репутации Есенина», «Есенин и белорусская поэзия», «Есенин и Беларусь», «Реабилитированный Есенин»), а также книги пародий и эпиграмм, написанных на русском и белорусском языках. Является членом Международного есенинского общества «Радуница», Союза писателей Беларуси. Живёт в Минске.

 Виктору КУЗНЕЦОВУ,   питерскому учёному-есениноведу, автору   книг «Тайна гибели Есенина» и «Есенин. Казнь после убийства»

Всех сексотов-подлецов

Рассекретил Кузнецов,

Что Поэта окружали,

Улыбались, руку жали…

Суетились без конца —

Как бы в гроб загнать Певца…

Удалось…

Но вскоре сами

Улеглись в безвестной яме…

Поделом!..

Не рой другим…

Кол осиновый — самим!  

3.04.2012 г

Валентине  ПАШИНИНОЙ,      бывшей учительнице, автору трижды издаваемой книги «Неизвестный Есенин»

    Будут, нет ли, в деле сдвиги?

    На сей счёт она спокойна…

    Главы новые для книги

    Пишет ёмко и достойно.

Отмела авторитеты,

Лже-друзей, «убитых горем»,

Ведь давно их песни спеты

И забыты в общем хоре…

    Нам даёт для споров пищу…

    (Отдохнуть родной бы впору!),

    Но Семёновна всё ищет,

    Кто ж прикончил Айседору?

15.02.2012 г.

Сергею КАШИРИНУ, автору книги «Чёрная нелюдь.

Легенды и документы  об убийстве Сергея Есенина»(Санкт-Петербург)

Сергей Иванович Каширин,

Военный лётчик и поэт,

А русофобам – дебошир он,

Каких на свете больше нет.

Претит поэту слог елейный…

                               И правду чистую в глаза

                               По-воински… Прямолинейно

                               О вероломстве их сказал!

14.03.2012 г

Эдуарду ХЛЫСТАЛОВУ, следователю, полковнику милиции, Заслуженному работнику МВД, (Москва), автору книги «13 »

Судьба Есенина нам вдруг понятной стала —

Раскрыл глаза всем Эдуард Хлысталов…

Он обнажил чекистский беспредел,

Назвав 13 уголовных дел!!!

Ни с кем в истории такого не бывало…

Поклон Вам низкий, Эдуард Хлысталов!!!

Елене САМОДЕЛОВОЙ, доктору филологических наук, сотруднице ИМЛИ РАН,  автору книги «Антропологическая поэтика С. А. Есенина» объёмом 919 страниц

То, что выдала Елена,

Будет вечно и нетленно…

Если б кто из наших книг,

Лелю памятник воздвиг,

В основанье непременно

Лёг бы веский труд Елены!

7.04. 2012

       Николаю ЧИСТЯКОВУ,  учителю из д. Пышлицы Московской области,  выпустившему книгу «Королева у плетня»   о первой любви Сергея Есенина

Николай в ИМЛИ приедет —

Все свои здесь, как родня…

Он в есенинской беседе

Речь ведет вокруг плетня…

Там и дом его, и дача…

(Жизнь в деревне не кляня),

На три фронта он батрачит

С королевой у плетня.

27.08.2011 г.

Эдуарду  МЕКШУ,  профессору Даугавпилсского университета, автору книг о Есенине на русском и латышском языках

Говорят, что латыши

Стали все нехороши…

Но мы знали Эдуарда —

Выше всякого стандарта!

Живо помнится усмешка

Друга искреннего Мекша —

У него, у латыша,

Была русская душа!

20.03.2012 г.

Борису ГРИБАНОВУ,  автору книги «Женщины, любившие    Есенина»

Сварганил чушь Борис Грибанов,

Но разукрасил блоком фото —

Читать нельзя тот бред поганый

И в урну бросить неохота…

Цитата, вновь и вновь цитата…

(Да, голь на выдумки богата!)

Коль знаний нет и мыслей тоже —

Читай, что никому негоже!

6.03.2012 г.

Вадиму БАРАНОВУ,  автору книг о Сергее Есенине и карт Москвы с указанием мест, где бывал поэт.

За тем, что делает Вадим,

Мы сообща не уследим…

(Вадим ведь очень нелюдим) —

Скорее только навредим…

Давайте тайну пощадим,

И дело тем обогатим,

Что скоро завершит Вадим…

Потом же славу воздадим!

16.03.2012 г.

Льву  КАРОХИНУ,  инженеру-строителю, автору семи книг о Сергее Есенине и его окружении

Наш коллега Лев Карохин

Будто вырос в той эпохе…

Через годы, осмелев,

Книги стал писать наш Лев…

А они — будто музей

Для есенинских друзей…

Биографии по крохам

Воссоздал им всем Карохин.

5.03.2012 г.

Ольге  КУЧКИНОЙ,  обозревателю «Комсомольской правды», выпустившей книгу о Зинаиде Райх, основанную на «Романе без вранья» А. Мариенгофа

Дать хорошей взбучки бы

Журналистке Кучкиной

(Явно недоученной)

За повадки Жучкины.

Лает Ольга на Поэта

За развод, за то, за это…

Резюмирует, как спец:

Он беглец, а не отец.

В поиске подобных «блох»

Ей помог Мариенгоф

Подлой книжкою «Вранья»

На потеху воронья.

12.01.2012 г.

 Олегу  ЛЕКМАНОВУ и Михаилу  СВЕРДЛОВУ,             авторам книги «Сергей Есенин. Биография» (СПб)

Заказ исполнен.  Что ни говори —

Написано с пристрастьем и апломбом…

С Есениным в нём столько «мошкары»*,

Как с Лениным в вагонах,

                        Что под пломбой.

*определение Ильи Эренбурга.

17 .05.2012 г.

Светлане  ЕСЕНИНОЙ, племяннице Поэта, подготовившей к изданию   книгу «Не умру я, мой друг, никогда» об обстоятельствах гибели С. А. Есенина

Среди книг — горой Монблана —

Труд Есениной Светланы…

В нём (скажу без всякой лести!):

Свод статей в защиту чести

И достоинства Поэта!!!

Он здесь свободен от навета —

«Певца блатных»… «антисемита»…

— Когда же тайна будет вскрыта???

21.06.2012 г.

            Лине  ПЯТАК, поэтессе из Харькова, автору книги  «Мне б Есенинское сердце…»

С Линой мы — единоверцы:

Нам Есенинское б сердце,

«Чтоб глядеть — не наглядеться

На малиновую Русь…»

            Приоткрыть бы в вечность дверцы,

            Райским воздухом согреться —

            Захлебнутся иноверцы

            Тихой завистью…

                        И пусть!!!

                       2.06.2012 г.

Александру  МАСЛОВУ, профессору Медицинской академии, судмедэксперту, автору книги «Загадочная петля», бегло ознакомившемуся с посмертной запиской Галины Бениславской

В записке разве не отмычка?

Та, что эксперты проморгали:

«Самоубилась» ведь в кавычках —

Выходит: Гале помогали!!!

— Зачем Сосновского убрали,

Который дважды назван Галей?

— За что Хлысталова ругали,

Вы, обладатели регалий?

В книжонке сей не всё так ясно,

Как должно ждать нам от науки…

Нельзя испортить кашу маслом,

Но можно им замаслить руки.

25.02.2012 г.

Алле  МАРЧЕНКО, автору книги «Есенин:  путь и беспутье»

Невтерпёж!.. Троцкистка Алла

Троцким так меня достала —

Хоть ты в Мексику бежи

И рядом с «демоном» лежи.*

Это ж надо: Лев — крестьянин!!!

Как Есенин, Клюев, Ганин.

Или я… (помилуй Бог!)

Чёрт с бородкой, но без рог!

Чёрт и есть! Куда ни зри —

Разорил монастыри,

А подручные бандиты

Разорили церкви, скиты…

Да, подобно крокодилу

«Оросил» Певца могилу —

Лицемер из лицемеров

Служит Марченко примером.

18.02. 2012 г.

* Поклонники этого истеричного марксиста  называют его «демоном революции».

Ей же

Стал читать — сгорал от срама —

Будто взятый в плен заложник…

О-ч-чень грам-м-мотная дама

Загибает, как сапожник!

22.02.2012 г.

Анатолию  ПАНФИЛОВУ,  автору книги «Есенин без тайн»

То, что пятна есть на Солнце,

Знают турки

               И японцы…

Со своим рассудком хилым

Докумекал и Панфилов.

— А Есенин разве чист?

Взбрыкнул этот пессимист…

И с галантностью слоновьей

Ищет пятна в родословной…

— Смысл затеи этой всей:

— Видеть сходство со своей?

15.02.2012 г.

Борису  СОКОЛОВУ,  историку, доктору филологии, автору книг «Сергей Есенин. Красная нить судьбы» и «Тайны русских писателей», созданных на основе мариенгофского «Вранья»

В громаде книг твоих не сыщешь пятибалльной…

— Зачем же их плодить, не ведая межи,

И походя цитировать бездарных и нахальных,

Позоря сан учёного?

Скажи!!!

— Зачем, Борис, валить всё на евреев?

Найди источник! И умерь свой лай…

Ведь Мирбаха убил чекист Андреев,

Всегда носивший имя — Николай!

30.01.2012 г.

          Владиславу  БОЖКО,  автору книги «Есенин в Харькове», в которой  защищает право А. Мариенгофа на враньё

     Божко копает глубоко,

     Но мыслит узко, мелко…

     И потому он так легко

     Подпортил книгу сделкой.

Он видит: Врёт Мариенгоф

Налево и направо…

— Так он — художник… В чём подвох?

Ведь есть такое право…

     — Да, право есть…

               В романе — ври,

     Вовек не зная кары,

     Да только лишь не говори,

     Что это — мемуары!

Но Владислав, портки собрав,

Вдруг поменял дорогу…

Божко, Божко!

          Ведь ты не прав…

И кто ж так служит Богу?

22.06.2012 г.

Екатерина Эйгес и Сергей Есенин

1.  Л. Чудова,    племянница Екатерины Эйгес.

БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ

  Екатерина Романовна Эйгес-Александрова родилась 27 февраля (12 марта нового стиля) 1890 года в Брянске. Была десятым, последним, ребенком в семье земского (позднее городского) врача Романа Михайловича Эйгеса, служившего в разных городах Харьковской, Орловской и дру¬гих губерний. За участие в русско-турецкой войне 1874 года Роман Михайлович получил чин действительного статского советника и личное дворянство, что дало ему право служить вне черты оседлости, и все дети Эйгеса получили возможность окончить высшие учебные заведения и впоследствии, став специалистами высокого класса каждый в своей профессии, творчески реализоваться. Рано ассимилировавшись, окончив в 1870 году Московский университет, отец, росший сиротой, не знал и не передал детям еврейских традиций. Младшая дочь в большой, дружной, одаренной семье, Екатерина Романовна росла избалованной и нежно любимой шестью братьями и двумя сестрами. Она рано приобщилась к русской поэзии и музыке. Несмотря на частые переезды из одного провинциального городка в другой, в доме сохранилась хорошая библиотека. Обилие немецкой классики свидетельствовало о вкусах матери Екатерины Романовны – Софьи Иосифовны, которая, несмотря на почти ежегодные роды, находила возможность переводить с немецкого классическую литературу. В ее переводе неоднократно издавался «Вертер» (в издательстве «Асademia» указан инициал не С, а А. – мать, помогая старшей дочери-гимназистке переводить роман, для поощрения указала ее инициал). Софье Иосифовне также принадлежит перевод с немецкого драмы «Шакун-тала» Калидасы (в 1914-м поставлена в Камерном театре в Москве в более позднем переводе К. Д. Бальмонта). Небольшие гонорары за эти переводы и пособия «по многодетности» от жертвователей еврейских общин (в городах, где они существовали) помогали весьма скудному бюджету семьи. Отец был бессребреник и не брал денег с бедноты за леченье. Однако, несмотря на бедность, все дети учились игре на фортепьяно и немецкому ЯЗЫКУ. Мать взяла в дом сироту из прибалтийских немцев, говорившую с детьми только по-немецки и обшивавшую семейство.

Став взрослыми и переехав в разное время в Москву, братья и сестры Екатерины Романовны сохраняли тесные родственные связи, особенно четверо младших; старшие, уже «выбившись в люди», материально помогали младшим. Стойкие трудовые навыки, приобретенные в отрочестве (многие со старших классов гимназии давали уроки, в студенческие годы преподавали, живя в семьях богатых людей), помогли Эйгесам в трудные годы революции и последующей разрухи. Екатерина Романовна поселилась вместе с братьями – художником Вениамином и литератором-пианистом Иосифом – в одной квартире, снятой для всех сестрой Надеждой - биологом, позднее педагогом-педологом.

Несмотря на трудный быт в годы революции и гражданской войны, Екатерина Романовна вспоминала это время как насыщенное творческими интересами и разнообразными устремлениями окружающих ее родных и их многочисленных друзей, ярких индивидуальностей, членов различных художественных объединений (в том числе бывшего «Бубнового валета»), поэтических кружков и проч. В доме происходили диспуты, часто шутливые споры, домашние концерты. Екатерина Романовна, очень красивая и общительная, несмотря на серьезные занятия на математическом факультете, была центром этой компании одаренных молодых людей, писавших стихи, участвовавших в выставках, музицировавших. Екатерина Романовна также с юности писала стихи <...>.

Хотя познакомились Екатерина Романовна с Есениным в Союзе поэтов, их дружба не могла быть основана на общности поэтических вкусов. Что же могло привлекать в ней Есенина и что сближало столь разных по биографическим, жизненным, культурным и проч. особенностям людей? Кроме внешней привлекательности (Катя была похожа на Зинаиду Райх – все, знавшие обеих, утверждали это), она была интеллигентна, начитанна, очень добра, образованна, с широкими, хотя, возможно, и поверхностными интересами, отличалась заботливостью и умением создать вокруг себя в любых условиях атмосферу уюта и женственности; с ней было в ее молодые годы легко и «отдыхательно». Возможно, именно эти качества, столь резко отличавшиеся от пристрастий окружавшей Есенина среды, и привлекали поэта к ней, в ее уют и благонравие, целомудрие и нежную заботливость старшей и ничего не требовавшей от него подруги <...>.

Отношения Екатерины Романовны с Есениным прекратились в 1921 году в связи с ее замужеством (недолгим и неудачным). Есенин в 1922-м уехал за границу с А. Дункан, и после его возвращения они больше по-домашнему не встречались. Муж Екатерины Романовны, математик Павел Сергеевич Александров (будущий академик, создатель научной школы по топологии), вернувшись в 1924 году из командировки во Францию, порвал с женой, но сохранил дружеские связи с ее родственниками (он был учеником гимназии в Смоленске, где, по его словам, ему привил любовь к математике его учитель, брат Екатери¬ны Романовны Александр).

В начале 1930-х годов Екатерина Романовна переехала к самому старшему из братьев – композитору и препо¬давателю фортепьяно. В ее маленькой уютной комнате над кроватью висел есенинский коврик с Георгием Победоносцем, почему-то она полюбила всё миниатюрное - на полках стояли маленькие, красиво переплетенные поэтические томики, чай наливала в крошечные кофейные чашечки. Всё было какое-то игрушечное, детское, изящное, напоминало кукольный домик. Культурных интересов она не утратила, но работала мало. Увянув и утратив поклонников, стала ближе к родне, внимательна к многим племянницам, по-прежнему была ласково-заботлива.

В середине 1930-х годов Екатерина Романовна вышла замуж за своего бывшего сотрудника, видного библиографа, работавшего в библиотеках ВТО и Иностранной библиотеке, Николая Ивановича Пожарского, и переехала к нему на Машкову улицу, где он жил с семьей сестры. Отношения у них были вежливо-уважительные, но казались прохладными – обращались они друг к другу на «вы». Она окружила мужа заботой, но радости там не ощущалось.

Умерла Екатерина Романовна 17 июня 1961 года в Моcкве, недолго болея раком, самоотверженно ухаживая за больным раком же мужем, но неожиданно опередив его в смерти.

«Король, мой нежный повелитель,

Смущу ли взгляд твой голубой?

Девичьих грез моих властитель,

Зачем влечешь ты за собой?

Ты мой король, а я рабыня

В моем таинственном кругу,

Но ты уходишь вдаль равнины,

Я здесь одна на берегу!

Ты обещал умчать за море

И на другие берега,

Где в облаках сияют горы

И в волнах тают жемчуга.

Ты обещал в тот час туманный

В вечерний сада мрак прийти,

Чтобы единственным, желанным

Остаться на моем пути!

О, верь, не царственным убором

Украсить голову хочу,

Но чтобы ты усталым взором

Смотрел лишь на меня одну.

Я жду. Уж звезды в небе реют

И на траве блестит роса,

И ближе, ближе голубеют

Передо мной твои глаза!»

Е. Эйгес

http://polutona.ru/?show=reflect&id=358

Е.Эйгес - красавица, была влюблена в поэта, но при этом не поддалась его мужским чарам, о чём сожалел голубоглазый красавец. Её стихотворение мне понравилось, и , хотя многие мои подписчики, любители творчества Сергея Есенина уже просмотрели эту страничку, решила дополнить им её, оно хорошо иллюстрирует чувства Екатерины Эйгес. Спасибо что откликнулись - заглянули. У меня вчера было дополнено ещё две странички текстом. Чуть позже вспомню и сообщу. Всего доброго!».

P.S.  В 2006 г. в издательстве Водолей Publishers вышел поэтический сборник  Екатерины Эйгес «Тихий шелест стихов».

2. Сергей Зинин.   Е.Р.Эйгес и С.А.Есенин

Эйгес Екатерина Романовна (1890 – 1961), поэтесса, переводчица, библиотекарь.

Одна из близких знакомых  С.Есенина. В 1919 г. работала в библиотеке Народного комиссариата по внутренним делам, что позволило ей для проживания получить комнату в бывшей гостинице «Люкс», являвшейся в то время   общежитием для служащих Советского правительства.   «Познакомилась я с Есениным, - писала Е.Эйгес, - весною 1919 года. (…)  Тогда литературную жизнь в Москве возглавлял Союз поэтов, обосновавшийся в так называемом «Кафе поэтов» на Тверской. Мне очень хотелось попасть в этот поэтический мир. Ведь у меня самой уже  была написана целая книга стихов, напечатанная на пишущей машинке и переплетенная, она имела вид книжки… В начале весны я как-то отнесла свою тетрадь со стихами в президиум Союза.  Там за  столом сидел Шершеневич, а на диване в свободных позах расположились Есенин, Кусиков, Грузинов.  Все они подошли ко мне, знакомились, спросили адрес.  Через несколько дней мне возвратили тетрадь. и я была принята в члены Союза поэтов. А еще через несколько дней в двери моей комнаты постучались. Это был Есенин. (…) Он был трезв и скромен, держался даже застенчиво. Сидя сбоку на ручке кресла, он рассказывал о своем приезде в Петербург, о своей бытности там, о своем знакомстве с Блоком, Ахматовой, Клюевым…».

Встречи продолжись в течение лета 1919 г.    «Началась осень 1919 года, - вспоминала Эйгес. -  Это было время тяжелое. Холодно, голодно.  (…) Мы были  молоды, и всё было нипочем. Хотя и уставали, но дома не  сиделось.  Вечером  -  «Кафе поэтов». Есенин провожает домой. (…) Иногда Есенин приносил мне из кафе пирожок, котлетку или яблоко».  Эйгес во время своего отсутствия оставляла у вахтера для Есенина  записки. Однажды на её записке «Буду к 9-ти, будет самовар» пришедший Есенин на обороте написал: «Очень рад, буду к 10-ти».   В десять он действительно пришел,  и был самовар. Мы пили чай…».

О сложившихся близких отношениях Есенина и  Эйгес свидетельствует сохранившаяся записка поэта, переданная им  Эйгес  осенью 1919 г.,: «Как и нужно было ждать, вчера я муку тебе не принес.  Сегодня утром тащили чемодан к тебе с Мариенгофом и ругались, на чем свет стоит. Мука в белье, завернута в какую-то салфетку, которая чище белья и служит муке предохранением. Белье отдай прачке. Расти большая. Твой С.Есенин».

С.Есенин был на пять лет моложе Е.Эйгес, но относился к ней как старший к младшему. «Он в свои 24 года  гораздо более изведал, - вспоминала Е.Эйгес, -  и узнал жизнь, чем я в свои 29 лет.  Ведь  я до самой революции только и делала, что училась, сидела в лабораториях и только в воскресные дни ходила на симфонические концерты. (…) Часто, уходя от меня, на прощание Есенин говорил мне: «Расти большая». Этими двумя словами и кончается записка».

  Часто Есенин звонил Эйгес по телефону. «Иногда, возвращаясь домой с работы, - вспоминала Е.Эйгес, -  я увидела Есенина, стоящего перед подъездом гостиницы «Люкс».  (…) Мы вместе поднимаемся по лестнице и в большом зеркале на площадке лестницы видны наши отражения. Как-то, будучи у меня,  он вытащил из кармана пиджака портрет девочки с большим бантом на голове. Это портрет его дочки…»

С.Есенин  знакомится с неопубликованными  стихами  Эйгес.  «Как-то, придя ко мне, Есенин, - амчала Эйгес, - прочел свое стихотворение «Закружилась листва золотая в розоватой воде на пруду…».  Он читал, вскидывая голову при каждой новой строчке, точно встряхивая волосами.  В строчке «Я сегодня влюблен в этот вечер…» делал ударение на слове «сегодня», растягивая букву «о», так что получалось «сегОдня».

Однажды при встрече Е.Эйгес прочитала С.Есенину свое стихотворение, которое оканчивалось словами: «И  счастье, что было возможно три года тому назад».  С.Есенин взял со стола свою книгу «Голубень» (1918) и написал на ней: «Екатерине Романовне Эйгес. Здесь тоже три года тому назад, а потому мне прибавить к этой надписи больше нечего».

По воспоминаниям  Е. Эйгес, С.Есенин подарил ей  «книжечку «Преображение» в белой обертке-папке с надписью на обложке: «Тебе единой согрешу». «Эта книжечка была у меня  всё время с собой, - вспоминала она. -  Через несколько лет, приблизительно в 1923 году (…) ко мне, по поручению Есенина явился поэт Казин и попросил эту книгу, будто бы для переиздания. Так  мне больше её и не вернули».  

С.Есенин внимательно относился к поэтическому творчеству Е.Эйгес.  Её муж математик П.С.Александров рассказывал: «Екатерина Романовна мне показывала толстую тетрадь своих стихов, всю испещренную пометками, собственноручно сделанными характерным почерком Есенина. Тут были и отдельные критические замечания, но были и целые строчки, прочеркнутые рукой Есенина, с им же предложенными измененными вариантами. К сожалению, эта тетрадь, которая,  несомненно,  представляла бы интерес для литературоведов – специалистов по Есенину, безвозвратно погибла». 

В декабре 1919 г. С.Есенин начинает ухаживать за поэтессой Надеждой Вольпин, но  одновременно продолжает навещать Е.Эйгес.  Подарил ей   свою книгу «Ключи Марии», содержание которой, по воспоминаниям Е.Эйгес,  было  для неё сложным и не совсем понятным.  Н.Вольпин  знала о встречах Есенина и Эйгес. «Проходя под аркой, ловлю в зеркале проводивший меня черный взгляд поэтесс Кати Э(йгес), - вспоминала Н.Вольпин. – В нем такая жгучая ревность и злоба,  что на секунду мне стало страшно.  Кажется, женщина рада  бы убить меня взглядом!  Но страх сразу оттеснила радостная мысль: ревность ёе не напрасна, и у Сергея под «х-олодком» («я с холодком», - говорит он о себе) всё же теплится ко мне живое чувство.  Мне двадцать, Кате, я думала, двадцать три. Она повыше меня, темные волосы и глаза, плакатно красивое, с правильными чертами лицо, полна, но статна. И на диво легкая и плавная походка.  У такой павы отбить любимого, пожалуй, лестно для юной девочки…».

12 марта 1920 г. С.Есенин в гостинице «Люкс поздравляет Е.Эйгес ч днем рождения и дарит ей ковер в русском стиле с изображением Георгия Победоносца.  «В этот день, -  вспоминала именинница, - я сидела одна в грустном настроении, родные были далеко, в разных концах Москвы. Вдруг я услышала стук в дверь…  За дверью стоял Есенин, держа в руках что-то, завернутое в большую трубку.  Войдя в комнату, он развернул сверток: это был прекрасный ковер, расшитый яркими шелками в русском стиле.  На нем  изображался Георгий Победоносец на белом коне, кругом зеленые травы-муравы. «Это тебе, ты ведь любишь», - сказал Есенин. Он знал, что я люблю кустарные вещи, коврики, которыми была украшена моя комната, но такого чудесного ковра у меня, конечно, не было. Есенин объяснил, что ковер ему подарили и что он куплен был на выставке кустарных изделий на Петровке».

Весной 1920 г. Есенин  передает на хранение Е.Эйгес часть своих рукописей.  «Вот, - сказал Есенин, - даю тебе третью часть своих рукописей, остальные две  -  маме и сестре Кате. С этими словами Есенин достал целую кипу рукописных листков и, отделив третью часть, отдал мне. Я спрятала листки, их было штук пятьдесят. К сожалению, сохранилось только три  листка».

В марте 1921 г. Е.Эйгес знакомит С.Есенина со своим будущим мужем математиком  П.С.Александровым.  «Ты его одного любишь!» - сказал С.Есенин.   В начале апреля 1921 г. Е.Эйгес  выходит замуж за  П.С.Александрова.

Устроилась работать библиотекарем. «Как-то, возвращаясь со службы домой, - вспоминала Е.Эйгес, -  проходя по тротуару возле Музея изобразительных искусств, я услышала стук проезжающей мимо пролетки.  В ней сидел Есенин с какой-то дамой.  Это была А.Дункан.  Поравнявшись со мной, Есенин привстал и, улыбаясь,  приветствовал меня поднятой рукой.  Пока пролетка удалялась,  опережая меня,  я всё еще видела, как Есенин стоял, обернувшись ко мне, потом нагнулся и что-то шепнул своей спутнице.  Больше Есенина я не видела, если не считать  его публичных выступлений, например, в ЦЕКУБУ в последующие годы, но мы уже не говорили друг с другом.  На каждого из нас время наложило свою печать. (…) На похоронах Есенина я не была». 

1.С.А.Есенин ПСС УП (3), 757.  2.Летопись – 2, 757.   3.Летопись-3 ( 1 ), 64, 65.  4.СЕСЖ, 279 – 288, 531. 

(С.И.Зинин  С.А.Есенин и его окружение. Биобиблиографический словарь-справочник.  //   zinin-miresenina @  narod/ ru/).

Владимир Середа

А.С. Вольпин-Есенин и  А.Л. Чижевский

В начале 90-х годов выходило ежемесячное приложение к «Тамбовской правде» «Литературный Тамбов». Кроме стихов и прозы местных авторов редакция публиковала иногда и биографические очерки. Среди них и очерк Александра Головашина «Галилей ХХ века. Рассказ о судьбе русского учёного Александра Чижевского»:

«Удивительна и многообразна его одаренность. Он писал стихи, о которых высокого мнения был поэт Валерий Брюсов, учился живописи в Италии у художника Нордье, ученика знаменитого Дега. Картины Чижевского после его смерти выставлялись в Москве, Новосибирске, Караганде (и в Тамбове – В.С.). Наверное, эта широкая одаренность привлекала к нему самых разных людей. Он был близко знаком с писателями А.Н. Толстым, Л.Н. Андреевым, А.И. Куприным, И.А. Буниным, Максимом Горьким. Обедал частенько с Маяковским в Доме Герцена на Тверском бульваре. «У вас две ревнивые любовницы – поэзия и наука», – сказал как-то Маяковский Чижевскому. И действительно, Чижевского можно было видеть беседующим с выдающимися учеными своего времени – академиком С.И. Вавиловым, кристаллофизиком профессором Ю.В. Вульфом, инженером космоплавания Ф.А. Цандером. В 1925 году знаменитый немецкий физик Макс Планк любезно приглашал Чижевского работать в своей лаборатории. 15 лет Александра Леонидовича связывала тесная и трогательная дружба с Циолковским.  (В фондах музея С. Денисова в Тамбове хранятся автографы Константина Эдуардовича - В.С.). И в то же время Александра Чижевского можно было видеть в аудитории Московского политехнического музея в качестве ведущего поэтических вечеров и диспутов, после которых он, не успев убрать гвоздику из петлицы сюртука, в компании то с Сергеем Есениным и Мариенгофом, то с Игорем Северяниным, Шершеневичем, Бурлюком или Пастернаком спешил в кафе «Бродячая собака», «Стойло Пегаса» или «Домино», чтобы продолжить литературные споры».

К сожалению, Александр Головашин ушёл из жизни, и узнать об источниках, которыми он пользовался, уже невозможно. Фотографии Чижевского, которые были использованы для иллюстрации очерка, автор взял в тамбовском музее медицины, которого сейчас не существует. Принимать на веру написанное автором трудно, хотя бы потому, что путь от Политехнического музея до «Бродячей собаки»  далеко не близкий. В юном музее Чижевского в городе Калуге материалов, свидетельствующих о взаимоотношениях Сергея Есенина и Александра Чижевского, нет. Поиски продолжаются.

На Тамбовщине, в птицесовхозе «Арженка» А.Л. Чижевский появился 11 августа 1930 года. Он поставил перед собой цель создать «живой» воздух, насыщенный аэронами – свободно движущимися отрицательно заряженными частицами электричества, благотворно действующими на животных и растения. В декабре того же года на созданной им научно-исследовательской станции уже ставились первые опыты. Станция состояла из длинного сарая с глинобитными полами, где постоянно проживало около тысячи кур. Курятник был разделён на секции, каждая из которых освещалась ставшими впоследствии знаменитыми люстрами Чижевского. Кроме того, имелся на станции изолятор, куда поступали из окрестных колхозов и совхозов куры с туберкулёзом, рахитом и другими болезнями. Их лечили люстрами Чижевского, то есть ионизированным воздухом.

Александр Леонидович занимался и популяризацией науки. Он читал публичные лекции, в частности, в кинотеатре «Модерн», для чего в клетках привозили из Арженки его пернатыми питомцами. Лекции его пользовались большим успехом. Особенно хороши были его подопечные, белые красавицы, сытые и весёлые.

Владимир Владимирович Маяковский был не совсем прав, когда рекомендовал Александру Чижевскому отказаться от одной из невест и большее внимание обратить на другую. Были у Александра Леонидовича и ещё, по крайней мере, две невесты: музыка и живопись. В Арженке вся бригада учёных жила в доме известного тамбовского фабриканта и мецената Михаила Асеева, который эмигрировал после 1917 года. Вечерами Александр Леонидович частенько играл на клавесине, оставленном бывшим хозяином. Дворец Асеева за годы советской власти основательно разграблен. В девяностые годы, в эпоху новорусского строительства, во дворце были выломаны последние камины и выворочена мраморная лестница. После визитов в Тамбов двух последних президентов принято решение о восстановлении этого дома – дома, в котором жил Александр Леонидович Чижевский. В одном из доходных домов Асеева в Тамбове располагается музей Денисова, в котором на протяжении семи лет была открыта постоянно действующая выставка подлинных уникальных экспонатов, посвящённая Сергею Александровичу Есенину. В фондах музея хранятся живописные полотна Чижевского, его личные вещи, письма его вдовы.

Этот дом приговорён к сносу.

В Тамбове Александра Леонидовича окружали единомышленники, так же преданные науке, как и он сам.  Он всегда был благодарен им и сохранил теплоту отношения  к ним до конца своей жизни. Однако в автобиографию тамбовские страницы он не включил.

Как сказал поэт Николай Глазков:

«Всем смелым начинаньям человека

Они дают отпор.

Так бюрократы каменного века

Встречали первый бронзовый топор».

Жалобы, доносы на учёного и его лабораторию полились рекой в инстанции. Жаловались в основном соседи, председатели колхозов, которые писали, что если бы они кормили своих кур так же, как их кормит этот учёный, то и у них они были бы такие же белые и весёлые. Как его не посадили в Тамбове,  непонятно. Почему он избежал ареста в роковых  1937-38, тоже неясно. Александр Леонидович Чижевский  был репрессирован в 1942 году. Отбывал наказание в Свердловской области (Ивдельлаг) и в Казахстане (Карлаг, Степлаг). После освобождения в январе 1950 года ему было предписано жить на поселении в Караганде. В июне 1954 года он был освобождён от поселения, но до реабилитации ещё четыре года  жил в Караганде. Перенёс все ужасы сталинских лагерей, но были и счастливые моменты в его зэковской жизни. В ссылке он познакомился со своей будущей женой. Нина Вадимовна Чижевская, урождённая Энгельгардт, стала его верным спутником на всю жизнь. Потомок старинного дворянского рода, она провела в ГУЛАГе многие годы. Впервые была арестована в 1924 году при попытке нелегально покинуть СССР. В личном деле заключённого А.Л. Чижевского имеется такой документ: «За пребывание в жилом помещении Чижевского в 12 часов дня (в его отсутствии) была обнаружена зека Перешкольник, которая варила в жестянке суп. Поместить зека Чижевского в карцер на одни сутки». Этих суток хватило, чтобы помещённые туда же уголовники искалечили его на всю жизнь. Головные боли в результате сотрясения мозга мучили его долгие годы.

Большим счастьем в ссылке были встречи с лучшими людьми страны, интеллигентными, образованными, душевно и духовно богатыми: композитор А.В. Варламов, математик Г.Н. Перлатов, писательница Эстер Паперная,профессор Михаил Ананьев,искусствовед Аркадий Беляев. Среди них – очень хорошо знакомая фамилия Есенин.  Это был  Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, который  к моменту встречи с Чижевским был уже кандидатом физико-математических наук, провёл год в Ленинградском сумасшедшем доме за антисоветскую деятельность и оказался в карагандинской ссылке.

Они быстро подружились, поддерживали друг друга как могли, имели общих друзей и знакомых по ссылке. В апреле 1953 года А.С. Вольпина освободили по амнистии, и он вернулся в Москву. А через месяц Александр Леонидович Чижевский получил от него письмо:

«Дорогой Александр Леонидович!

Простите, что до сих пор не писал Вам – очень много было всякой беготни.

Прописали меня в Москве постоянно. Живу в маминой комнате – сама же мама моя лежит в больнице: ей 5-го числа удалили желчный пузырь – после этого у ней произошел сначала сердечный шок, а потом, когда уже поправлялось и стали снимать дренаж – было сильное кровотечение, от которого она чуть не умерла – доходило дело уж до кислородных подушек. Но сейчас, слава богу, опять поправляется и надеюсь, что в июне выйдет из больницы.

Встретили меня здесь в Университете очень тепло – трудно сказать, впрочем, чему больше радовались – моему явлению или явлению вообще. Обещали также помочь устроиться на работу – впрочем, я уже привык относиться скептически к благоприятным прогнозам в деле моего устройства. Устроиться в каком-нибудь вузике мне вероятно удастся – но беготни будет с этим очень много.

Продолжаю заниматься математической логикой. Моя прошлогодняя работа будет теперь напечатана; кроме того мне предлагают в расширенном виде публиковать мою диссертацию. Пишу рецензии на статьи по математической логике для реферативного журнала и перевожу статьи по теории множеств – это уже за деньги. Не будь здесь этих благ и московских библиотек – не стал бы я долго толкаться на этом рынке, построенном на холодном промозглом болоте!

Надо сказать, что весну я с собой притащил карагандинскую. Апрель, говорят, был тёплый – я приехал 29го, липы уже стояли зелёные – но эта ранняя весна сама оказалась липой: 1го мая было очень холодно и это продолжалось с неделю, затем слегка потеплело, шли дожди, иногда с утра до вечера – потом была жара – например,  дня три назад. А третьего дня стою на Смоленском бульваре – было очень холодно, вдруг появились облака, тучи повисли очень низко, пронёсся очень сильный ветер и стал выть; ну – думаю – будет дождь – и вдруг вдоль по Садовому кольцу несётся густое облако пыли, прохожие кидаются врассыпную кто куда, дождя нет и сквозь возникший густой пылевой туман я с трудом различаю контуры стоящего напротив высотного дома. Новая вариация на давно знакомую тему! Потом десять минут шел сильный дождь – и сразу прекратился – а на другой день, вчера утром, я проснулся от ветра и ливня – ветром разбило в окне у меня стекло – всё вылетело из рамы и стало очень холодно – холодно было даже в пальто.

Ну – плевать. Против погоды ничего не поделаешь – и в плохую погоду сам бы велел плевать на все тротуары.

Как Ваши дела? Желаю всех благ и здоровья Вам и Нине Вадимовне; никогда Вас не забуду и хочу видеть в Москве – а впрочем еще больше где-нибудь на берегу моря, на солнышке. Очень хотел бы услышать про какую-нибудь радостную перемену в Вашей жизни.

Привет также Янине Петровне, если Вы её увидите – и Баланскому, и Людвигу. Будьте все свободны, сильны и счастливы!» (Архив РАН, ф.1703, оп.1, д.478, л.1-1об. По сведениям из архива, письмо датируется 25 мая 1953г.)

На закате эпистолярного жанра искушённые в нём люди говорили: «Не знаешь, о чём писать – пиши про погоду». Читая строки письма Александра Есенина, не скажешь, что он следовал этому совету. Написав о погоде, он как будто рассказал о своей судьбе.

Окружение А.С. Есенина-Вольпина и А.Л. Чижевского – отдельная тема. Однако хочется сказать об упомянутом в письме Баланском. В ссылке А.Л.Чижевский продолжал научную работу и  даже лечил больных с использованием ионизатора. Ионизатор был изготовлен в Долинке на литейно-механическом заводе под руководством крупного физика Баланского. Чуть позже Баланский стал другом и Вольпина.

 Следующее письмо датировано 21 ноября 1953 года:

«Дорогие Александр Леонидович и Нина Вадимовна!

Простите, что долго не писал – это от лени. Время летит в трубу незаметно – уж скоро семь месяцев как я в Москве. Я тут живу по прежнему вприпрыжку – после долгих бесполезных мотаний мне удалось было устроиться в физико-технический институт – нештатно, на почасовую оплату – и то на днях уволили по причине сокращения фондов почасовой оплаты, так что я снова профессиональный безработный. Правда, в Москве это легче, чем в Караганде – все же я работаю в качестве редактора в реферативном журнале «Математика», издаваемом Институтом научной информации – но опять-таки нештатно, т.е. получаю по карагандинским понятиям не слишком мало, но никакой гарантии, что это продлится хотя бы несколько месяцев, если меня не возьмут в штат.

Статья, которую я посылал ещё в прошлом году – ещё Нина Вадимовна печатала – теперь, наконец, должна появиться в Докладах Академии наук – Александр Леонидович сможет увидеть через два-три месяца. Это – единственное, чем могу похвастаться. Большой минус всех неимеющих минусов – то, что Москва отнимает слишком много времени на всякую ерунду, одни поездки чего стоят (в Университет надо теперь добираться больше часа, от центра немногим меньше, между тем там единственная библиотека, где можно получить нужную вещь сразу, так что приходится ездить всё-таки туда). Доказал, правда, недавно кое-что – но всё-таки здесь работать труднее, хотя условия неизмеримо лучше. Самое важное всё-таки – покой. Здесь его не хватает.

Впрочем, тут я не совсем прав. Жизнь, по существу, тут сейчас чересчур спокойная, сытая, чего же людям надо ещё?

Не знаю уж, что и писать ещё. Если увидите Нину Петровну – самый искренний привет. Всё никак не выберусь навестить ещё разок её сына – я его видел два раза летом. Очень умный мальчик. К сожалению, я не смог найти конверт с её адресом.

Если увидите Эгона Ивановича – тоже привет; тут надо извиниться, что я ему не написал, но ей-богу, нечем было его порадовать. А вообще я желаю всем, находящимся в Караганде невероятного счастья.

Очень интересуюсь, как у Вас там идут дела? Как Баланский? Вообще, стало ли легче с устройством?

Мама более или менее здорова – но совсем здорова,  пожалуй,  уже не будет – всё-таки жёлчного пузыря нет, да и сердце. Сейчас она в доме отдыха.

Пишите.  Москва, 51, I Волхонский пер., 11, кв. 4. Вольпимн.

“P.S. Это провалялось у меня на столе больше месяца – всё было лень отправить. Новостей нет. Поздравляю с Новым годом Вас, Баланского. Людвига, Нину Петровну (кстати, у ней 31/XII день рождения – поздравляю) – я Вас всех помню и хочу видеть – только не в Караганде, а в местах лучших». (Архив РАН, ф.1703, оп.1, д.478, л.3-3об.)

Можно расшифровать, что Александр Сергеевич имел в виду под словами «доказал кое-что». После возвращения из Караганды он был признан среди математиков одним из крупнейших специалистов по математической логике, создателем самостоятельного научного направления – ультраинтуиционизма. Имел ли он в виду свои стихи, которые распространялись в самиздате, сказать трудно.

Следующее письмо датировано 1957 годом. Неизвестно, продолжалась ли переписка в течение этих четырёх лет – на сегодняшний день мы располагаем только тремя письмами. Текст письма:

      «Дорогой Александр Леонидович! Дорогая Нина Вадимовна! Извините, что долго не писал Вам – я по этой части не мастер. Был очень занят, недавно начал писать большую книгу, на которую у меня с издательством договор и которую должен закончить через год. Кроме того, я менял адреса – лишь недавно обрел собственную комнату, а то все снимал. Я – человек свободной профессии, а в таких случаях всякие мероприятия перемешиваются, всегда масса неконченных дел, за что ругают, и когда появляется охота писать письма, всегда упрекаешь себя: «опять отлыниваешь от такого-то дела». Но вот у меня появился досуг: посадили опять изверги в сумасшедший дом! Сижу уже три недели и первое время опять было столько хлопот, что не до этого письма – а теперь вот пишу. Кстати, я на днях выхожу отсюда.

Любопытная история произошла у меня три недели назад. Судите сами.

30 июля я стоял возле гостиницы, в которой поселились французы, приехавшие на фестиваль. Публика самая разношерстная, я со многими беседовал и выпивал, жаль только, что всего три-четыре дня удовольствия выпало на мою долю. 30 июля возле этой гостиницы собрала толпу русская женщина, которая выросла во Франции и в первый раз попала в Россию. Наверно дочь эмигрантов. Она говорила, что хочет поселиться в России. Как только она вошла в гостиницу – я за ней и объяснил ей на лестнице, какие последствия влечет принятие советского гражданства. (Много примеров всплыло в памяти!) Донкихотство, конечно, потому что и до меня уже ей наверно не раз говорили то же – но здесь мои слова могли иметь дополнительное значение, поскольку в России редко услышишь прямолинейную речь. Я дал ей понять это – не знаю уж, какие выводы она потом сделала.

Не успел я выйти из гостиницы и пройти двести шагов, как меня сцапали и отвели в какую-то комнату той же гостиницы, где мне объявили, что я задержан по подозрению в краже. Среди ментов, которые по очереди меня там охраняли, был один швейцарец, который говорил очень мало и только по-французски, впрочем, без особого блеска. Не сомневаюсь, что это был переодетый русский бобик, который подслушал мой разговор на лестнице (или их там было несколько и этот – один из них). Мне показалось глупым смирно ждать, пока кто-нибудь приедет с Лубянки с ордером, и я сказал одному агенту – он потом оказался следователем милиции, - что мои документы у них и этого достаточно, если будет надо они меня найдут, мне надоело чего-то ждать и что я буду гулять по улице (улица была буквально запружена иностранцами – преобладающим языком в этом месте был французский). К моему удивлению, мне не оказали немедленного физического сопротивления и я спокойно вышел на улицу, где схватил за рукав первого же француза – просто молодого парня, не коммуниста – и рассказал ему всю эту историю, для того, чтобы «весь мир узнал, что происходит тут на этом фестивале». Тот обещал выполнить это поручение. (Разговор происходил на открытом воздухе и агент-следователь к концу разговора стоял рядом и наблюдал. Повидимому, он не понимал по-французски – но когда услышал слова «Сталин» и «Берия», тут он кое-что понял и подошел вплотную ко мне. Тут я простился с французом, который побежал во-свояси, а я пошел со следователем к милиционеру, встретив, в момент встречи с последним, одного старого приятеля, которого знал с детства, ему я также рассказал эту историю – в слабой надежде, что и он возьмется выполнить мое поручение. Сплетня, во всяком случае, разошлась по Москве и ее слышали, кажется, в метро от незнакомых людей). В милиции соблюдался декорум – я провел ночь в КПЗ с ворами, объявил в знак протеста голодовку и требовал прокурора. На другой день меня допрашивали два следователя – один как будто из КГБ. Длинная толчея воды в ступке часа на два - на три! Тот следователь, которого накануне я считал простым агентом, толковал мне, что мои действия подходят под статьи 58-10 и 58-4 УК РСФСР. Я опровергал его и говорил, что его толкование закона основано не на тексте, а на «патриотической и идеологической галиматье, представляющей, возможно, самостоятельную ценность, но не имеющей юридической силы». (На все скользкие вопросы я отвечал, что задержан по подозрению в краже). После предыдущих слов в кавычках появился психиатр, которому я предложил подождать, пока я окончу писать заявление о голодовке. Я сказал ему еще пару грубостей, и он нашел, что у меня «переутомление». Следователь КГБ заявил, что он, хотя не врач, подтверждает это мнение, что мне надо провести недели две-три в больнице, что малейший антисоветский шаг с моей стороны повлечет «возвращение меня туда, где я был». Я сказал, что мне не понятен смысл термина «антисоветский», что я не марксист и не означают ли его слова, что я вообще должен молчать. Он ответил, что философия – это другая область, что «постановление ЦК о терпимости к попам-идеалистам распространяется и на философов-идеалистов и других путаников», что таких людей они оставляют в покое, но что я не должен «подрывать престиж нашего государства». После этого меня отдали в руки санитаров, которые отвезли меня в сумасшедший дом им. Ганнушкина.

История сама по себе скверная – но какой контраст по сравнению к недобрым старым временам!  Впрочем, этот случай – не типический.

Привет Реттеру и другим старым друзьям.

Ваш А.С.Есенин-Вольпин». (Архив РАН, ф.1703, оп.1, д.478, л.5-6об. По сведениям из архива, письмо датируется 21августа 1957г).

На первой странице стоит пометка: «Дикое письмо! А[лександр] Ч[ижевский]» О чём думал Александр Леонидович, читая это письмо, трудно сказать. Возможно, о том, что в Караганде ему живётся гораздо спокойнее, чем его другу в Москве. Недаром уже после окончания срока ссылки он прожил в Караганде ещё четыре года.

Александр Леонидович Чижевский вернулся в Москву после реабилитации в 1958 году. Дружили семьями. Об этом свидетельствуют письма Нины Вадимовны Чижевской, присланные в Тамбов Николаю Алексеевичу Никифорову. Однако в 1959 году Александр Сергеевич Вольпин был вновь помещён в спецпсихбольницу, где провёл около двух лет. А Александр Леонидович Чижевский умер 20 декабря 1964 года.

Открытие бюста на могиле поэта А.В.Ширяевца-Абрамова

В Москве состоялось торжественное открытие бюста на могиле поэта Александра Ширяевца-Абрамова, близкого друга Сергея Есенина.

Департамент культурного наследия города Москвы поддержал инициативу Региональной общественной организации "Московская городская организация Союза писателей России", настоятеля храма Великомученика Пантелеймона – протоиерея А.Дударева и скульптора Н.А.Селиванова установить на надгробном сооружении поэта А.В.Ширяевца-Абрамова бронзовый бюст.

В результате сотрудничества в мае 2012 года состоялось торжественное открытия бюста на могиле А.В.Ширяевца-Абрамова (1887-1924) на Ваганьковском кладбище. Мероприятие было приурочено к 125-тилетию со дня рождения поэта Серебряного века Александра Васильевича Ширяевца-Абрамова, близкого друга Сергея Есенина.

В 2012 году Мосгорнаследие провело историко-культурную оценку объектов культурного наследия – некрополя, по результатам которой захоронение поэта А.В.Ширяевца-Абрамова отнесено к выявленным объектам культурного наследия.

15 мая в 12 часов на Ваганьковском кладбище в Москве на могиле Александра Ширяевца (участок № 17) состоится торжественное открытие бронзового бюста поэта работы Народного художника России скульптора Н. А. Селиванова. Это первое скульптурное изображение волжского поэта, средства для которого были собраны священниками церкви св. Пантелеимона г. Пушкина под руководством о. Андрея Дударева. Дата установки и открытия выбрана не случайно — 15 мая 1924 года Александр Ширяевец скончался в возрасте 37 лет.

Справка

Известный поэт Серебряного века Александр Васильевич Ширяевец-Абрамов был близким другом Сергея Есенина. Скоропостижная смерть поэта сильно потрясла Сергея Есенина, который в заявлении в Союз писателей объявил себя «душеприказчиком по литнаследству покойного», а вскоре написал одно из своих известнейших стихотворений «Мы теперь уходим понемногу» (в первой публикации 1924 года «Памяти Ширяевца»). После смерти любимого друга, С. Есенин неоднократно говорил: "если я умру, похороните меня рядом с Шуркой милым", что и было исполнено. В 1925 году он был похоронен недалеко от могилы Ширяевца.

 В 60-ые Союз Писателей СССР решил осуществить замысел С.А.Есенина и водрузить гранитное надгробие «Поэту Ширяевцу-Абрамову Александру Васильевичу».  Согласно проекту монумент венчался бронзовым бюстом работы скульптора Н.А.Селиванова. В результате Гранит со специальным крипежом был установлен, а отлитый бюст в виду форс-мажорных обстоятельств остался в мастерской скульптора. Но  только в 2012 году благодаря взаимодействию Мосгорнаследия и общественности памятник великому поэту увенчал бронзовый бюст.

В соответствии с распоряжением Департамент культурного наследия города Москвы    от 1 февраля 2012 г. № 38 "Об утверждении особенностей объектов культурного наследия регионального значения, послуживших основанием для включения их в единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации и подлежащих обязательному сохранению

Copyright © 2005 Мир Есенина. All rights reserved.

E-mail: zinin123@mail.ru

 

Дизайн: Яник Ласко

E-mail: yanik-lasko@mail.ru