zinin123@mail.ru
 
Сергей Зинин
 
Татьяна Есенина
дочь
Сергея  Есенина
 
Документально – биографический очерк
 
Ташкент  -  2008
 
  Вниманию читателей предлагается   историко-биографический  очерк  о Татьяне  Сергеевне Есениной  (1918  - 1992)  - дочери поэта  С.А.Есенина и  актрисы З.Н.Райх. После  развода родителей  и смерти отца  Т.С.Есенина   воспитывалась в семье В.Э.Мейерхольда и З.Н.Райх. Пережила их трагическую гибель во время  массовых сталинских  репрессий. В годы войны  эвакуировалась  с мужем и сыном   в Узбекистан, где прожила  полвека в Ташкенте, работая  корреспондентом  газеты «Правда Востока»,   научным  редактором в издательствах Узбекистана.  Автор   повестей «Женя – чудо ХХ века», «Лампа лунного  света»,  мемуаров о С.Есенине, З.Райх, В.Мейерхольде.
         Использованы  воспоминания Т.С.Есениной и других авторов, малоизвестные публикации современников,   письма и  различные  архивные  материалы.
Книга рассчитана на широкий круг читателей. 
 
Родители.
Сергей Есенин и Зинаида Райх  встретились случайно.  Вспоминая рассказ матери,    Татьяна Сергеевна Есенина  позже писала: «Весной 1917 года Зинаида Николаевна жила в Петрограде одна, без родителей, работала секретарем-машинисткой в редакции газеты «Дело народа». Есенин печатался здесь. Знакомство состоялось в тот день, когда поэт, кого-то не застав, от нечего делать разговорился с сотрудницей редакции.
А когда человек, которого он дожидался, наконец, пришел и пригласил его, Сергей Александрович, со свойственной ему непосредственностью, отмахнулся:
   - Ладно уж, я лучше здесь посижу…
Зинаиде Николаевне было 22 года. Она была смешлива и жизнерадостна.
Есть ее снимок, датированный 9 января1917 г.  Она была женственна, классически безупречной красоты, но в семье, где она росла, было не принято говорить об этом, напротив, ей внушали, что девушки, с которыми она дружила «в десять раз красивее». Такой её и запомнил  Есенин, а когда   он  дарил  Зинаиде свою фотографию,  то  это чувство выразил  в  дарственной надписи: «За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моем. Сергей».
Сергей и Зинаида стали часто встречаться, но всегда на людях, обращались друг к другу на «Вы», отношения были до предела сдержанными. Во время встреч рассказывали друг другу  о своих друзьях,  о  родителях, о  некоторых происшествиях  из  своих  детских и отроческих  лет.
Отец  Зинаиды  Август Райх родился в лютеранской  семье, переселившейся в Россию  из Силезии.  Работал слесарем, пароходным и паровозным машинистом. Встретил в вагоне поезда и влюбился в русскую девушку Анну.  Чтобы жениться на православной христианке, ему  пришлось принять ее веру и стать Николаем Андреевичем. В1892 г. они поженились и стали жить на окраине Одессы в поселке  Ближние Мельницы. Здесь 21 июня 1894 года родилась дочь Зинаида. Училась в  одесской  женской гимназии. Отец был членом РСДРП. Повзрослев, Зина  стала  иногда  помогать ему в революционной работе, а в  19 лет  сама вступила в партию социал-революционеров. Через год её  арестовали,  два  месяца  пришлось просидеть  в тюрьме. Зинаиду исключили из 8 класса гимназии. Матери удалось выхлопотать свидетельство о среднем образовании, но в документе о политической благонадежности было отказано.  Зинаида   переехала в Петроград и  поступает на  историко-литературный факультет Высших женских курсов С.Г. Раевского, берет уроки скульптуры, изучает иностранные языки. Устроилась  работать  секретарем-машинисткой в редакции  левоэсеровской газеты «Дело народа».
В свою очередь из рассказов Сергея Зинаида узнала, что он родился в крестьянской семье, которая живет  в селе Константиново Рязанской губернии. Детство у него было трудное. Многие годы рос и воспитывался  в семье дедушки и бабушки, так как отец работал приказчиком в московском  магазине, а мать зарабатывала деньги случайными заработками. С детства Сергей себя помнил коноводом сельских мальчишек и большим драчуном. По настоянию отца после окончания  сельской начальной школы  был принят в церковно-учительскую школу, которую окончил в 16 лет, но продолжить обучение в Московском учительском институте категорически отказался. Стал работать корректором в типографии Сытина. Стихи начал писать с 8 лет. Первое опубликованное  стихотворение  «Береза», подписанное псевдонимом Аристон, появилось в1914 г. в московском журнале «Мирок». В дальнейшем  печатал стихи  только под  фамилией Есенин. Два года учился в Московском городском народном университете А.Шанявского. Переехал в Петроград, где познакомился с А.Блоком, С.Городецким, Н.Клюевым и другими поэтами. Быстро завоевал признание в литературных кругах. В1916 г. издал первый сборник стихотворений «Радуница». Был призван в  армию, служил в военно-санитарном поезде, выезжал за раненными солдатами и офицерами  на передовые позиции.  После февральской революции отказался служить в армии Временного правительства. Под влиянием критика Р.Иванова-Разумника примкнул к движению левых эсеров, даже записался  в организованную  ими  дружину,  но  в  партию не вступил, считая себя свободным художником.
В июле1917 г. Сергей Есенин уговаривает Зинаиду Райх совершить поездку к Белому морю.  На вопрос Зинаиды  «Зачем?» ответил:  «Причин две: первая – посмотреть Север, а вторая – скрыться от призыва в армию Керенского». Они посетили Мурманск, Архангельск, Соловки. В поездке Есенин сделал Зинаиде предложение. Со дня знакомства до дня венчания прошло примерно три  месяца.   Решено было венчаться в Вологде, нужны были деньги. Зинаида отправила в Орел телеграмму отцу: «Вышли сто. Венчаюсь». Присланных денег хватило только  на обручальные кольца и на наряд невесте. Положенный в таких случаях букет Сергею пришлось  нарвать  из полевых цветов. Венчались молодые 4 августа1917 г. в древнейшей деревянной Кирико-Иулитовской церкви. Свадебное путешествие прошло по северу России: Вологда – Архангельск – Умба – Кандалакша – Кереть  -  Кемь  -  Соловецкие острова. 
В конце августа1917 г. молодые приехали в Орел.  Сергей  познакомился с родителями и родственниками Зинаиды. Не обошлось без  забавных  эпизодов.  Вместе с молодоженами в Орел приехал друг С.Есенина артист и поэт Владимир Чернявский, солидный брюнет, которого Николай Андреевич и принял за мужа дочери. «Я знаю об этом случае со слов мамы, - вспоминала Т.С.Есенина. – Она говорила, что причиной ошибки было её письмо деду, после которого он ожидал увидеть чуть ли не богатыря. Уверяла, что описала своего мужа именно таким, каким его тогда видела («я же была влюблена…»). Между тем Есенин был чуть ли не на голову ниже деда. После ужина, когда все разошлись на ночлег, Николай Андреевич встретил свою дочь в коридоре и увидел, что она собирается войти в комнату, которую, как он знал,  отвели блондину Есенину.  «Ты не ошиблась, Зиночка?» - взволнованно спросил он. Поняв в чем дело, она бурно расхохоталась.  Наутро веселился весь дом».
В сентябре молодожены  вернулись в Петроград. Не знали,  как начать совместную семейную жизнь. «Вернувшись в Петроград,  - писала Татьяна Сергеевна, - они некоторое время жили врозь, и это не получилось само собой, а было чем-то  вроде дани благоразумию. Все-таки они стали мужем и женой, не успев опомниться и представить себе хотя бы на минуту, как сложится их совместная жизнь. Договорились поэтому друг другу не мешать».
Жизнь  врозь  была недолгой,  вскоре они  сняли  две  комнаты на Литейном проспекте.   «В доме № 33 по Литейному молодые Есенины наняли на втором этаже  две комнаты с мебелью, окнами во двор, - вспоминал В.С.Чернявский. - .  С ноября (1917) по март (1918) был я у них частым, а то и ежедневным гостем.  Жили они без особенного комфорта (тогда было не до того), но со своего рода домашним укладом и не очень бедно.  Сергей много печатался, и ему платили как поэту большого масштаба.  И он, и Зинаида Николаевна умели быть, несмотря на начавшуюся голодовку, приветливыми хлебосолами.  По всей повадке они были настоящими «молодыми».  
Сергей каждому знакомому радостно хвастался: «У меня есть жена!» или «Я, брат, жену люблю».    Настоял, чтобы Зинаида  бросила работу в редакции газеты.  Она подчинилась,  мечтая   иметь семью, мужа, детей.
С.Есенин  в начале1918 г. закончил писать  поэму «Инония».  На сохранившейся  рукописи поэмы  двум первым строкам автографа  предшествует посвящение «Посвящаю З.Н.Е(сениной)».
В конце апреля1918 г.  С. Есенин  с женой   переезжают в Москву.  Зинаида Николаевна устраивается на работу  машинисткой в   Наркомат продовольствия.  Жить пришлось в неуютном гостиничном номере, финансовое обеспечение семьи было недостаточным.  Начались  размолвки, бытовые ссоры.    Зинаида  ждала первого ребенка.   Сергей Есенин  вел переговоры с писателем  Андреем Белым, чтобы тот стал крестным отцом.  Желание поэта не удалось осуществить. После отъезда Есениных из Петрограда крестным Татьяны был записан  Владимир Степанович Чернявский (1889 – 1948).   Андрей Белый стал  крестным отцом сына Есенина  Константина.
Дети.
Приближавшиеся роды  создавали  дополнительные  заботы. Материальное положение молодой семьи не улучшалось. Писательский труд Есенина  не приносил нужных средств.  Решили, что Сергей  уедет на некоторое время  в Константиново, а Зинаида      поживет   у родителей   в Орле.
11 июня 1918 года в Орле родилась  Татьяна.  Когда Зинаида узнала, что родилась дочь,  с грустью  сказала:
- Я так хотела мальчика…
На что акушерка ответила:
- Без девочек и мальчиков не бывает.
Сергея .Есенина    в это время  рядом  не было.  Втянутый  в водоворот социальных и политических перемен в стране,  он  с женой   поддерживал слабую  связь.  22 ноября1918 г.  из Орла Зинаида Николаевна писала Андрею Белому: «Посылаю Вам коврижку хлеба, если  увидите Сережу скоро  -  поделитесь с ним». Вскоре З.Н.Райх с Таней приехала в Москву. «До одного года я жила с обоими родителями, - вспоминала  Татьяна Сергеевна. -  Потом между ними произошел разрыв, и Зинаида Николаевна снова уехала со мной к своим родным в Орел».
 Рождение ребенка не обеспечило   покоя в личных отношениях.  Есенин  привык к свободе, познал славу и высоко себя ценил как поэта, претендующего на видное место в русской поэзии. Изредка Сергей  и Зинаида  встречались, но   теплых чувств  уже  не было. Во время одной  из   встреч Сергей оскорбил нецензурным словом жену, а она в ответ вернула это слово ему. Схватившись за голову, Сергей  простонал: «Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же  я с тобой сделал?»            
 С. Есенин  в это время  подружился с поэтом  Анатолием Мариенгофом. Вместе снимали небольшую  квартиру.  Предвидя в будущем бытовые неудобства,  Анатолий  всячески возражал против возвращения Зинаиды с ребенком  в Москву и вселения в квартиру. В свою очередь,   Зинаида Николаевна   также  не жаловала, Мариенгофа, а порой   совершенно его не переносила, не скрывая своей неприязни  к нему.  В «Романе без вранья»  А.Мариенгоф     описал нерадостную     встречу  Сергея Есенина с женой и  дочерью:
«В самую суету со спуском  «утлого суденышка» нагрянули у нам на Богословский гости. Из Орла приехала жена Есенина  -  Зинаида Николаевна Райх.  Привезла она с собой дочку:  надо же было показать отцу. Танюше тогда года еще не минуло.
А из Пензы заявился наш закадычный друг Михаил Молабух.
Зинаида Николаевна, Танюша, няня ее, Молабух и нас двое  -  шесть душ в четырех стенах!
А вдобавок  -  Танюша, как в старых писали книжках, «живая была живулечка, не сходила с живого стулечка»: с няниных колен  -  к Зинаиде Николаевне, от нее  -  к  Молабуху, от того  -  ко мне.  Только отцовского «живого  стулечка» ни в какую не признавала. И на хитрость пускались, и на лесть, и на подкуп, и на строгость  -  все попусту.
Есенин не на шутку сердился и не в шутку считал все это «кознями Райх». А у Зинаиды Николаевны и без того стояло в горле слеза от обиды на Таньку, не восчувствовавшую отца».
Предпринимались  различные попытки сохранения  семейных  отношений.  16 мая1919 г.  С.Есенин  на книге «Преображение» (1918)  написал:  «Милой Зикан от Сергуньки. Май… В кафе поэтов. Москва».  Но преодолеть разделявшие  их противоречия  они  не смогли.  Зинаида   неоднократно  возвращалась к Есенину, но  через некоторое время совместного проживания вынуждена была   вновь возвращаться к родителям в Орел.  В мае1919 г. Зинаида Николаевна с одиннадцатимесячной Таней  вновь  приехала в Москву. Остановились на квартире поэта В.Г.Шершеневича  в Крестовоздвиженском переулке.  Прожила  почти  три  недели. Есенин   навещал их  очень редко. « В это время, -  вспоминал  В.Г.Шершеневич,  -   Есенин был слишком занят собой, своими стихами и своей деятельностью, чтоб быть искренне привязанным к женщине»
  В июне1919 г.  Зинаида Николаевна  стала работать в  Орловском  губернском отделе народного образования  заведующей   подотделом искусств. Работа в основном организаторская. Однажды  Александра, младшая на семь лет  сестра, мечтавшая об актерской профессии, уговорила Зинаиду  сыграть эпизодическую роль старухи  в одном клубном спектакле.  Это было ее первое  и последнее выступление на сцене в Орле. Себя  артисткой  в будущем  Зинаида Николаевна не представляла, поэтому  отшучивалась по этому поводу: «Ишь, Шурка  -  ей главную роль, а меня загримировали старухой». 
Как только  у С.Есенина появлялись  деньги после  продажи своих книг, он тут же  стремился  оказывать  помощь жене и дочери. 18 июня1919 г.  писал: «Зина! Я  послал тебе вчера 2000 рублей. Как получишь, приезжай в Москву. Типография заработала. Денег у меня пока для тебя 10 000 руб.».
 После 20 октября1919 г. З. Н. Райх    спешно покидает Орел, который занимают войска генерала Деникина, и переезжает в Москву.  Татьяна осталась в Орле  у  бабушки с дедушкой.   Зинаида Николаевна была  в это время вновь  беременной.  В Москве  стала жить в  Полуэктовом  переулке, дом 5, кв. 11.    С середины ноября1919 г.  устроилась консультантом  во Внешкольный отдел Наркомпроса, а затем  инспектором подотдела народных домов, музеев и клубов.  Семейные отношения  Сергея и Зинаиды  были натянутыми. После  сцен ревности   устанавливалось на короткое время  перемирие,  которое  вновь  разрушалось   бурными семейными ссорами.   В конце1919 г. С.Есенин оставляет З.Н.Райх окончательно.
  3 февраля1920 г. в московском  Доме матери и ребенка родился  Константин. Крестным отцом  новорожденного  стал писатель  Андрей Белый «Зимой Зинаида Николаевна родила мальчика, - писал А.Мариенгоф. - .  У Есенина спросили по телефону: «Как назвать?». Есенин думал, думал  -  выбирая не литературное имя  -  и сказал: «Константином». После крещения спохватился: «Черт побери, а ведь Бальмонта  -  Константином зовут». Но сына посмотреть не поехал».
  С трудом З.Н.Райх  с грудным ребенком  удалось   пристроиться  жить в Доме матери и ребенка на Остоженке, 36.  «Зинаида Николаевна не работала сестрой в Доме матери и ребенка, она там жила, - вспоминала  Татьяна Сергеевна, -  на тех же началах, что и другие матери, оказавшиеся в те нелегкие годы в затруднительном положении; они находились «на самообслуживании», помогая друг другу ухаживать за детьми, нести дежурства».
Это был один из самых сложных и драматичных периодов в жизни Зинаиды Николаевны.  «Райх с младенцем Костей нашла себе приют в Доме матери и ребенка на Остоженке, - писала Татьяна Сергеевна. -   Это было убежище для матерей-одиночек, неплохо по той поре обеспеченное.  Однако сам по себе факт, что Райх  -  с ее-то гордостью, с ее-то верой в себя, с ее-то внутренней независимостью  -  очутилась в таком заведении, означал полную катастрофу.  Спустя пятнадцать лет Райх все еще с тоской и ужасом вспоминала  «о самом главном и самом страшном в моей жизни  -  Сергее».  Одним ударом раскололась  вся  ее жизнь.  Беды  стали преследовать её. Неожиданно   заболел  Костя.  Едва удалось его  спасти, как  тяжело  заболела сама Зинаида Николаевна. Её выздоровление было большим чудом.  
  В июле1920 г. С.Есенин был  проездом  в Ростове-на-Дону. На железнодорожной станции он встречался с  женой,  которая ездила  поправить  свое здоровье  в Кисловодск.  Узнав, что муж  оказался рядом,  Зинаида Николаевна  попросила  через друзей, чтобы он  пришел  повидать   своего сына.  С.Есенин   не хотел встречаться, но затем, по воспоминаниям А.Мариенгофа,  «вошел в купе, сдвинул брови. Зинаида Николаевна развязала ленточки  кружевного конвертика. Маленькое розовое существо барахтало ножками.  – Фу. Черный… Есенины черными не бывают».  На этом свидание завершилось.
    Татьяна  жила  в Орле у  дедушки с бабушкой.   Свою мать  она видела изредка, даже стала ее забывать.  19 февраля  1921 г.  С.Есенин подал заявление  о разводе, в котором  брал на себя    обязательства: «Наших детей  -  Татьяну трех лет и Константина одного года оставляю для воспитания у моей бывшей жены Зинаиды Николаевны Райх, беря на себя материальное обеспечение их, в чем и подписываюсь». Брак был расторгнут . по  решению  суда в г.Орле на основании поданного заявления З.Н.Райх.  Ей вернули девичью фамилию, оставили на  её попечении детей, предоставили право взыскивать с С.Есенина расходы на их содержание.
Черная полоса несчастий  вновь навалилась на  З. Н. Райх. В Москве  она  заболела брюшным, а чуть позже сыпным  тифом,  затем  оказалась в  психиатрической лечебнице. Чередования нескольких маний приводили  нередко к буйному помешательству.  Последствия болезни нередко  сказывались в дальнейшей её жизни. Практически Зинаида Николаевна была здоровой, сильной и энергичной женщиной, но  если ее выбивали из равновесия, то, по словам Татьяны Сергеевны, «гнев ее или горе, испуг, тревога, возмущение  -  все это бывало с молниями в глазах, с бледным окаменением лица, с интонациями, от которых порой кровь леденела»
З.Н.Райх отказывается от дальнейшего  участия в политической жизни. Публикует  в «Правде» (15 сентября1920 г.) «Письмо в редакцию»: «Тов. редактор!  Прошу напечатать, что я считаю себя вышедшей из партии социал-революционеров с сентября 1917 года. Зинаида Райх-Есенина» .  В это трудное для нее время  она   находит силы, чтобы  изменить  свою дальнейшую личную  жизнь.
В.Э.Мейерхольд.
Впервые В.Э.Мейерхольд и З.Н.Райх  повстречались в помещении Наркомпроса в1921 г.   Зинаида Николаевна работала   в секретариате  Н.К.Крупской. После Октября   Театральным отделом (ТЕО) Наркомпроса заведовал В.Э.Мейерхольд, известный режиссер-новатор и великолепный актер.   Он был старше Зинаиды Николаевны.  На одном из совещаний  ему понравилась  взволнованная речь  сотрудницы  в защиту русского языка.  Молодая женщина  заинтересовала  его.  У  Зинаиды Николаевны   были  привлекательные  глаза,  а   абсолютная женственность проявлялась в ее осанке и движении.  А.Гладков,  близко знавший режиссера,  так описал  первые встречи влюбленных: «Вскоре в запутанных, кривых переулках между Тверской и Большой Никитской можно было встретить  бродящих, тесно прижавшихся друг к другу в накрытой  одной шинелью мужчину и женщину. Он знаменит, не молод, утомлен и болен.  Она пережила тяжелую драму разрыва с мужем и вела полунищее существование с двумя маленькими детьми. Это были Мейерхольд и З.Н.Райх.  Вокруг них шумело много молодежи: требовательных и ревнивых учеников, которые не хотели уступать его кому бы то ни было. Она еще ничего не умела, но у нее был исконный женский дар  -  быть на высоте любимого человека; дар, превращавший  судомоек в императриц. Полюбив, он сделал ее первой актрисой своего театра с той же не знающей оглядки смелости, с которой Петр 1 короновал Марту Скавронскую».
Встреча с  Мейерхольдом  возродила у  З. Райх    надежду на  счастливую  любовь,  укрепила   желание   изменить свою будущую  жизнь. Она решает попробовать свои силы в театре, но не актрисой, а режиссером.
З. Н. Райх  в  ноябре1921 г.  поступает  на режиссерский факультет  Государственных  высших режиссерских  мастерских (ГВЫРМ), на которых вел занятия В.Э.Мейерхольд. Среди слушателей курсов  были И.Ильинский, В.Зайчиков, М.Бабанова, М.Жаров, С.Эйзенштейн, Э.Гарин и другие в будущем известные артисты.  Многие из них вошли затем  в Театр Мейерхольда.
По воспоминаниям современников, однажды в класс вместе с Мейерхольдом вошла красивая женщина, коротко остриженная, в кожаной куртке и в сапогах.  Ей было лет 28, но смотрела она строго и выглядела, пожалуй, чуть старше.
Мейерхольд сказал:
- Познакомьтесь: Зинаида Есенина - Райх, мой ассистент по биомеханике.
Биомеханика, о которой шла речь, считалась главным предметом в этой необычной театральной школе.  . «Часто после занятий, уже за полночь, мы шли от школы ко мне, - вспоминала  сокурсница Стела Огонькова. -  Мейерхольд провожал Зину, и мы все вместе вваливались в мою комнату. И в этой жалкой комнате  Всеволод Эмильевич, «мастер», как мы его называли, разыгрывал перед Зиной и передо мной целые спектакли, рассказывал о своих замыслах, о Станиславском, Чехове, Комиссаржевской, голос его гудел на весь дом, и соседи со всех сторон стучали в стены, в потолок, в пол, грозили вызвать милицию…».  
В августе1921 г. З.Н.Райх стала  женой В.Э.Мейерхольда и со своими двумя маленькими детьми, Татьяной и  Константином, поселились в его квартире.  При регистрации брака в  их паспортах появилась общая  фамилия Мейерхольд-Райх. .
С.Есенин, узнав об этом важном  событии в жизни своей бывшей жены,  не очень расстроился и  даже  откликнулся несерьезными    частушками, которые пел в кругу близких друзей:
Ох, и песней хлестану,
Аж засвищет задница,
Коль возьмешь мою жену,
Буду низко кланяться.
 
Пей, закусывай изволь!
Вот перцовка под леща!
Мейерхольд, ах, Мейерхольд,
Выручай товарища!
 
Уж коль в суку ты влюблен,
В загс да и в кроваточку.
Мой за то тебе поклон
Будет низкий в пяточку.  
Позже С.Есенин одумается, осознает  необратимость  потери,  и совершенно по-иному будет оценивать  уход любимой женщины.
Татьяна  впервые  увидела В.Э.Мейерхольда в четырехлетнем возрасте. Встреча  в Орле  надолго    сохранились  в ее  памяти: «Всеволод Эмильевич возник внезапно, - вспоминала  Татьяна Сергеевна. -  Мы с бабушкой ходили на базар, а когда вернулись и шли по двору мимо распахнутого окна нашей столовой, я остановилась и замерла, увидев, что  возле обеденного стола стоит человек в голубой рубашке.  Изумилась я, во-первых,  потому, что в нашем доме, кроме деда, никогда других мужчин не видела, во-вторых, незнакомец зачем-то размазывал по лицу мыльную пену  -  наш дед носил небольшую бороду и не брился.  Человек в голубой рубашке молча смотрел на меня.  Бабушка потянула меня за руку, мы завернули за угол и поднялись на крыльцо.  А что потом? Не знаю…».
Позже  в  её памяти всплывали отдельные эпизоды детства. Вот они вчетвером идут куда-то. Костю мать отпустила с рук, чтобы он шел самостоятельно, но  он закапризничал.  Всеволод Эмильевич подбежал к нему, поднял и понес.  Костя мгновенно успокоился.
Дети с матерью и отчимом ездили  отдыхать   на юг  в Мисхор. В санатории многое увиденное удивляло Татьяну  -  огромные окна, накрахмаленные скатерти, салфетки.  Запомнила, как Всеволод Эмильевич ходил по берегу моря, бросал плоские камешки в море и радовался, если  брошенный камешек над водной гладью делал до  тринадцати или четырнадцати прыжков.
Во время отдыха в Крыму   детей специально взяли посмотреть шторм на море. Эта картина разбушевавшейся стихии  надолго запомнилась.   Татьяна Сергеевна писала: «В Крыму самым сильным впечатлением был шторм. (…) Когда началась буря,  мать и Всеволод Эмильевич принялись поспешно одевать нас, укутывая как можно теплее. Повели на высокий берег над пляжем, куда уже пришли полюбоваться штормом несколько отдыхающих. Многоэтажные волны, казалось, вот-вот накроют нас с головой. Ветер, брызги, невообразимый грохот. Все молчали. Нас с Костей держали на руках. Мы тоже молчали, нам было хорошо. А  на следующий день так грустно было бродить по испорченному пляжу, усеянному дохлыми рыбками».
Новинский бульвар, 32
«Летом 1922 года два совершенно незнакомых мне  человека  -  мать и отчим  -  приехали в Орел и увезли меня и брата от деда и бабки», - вспоминала Т.С.Есенина.   Теперь им предстояло  жить  в доме на Новинском бульваре  в  квартире,  которую  В.Э.Мейерхольд прежде  занимал  со своей семьей. После развода его первая жена Ольга Михайловна  вернулась в Петроград.
Таня и Костя  попали в совершенно новую,   загадочную  для них обстановку. Таня не скрывала своего любопытства, пытаясь  понять этот  необычный   для нее мир.  Она росла  наблюдательной девочкой.  Позже вспоминала: «Новинский был оживленным местом  -  неподалеку шумел Смоленский рынок с огромной барахолкой, где престарелые дамы в шляпках с вуалью  распродавали свои веера, шкатулочки и вазочки. По бульвару ходили цыгане с медведями, бродячие акробаты.  Приезжие крестьяне, жмурясь от страха, перебегали через трамвайную линию  -  в лаптях, домотканых армяках, с котомками за плечами». 
Пятиэтажное здание из темно-красного кирпича  когда-то принадлежало  знаменитому адвокату  Плевако.  Дом старый, говорили, что его построили на рубеже ХУШ – Х1Х веков. После одноэтажного дома в Орле здание Тане показалось громадным. С детским любопытством она начала знакомство с тщательного обследования квартиры.  Столкнулась  с многочисленными дверями, поворотами, ступенями. Память сохранила первую планировку квартиры. Позже Татьяна Сергеевна вспоминала: «В большой комнате, где мы спали, одна дверь ведет в комнату поменьше, куда попадаешь, поднявшись на три ступеньки. Напротив вторая дверь, широкая, двустворчатая; ступенька вниз ведет в широкий коридор, с ним сливается странная комната, не имеющая четвертой стены. Идешь по коридору направо  -  слева будет еще одна (нормальная комната).  Потом коридор делает поворот. Здесь самое интересное  -  внутренняя лестница уходит куда-то вниз. Есть еще широкое низкое окно с форточкой, он глядит не на улицу,  а в ту комнату, где мы спали. За фанерной перегородкой находится маленькая уборная, а поднявшись на три ступеньки, видишь еще одну фанерную перегородку  -  это ванная.  А куда ведет дверь рядом с ванной? Эта комната мне уже знакома, в неё можно попасть и оттуда, где мы спали.  И тут обнаруживается главное достоинство квартиры  -  по ней можно бегать, делая огромные круги».  
Квартира  стала  постепенно заполняться  новыми обитателями.  Для присмотра за детьми наняли  деревенскую  девушку Дуняшу.  Жила также кухарка. Это была глухая, сварливая женщина, которая постоянно разговаривала сама с собой, думая, что её никто не слышит.
Вскоре в  квартиру переехали  из Орла родственники Зинаиды Николаевны. Анна Ивановна Викторова, бабушка Татьяны,  заняла маленькую комнату рядом с передней,  а дедушка Николай Андреевич Райх  поселился этажом ниже в просторной комнате рядом с общежитием.  Шура,  младшая сестра Зинаиды,  разместилась  в комнате рядом с бабушкой. Из Орла  родители  привезли  свою старую мебель.  Николай Андреевич выхлопотал себе,  ветерану партии, большую по тем временам пенсию, но продолжал жить очень скромно и требовал, чтобы и другие не жили   на широкую ногу, а с учетом  требований времени. О своей революционной деятельности он говорил скупо, хотя был членом РСДРП с 1897 года,   в1902 г. примкнул к большевикам. В Одесском музее революции висела  фотография  Н.А.Райх среди  других активных участников революционных событий.    Внуков он научил игре в шашки и шахматы, поигрывал  с ними и в карты.  Иногда  исполнял  русские, украинские, белорусские и одну еврейскую песни. Любил загадывать загадки. Детям запомнилась одна: «Какая хозяйка вкуснее готовит, молодая или старая?»  Обычно ему отвечали, что лучше готовит старая хозяйка.  «Нет,  - торжествовал  Николай Алексеевич, - молодая! Она не поскупится положить в кастрюлю всё, что нужно».
Таня  узнала, что у неё, кроме Кости, есть еще один брат. «На бульваре мы неожиданно-негаданно  познакомились со своим сводным братом  -  Юрой Есениным, - писала она позже. -  Он был старше меня на четыре года. Его как-то тоже привели на бульвар, и, видно,  не найдя для себя другой компании, он принялся катать нас на санках. Мать его,  Анна Романовна Изряднова,  разговорилась на лавочке с нянькой, узнала, «чьи дети», и ахнула: «Брат сестру повез!» Она тут же пожелала познакомиться с нашей матерью. С тех пор Юра стал бывать у нас, а мы  -  у него».
Таня и Костя     признали В.Э.Мейерхольда  «вторым  папой», хотя от детей  тайн рождения не скрывали, и они  знали, что Мейерхольд  -  «папа второй», ненастоящий, а «первый папа» был какой-то  незримой личностью, имя которого  изредка произносилось взрослыми в разговорах.  Первым из детей  «папой»  назвал Всеволода Эмильевича  четырехлетний Костя.  «Не называй его так, - попросила Зинаида Николаевна, - у тебя есть родной отец». – «Нет, он папа, - заупрямился Костя». Немного позже  и Татьяна  обращалась к  отчиму «папа», но с годами  привыкла называть его Мейером.
В.Э.Мейерхольд и З.Н.Райх были всегда заняты. «Заниматься нами дома времени у них почти не было, - вспоминала Татьяна Сергеевна, - но нас брали с собой куда только можно  -  на выставку, в гости, на репетицию.  Позднее это могла быть экскурсия  на какое-нибудь предприятие (например, на «Прохоровку»  -  Трехгорную мануфактуру), посещение подшефного театру детского дома. Ходили в казармы первого стрелкового полка, где Мейерхольд  числился почетным красноармейцем  (по праздникам он надевал длинную шинель, буденовку и шел вместе со своим полком на парад). Однажды побывали в Кремле  -  всё запомнилось, кроме одного  -  к кому мы ходили.  Помню сельскохозяйственную выставку 1923 года. Там я впервые увидела самолет. Пролетая над Москвой-рекой, он вдруг опустился и сел на воду  -  оказалось, что это гидроплан».
    В.Э.Мейерхольд  и З.Н.Райх  старались дать детям хорошее образование,   развить    у них  эстетическое  чувство.  Делалось это без учительского назидания,    через  непринужденное  восприятие  интересного  и прекрасного.  «Меня и Костю уже в 1922 году, - вспоминала Т.С.Есенина, - когда мы были совсем крошками, стали водить на спектакли.  Установка была самая здравая  -  пусть хоть что-то западет, а потом сами до всего дойдут».
На некоторое время устроили Таню и Костю в небольшой домашний детский сад, которым руководила интеллигентная женщина, знающая иностранные языки.  Затем горничную  Дуняшу дома сменила  «бонна» Ольга Георгиевна,  которая  стала учить детей немецкому языку. Ей с удовольствием помогал  дедушка  Николай Андреевич Райх.
 На всю жизнь Татьяне  запомнились  многие  картины детства.  В  памяти  девочки  сохранились многочисленные  эпизоды, когда мать  заливалась смехом, вспоминая какую-нибудь реплику из обсуждаемой пьесы, или  как  Мейер подолгу обсуждал что-то со своими помощниками.
Иногда  отчим и мать  устраивали детям  представление дома.  В одной сцене  они  показывали карлика с большой головой, в колпаке, с длинной бородой. Из-под куртки видны были ноги в узких штанах, а ботинки поражали своими размерами. Под неудержимый смех детей карлик молча танцевал, вертел головой, высоко вскидывал ноги и хлопал в ладоши.  Таня запомнила объяснение мамы, как они создали  карлика. Всеволод Эмильевич набрасывал поверх пиджака очень широкую куртку, мама застегивала её, потом становилась у него за спиной, подлезала под куртку и продевала руки в рукава. То есть в ладоши хлопала она.  Ноги получались из рук Всеволода Эмильевича, на них-то он и надевал свои ботинки.
После карлика показали великана. Как только Зинаида Николаевна села рядом с детьми и потушили верхний свет,  в комнату вбежало маленькое существо в шляпе, но без рук, без ног, без головы. Существо прижалось к стене, замерло, а потом начало  медленно расти. Человек  нормального роста в шляпе и длинном плаще без рукавов  постепенно превращался в великана  -  людей такого роста не бывает. Удивленным детям  потом объясняли, каким образом  при исполнении этого номера Всеволод Эмильевич высоко поднятыми руками ловко удерживал шляпу и ворот плаща.  Он  также демонстрировал детям  трюки с жонглированием шариками или с неподвижно поставленной тростью.
Отец.
Поэт Роман Гуль в Берлине 12 марта1923 г. встречался  с Сергеем Есениным.   Гуль  запомнил  эпизод, касающийся отношений  поэта к своим детям.   Есенин  делился с ним  сокровенными мыслями:
— Никого я не люблю... только детей своих люблю. Дочь у меня хорошая... — блондинка, топнет ножкой и кричит: я — Есенина!.. Вот какая у меня дочь... Мне бы к детям... а я вот полтора года мотаюсь по этим треклятым заграницам...
— У тебя, Сережа, ведь и сын есть? — сказал я.
— Есть, сына я не люблю... он жид, черный, — мрачно отозвался Есенин.
Такой отзыв о сыне, маленьком мальчике, меня как-то резанул по душе, но я решил “в прения не вступать”... А Есенин всё бормотал:
— Дочь люблю... она хорошая... и Россию люблю... всю люблю... она моя, как дети....
Актриса Варвара .Кострова, с которой Есенин встречался  за рубежом в марте 1923 года, свидетельствует, что поэт носил с собой фотографии детей. «Я спросила, — вспоминала она, - любит ли он зверей, как прежде, и рассказала, что на концертах часто читаю его “Песнь о собаке” и что она особенно нравится детям.
— Детям? — обрадовался Сережа, — Я очень детей люблю, сейчас вам своих детишек покажу, Костю и Таню. Говорят, девчушка на меня очень похожа.
Он стал искать по карманам, а потом горько сказал:
— Забыл в другом костюме, обидно, я эту фотографию всегда с собой ношу, не расстаюсь. У Изадоры тоже двое детей было, разбились насмерть. Она о них сильно тоскует.
В  беседе с корреспондентом  о своем предполагаемом возвращении на родину С.Есенин говорил: «Я еду в Россию повидать двух моих детей от прежней жены … Я не видел их с тех пор, как Айседора увезла меня из моей России. Меня обуревают отцовские чувства. Я еду в Москву обнять своих отпрысков. Я всё же отец».
  Своего отца   Таня увидела осенью 1923 года, когда  С.Есенин  вернулся  в Москву после длительной поездки с Айседорой Дункан в Европу и США.  «С приходом  Есенина у взрослых менялись лица, - вспоминала Татьяна Сергеевна. – Кому-то становилось не по себе, кто-то умирал от любопытства. Детям все это передается.  Первые его появления запомнились совершенно без слов, как в немом кино.        
     Мне было пять лет. Я находилась в своем естественно-прыгающем состоянии, когда кто-то из домашних схватил меня. Меня сначала поднесли к окну и показали на человека в сером, идущего по двору. Потом молниеносно переодевали в парадное платье. Уже это означало, что матери не было дома  -  она не стала бы меня переодевать»
Общение  с дочерью, которую давно не видел, было для поэта   непривычным делом.  Таня вспоминала, что отец,   не улыбаясь,   рассматривал ее, кого-то при этом слушая.  Но  ей  было хорошо  от того, как он на нее смотрел.  Ей нравился и внешний вид отца, так непохожего на окружавших ее людей.
  Костя, в отличие от Тани,    не почувствовал в Сергее Есенине своего родного отца.  «Был случай, - рассказывала сестра поэта  Е.А.Есенина, - когда Сергей Александрович  пришел навестить своих детей, к двери подбежал Костя и, увидев отца,  закричал: «Танечка, иди, к тебе пришел Есенин!» Ребенок есть  ребенок.  Папой он называл В.Э.Мейерхольда…»
  Память Константина Сергеевича  сохранила скудные воспоминания об отце.  Вот что он говорил    в 70-е годы: «Самое первое, что сохранила память  -  это приход отца весной 192…, а вот какого точно, не знаю. Солнечный день, мы с сестрой Таней самозабвенно бегаем по зеленому двору нашего дома. (…) Вдруг во дворе появились нарядные, «по-заграничному» одетые  мужчина и женщина.  Мужчина  -  светловолосый, в сером костюме. Это был Есенин. С кем? Не знаю.  Нас  с сестрой повели наверх, в квартиру. Ещё бы: Первое, после долгого перерыва  свидание с отцом! Но для нас это был,  однако, незнакомый  «дяденька».  Костя запомнил, что отец больше разговаривал с Таней, а подарков  им  никаких не принес. «Есенин сел с нами за прямоугольный детский столик, говорил он, больше обращаясь к Тане, - вспоминал Константин Сергеевич. – После первых слов, что давно забыты, он начал расспрашивать о том, в какие игры играем, что за книжки читаем. Увидев на столе  какие-то детские тоненькие книжицы, почти всерьез рассердился.
- А мои стихи читаете?
Помню общую  нашу с сестрой растерянность. И наставительное замечание отца?
- Вы должны читать и знать мои стихи….».
Возможно, что эта встреча со своими  детьми  подтолкнула поэта  написать «Сказку о пастушонке Пете». Так в свое время  им  говорила  мать.  
З.Н.Райх учла пожелание  С.Есенина. «Мне подарили тонкую книжку, - вспоминала Т.С.Есенина, - всего несколько страничек  -  со стихами и картинками, напечатанной на грубой серой бумаге. На обложке я прочла: «Сергей Есенин. Иисус-младенец». Сказка о маленьком боженьке, который отдал птицам всю свою кашу и потом горько плакал, запомнилась сразу.  Старая орфография меня не смущала, многие дети тогда выучивали её вместе с новой, иначе читать им было бы почти ничего. Сказку эту в 1916 году Есенин сам носил петроградскому цензору, и тот запретил её в тот же день, но через несколько месяцев она была напечатана в каком-то журнале. А книжечка вышла в свет уже после революции, в 1918 году. Мама сказку очень любила, не раз читала её вслух, слово «боженька» её не смущало. Тем не менее,  бабушке она не велела брать нас с собой в церковь».  
Сергей Есенин  редко   виделся со своими   детьми. В последние  годы жизни он часто  уезжал из Москвы. Навещая  детей,  он    встречался с Зинаидой Николаевной, разговаривал с  ее матерью, беседовал с  В.Э.Мейерхольдом.  Татьяна помнила, как в одну из встреч отец увидел Зинаиду Николаевну, оживленную, занятую  репетициями первой роли в театре. Ей было не до бывшего мужа.  Поэт, вероятно,  запомнил эту сцену,   отразил  её  в известном стихотворении, когда писал, что  «не нужна вам наша маета, и сам я вам ни капельки не нужен».   Есенин  резко свернул из передней в комнату своей бывшей тещи. «Я видела эту сцену, - вспоминала Татьяна Сергеевна. – Кто-то зашел к бабушке и вышел оттуда, сказав,  что «оба плачут». Мне оставалось только зареветь, и я разревелась отчаянно, во весь голос. Отец ушел незаметно».
На спектакле  «Леса» А.Н.Островского, в котором З.Н.Райх выступала  в роли Аксюши, Есенин не мог не обратить внимание на талантливую игру своей бывшей жены, но  понимал, что она для него навсегда  потеряна. Свои чувства он выразил в  1924 г. в стихотворении  «Письмо к женщине».  Зинаида Николаевна позже  скажет дочери: «Все, все они такие… Когда я стала актрисой, Сергей стал смотреть на меня  другими глазами».  
Память Тани сохранила и другие встречи с отцом.  «Когда он пришел после больницы, была зима, - вспоминала  она. – Вечер. В кабинете Мейера полумрак. Они сидят на тахте, все трое.  Слева курит папироску Всеволод Эмильевич, посередине, облокотясь на подушки  -  мать, справа сидит отец, поджав одну ногу, с характерным для него взглядом не вниз, а вкось. Я сижу на полу, прислушиваюсь  к разговору, но ничего не понимаю. А в голове рождается вопрос: «Почему они не могут жить втроем?» 
 Позже Таня высказала этот вопрос маме. Та засмеялась её наивности, но записала  вопрос в дневник дочери, который она вела отдельно от такого  же дневника для Кости.
Таня не вмешивалась  в разговоры  взрослых. Отличалась  самостоятельностью. В куклы  не любила  играть. Игрушки у нее были необычные  для  её возраста.  Имела   крохотный настоящий самовар, играла с    моделью  паровоза, хранила подаренные отчимом карманные серебряные часы, детекторный приемник и даже настоящий наган.  К пяти годам научилась читать.  В шесть лет ее стали учить немецкому языку, заставляли писать.  Ее занятиями заинтересовался  Сергей Есенин.  «Один  только раз отец всерьез занялся мной, - вспоминала Татьяна Сергеевна. – Послушал, как я читаю. Потом вдруг принялся учить меня… фонетике.  Проверял,  слышу ли я все звуки в слове, особенно напирал на то, что между двумя согласными часто слышен  короткий гласный звук. Я спорила и говорила, что, раз нет буквы, значит, не может быть никакого звука».
Сергей Есенин по-своему  любил детей.  Он всегда возил с собой фотографию дочери и сына, показывал  её  своим друзьям. В.Наседкин вспоминал о встрече с Есениным  после его возвращения из поездки на Кавказ в 1924 году: «После утреннего чая, на следующий день, Есенин достает из чемоданов подарки, рукописи, портреты.
- А это мои дети… - показывает он мне  фотографическую карточку. На фотографии девочка и мальчик. Он сам смотрит на них и словно чему-то удивляется.  Ему двадцать девять лет, он сам еще походит на юношу»
Как-то находясь в гостях у  знакомой  Е.Р.Эйгес, С.Есенин вытащил  из кармана пиджака портрет девочки с большим бантом на голове и стал рассказывать о своей дочке.
 С.Есенин   гордился, что Татьяна, воспитывающаяся в новой семье, не забывала  фамилии Есенина.  Л.И.Повицкий вспоминал, как  ему  поэт  однажды с довольной улыбкой сказал: «Знаешь, когда мою Танюшу спрашивают, как ее фамилия, она отвечает: «Не кто-нибудь, а Есенина!».  
Были и забавные  случаи.  Во время одного посещения С. Есенин в шутку сказал гувернантке, что он  собирается украсть своих детей. В то время было много разводов и обычно дети оставались с отцами, а если мать воспрепятствовала этому, то отцы «похищали», то есть отнимали своих  детей.  Это «намерение» Есенина стало известно Зинаиде Николаевне, которая  хорошо знала неуправляемый характер Сергея Александровича. Она  тут же  отправила  с  воспитательницей  Ольгой Георгиевной и сестрой Александрой Николаевной  в Крым на отдых детей, чтобы спрятать  от  их  отца.
К шести годам Татьяна стала спокойнее относиться к посещениям отца.  Чаще всего свидания проходили в детской в присутствии Ольги Григорьевны, с которой отец  не очень любил разговаривать. «Он нехотя отвечает на её вопросы, - вспоминала Татьяна Сергеевна, - и не пытается себя насиловать и развлекать нас. Он оживился лишь когда она стала расспрашивать о его планах. Он рассказал, что собирается ехать в Персию. И закончил громко и вполне серьезно: «И там меня убьют». Только в ресницах у него что-то дрожало. Я тогда не знала, что в Персии убили Грибоедова,  и что отец потихоньку издевается над княжеской бонной, которая тоже этого не знала и, вместо того, чтобы шуткой ответить на шутку, поглядела на него с опаской и замолчала».
Летом1925 г. С.Есенин навестил дочь вместе с  гражданской женой Г.Бениславской, которая запомнилась своим необычным лицом. Таню поразили  сросшиеся на переносице брови, как будто  два тонких крыла. В разговор отца и дочери Галина Артуровна  изредка вставляла одно-два слова, стоя  у окна.  Во время  этой  встречи  С.Есенин сказал Тане, что он написал  для неё в Баку одно стихотворение, которое   оставил у одной знакомой  маленькой девочки.  Так получилось, но рукопись  этого стихотворения  Татьяна Сергеевна   получит в Ташкенте   через 63 года после этой встречи.
 
Татьяна  об актерском дебюте   З.Н.Райх.
   В.Мейерхольд верил, что Зинаида Николаевна  станет   хорошей актрисой.  Конечно, мало кто начинал  сценический путь в таком возрасте, но режиссер нисколько не сомневался  в ее актерских способностях.  Опасения   самой Зинаиды Николаевны  развеивались   вдохновением и энтузиазмом мужа-режиссера.   В1924 г.  тридцатилетняя  З.Н.Райх  сыграла свою первую роль  Аксюши в «Лесе» А.Н.Островского. Когда  впоследствии  её спрашивали, почему ей дали сразу исполнять  главную роль, она, по воспоминаниям дочери,   уклончиво отвечала: «Долго никак не могли подобрать актрису на роль Аксюши, обсуждали, обсуждали и решили посмотреть, что получится у меня. Всеволод меня уговорил».
   Ее  дебют  было замечен, хорошая   игра    привлекла    внимание  публики.  Могла ли  Зинаида Николаевна  в начале своей актерской карьеры предвидеть, что спектакль  «Лес» с ее участием   в дальнейшем выдержит  много  представлений при переполненном зале.  
При постановке «Леса» В.Э.Мейерхольд  учитывал требования своего времени.  Он  на свой лад  переосмыслил   содержание  пьесы.   Решительно отверг сострадание к маленьким, обиженным судьбой людям, которых показал А.Н.Островский в образе Аксюши и Петра, Счастливцева и Несчастливцева.  Если время  помещицы Гурмыжской прошло, считал В.Э.Мейерхольд,  то и эти «несчастные» люди должны быть показаны по-другому.  И на сцене Аксюша предстает не забитой прислугой, а бодрой, работящей, самостоятельной девицей, а Аркашка выглядел веселым, нахальным клоуном.
В.Э.Мейерхолд в своем  выступлении  перед клубными работниками Красной Армии в январе1924 г. старался доходчиво объяснить  свои режиссерские новации: «Мы не должны брать ничего от театра знати и буржуазии, - писал он в «Правде» 19 января1924 г.,-  но опыт народных театров прошедших эпох мы должны использовать. Примеры этого использования  -  введение гармошки в «Лесе», различных приемов балаганной игры в «Смерти Тарелкина». Нам нужны: красный балаган (а не красное кабаре), частушки, клоуны типа шекспировских и ярморочных».
Таня  была не только  на репетициях «Леса», но и на премьере. Она  надолго запомнила свою  мать  в роли  Аксюши.  С детской непосредственностью восторгалась  игрой  на сцене так похожей и в тоже время совершенно иной  женщины, которая  дома была её  мамой.  Свои  впечатления   подробно  изложила в мемуарах «Дом на Новинском бульваре», которые  приводятся с небольшими купюрами:
«На протяжении последующих четырнадцати лет я видела «Лес» очень много раз  -  и целиком, и частями, в Москве и других городах. Кроме того, существует уйма фотографий, описаний спектакля. И все же я могу выделить то, что запомнилось с первого раза  -  именно потому, что силилась понять как можно больше.
…В зрительном зале потух свет, ударил гонг, сцена слабо осветилась. Началось, первый эпизод занял не больше минуты. Молча, быстро, почти бегом, сцену пересекла и тут же скрылась пестрая вереница людей; некоторые из них что-то тащили.  Впереди, чуть ли не вприпрыжку, с большим крестом в руке, двигался священник, весь какой-то легкий, с головы до ног воздушно-золотистый. Поворачиваясь на ходу, он все вокруг, включая зрителей,  осенил крестным знамением. В другой руке он держал незнакомый предмет.
Свет потух, а я ничего не успела ни понять, ни рассмотреть.  Куда спешили,  что тащили? В церкви я еще ни разу не была, не знала, что такое кадило, хоругвей, больших икон не видела.  Не заметила, что в числе других вслед за попом  просеменила и моя родная мать, прикрывая голову и плечи большим темным платком.
Опять гонг, осветился уходящий вверх мостик, остальная сцена в полумраке. На «дороге» встретились два актера. Один, в клетчатых штанах, стоял внизу, увидев его, зал шевельнулся  -  это был Игорь Ильинский.  Другой  -  высокий, мрачный в длинном широком плаще, спустился сверху. Это я могла смотреть  без напряжения  -  знала же, что такое актеры, многие слова их были понятны. Поговорив, они легли спать прямо на пыльную «дорогу», укрывшись плащом, из-под которого торчали их грязные ноги. (…)
Придуманная Мейером  простая конструкция волшебным образом раздвигала пространство. Возглас «Аркашка» раздавался сверху, с холма спускался спутник, и верилось, что  за его спиной дорога уходит  в бескрайние просторы.
Чем дальше, тем противнее становилось смотреть спектакль сердитому зрителю.  Особенно его раздражал человек в зеленом парике.  Меня не удивляло, что парик зеленый  -  значит, так надо. Зато задумалась, прочитав  надпись «Усадьба Пеньки г-жи Гурмыжской». Что такое Пеньки?  Так и не догадалась, что от слова пень  -  маленькие пни.  Выучившись читать сама, я нередко неправильно ставила ударение и не узнавала знакомых слов.
…На сцене голубятня. Рядом стоит парень. Я уже знаю, что это слуга помещицы. Посвистывая, он подбрасывает голубей. Они кружат над сценой, залетают в зрительный зал, потом возвращаются. Раздается веселый мотив,  дома я его не раз слышала.
- Ляй – ляй – ляй – ляй…
Быстро входит мама, несет бельевую корзину. Принимается за работу. Мокрое белье развешивает, поднявшись на лесенку,  сухое наматывает на скалку и раскатывает деревянной каталкой.  В двадцатые годы грубое белье ещё катали, поэтому мама умела.
Аксюша очень похожа на маму, но все цвета, все краски другие. На ней очень длинное темно-розовое платье с белым воротником, она в нем высокая.  Огромные синие глаза,  щеки розовые. На самом деле глаза карие и лицо матовое, но я еще в Орле от Шуры знала, что такое грим. Волнистые светлые волосы собраны сзади в узел.  А под париком волосы короткие, прямые, темно-каштановые, по утрам мать подкручивает их щипчиками, которые греет на керосинке.
Аксюша очень молодая и красивая. К ней подошел дурак с зелеными волосами, похожий на деревянную куклу из сказки «Приключения Пиноккио».  Хотел её обнять, но получил пощечину. Подходит помещица,  «г-жа» Гурмыжская, грубым мужским голосом ругает Аксюшу за плохое поведение. Переругиваясь с ней, Аксюша все сильнее ударяет каталкой.
Еще несколько коротких сцен с Аксюшей и без нее  -  и самое главное я поняла. У Аксюши есть жених. Его отец, купец с красной бородой, хочет, чтобы тетка Аксюши, богатая помещица Гурмыжская, дала ей приданое. Но тетка не дает, ей самой нужны деньги, она сама выходит замуж за молодого дурака с зелеными глазами.
Петр и Аксюша не знают, что же им теперь делать.  Петр тоже красивый и очень хорошо играет на гармошке.  Мелодия до того печальная, что можно заплакать.  Аксюша утешает его  -  он должен радоваться, что его такая девушка любит. А он отвечает  -  «Да что ж меня не любить-то. Я не мордва некрещеная. Да что вам делать-то больше, как не любить. Ваша такая обязанность».
Аксюша понимает, что Петр, к сожалению, дурак, но она все равно его любит и тоже грустит. Вдруг он говорит, что нашел выход  -  деньги надо стащить у тятеньки.  Умчатся они на троечке (ой, вы, милые!), потом пересядут на пароход. Денек в Казани, другой в Самаре, третий в Саратове.
Аксюша уши затыкает, но у неё голова пошла кругом. И вот они возле гигантских шагов. Взлетели, закружились, несутся в воздухе, и с высоты раздается  -  в Казань  у-ух! В Самару у-ух!
Потом было еще одно свидание. Ничего они не украли, никуда не умчались. У них нет выхода. Петр признается, что он ходит по лесу и посматривает, какой сук покрепче. Аксюша тоже хочет умереть, поглядывает  на озеро  -  так бы с размаху и бросилась. Гармошка играет, тоскует, плачет.
Обе эти сцены всегда вызывали долгие аплодисменты. Вместе с Аксюшей и Петром выходил кланяться худощавый брюнет с гармошкой в руках  -  это он играл за сценой. Я узнала его  -  он жил на Новинском под нами, в общежитии.  В исполнении первоклассного музыканта Макарова старый вальс «Две собачки» звучал необычно и хватал за душу.
В общем и целом это был грустный спектакль. Для меня. А взрослые то и дело смеялись, хохотали. Больше всего их смешили два нищих актера, которые вторглись в усадьбу Пеньки.  Мне легко было понять, что трагик Несчастливцев  -  родственник и Гурмыжской и Аксюши. Он притворился полковником, не хотел, чтобы знали, что он давно стал актером.  Но взрослые разговоры, особенно о деньгах, долгах, расписках даже слушать не пыталась.
Была, правда, сцена, когда и я помирала со смеху вместе со всем  залом.  Отец Петра купил у помещицы лес и обманул её  -  отдал не все деньги.  Узнав об этом, «полковник» рассвирепел и велел привести мошенника.  На краснобородого купца обрушились гром и молнии.  Величественный, Вася грудь в орденах, трагик стоял на кресле и изрыгал совершенно ужасающие слова  -  (позже я узнала, что ордена были бутафорские, а ужасающие слова  -  кусочками монологов из известных трагедий).  Вокруг стояли ошарашенные обитатели усадьбы, Аркашка, которого   «полковник» выдал за своего слугу, добавлял страху, не говоря ни слова.  Он суетился, хватался за вилы, грохотал железным листом и наконец превратился в черта:  Незаметно стянув с себя клетчатые штаны, он оказался в мохнатом трико, сзади болтался хвост. Черт, ухмыляясь, похаживал, помахивая хвостом. У купца глаза на лоб полезли, но он не очень-то оробел, а вот его сын Петр, который тоже был здесь, увы, чуть не убежал. Не страх, а что-то другое допекло купца, и он в конце концов крикнул  -  «бери!» Душа взыграла  -  уж если отдавать, так всё.  Он бросил к ногам полковника не только тысячу, которую прикарманил, но и всё, что имел при себе:  снял с себя поддевку и тоже швырнул, заставил и сына снять кафтан. Лег на пол, задрал ноги и велел Петру снять с него сапоги, потом и Петр лег на пол…
А потом снова было не до смеха. Испугалась и за Аксюшу, и за маму. Ведь то и дело слышала, что маме нельзя волноваться, да и вообще не могла видеть её слез. А тут…
Аксюша, не зная, что полковник ненастоящий, решилась попросить у него денег. Нищий Геннадий Демьянович расстроился, чуть не заплакал:
- Сестра, сестра! Не тебе у меня денег просить. А ты не откажи в пятачке медном, когда я постучусь под твоим окном.
Все надежды рухнули. Аксюша издала страшный вопль и помчалась по дороге к озеру. Геннадий Демьяныч догнал её  (умереть я тебе не дам).
Вопль был такой, что кровь застывала в жилах.  И не думала, что мать так может.  (…) А Геннадию Демьяновичу Аксюшин вопль понравился. Он и Аркашка задумали создать свою труппу актеров, им нужна была актриса, именно такая,  способная броситься от любви в омут. Аксюша согласилась стать актрисой. Это меня обрадовало, я не хотела, чтобы она выходила замуж за Петра.
И все же деньги у Аксюши  появились.  Но я совру, если скажу, что с первого раза поняла, как это произошло. Мне безумно захотелось спать, спектакль был очень длинный (вскоре Мейер сократил его). Сонными глазами смотрела, как Петр и Аксюша покидали усадьбу, он  -  с гармошкой, она  -  с котомкой. Уж скорей бы ушли. А они уходили вверх, по «дороге»  беспечно долго. Звучала всё та же печальная мелодия, они то и дело останавливались, прощались, махали руками. Аплодисментов уж и не слышала».
Позже Татьяна Сергеевна   убедилась, что ее  оценка актерского мастерства матери в детские годы  перекликалась    с   мнением театроведа  К.Л.Рудницкого, который позже  писал в книге  «Режиссер Мейерхольд»:
«Зинаида  Николаевна  прекрасно  отделала  всю пластическую сторону роли.  Ее  ладные, ловкие, энергичные движения выражали душевное здоровье, веселость, бодрость. Мейерхольд позаботился о том, чтобы Аксюша  -  «прислуга»  -  все время была занята делом. Она развешивала и отбивала скалкой  белье в начале спектакля, и скалка в ее руках каталась быстро, твердо, сильно.  Время от времени, как бы подтверждая свои слова, Аксюша пристукивала в так разговора скалкой по столу. Она дерзко третировала хозяйку, как делали это  многие «сознательные прислуги» в годы нэпа, и даже отталкивала ее плечом, когда Гурмыжская мешала Аксюше работать….
В эпизоде, который назывался «Если бы было близко, то не было бы далеко, а если далеко, то значит не близко», Аксюша накрывала на стол. Грубо, со стуком, расставляла она тарелки, швыряла ножи, вилки. Всем своим видом Аксюша  -  З.Райх выражала презрение к господам.
Зато отношения Аксюши с Петром (И.Коваль-Самборский) были раскрыты  в просветленно-лирическом ключе. Влюбленные вели свой диалог, катаясь на гигантских шагах.  Таким неожиданным способом выражал Мейерхольд победоносную свежесть их молодой любви…
В следующей сцене с Аксюшой Петр играл на гармонике старый вальс «Две собачки» Каждой драматической реплике Аксюши отвечала меланхолически-ленивая музыкальная фраза, будто снимая остроту ситуации. «Номер» имел грандиозный успех, и на мотив старого вальса, прозвучавшего в «Лесе» в исполнении гармониста-виртуоза Макарова, тотчас была сочинена песня «Кирпичики». Песня эта в 20-е годы завоевала всю страну. В1925 г. появился и кинофильм «Кирпичики».
Несмотря на первое   успешное  выступление,   Зинаида Николаевна не предусматривала  свое будущее связывать только с актерским мастерством. 23 мая1924 г., спустя четыре месяца после дебюта  в «Лесе»,  она писала  Н.И.Подвойскому:  «Я учусь под руководством Мейерхольда 4-ый год на режиссерском факультете и собираюсь стать режиссером только массового действия. И актерская дорога  есть только предвестие  и необходимый этап в работе режиссера».
Смерть С.Есенина
В 1925 году С.Есенин   детей  навещал  редко. Однажды он пришел  к детям с Софьей Андреевной Толстой, своей  новой женой, но был чем-то озабочен и, как вспоминала Татьяна Есенина,  ему было не до них, поэтому  быстро ушел.
Перед отъездом  в  Ленинград  в конце декабря 1925 года  С.Есенин пришел проститься с детьми. Таня, Костя и их товарищ Коля Буторин  играли в комнате, изображая  сцену нападения  грабителей на барыню, которой была Таня. Разыгрывался своеобразный вариант детской игры в казаки-разбойники. Константин, открывая дверь, не узнал отца  и вернулся испуганный: «Пришел какой-то дядька, во-от в такой шляпе».  Не признала Есенина и гувернантка Ольга Григорьевна.  «Что вам здесь нужно? Кто вы такой?» - спросила она его.  Есенин прищурился и ответил: «Я пришел к своей дочери». – «Здесь нет никакой вашей дочери».  Наконец  Таня узнала отца по смеющимся глазам и сама засмеялась. Тогда и Ольга Борисовна  вгляделась в него и успокоилась. . «Он объяснил, что уезжает в Ленинград, - вспоминала Т.С.Есенина, -  что приехал уже было на вокзал, но вспомнил, что ему надо было проститься со своими детьми.
- Мне надо с тобой поговорить, - сказал он и сел, не раздеваясь, прямо на пол, на низенькую ступеньку в дверях. Я прислонилась к противоположному косяку. Мне стало страшно, и я почти не помню, что он говорил, к тому же его слова казались какими-то лишними, например, он спросил: «Знаешь ли ты, кто я тебе?»
Я думала об одном  -  он уезжает и поднимется сейчас, чтобы попрощаться, а я убегу туда  -  в темную комнату кабинета.
И вот я бросилась в темноту. Он быстро меня догнал, схватил, но тут же отпустил и очень осторожно поцеловал руку. Потом пошел проститься с Костей.  Дверь захлопнулась. Я села в свою «карету», Коля схватил пистолет…».
Семилетняя  Таня    и представить не могла, что через несколько дней ей  придется вновь встретиться с отцом, но уже мертвым.  Она  хорошо помнила  время, когда им сообщили о смерти С.А.Есенина.  «Спустя четыре дня, в час, - писала  она, -  когда мы с Костей спать еще не ложились, но шумные игры прекращали, его и меня позвали в кабинет к Мейеру.  Там молча сидели два гостя, помню, что знакомые, но кто именно  -  запамятовала.  Мама не сидела, у неё было странное выражение лица, но какое-то спокойное. Она сказала нам, стоящим перед ней рядом посреди комнаты: «Вы теперь  у меня  сироты».  Помолчав, добавила, ей позвонили по телефону и сказали, что отец наш умер. Я тупо смотрела в одну точку  и думала о том, что  мама говорит неправильно  -  раз она жива, значит мы еще не сироты, про нас можно сказать, что мы «полусироты» (откуда-то я знала это слово).  Мы ни о чем не спросили, с нами больше не говорили.  Гости распрощались, мама ушла в спальню. Вскоре оттуда донеслись душераздирающие крики».
  «Хорошо помню дни после сообщения о смерти отца, - вспоминал Константин Есенин. – Мать лежала в спальне, почти утратив способность реального восприятия. Мейерхольд размеренным шагом ходил между спальней и ванной, носил воду в кувшинах, мокрые полотенца. Мать раза два выбегала к нам, порывисто обнимала и говорила, что мы теперь сироты».
На следующий день З.Н.Райх и В.Э.Мейерхольд выехали в Ленинград. В городе в эти траурные дни они старались не привлекать внимания окружающих.  Их мало кто видел, кроме родственников.   Лидия Борисовна Устинова, племянница  В.Э.Мейерхольда,  запомнила, что Зинаида Николаевна беспрерывно плакала.
Когда Москва прощалась с трагически погибшим поэтом,  детей привели   в Дом печати на Никитском бульваре  для участия в   гражданской панихиде.  Татьяна  разглядела лицо отца, когда её взяли на руки. Она запомнила: «Он был опять совсем другой (опухший, потемневший). Ни разу не видела такими его волосы  -  гладкими, зачесанными назад, из-за чего лицо казалось удлиненным, похудевшим. Выражение было скорбное».
 Таня  услышала, как мать поэта Татьяна Федоровна сказала Зинаиде Райх: «Ты виновата». У гроба покойного они встретились впервые. Зинаида Николаевна промолчала, ничего не ответила бывшей свекрови. Позже она у гроба обнимала своих детей и кричала: «Ушло наше солнце». Всеволод Мейерхольд  бережно обнимал ее и детей и тихо говорил: «Ты обещала, ты обещала…».
Поздно ночью у гроба остались одни родственники и близкие друзья.  Зинаида Николаевна  попрощалась с покойным, поцеловала его. Хотела заставить дочь сделать то же самое, но, взглянув на ее испуганное лицо, передумала, подвела детей к гробу, поставила стул  и велела  Татьяне  прочитать стихотворение Пушкина «Зимнее утро».. «Я прочла его громко, - рассказывала  Т.С.Есенина, -  и это принесло мне облегчение….  Последующее я хорошо помню  -  остановку  у памятника Пушкину, чтение стихов у раскрытой могилы… Когда гроб стали опускать в могилу и приспустили знамена, мать так кричала  (сказка моя, жизнь, куда ты уходишь), что мы с Костей  вцепились в нее с двух сторон и тоже закричали.  Дальше у меня провал в памяти…».
Следующий 1926 г. для Татьяны был заполнен болезнями. Она перенесла скарлатину и два дифтерита. Врачи разрешили лечение в домашних условиях, но при условии полной изоляции. Для этого пришлось квартиру разделить на две половины, а Костю  временно переселить в бездетную семью артистов  Эраста Павловича Гарина и  Хеси Александровны Локшиной,  работавших в Театре Мейерхольда.   Для ухода за больной Таней наняли  медсестру, маленькую белокурую женщину, довольно молодую, спокойную и не скучную. Она  подружилась с девочкой. После   выздоровления медсестра в подаренном альбоме записала свое  сочиненное  стихотворение, которое начиналось словами: «Мой совет тебе, Танюша, не печалься никогда».
Об отце  Татьяне изредка напоминали друзья  С.Есенина. Запомнила  визит Андрея Белого к В.Мейерхольду. Она играла на полу, когда дверь в её комнату распахнулась и в дверном проеме возникла странная фигура незнакомого ей прежде человека. Шея его была обмотана длинным шарфом. Безумные глаза быстро бегали по комнате, словно кого-то или что-то искали… Вдруг он стремительно подбежал к забившейся от испуга девочке, взял ее за худенькие плечи и, впившись в неё долгим, пронзительным взглядом, почти выкрикнул: «Знаешь, кто твой отец? Твой отец  -  величайший лирик России после Пушкина!»  -  и выбежал из комнаты.
Приезжал в гости  из Ленинграда  Танин крестный   В.С.Чернявский.  О  встрече  он  писал  в 1927 г.  С.А.Толстой-Есениной: «Таня Есенина, с удивлением глядевшая на своего «крестного», по-видимому, достаточно изломана, но чувствую к ней нежность и интерес».  Навещал  В.Э.Мейерхольда и З.Н.Райх   гостивший  в Москве  критик Р.Иванов-Разумник, который своим внешним видом выглядел несколько смешным в окружении  богемной обстановки  хозяев квартиры. В Москве  в то время  много говорили об изданном романе А.Мариенгофа «Роман без вранья», находя в нем  стремление автора очернить имя покойного поэта. Отзывы друзей Есенина  были отрицательными.. Неудивительно, что в предисловии при переиздании А.Мариенгоф писал: «Совсем уж стали смотреть на меня волками Мейерхольд и Зинаида Райх». 
 Многие   замечали   в  Татьяне  сходство с  отцовскими  чертами  внешности.  Р.Иванов-Разумник писал  З.Райх, что  он огорчен болезнью Тани,  «так похожую лицом и даже голосом на Сергея Александровича».               
Наследники.
  После смерти С.Есенина  начался  судебный процесс по установлению  наследников поэта. Суду предстояло решить несколько сложных дел, так как у  покойного поэта  были  не только «законные» жены, но и те, с которыми он  состоял   в гражданском браке,  имея   детей.   В суде   наследственные права на имущество покойного поэта отстаивали   последняя  жена  С.А.Толстая-Есенина, родственники  сына А.Р.Изрядновой Георгия и  сына Н.Д.Вольпин  Александра,  а также   родные   сестры  и родители  поэта.   Интересы  Татьяны и Константина  как родная мать и опекунша  защищала  Зинаида Николаевна, нередко при этом  в  судебных инстанциях используя не только  дозволенные,  но   и недозволенные  возможности защиты  интересов своих  детей.
 Народный суд Кропоткинского участка Хамовнического района города Москвы  12 января1926 г.  принял решение о выдаче З.Н.Райх удостоверения о признании ее «опекуном  над несовершеннолетними Есениными Татьяной  7 лет и  Константином  6 лет». Она  была  также  утверждена в судебном порядке  «ответственной хранительницей имущества, оставшегося после умершего 28 декабря1925 г.  Есенина Сергея Александровича».   22 апреля 1926 года З.Н.Райх выезжала в Ленинград, где  получила оставшийся после смерти поэта чемодан. В нем  находились, кроме личных вещей, несколько  рукописей  С.А.Есенина, в том числе  обрывки доверенности на имя  В. Эрлиха,  три  незавершенных наброска  стихов,  три  автографа  стихов без подписи с 3  по 32 страницы  включительно, начиная со стихотворения «Девичник» и кончая оглавлением. Была  также  поэма  «Анна Снегина», напечатанная   на машинке  с  поправками  Есенина,  и  договор с издательством Гржебина от 18 мая1922 г, Зинаиде Николаевне передали также  четыре  фотографии поэта. .
   Весной 1926 года  московский народный суд   определил  наследников С.А.Есенина, их имена были опубликованы в газете  «Вечерняя Москва». Об этом Татьяне и Косте сообщил двенадцатилетний Юрий, старший сын С.Есенина, прочитав им заметку на последней странице газеты.  Среди наследников были названы родители поэта, две сестры, жена Софья Андреевна и четверо детей: Татьяна, Константин, Юрий и Александр,  родившийся в 1924 году.  Наследникам предстояло получить определенную сумму  за издающееся четырехтомное собрание сочинений С.А.Есенина. 
Судебная тяжба о делении имущества С.Есенина  продолжалась  долго. З.Н.Райх  пыталась доказать неправомочность претензий С.А.Толстой-Есениной, на которой С.Есенин женился  без оформления  развода  с Айседорой Дункан, что юридически  относило  его  к  двоеженцам.  Только  через два года суд принял окончательное решение о разделе  имущества С.А.Есенина, согласно которому «все домашние вещи, оставшиеся в г.Москве, передать гражданке Софье Есениной, а находящиеся в Ленинграде передать детям  -  Татьяне и Константину», которые в  наследство   получили   сундук и еще два-три чемодана. Эти вещи дома длительное время  тщательно прятали, чтобы они не попадались  на глаза Зинаиде Николаевне.  Лишь  в 1933 году был раскрыт  сундук, служивший  своеобразным  дорожным гардеробом,  в котором  хранились костюмы, белье, обувь и другие вещи С. Есенина.  Рукописей и других бумаг, связанных с именем поэта, в сундуке и чемоданах  было мало.
Татьяне и Константину как прямым наследникам  причиталась большая сумма за гонорар изданного  посмертно четырехтомника произведений С.А.Есенина.  Зинаида Николаевна добилась разрешения  купить на их имя  дачу в Подмосковье.  «Расположена она (дача) была в лесу, в крохотном безымянном поселке (всего пять домов), - вспоминала Татьяна Сергеевна, - поблизости от шоссе Энтузиастов (бывшего Владимирского тракта) и деревни Горенки.  В давние времена, когда осужденных гнали на каторгу по Владимирке, родственникам разрешали сопровождать их до этой деревни. Здесь горевали при расставании  -  отсюда  название. Минутах в десяти ходьбы от нас находился роскошный парк, хорошо известный ученым-ботаникам  -  бывшее имение графа Разумовского. Тишина, безлюдье, но, увы, уже в 30-е годы поблизости начали строить «ящики», то есть  секретные военные объекты..». 
До дачи от станции Балашиха нужно было пройти почти три километра пешком. В первые годы выезжали туда на отдых редко.  Все изменилось после покупки автомашины.  Теперь  Всеволод  Эмильевич и Зинаида Николаевна  при  любой свободной минуте стремились уехать на отдых.  Их не смущало отсутствие на даче многих  бытовых удобств.  Электричества не было, воду  брали из колодца. Не было телефона, но  уединение от шумной городской жизни  их привлекало. Дачная жизнь  позволяла им  отдохнуть  от напряженной творческой работы.
Изредка на дачу приезжали друзья, в основном   артисты.   Татьяна была свидетельницей приезда  из Ленинграда  восходящей театральной звезды Михаила Царева.   Она надолго запомнила посещение дачи  зимой  артистом  Э.Гариным  с женой  и катание с ними на лыжах. «Это был фейерверк хохота и веселья, и ни с кем больше  никогда таких поездок не было», -  писала она в 80-е годы.
В сентябре1929 г. З. Райх и В.Мейерхольд возили Таню  и Костю  в бывшее Царское Село, называвшееся  в то время   Детским  селом  в  Ленинградской области. Посетили  художника  Головина, друга Всеволода Эмильевича. «В очень светлой, очень чистой комнате, - вспоминала Татьяна Сергеевна, -  убранство которой радовало глаз, в кресле сидел больной, но довольно веселый, розовощекий, ухоженный старик с белоснежной головой. Потом пошли к Разумнику Васильевичу. Видеть его темную запущенную квартиру, где всё говорило о нищете, было больно, особенно после жилища художника.  Худощавый человек в темно-серой блузе встретился с Зинаидой Николаевной как старый знакомый, оба были взволнованы.  Мать была там вся притихшая, расстроенная. Отведя меня в сторону, она  сказала, чтобы я не вздумала на глазах у хозяев рассматривать квартиру и о чем-либо спрашивать. Это посещение, то выражение, с которым мать изредка произносила его имя, подсказали мне, что у неё к Разумнику Васильевичу было какое-то особое трепетное отношение».
 Разумник Васильевич Иванов-Разумник, изредка бывая  в Москве, заходил  к В.Э.Мейерхольду и бывал на спектаклях его театра,  восторгаясь   поразившим его  мастерством  Райх-актрисы.  Но в конце 20-х годов положение критика резко ухудшилось. Власти  не могли забыть его активную деятельность в партии левых эсеров в  годы революции. По воспоминаниям его дочери, «ему не давали работать. Он был неугоден власти, его книги не издавались». Жил в большой бедности, продолжая литературоведческие исследования о творчестве русских писателей.   В1933 г.  его  арестовали, по решению суда  отправили  в тюрьму в Саратов, где он  провел  за решеткой три с лишним года, затем  с1936 г. жил под жестким контролем в подмосковном  городе Кашире.
Школьные годы.
Кроме  занятий  французским  языком дома  с гувернанткой   Татьяну  зачислили    в   балетную   школу   при Большом театре. В течение трех лет она познавала азы классического танца.  Подающей надежды балерины из нее не получилось, но грациозность  в её  движениях  сохранилась  надолго.  В дальнейшем перешла в общеобразовательную  школу, занятия в которой  не выделялись  чем-то необычным в жизни Татьяны.  Училась ровно. Определенный интерес вызывали у нее математика, физика. Сказывался рациональный склад ее ума.  
Очень теплые отношения у Тани и Кости сложились с отчимом, которого они    между собой звали Мейером.  Если в театре многие трепетали перед Мейерхольдом, то  в домашней обстановке он перевоплощался в нежного семьянина. «Дома его часто приводил в восторг любой пустяк, - вспоминала Т.С.Есенина. -  смешная детская фраза, вкусное блюдо.  Всех домашних он лечил  -  ставил компрессы, вынимал занозы, при этом сам себя похваливал и любил себя называть «доктор Мейерхольд».
В1933 г.  Театр Мейерхольда  гастролировал  в Одессе. Родители  решили  взять с собой на отдых  детей.  Под Одессой находился  частный пансион, базой которого была дача писателя Федорова.   На эту дачу и определили Таню и Костю. Рядом  приветливо плескались  волны Черного моря.  Все было бы хорошо, но возникли проблемы с хлебом, которые горожане получали еще по карточкам. Кроме хозяйки  и приехавших москвичей на даче никого не было. Таня и Костя скучали, дожидаясь приезда родителей с продуктами питания.
Неожиданностей в семейном быту  было  немного.  В.Э.Мейерхольд  старался  сделать всё, чтобы обеспечить спокойную  м достойную жизнь  детей. Непредвиденные случаи запоминались надолго.  В1934 г. случилась неприятность у Татьяны, о которой З.Н.Райх сообщала   сосланному в  Енисейск драматургу Николаю Эрдману.
«У нас дома была неприятность, в которую замешаны были и Вы, - писала она. - . Всеволод Эмильевич решил послать вам тысячу рублей, она у меня долго лежала в шкафу. Но как-то я обозлилась на свою медлительность, взяла эту тысячу рублей и дала Тане, чтобы она ее отправила.  Таня вернулась с почты через двадцать минут и заявила лаконично: «Украли!». Я упала в панику в первый раз в жизни. Потом испугалась впечатления на Таню и два дня мы за Таней ходили по пятам. Три недели скрывали от Мейерхольда. Но потом дети не выдержали тайны и умоляли меня рассказать Всеволоду. Конечно, мне влетело, что Татьяна пошла на почту: «Ребенок, рассеян». Я дала слово отработать на радио».
Татьяну  приучили тактично вести себя в присутствии гостей, часто посещавших  квартиру   Мейерхольдов.  Здесь   бывали поэты Я.Смеляков, Е.Долматовский, Б.Корнилов, другие мастера слова.  Всеволод Эмильевич дружил с композиторами Г.Прокофьевым,  Д.Шостаковичем, В.Шабалиным, Г.Поповым, пианистом Л.Обориным, художником К.Петровым-Водкиным. Заходил в гости  академик Н.Вавилов, военком И.П.Белов,  маршал М.Н.Тухачевский. Так как эти  встречи относились к миру взрослых, они  не  привлекали  особого внимания  юной Тани.
Некоторые гости старались уделять   детям  больше внимания. В1929 г. гостивший  литератор   В.М.Богданов-Березовский   зачитал  в честь знакомства  свою «Оду»   Всеволоду Эмильевичу, в которой  посвятил 11-летней Тане  следующие  строфы:
«Дочь Есенина, милая Таня,
Поражающая сходством с отцом,
Целовать кто, счастливый, станет
Дорогое России лицо?
Впечатленья язвят, тревожат,
Нанизаться на душу спешат.
У неё и челка Сережи,
И, наверно, его душа…»
Исключительный  интерес Татьяна  проявляла к театру.   Она не только была свидетельницей тщательной   подготовки матери  дома, но присутствовала часто   на репетициях и постановках  новых пьес. Увиденное на сценических подмостках  надолго сохранилось в ее памяти. В  1934 г.  в связи с 60-летием В.Э.Мейерхольда в предполагаемую «мейерхольдовскую декаду» чествования юбиляра  включили  спектакль «Доходное место», впервые поставленный юбиляром  в Театре Революции 15 мая1923 г.  На репетиции Всеволод Эммануилович часто брал Татьяну. Дома она  восторженно говорила об игре артистки Бабановой, с которой Мейерхольд  на некоторое время примирился после ее ухода из театра. Зинаида Николаевна с удовольствием вспоминала  игру Бабановой.  Премьера «Доходного места»  была началом юбилейных мероприятий.  Татьяна  в зрительном зале  с большим вниманием  выслушала приветственное слово А.Д.Попова, а после спектакля за кулисами присутствовала на банкете в честь юбиляра.  
Запомнила хорошо Татьяна и заключительные сцены в пьесах «Предложение» и «Медведь». В 70-е годы она  указала  К.Л.Рудницкому  на   некоторые  его ошибочные  описания  этих постановок::«Заключительные сцены в «Предложении» и «Медведе» были не совсем такими, как вы описываете, - писала она. - В «Предложении» в финале была кадриль, она симпатично описана А.Гладковым, по-моему, в сборнике  «Встречи с Мейерхольдом». В финале «Медведя», после того, как  в дверях показывались прибежавшие на помощь крестьяне с вилами, раздавалась бравурная музыка. Поповой подавали огромную шляпу с цветами, а за этим следовал не танец, а,  скорее, «променад» в быстром темпе, который они вдвоем со Смирновым совершали по авансцене».
Рядом с  мамой-актрисой
 Дорога в актерский мир у З.Н.Райх под опекой В.Э.Мейерхольда  не была    безоблачной.  Ей  приходилось  самой прилагать  много сил, чтобы  заслужить   признание.  О своем видении актерского пути она писала 14 февраля1928 г. К.А.Эрбергу: «Я очень туго «разворачиваюсь», но, может быть, это и хорошо. Мне очень трудно было работать эти годы: своё собственное сомнение, самоедство и нескончаемый ряд «разговоров»  и даже писаний в театре и вне театра, от которых увядали уши, и больше увядало желание бороться за свое право на работу в театре. Вот семь лет скоро, как я пришла к Мейерхольду в школу, и минуло четыре года 19 января1928 г., как я  впервые  зашагала на сцене в Аксюше.  Понадобился такой большой срок, чтобы я честно сказала сама себе  -  дорога верная, дорогая моя,  иной у меня и быть не могло  -  надо идти по ней тверже и смелее.  Надо было выбраться в1927 г. на гастроли, где была прекрасная пресса, не по-московски пристрастная и несправедливая; надо было сыграть Стелу в «Рогоносце» в1928 г., чтобы я как-то успокоила свое художественное я. Надо было мне прийти к тому, что эксцентрика и комедийность  -  не мой план, а что лирика, эмоциональность это также важно, а может быть, важнее на сцене, чем первые: эксцентрика и комедийность».  
В театре Мейерхольда  в связи с постоянным выдвижением  Зинаиды Николаевны на первые роли возникали проблемы,  бесцеремонно обсуждаемые   в кулуарах, а в   дальнейшем   тиражированные     падкими  на сплетни и сенсации  журналистами.   Не было секретом, что  В.Э.Мейерхольд боготворит свою жену  и   настойчиво старается сделать из нее первую актрису театра. З.Н.Райх была красива, у нее был сильный, выразительный голос, но по актерскому  уровню  она  еще уступала признанным  мастерам. Игорь Ильинский не скрывал, что «ее сценическая беспомощность, а также физическая неподготовленность и, попросту говоря,  неуклюжесть были слишком очевидны».  Со временем  напряженная работа Зинаиды Николаевны над собой стала приносить плоды. Тот же Игорь Ильинский вынужден был  признать: «Многому она успела научиться у Всеволода Эмильевича и, во всяком случае, стала актрисой не хуже многих других».
Не все роли были сыграны Зинаидой Николаевной удачно.  Сама она говорила, что только после исполнения  городничихи в «Ревизоре» она почувствовала себя настоящей актрисой. Это была одна из любимых ею ролей. Даже в домашних условиях иногда  подделывалась под образ городничихи, что приводило порой к нежелательным результатам.  Участницей одного из подобных  эпизодов оказалась  Татьяна. Это случилось  во время проявления  интереса Зинаиды Николаевны  к творчеству К. Паустовского.  «Она выдумала какой-то предлог, - вспоминала Татьяна Сергеевна, - чтобы «заманить» его на Брюсовский, когда он пришел, прибежала ко мне в комнату и заторопила: «Иди, иди, Паустовский пришел», и явились мы как Анна Андреевна и  Марья Антоновна выяснять, «хорошенький» ли у Паустовского «носик». Но беседа не  получилась. Зинаида Николаевна  и Паустовский чувствовали себя совсем скованно.  Редкое это было для меня зрелище, мне захотелось уйти, и я ушла. Потом мы с матерью даже не обменивались впечатлениями, сухой и сдержанный Паустовский был, может быть, из прекрасного, но совсем другого мира».
Дома  Зинаида Николаевна  могла нарочито кокетничать, как бы пародируя кокетство. Как-то при приеме гостей  хозяйка, разливая чай,  каждому гостю подавала его с особой улыбкой и особым выражением. На это обратил внимание сосед В.В.Маяковского, на что поэт ответил тихо: «Актриса!».
Выдвижение на первые роли З.Н.Райх   сопровождались в театре  конфликтами.  На три года ушел  из театра   Игорь Ильинский. Не получая главные роли,  вынуждена  была в 1927 году из театра уйти замечательная артистка Бабанова.  Но об этих  подводных течениях  театральной жизни Татьяна   знала  мало, дома это не принято было  обсуждать.
О том, что В.Э.Мейерхольд  верил в талант Зинаиды Николаевны,   свидетельствует пример, приводимый  А.Гладковым: «Я спросил как-то раз В.Э.Мейерхольда, кого он  считает своими  настоящими учениками. Он ответил без секунды раздумья:
-Зинаиду Райх!
Я сдержал улыбку, но, кажется, он о ней догадался, и добавил:
-И Эйзенштейна…
-И это все, Всеволод Эмильевич?
-А что вам, мало? Один Эйзенштейн  -  целая академия!»
В.Э.Мейерхольд  проделал  колоссальную  работу, чтобы  любимая  жена стала талантливой актрисой. Не всегда все получалось. В1925 г.  силами участников первой экспериментальной лаборатории при Театре имени Мейерхольда  была предпринята попытка  поставить оперу «Кармен». Предусматривалось переложение  партитуры Бизе на три гармоники. Встретив летом1925 г. в Сорренто у А.М.Горького замечательного баяниста Ф.Е.Рамшу, Мейерхольд убеждал его вернуться в Москву для участия в работе над «Кармен»  Татьяна Сергеевна вспоминала  рассказанный матерью эпизод из ее  курса обучения актерскому мастерству:
«Мейерхольд вынашивал другие планы, обдумывая, в какой роли могло бы проявиться то, что в ней есть.  Самый незабываемый план  -  научить ее петь, чтобы она исполняла партию Кармен в опере (где, на какой сцене  -  так далеко Вс. Эм., кажется, и не заглядывал). И моя мать училась петь на дому, а живший в то время в Москве  итальянец, некто маэстро Гандольфи, брал на себя окончательную подготовку. Но хотя у матери был голос, и она была музыкальна, техникой она овладеть не смогла и даже романсы, если ей приходилось исполнять в спектаклях, давались ей с   трудом. Все это подошло к своему  логическому концу на одной из репетиций «Наташи». Когда Зинаида Николаевна  запела нечто, пьесой предусмотренное, Мейерхольд вдруг закричал:
-Наташа не умеет петь. Наташа никогда не пела!
Мать хохотала, рассказывая мне об этом  -  «представляю себе, как ему осточертенели все попытки научить меня петь».  
В постановке комедии  «Ревизор» по замыслу режиссера   много внимания уделялось  городничихе в исполнении  З.Н.Райх.  Достигнутое  мастерство актрисы было замечено,  критики в отзывах ее  характеризовали    «гвардейской  тигрессой»,  «губернской  Клеопатрой», «шикарной  светской  львицей»,  «кустодиевской  русской Венерой». Действительно, в отличие от традиционного исполнения этой роли Зинаида Николаевна  на протяжении всего спектакля пребывала в состоянии резвости и чувственного возбуждения.  В  спектакле городничихи было так много, что в  отзывах на спектакль  именно  З.Н.Райх  стала объектом едких нападок.  В.Шкловский  22 декабря1926 г. в «Красной газете»  в статье «Пятнадцать порций городничихи» ерничал: «Почти на всех блюдечках, поданных во время спектакля, была городничиха. Она мимирует на всех блюдечках. Остальные реагируют на нее жестами и нечленораздельными воплями… Переодевание, танцы, пение, слезы  -  все это есть у городничихи. Одним словом, это она написала «Юрия Милославского».. Такое толкование роли  городничихи   вызвало резкую отповедь у В.Э.Мейерхольда, сгоряча  назвавшего  критика фашистом, хотя в то время представление о фашизме было достаточно смутным.
 Близкие друзья старались защитить З.Н.Райх  от необоснованных нападок. В.Маяковский в диспутах доказывал, что В.Мейерхольд  не потому   «дает хорошие роли Зинаиде Райх, что она его жена, а потому он и женился на ней, что она была прекрасная артистка».  Писатель Ю.Олеша подарил ей книгу с надписью: «В жизни каждого человека бывают встречи, о которых он знает, что ради этих встреч он пришел  в жизнь. Одной из таких встреч в моей жизни была встреча с вами».
Талант Зинаиды Николаевны постепенно завоевывал признание. На актерское мастерство   З.Н.Райх обратила внимание  зарубежная критика.  Во время гастролей театра в Германии в статье Б.Балаж   З.Н.Райх  была названа в одном ряду с именами выдающихся  западных  актрис  С.Бернар, Э.Дузе, Л.Питоевой, А.Нильсен.  Близкая подруга С.Есенина  З.В.Гейман после посещения спектакля «Дамы с камелиями» записала в дневнике: «28. Ш.34 г. Вчера вернулась из театра. «Дама с камелиями». Спектаклем была потрясена. Я плакала, и не я одна,  -  мужчины некоторые платки из рук не выпускали. Недалеко от меня сидел полный мужчина, кажется, пушкой не проймешь, а вот своей игрой Зинаида Райх  -  «дама с камелиями»  - так растрогала…И он заплакал… Я смотрела «Травиату», «Отелло», но никогда не испытывала такого сильного чувства, как вчера. Может быть, потому, что Зинаида слишком близка мне всем своим  трагическим прошлым и у меня ее переживания на сцене ассоциируются с ее переживаниями(…) Может, она потому так играет на сцене, что она в жизни была трагическая женщина… После окончания я пришла к ним за кулисы, она меня ещё днем просила. Всеволод Эмильевич приветливо, с улыбкой спрашивает: «Ну как?». Я говорю: «Ваш театр этой постановкой научит любить всякого, кто еще не любил». Ему понравилась такая оценка».
Сильное впечатление  своей игрой   Зинаида  Николаевна    произвела и на Татьяну. «Ну так вот, - позже вспоминала она, -  когда ставилась «Дама», многое происходило на моих глазах, я бывала на многих репетициях. Когда я шла на премьеру, мне, дуре, было около шестнадцати, всё-то я наперед знала, всё почти что уже «на зубах навязло», что я там могу слезу пустить  -  такое в голову не приходило. Но оказалось, что  наперёд я не знала ничего. То, что получилось, когда всё слилось вместе, так мне душу перевернуло, что случилось невообразимое. Когда спектакль окончился, я бросилась за кулисы, вбежала к матери в уборную, села к ней на колени, рыдала, рыдала и не могла остановиться. Мать улыбалась, но была чуть-чуть растеряна. А это она и Мейер довели меня до истерики  -  он настроением всего спектакля, она  -  своим собственным».  Всеволод Эмильевич, успокаивая,  говорил, что и В.И.Ленин плакал, когда видел  игру Сары Бернар в «Даме с камелями».
Повзрослевшей  Татьяне  Зинаида Николаевна  стала    рассказывать  о своей прошлой жизни. Однажды она разоткровенничалась и  подробно поведала  дочери по порядку о своем знакомстве  и совместной жизни с Сергеем Есениным. «Мне было пятнадцать лет, - вспоминала Татьяна Сергеевна. – У неё было обыкновение проведать меня перед сном, когда я уже лежала в постели. Иногда говорили о чем-нибудь сегодняшнем. Один раз, придя ко мне в комнату, она села на постель и сказала, что хочет, чтобы я всё знала о её жизни с отцом. Казалось, что я запомнила каждое слово, но это было не так: возраст помешал мне обращать внимание на то, что впоследствии оказалось важным  -  на фамилии людей, которых она называла, на названия пунктов, где они бывали вместе».
Поездки.
В 1936 г. Татьяна окончила школу. На выпускном вечере присутствовала  Зинаида Николаевна.  По ее просьбе  в вечере принял участие  артист М.И.Царев, который прочитал со школьной сцены стихи.
После выпускного вечера Татьяна  съездила в Ленинград. Встречалась с дочерью В.Э.Мейерхольда Ириной, которая была замужем за актером Василием  Меркурьевым. О Сергее Есенине как поэте знали уже немногие, в основном  друзья из близкого  его окружения, которых становилось все меньше и меньше в разгул массовых репрессий. Тане иногда   приходилось при знакомстве  пояснять, что она    дочь   русского поэта.
  Как-то к  Меркурьевым зашел писатель  Донат Мечик. Позже он вспоминал: «Я  заехал к Меркурьеву на Крестовский остров, но не застал дома. А там ждала его жену Ирину Мейерхольд девушка лет семнадцати. Милая, легко располагающая к себе. Она закончила в Москве школу и приехала к сестре, чтоб познакомиться с Ленинградом. Полагая себя в доме Меркурьева своим, я решил развлечь её и прочитал стихи.  «Прочитайте ещё что-нибудь!» - «Вы так любите стихи?» - «Я привыкла к ним. Мой папа тоже писал». – «Перестал, что ли?» - «Лет десять, как его нет. Я ведь только считаюсь дочкой Мейерхольда. Я приемная. Моя мама  -  актриса Зинаида Райх. А папа  -  поэт Сергей Есенин».
Зинаида Николаевна  летом  1936 г.  предложила совершить туристическое путешествие по маршруту Москва – Уфа и обратно на теплоходе «Григорий Пирогов». Кроме Татьяны и Константина  в поездке приняли участие внуки Мейерхольда, Игорь и Нина, дети покойной Марии Мейерхольд, и близкая подруга Татьяны   Мирель Шагинян.  Разместились в четырех каютах, а в ресторане занимали длинный стол в центре зала. Это были незабываемые для детей дни. «За столом, пользуясь тем, что при нем три хохотушки, - вспоминала Татьяна Сергеевна, -  Мейер смешил нас до изнеможения, веселились и наши мальчики, глядя на нас,  смеялись за соседними столиками. Найдя себе собеседников по возрасту,  Мейер и мать почти весь день проводили на носу теплохода и любовались видами. Разминки были  -  на остановках выходили на берег.  Вечерами один из пассажиров  -  любимей всех женщин, выдумщик и самодеятельный поэт  -  школьный учитель литературы Литвинов зазывал желающих развлечься в ресторан.  Шарады, концерты, чествования. Чествовали кого-либо из пассажиров  -  либо он совершил похвальный поступок, либо просто был хорошим человеком».  В1968 г.  В.В.Литвинов в книге «Заглавие не придумано» (с. 215 – 219)  описал  это путешествие.
 Во время гастролей Театра  Мейерхольда  в Киеве  с  родителями выезжали  Татьяна и Константин.   Всеволод Эмильевич  вручил Татьяне  на французском языке  пьесу «Мадам Сан-Жен». Просил её  не только  прочитать текст в оригинале, но и  прослушал  в минуты отдыха   её   перевод  на русский язык, так как  считал, что заглавная роль этой  пьесы очень подходит для Зинаиды Николаевны.
Самым большим событием для Татьяны в1936 г. была осенняя  двухмесячная заграничная поездка с В.Э.Мейерхольдом и З.Н.Райх, получившим разрешение властей  на выезд для  санаторного лечения.  Во Францию доехать через Германию было невозможно из-за установившегося фашистского режима.  Отношения между Германией и Францией были натянутыми.  Во время показа  документальных кадров  о Гитлере  французские зрители, протестуя, топали, орали: «Убрать с экрана!». Пришлось ехать  в Париж  через Польшу, Чехословакию и Швейцарию. Это позволило  бегло познакомиться с достопримечательностями Варшавы, Праги и Женевы во время длительных стоянок.
Во французском  курортном местечке Виши было безлюдно, так как основной сезон завершился.  Зинаида Николаевна и Всеволод Эмильевич  ежедневно  уходили на процедуры.  Во время двухнедельного пребывания в Париже  ходили в театры, встречались с друзьями.  Запомнилась встреча с художником Пикассо. «Всеволод Эмильевич мечтал договориться с Пикассо об оформлении постановки «Гамлета», - вспоминала  Татьяна Сергеевна.  -  У французов не принято заходить в дом без предварительного телефонного звонка.  Однако, когда мы, гуляя по городу, случайно оказались вблизи от дома художника, Всеволод Эмильевич не удержался, мы зашли.  Как не повезло! У Пикассо происходила какая-то семейная перетрубация, он менял место жительства, из дома почти всё уже было вывезено, даже сесть было не на что.  Беседовать пришлось стоя, а мы с матерью отошли в сторонку.  Мейерхольд расстроился. Пикассо сказал, что планы у него сейчас неопределенные и твердо обещать он ничего не может».
Гостей из Москвы сердечно встретил в парижском  театре  режиссер Жуве, который   походил  на В.Э.Мейерхольда внешне и по манере поведения. Посмотрели постановку «Скупого», познакомились с  театральной жизнью  за кулисами.
На обратном пути остановились на  неделю  в Праге. Жили   в резиденции советского посольства, были гостями посла Александровского.  Татьяна оказалась свидетелем  восторженной встречи  пражскими  зрителями  Всеволода Эмильевича и Зинаиды Николаевны.  Специально для  них  в «Освобожденном театре» был возобновлен на один день уже сошедший со сцены спектакль «Баллада из лохмотьев».  «После того как спектакль закончился,  и актеров проводили аплодисментами, - рассказывала  Татьяна Сергеевна, - наступила короткая пауза, а затем зал словно взорвался  -  это была бешеная овация Мейерхольду со скандированием его имени. Когда выходили, за Всеволодом Эмильевичем ринулась такая устрашающая толпа, что ему пришлось спасаться. Он шмыгнул в первый попавшийся автомобиль, стоявший возле театра, а когда толпа отхлынула, вылез с другой стороны».   Такая же встреча была в театре Буриана  после спектакля «Севильский цирюльник». Спектакль был поставлен в  старой  формальной  традиции, за которую  в Союзе уже начали  преследовать.
После поездки В.Э.Мейерхольд и З.Н.Райх вернулись к своим театральным делам, обратив внимание на существенное изменение политической обстановки в стране. Любые отступления от твердых  идеологических партийных установок жестоко пресекались. В Театре Мейерхольда  планировали  поставить спектакль о Павле Корчагине.  В дни ноябрьских праздников всей семьей посетили Николая Островского, который  мог шевелить только пальцами левой руки.  Во время посещения подарили ему пластинку, привезенную из Парижа.
В  «Правде» 8 августа1936 г. была опубликована  передовица «Привить школьникам любовь к классической литературе».  В.Э.Мейерхольд прочел её и  написал письмо И.В.Сталину, в котором  высказал просьбу о свидании для того, чтобы  рассказать  о  «своих планах на ближайшие 3 -5 лет». «Знаю также,-  писал  он, - что и по линии человеческой  -  свидание с Вами мне даст зарядку, бодрость, возможность избавиться от депрессии, в которой я нахожусь, как художник, и работать по-новому. Любящий Вас Вс.Мейерхольд».
В секретариате Сталина на полученном письме появилась резолюция: «Сообщить, что сейчас нет Сталина», о чем В.Э.Мейерхольду и сообщили 31 августа1936 г.  От встречи с И.Сталиным  горячо отговаривал поэт  Б.Пастернак в присутствии А.К.Гладкова, доказывая,  что недостойно ему, Мейерхольду,  «являться к Сталину просителем, а в ином положении он сейчас быть не может, что такие люди, как Сталин и Мейерхольд, должны или говорит на равных, или совсем не встречаться». В.Э.Мейерхольд согласился с доводами Б.Пастернака, сказал, что сейчас, действительно,  не время добиваться этой встречи.
.
1937 год.
Не заметить проходивших в  то время показательных судов над «врагами народа», не знать о совершавшихся  довольно часто арестах близких, знакомых и незнакомых  было невозможно. Всеволод Эмильевич не  поддерживал в семейном кругу  опасных разговоров  о репрессиях, но и уйти от них  в сторону было нельзя.  Чаще всего они велись спонтанно. «Помню страшный день у Мейерхольда, - писал И.Эренбург. – Мы сидели и мирно разглядывали монографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей, комкор И.П.Белов. Он был очень возбужден, не обращая внимания на то, что кроме Мейерхольдов, в комнате Люба и я, начал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных ( 11 июня1937 г. – С.З.). Белов был членом Военной коллегии Верховного Суда. «Они вот так сидели  -  напротив нас. Уборевич смотрел мне в глаза…» Помню еще фразу Белова: «А завтра меня посадят на их место». Действительно, И.П.Белова арестовали 7 января1938 г.  как очередного «врага народа».
В доме Мейерхольдов о  расправе над высшим командным составом  все знали. Чаще всего информацию приносил студент  Володя Кутузов, жених Татьяны Есениной,  сын  репрессированного известного партийного и общественного деятеля И.И.Кутузова.  О репрессиях  в семье Мейерхольда знали не понаслышке:  среди арестованных  оказались   близкие родственники и  друзья. «В тридцать седьмом  в дом то и дело врывались вести, заставлявшие хвататься за голову, - вспоминала  Татьяна Сергеевна.  – Скажу о некоторых, без хронологии.  Арестован был очень близкий друг. Всеволода Эмильевича кремлевский врач Левин Лев Григорьевич, его имя упомянуто в недавнем сообщении о решении Верховного суда СССР.  Наш с Костей брат Юрий Есенин, призванный в армию, был арестован в поезде, по пути в часть. Посадили поэта Наседкина и его жену, тётку мою Екатерину Есенину, детей забрали в детдом. Его расстреляли, её подержали и выпустили. Арестовали Горского, бывшего мужа Шуры, отца её мальчика, а в нашей бывшей квартире на Новинском  -  работников театра Нестерова и Макарова.. Попали в тюрьму  отец и мать моего будущего мужа.
Еще больше репрессированных было среди друзей. В Петрограде З.Н.Райх была дружна с Надеждой Чумак. В первую мировую войну она была сестрой милосердия, затем обосновалась в Питере,   вышла замуж, родила двух девочек. Зинаида Николаевна встречалась с ней во время гастролей театра Мейерхольда в Ленинграде, всячески ей помогала.  Муж  Надежды Чумак  уже восьмой год сидел за «вредительство». И вот ей объявили, что она лишена права жить в Ленинграде,  и высылается с двумя детьми в Сибирь.  Она пыталась покончить с собой, вспрыснула себе морфий, но  её спасли, и в Сибирь пришлось поехать. Прислала Зинаиде Николаевне два письма. Сообщала, что их поселили  в городе, где  нельзя было устроиться на работу. На жизнь зарабатывали  крохи изготовлением искусственных цветов.
Зарубежная поездка помешала  Татьяне в установленные сроки  поступить в институт.  Стала посещать курсы иностранных языков, активно готовилась к вступительным экзаменам  в Московский университет.  Заметные изменения  произошли  в  её  личной жизни.  В 19 лет она  выходит  замуж за  Владимира Ивановича .Кутузова, студента Технического  института имени Баумана.  Семья Кутузовых жила в угловом доме на улице Станкевича, расположенном  почти рядом со зданием,  где жила Татьяна.  В семье Кутузовых было двое сыновей и три  дочери.   Иван Иванович Кутузов занимал  видные  партийные  и  общественные должности, входил в состав  Президиума ВЦИК. Выражал свое  несогласие с политикой, проводимой И.Сталиным. За то, что при  выступлении он никогда не провозглашал здравицы в честь Сталина, ему  однажды  вынесли  партийный выговор. Во время расправы с «рабочей оппозицией»  И.И.Кутузов  был репрессирован вместе со своими единомышленниками.  Была  также арестована и  его жена.
Татьяну  не испугало, что ее будущий муж стал  относиться к детям   «врагов народа». Продолжала  встречаться с Владимиром, помогала его сестрам делать школьные задания.  Владимиру Кутузову  исполнилось  23 года.  « Он многие часы просидел возле меня, - вспоминала  Татьяна Сергеевна, - помогая мне готовиться к экзаменам на мехмат, а после того как я поступила, мы и поженились».  Осенью молодожены зарегистрировали свой брак.   Через некоторое время   стали  говорить о будущем ребенке. Владимир  заботился о  своей жене во время её беременности.  Основное время Татьяна проводила   на Брюсовской, так как Зинаиде  Николаевне  требовался  уход после  болезни.  
В 1937 г.  Татьяна поступила на механико-математический факультет Московского  государственного  университета. . 1 октября1937 г. она писала родителям,  уехавшим на гастроли  в Ленинград: «В университете анализ мне уже понравился, но зато я начала питать тихую ненависть к высшей алгебре. Недавно меня вызывали по военному делу, и преподаватель очень удивился, когда я не знала точно, на сколько времени созываются «на сборы» во время трехгодичного отпуска бойцы, призываемые в территориальные части. Он сказал, что я это обязательно должна знать, чему я в свою очередь удивилась».  Кроме посещения лекций и практических занятий в университете Татьяна  поступила  на новые курсы французского языка.
К точным наукам  Татьяну не проявляла большого интереса, но  ее  гуманитарные способности, особенно любовь к языкам, литературе, театру были заметными. Она владела великолепным слогом, была наблюдательна.  В качестве образца можно привести ее письмо родителям, отправленное 1  октября1937 г.:
«Дорогие мама и папа! Вчера мы с бабушкой и Володькой были опять на даче, с ночевкой. Это уже 3-й раз, после вашего отъезда. Забор построен уже спереди и сзади, а со стороны  Постиновых старый разобран и новый уже строится.  Дедушка поет «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно», и говорит, что теперь если уж жулик перелезет через этот забор, да начнет душить, так снаружи никто и криков не услышит. Камин и обе печки уже починены.  Цыплята стали ростом с кур, но неизвестно, кто курица, кто петух, т.к. все они почти одинаковые и никто петухом не поет.  Георгины на днях все завяли в одну ночь,  сохранились только те, что под елкой. Ухо у Урсянинки  понемногу заживает. Я очень боялась, что  оно  у него так и останется, как в прошлый наш приезд, но теперь оно у него стоит почти наравне с другим ухом и он его может уже прижимать и навострить.  Прошлый раз при встрече он безумно визжал, т.к. каждый прыжок от радости стоил ему страшной боли, а в этот раз он прыгал и бесился почти уже в меру  своей потребности и визжал только, когда по забывчивости  начинал чесать больное ухо своей лапищей с когтями. Мячик мы ему давно привезли, но  играть  Лидия Анисимовна  с нами ему еще не дает.  Он сейчас линяет на зиму, на морде шерстота у него уже переменилась, и морда стала еще симпатичней, но спина еще линяет, и поэтому вид у него слегка паршивоватый. Ну, хватит вам про Урса. Про кормежку я ничего не пишу, все равно папа скажет, что его никто никогда и ничем не кормит
Тачку мы еще не продали, но вы от этого не слишком страдайте  -  к вашему приезду мы все  равно её куда-нибудь сбагрим. Она выдумала теперь такую лисиную хитрость: раньше, когда её выводили гулять, она всегда страшно боялась детей, которые очень обращали внимание на её странную и корявую внешность и стремились её подразнить или поласкать, что ей одно и то же,  и она закрывала глаза, ложилась от страха на землю и дальше не шла, а теперь она вдруг внезапно переменилась, носится по улицам не отставая от Ютки и с диким лаем,  сама же от страха поднимая хвост и уши бросается на всех детей и людей ниже среднего роста и норовит схватить за ноги. Все от нее теперь шарахаются и бегут».
  В квартиру  своего мужа  Татьяна переехала в конце августа 1938 года, имея на руках трехмесячного сына Владимира.   Кутузовы жили  в огромной изолированной квартире, из окон  которой  просматривалось здание  Моссовета. После ареста  И.И.Кутузова большую комнату в квартире  тут же опечатали, а через некоторое время  вселили   служащего   интендантской службы  Булкина с  женой и ребенком.  Обстановку комнаты он купил у сыновей арестованного.  Новый жилец   немедленно потребовал, чтобы сыновья Кутузова убрали из передней портрет отца, объявленного врагом народа, но встретил с их стороны  отпор.  Булкин написал донос,  и братья Кутузовы были арестованы.
 Узнав об аресте мужа дочери, Зинаида Николаевна стала  настаивать  на  возвращении  Татьяны   домой, чтобы избежать и ее  ареста. «Тебя там арестуют», - говорила она дочери. На ответ Татьяны, что «меня и здесь  арестуют, если захотят», Зинаида Николаевна  уверенно заявила: «Тебя? Дочь Есенина в доме Мейерхольда? Никогда!». Она наивно  верила в справедливость и законность. Покинуть квартиру Кутузовых  и вернуться домой  просил  и   Всеволод Эмильевич, но   Татьяна проявила свой характер. Она  объяснила, что   после ареста братьев Кутузовых  без присмотра  остались   две сестры, которые учились в старших классах.  Бросить  их в трудное время  . Татьяна не могла.  В  квартире  Кутузовых  она   прожила почти восемь месяцев, но здание было  подготовлено под слом и пришлось вернуться   к матери, где Таню прописали только на три месяца.
  В мае1939 г.  братьев Кутузовых освободили. При допросах они не подписали никаких бумаг против отца.  Но после гибели Зинаиды Николаевны   их   вновь арестовали.
Арест отчима.
  С1936 г.   Зинаида   Николаевна  стала   жить  в постоянной  тревоге. Всеволод Эмильевич на проходящие в стране события  старался смотреть  с надеждой, что его  это не  коснется,  пронесет стороной. З.Н.Райх, в свою очередь,  во всех  действиях, направленных против мужа и против Театра Мейерхольда  усматривала происки врагов, готовых на любые диверсии.  «После запрета  «Наташи», - вспоминала Т.С.Есенина, - мы  в первых числах мая  поехали в Ленинград вчетвером, и там, на ленинградской квартире,  все и началось.  Она кричала, что вся пища отравлена и никому не разрешала есть.  Нельзя было находиться напротив окна  -   выстрелят.  Ночью вскакивала с воплем  -  «сейчас будет взрыв». Невероятного труда стоило ее удержать, чтобы она с криками не выбежала на улицу полуодетая.  Это не было помешательство с полным помутнением сознания. Это был уход в болезнь в состоянии неимоверного перевозбуждения.  Через неделю Всеволод  Эмильевич  отправил меня домой, а Костя уехал еще раньше. .».
 Соблюдая   осторожность,  В.Э.Мейерхольд не мог снизойти до  бесправного  повиновения. «С необходимостью держать язык за зубами Всеволод Эмильевич смирился давным-давно, - писала   Татьяна Сергеевна,  - очень в этом смысле боялся за Костю и за  своего внука Игоря, предостерегал иногда очень раздраженно  -  как можно ломать судьбу из-за ерунды.  Но унизительные проявления осторожности  -  это было не для Всеволода Эмильевича. Судите сами. Его самым близким и самым любимым другом был Юргис Казимирович Балтрушайтис  -  посол Литвы.  Этот самый молчаливый на свете человек в 1937 году  вдруг обрел язык и, как персона града, позволял себе  во всеуслышание говорить  то, что думал.  Пошли слухи, что наши власти будут требовать сменить посла. Зинаида Николаевна испугалась, она договорилась с Юргисом Казимировичем, что встречи временно будут прекращены. Узнав об этом, Всеволод Эмильевич возмутился  - «это самое большое преступление, какое ты совершила в своей жизни». Но еще одна встреча у них состоялась  -  об этом с ужасом и восторгом рассказывала мне мать спустя примерно месяц после того, как я прибегала  к ней со своей новостью. Мейерхольд шел куда-то один и вдруг заметил, что по улице Горького двигается кортеж  -  посольская машина с флажком, в ней сидит заваленный чемоданами Балтрушайтис, а следом идут две сопровождающие машины.  Мгновенно сообразив, что это означает, Мейерхольд бросился наперерез, машина притормозила. Мейерхольд сел рядом с Балтрушайтисом. Он проводил изгоняемого посла, посадил на поезд на Белорусском вокзале, они простились навсегда».  Неудивительно, что после ареста В.Э.Мейерхольда обвинили в преступной связи  с иностранцем  Балтрушайтисом.
В начале1936 г. стали появляться критические публикации против  Мейерхольда.  В  «Правде»  и других газетах замелькал термин «мейерхольдовщина» как синоним формализма на сцене. Некоторые авторы статей  требовали отстранения В.Э.Мейерхольда от руководства театром.
Конечно, были  срывы и  в работе режиссера, особенно при подготовке к постановке пьесы Л.Сейфуллиной «Наташа», приуроченной  к  20-летию Октября. В.Э.Мейерхольд  признавал свои  режиссерские  неудачи. Спектакль не был выпущен, что еще больше усилило  критику. Всеволод Эмильевич предпринял попытку защитить себя сам. В Ленинграде выступил  с докладом «Мейерхольд против мейерхольдовщины».  «В каждой работе, - говорил В.Э.Мейерхольд, - можно найти много недостатков. Некоторые ошибки некритически перенесены многими режиссерами в свои постановки. Конечно, всего легче работать тем, кто повсюду собирает трюки и без смысла переносит их в свою работу». Но самокритика  оказалась   малоубедительной.
Выступил Всеволод Эмильевич против «мейерхольдовщины» и перед театральными работниками Москвы  26  марта1936 г.   З.Н.Райх попросила Татьяну сопровождать отчима, чтобы ему не было одиноко.  «Расставшись с Мейером в вестибюле, - вспоминала  Татьяна Сергеевна, - я вошла в зрительный зал с опаской, как в змеиный питомник. Конечно, там все знали  о ленинградском выступлении. Ещё до появления Мейера я почувствовала такую спёртую  атмосферу недоброжелательности, что хоть топор вешай. Не страшно было  -  странно, досадно, что Всеволод  Эмильевич не предвидел такого. Громких реплик было немного, но был общий гул, то приглушенный, то нарастающий. Тихо было, когда Всеволод Эмильевич длинно рассказывал об опытах селекционера Цицина. Томились, не слушали, зато не шипели, не хмыкали, не издавали междометий.  Сам разозлившись, Всеволод Эмильевич, конечно, намеревался разозлить того, другого, третьего  -  это вполне в его духе. Избранная им  позиция была очень сильной  -  он пушил жалких, заблудших своих подражателей. Но она была сильной не для времён массовых психозов».
6 сентября  1936 г. было утверждено звание Народного артиста СССР.  В опубликованном указе о присвоении звания артистам фамилии В.Э.Мейерхольда не оказалось. «Хорошо помню то утро, - писала Т.С.Есенина.  -  Костя сидел в желтой комнате и первым просматривал свежие газеты. Вдруг он встал и сказал очень громко: «Мейерхольда лишили звания народного артиста». Мейер быстро вышел из кабинета и взял газету. «Ерунда, - сказал он, - никого ничего не лишили. Появилось новое звание, и мне его не дали. Это еще ничего не значит  -  чины людьми даются, и люди могут обмануться». В данном случае  ошибался В.Э.Мейерхольд. Татьяна Сергеевна  верно подметила, что «это был первый сигнал из преисподней. (…) Было очень похоже, что новое звание изобрели специально с целью подчеркнуть неугодность Мейерхольда высшим инстанциям».   
7 января1938 г.  Комитет по делам искусств  принял постановление о закрытии  Государственного театра им. Мейерхольда, полагая, что  театр «в течение всего своего существования не смог освободиться от чуждых советскому искусству, насквозь буржуазных формалистических позиций».
Дома  Всеволод Эмильевич старался отойти от той напряженной обстановки, которая сложилась вокруг него в театральном мире. Верные друзья продолжали навещать его.  Татьяна Сергеевна вспоминала об этом времени:  «А в нашей квартире временами раздавался смех. Вечерами приходил кто-нибудь из близких, нас собиралось вместе восемь-десять человек. Чтобы не вешали нос, доктор Мейерхольд лечил всех смехом. Садились не за стол, а в сторонке, поставив стулья в кружок. Читали вслух «Голубую книгу» Зощенко, а ведь это было вовсе не  отвлекающее чтение.  Хохотали, когда Всеволод  Эмильевич  зачитал нам текст отлучения Льва Толстого от церкви, который он отыскал в книжном шкафу. В газетном буме вокруг Мейерхольда звучал тот же пафос, те же грозные завывания. Раз Мейер показал, как должен выглядеть осатанелый злоумышленник, которого изображали под его именем в газетных статьях.  Он надел тулуп, в котором ездил на дачу, вывернув его косматым мехом наружу, а уж как ходил и глядел  -  разве опишешь. Мы падали».
Закрытие Театра Мейерхольда  Зинаида Николаевна  перенесла тяжело, повторяя в Москве ту же   нервозность,  что  и в Ленинграде.  Она  предчувствовала конец своей актерской карьеры. В минуты  душевного успокоения   написала  сценарий  под  псевдонимом  З. Ростова  и  отправила его на открытый конкурс. Сценарий  был одобрен и  рекомендован  к постановке. Второй сценарий Зинаида Николаевна  не успела закончить.
Зинаида Николаевна  написала письмо  Сталину,  дала прочитать Мейерхольду и  детям.  По мнению Татьяны Сергеевны, «письмо  было не то чтобы дерзким, оно было до дерзости наивным».  Всеволод Эмильевич категорически запретил ей отправлять письмо в Кремль, но  его доводы не имели воздействия. Зинаида Николаевна отправила письмо, которое тут же  было взято органами под контроль. Возможно, что именно это письмо сыграло роковую роль.  Об этом рассказал следователь Б.В.Ряжский после реабилитации В.Э.Мейерхольда: «Позже я понял, что прямой  причиной ареста Мейерхольда было письмо Зинаиды Николаевны Райх Сталину.  Вернее, письмо было адресовано председателю Совета Народных Комиссаров, им тогда был Молотов. Она писала, что не согласна с постановлением о закрытии театра Мейерхольда.
Возможно, что поводом ареста В.Мейерхольда послужило именно это письмо, которое сохранилось  в деле. А в других материалах зафиксировано (но в деле Мейерхольда этих сведений нет), что Сталину были доложены слова З.Райх: «Передайте Сталину, что, если он не понимает в искусстве, пусть обратится к Мейерхольду».
Такую реплику вождь вряд ли мог забыть. Уже после ареста В.Э.Мейерхольда народному  артисту  СССР И.М.Москвину на одной из официальных встреч в Кремле удалось переговорить с И.Сталиным о судьбе режиссера. Он  всесильного  своего собеседника услышал, что В.Э.Мейерхольд  является обезвреженным органами НКВД долго маскировавшимся вредителем. И.Сталин резко закончил  разговор: «Не говорите мне о Мейерхольде ни слова, он агент царской охранки». Когда Сталин ознакомился с делом Мейерхольда, то он  на деле поставил   черту.  Следователи и судьи  знали, что когда он ставил одну черту, это означало расстрел, когда две  -  десять лет. И его эта резолюция всё решала.
Парадокс  в том, что  письмо писал не Мейерхольд, а З.Н.Райх, подписавшаяся  фамилией  Мейерхольд.   Уже во время работы комиссии по реабилитации вскрылось это недоразумение. Татьяна Сергеевна во время встречи со следователем Ряжским  указала на   эту  нелепость:
«Больше всего меня потрясло следующее. Ряжский сказал:
- Плохую роль в деле Мейерхольда сыграло письмо, которое он написал Сталину в 1938 году. Напрасно он его послал.
- Какое письмо?! Не могло быть никакого письма. Мейерхольду не о чем было просить Сталина после закрытия театра.
Бурно запротестовав, я осеклась  -  мне все стало ясно.
- Погодите. Это было странное письмо? Было в нем приглашение Сталину прийти к нам домой? Были намеки на то, что он ничего не понимает в искусстве?
- Да.
- Но вглядитесь в почерк, это не почерк Мейерхольда, это писала моя мать»..
Об аресте отчима Татьяна узнала на даче. Она там находилась с сыном Володей, нянькой,  дедом и бабкой. С ними была также  Маргарита Эмильевна, сестра Мейерхольда, приехавшая погостить  летом.
20 июня1939 г.   днем на дачу ворвались  работники НКВД  Галич и Куличенко.  Они показали свои удостоверения.  Размахивая  пистолетами,  заявили, что будут производить обыск на даче, но  ордера на обыск не имели.  Николай Андреевич Райх  куда-то отлучился.  Татьяна  подумала, что этот обыск связан с  делом об аресте ее мужа  Кутузова, который только что вернулся  из заключения и жил в Москве.  Пошла звать соседей в понятые. Это были простые  люди,  без чинов и званий, которые  могли бы встать на защиту Тани.  Когда пришли понятые, обыск шел полным ходом.  В основном рылись в  письменном столе Мейерхольда. Одна из соседок, которую привела Таня, подняла шум, что это незаконные действия, что нужно предъявить в первую очередь ордер на обыск.  Ее требование поддержали и другие. Сотрудники Лубянки  знали, что их действия не должны  были сопровождаться шумом свидетелей.  Один из них, Куличенко, невысокий плотный  молодой хохол  с обритой наголо головой,  подошел к Тане и достал  из кармана бумажку.  «Посмотрите, кто это писал и всё поймете,» - обратился он к ней.  Таня увидела  нарисованный чертеж расположения дачи  с пояснением, как к ней подъехать. Чертеж  и текст были написаны рукой Зинаиды Николаевны. .  Татьяна поняла, что сюда оперативники приехали не по делу Кутузова. Сказала: «Обыскивайте». И тут же непроизвольно спросила:  «Значит, Мейерхольд арестован, а на Брюсовском идет обыск?». Сыщики   в ответ  промолчали, продолжая перебирать бумаги. Взяли по окончании обыска несколько  малозначительных деловых бумаг, написанную В.Мейерхольдом автобиографию,  охотничье  ружье-берданку, которое держали на даче для отпугивания воров. Оперативники согласились довезти на  своей машине Татьяну  до московской квартиры Мейерхольда.
На  квартире  обыск шел  с утра. Все выглядели уставшими. Оперативники,  имея  на руках ордер на обыск,  о Мейерхольде  ничего не говорили и на все вопросы о его судьбе отмалчивались.  Зинаида Николаевна  сказала дочери, что вчера вечером она по телефону хотела поговорить  с  мужем,  который находился в Ленинграде, но  разговор был неожиданно прерван,  как только она услышала его голос.  Все попытки дозвониться вновь  успеха не имели.
Протокол произведенного обыска был  составлен поздно вечером.  В него внесли изъятые вещи Мейерхольда:  массивные золотые часы, золотой портсигар, револьвер. Описали имущество, которое сочли принадлежащим Мейерхольду: кабинетную мебель, книжные шкафы, рояль, около тысячи томов различных книг. Затем опечатали кабинет и примыкавшую  к нему переднюю.  Составили опись архива, почему-то указав 40 папок, хотя их было больше.
  Только на следующий день   Александра Николаевна Хераскова, сестра З.Н.Райх, и ее муж В.Ф. Пшенин,  вернувшиеся  ночью из  Ленинграда,   рассказали, что Всеволода Эмильевича арестовали  накануне рано утром. Мейерхольд  был спокоен, задумчив, словно ждал этого. Попросил Александру Николаевну  сварить ему кофе, и больше не сказал  ни слова. После обыска  оперативники велели  Александре Николаевне и  Пшенину  покинуть квартиру.
 Узнать какие-либо сведения об арестованном В.Э.Мейерхольде в компетентных органах  было невозможно. Татьяна использовала любую возможность, чтобы  навести справки о судьбе отчима.  Она обращалась  к знакомым,  находившимися в  аналогичных  ситуациях. После ареста И.Э.Бабеля    повстречалась с его женой А.Н.Пирожковой. «Однажды летом ко мне пришла дочь Есенина и Зинаиды Райх, Татьяна, - вспоминала А.Н.Пирожкова. -  Она слышала, что Мейерхольд и Бабель находятся вместе где-то, ей кто-то передал, и не знаю ли я что-нибудь.  Я ничего не знала. Как понравилась мне эта милая, юная девушка, такая белокурая и с такими чудными голубыми глазами!  И не только своей внешностью. Но этой готовностью поехать куда угодно, хоть на край света,  -  лишь бы узнать хоть что-нибудь о Всеволоде Эмильевиче, своем отчиме, и как-нибудь ему помочь.  Такая же готовность поехать за Бабелем на край света была и у меня. Но, поговорив о том, какие ходят слухи, как мы обе гоняемся за ними, а они рассыпаются в прах, мы расстались. И больше я никогда не видела эту девушку, но знала о её нелегкой судьбе, о сыне, которого она, кажется, назвала Сережей». 
 
Убийство З.Н.Райх.
Здоровье Зинаиды Николаевны резко  ухудшилось  после ареста мужа. Мирэль Шагинян, ближайшая подруга Татьяны Сергеевны, вспоминала: «Когда я узнала об аресте Всеволода Эмильевича, я пошла на Брюсовский. Таня с ребенком была на даче, Зинаида Николаевна была в очень тяжелом состоянии, мы почти не говорили, я сидела у её кровати и держала её руку. Через несколько дней я уехала в Коктебель»   Зинаиду Николаевну изредка  навещали друзья.  
О болезни Зинаиды  Николаевны  распространялись  разные слухи. По убеждению Татьяны Сергеевны, мать  болела неврастенией в сложной форме. «Я считаю, - писала она  К.Л.Рудницкому в1984 г., - что в двадцатые и тридцатые годы у неё была обыкновенная неврастения, но в довольно сильной форме.  Все знают об этой болезни, но в симптомах её разбираются только  психиатры.  Эта болезнь настигает людей, от природы достаточно хорошо приспособленных к жизни, достаточно сильных и уравновешенных.  Доводит их до болезни сверхтяжелая жизнь  -  постоянное переутомление, волнения, страхи, огорчения, а вы знаете, что у Зинаиды Николаевны  всего этого было предостаточно, да ещё нервная система её пострадала после тифа. И всё укладывается в этот диагноз  -  все её вспышки, бурные реакции, раздражительность, порой «депрессия» (беру в кавычки, потому что это не та депрессия, которая бывает при тяжелых психических заболеваниях)»
14 июля1939 г.   Татьяна Сергеевна  днем  была в Москве у матери.  Зинаида Николаевна  рассказала ей, что к ней за какими-то советами обратился один молодой человек  по чьей-то рекомендации, он же обещал помочь в продаже золотых часов и других вещей, чтобы поправить семейный бюджет.  Татьяна видела его один раз мельком. Зинаида Николаевна в этот же день   попросила дочь сходить с ней в кино, чтобы отвлечься от  тягостных мыслей, связанных с арестом В.Э.Мейерхольда.  У Тани на даче остался сын, который был нездоров, поэтому она отказалась остаться ночевать у матери.  И  потом себя годами  упрекала за то, что  не осталась с матерью  в ту роковую ночь.
Смерть  Зинаиды Николаевны  объясняется  различными  версиями, хотя  милиция с первых минут расследования  придерживалась одной:  убийство с целью  ограбления. Татьяну привезли с дачи, чтобы она указала, какие же вещи вынесли воры.  Она осмотрела шкафы, полки, ящики, но все было на месте.  Было очевидно, что в квартиру проникли не ради ограбления, а для того, чтобы убить хозяйку. Преступники все  предусмотрели. Они знали, что Константин уехал в Константиново к бабушке, что  в кабинете  дверь  на балкон  не закрывалась, опечатанная дверь, ведущая  из кабинета в комнату, также  была  незапертой.
Вместе с Зинаидой Николаевной  в квартире находилась  домработница  Лидия Анисимовна, очень грузная женщина на шестом десятке, которая спала в закутке  на другом конце квартиры. Когда преступники проникли в комнату через балкон, они не сразу смогли убить Зинаиду Николаевну.  Она боролась за свою жизнь, об этом свидетельствовала  сдвинутая и перевернутая мебель в комнате, где она спала. Зинаида Николаевна, обороняясь, стала кричать.  Ей  было нанесено   восемь ранений в область сердца и  одно в шею  Услышав  крики,  на помощь  бросилась к хозяйке домработница   С криком «Что вы? Что вы?»  Лидия Анисимовна  побежала по коридору, но  ее ударил по голове острым предметом один из преступников, бросаясь к двери.  Заливаясь кровью,  домработница выскочила за ним и стала звать на помощь. Дверь за ней захлопнулась на внутренний замок. Пришлось дворнику через окно проникнуть в комнату, чтобы открыть дверь изнутри.  Второй преступник скрылся через балкон.  Приехавшая скорая помощь забрала обеих женщин в больницу.  Зинаида Николаевна в больнице сказала: «Пустите меня, доктор, я умираю».  Скончалась  от потери крови.
Дело об убийстве Зинаиды Николаевны вели работники Лубянки и  следователи московского МУРа.  В первые  дни были арестованы по подозрению человек пятнадцать, но через  некоторое время их всех выпустили.  Домработницу Лидию Анисимовну, которая пробыла в больнице с неделю,  арестовали  на даче после  ее возвращения  и увезли на Лубянку. 
В МУРе  дело  вёл следователь  с садистскими наклонностями. Он считал, что при отсутствии ограбления,  подозреваемыми могут быть все родственники Зинаиды Николаевны.  Татьяна Сергеевна на всю жизнь запомнила эти ужасные часы. «За Костей послали в Константиново, - вспоминала она, -  привезли в Москву, не объяснив зачем, а в МУРе поднесли фотографию убитой матери, и он потерял сознание. Мой муж ночевал на даче, утром поехал на работу, там его нашли, привезли в МУР, заставили меня дожидаться.  А мне показали сначала несколько  кривых ножей  -  «Вы их у кого-нибудь видели?».  Потом показали Костин блокнот  -  «Этот почерк вам знаком?»  Я разревелась  -  «Говорите же, что случилось с Костей».  Тогда сказали, что моя мать ранена и позвали  моего мужа.  Я потащила его в больницу, и только по дороге у него нашлись силы сказать, что матери моей уже нет.  В квартиру меня повели на другой день рядовые оперработники, нормальные ребята, потрясенные случившимся.  Следов и отпечатков было множество  -  они мне сами показывали. Продолжали следствие, наверное, уже другие».
           Похороны Зинаиды Николаевны проходили под жестким контролем  правоохранительных органов, которые всячески стремились  уменьшить общественную реакцию на  убийство  актрисы.  Через актера В.Ф.Пшенина Татьяне и Косте передали предложение хоронить мать не из дома, а непосредственно из  института Склифасовского.  Если же дети с этим предложением не согласятся, то будет разрешено взять гроб с телом только на полчаса. Татьяна и Константин сказали, что мать свою они будут хоронить из дома. Организация похорон Зинаиды Николаевны  проходила при  поддержке ее отца, а также мужа Татьяны Сергеевны, с которым она перед этим помирилась после небольшой ссоры. Немного позже она писала подруге: «С Вовкой я помирилась накануне 15 июля. Говорят: «друзья узнаются в несчастье»; он так много хорошего сделал за те дни, и он больше не будет меня мучить».    «В назначенный час у подъезда на Брюсовском встали в две шеренги молодые люди в одинаковой штатской одежде и никого не пускали, кроме своих, -  вспоминала  Т.С.Есенина. -  Они же сопровождали нас на кладбище и стояли у открытой могилы. Все это было как бы сигналы из преисподней  -  дело особое, говорить и думать о нем опасно».
 Оперативники во время  похорон Зинаиды Николаевны  поддерживали слухи, что убийство каким-то образом связано с арестом В.Мейерхольда, «врагом народа». В то время было нормой внедрять  общественное осуждение лицам,  репрессированных по политическим мотивам, дескать, без вины не сажают, а если вины нет, то отпустят. Вокруг  «врагов народа» и  их близких  создавалась обстановка общественного осуждения и отчуждения, от них в некоторых случаях родные  публично отказывались.. О гибели З.Н.Райх руководство Театра Станиславского, где перед арестом работал В.Э.Мейерхольд,   было проинформировано соответствующими органами, об этом рассказал отцу З.Н.Райх шофер театра, который возил В.Э.Мейерхольда. Но дирекция  театра не только не  выразила  соболезнование  родным погибшей актрисы,  а   готово было   дать отпор всем, кто  начинал говорить о З.Н.Райх.    Когда отец З.Н.Райх обратился  к  народному артисту СССР И.М.Москвину, депутату  Верховного Совета СССР,  то  тот был явно напуган,  и вместо сочувствия  резко ответил, что  «общественность отказывается хоронить вашу дочь».  Н.Райх стал объяснять, что речь идет не о похоронах, так как свою дочь он похоронит сам, а его просьба касается приостановки выселения детей покойной из квартиры, на что  И.М.Москвин отпарировал: «Я считаю, что вас выселяют правильно».
Душевное  состояние  Татьяны Сергеевны можно  представить  по сохранившемуся письму, которое она отправила 20 июля в Коктебель  подруге  Мирэль Шагинян:
«Милечка, дорогая. Мою маму убили в ночь на 15-е июля. Её уже похоронили на Ваганьковском кладбище недалеко от могилы Есенина.  Почти никто не пришел, были родные и несколько посторонних почти людей; из тех, кто ходил всегда, никто не пришел. Мы дали объявление в газету, его не поместили, с трудом разрешили  привезти из морга на квартиру, у ворот стояли люди, которым было приказано никого к нам не пускать, чтобы не было толпы.
Они ничего не взяли, не ограбили, они пришли, чтобы убить и ранили 7 раз около сердца и в шею, и она умерла через 2 часа, а Лидию Анисимовну побили по голове, и она жива. Все были на даче, а Костя уехал в Рязань к бабушке. Кто это был, их было двое и их не нашли.
То, что всё кончено, доходит до меня в редкие минуты, я пишу тебе и ничего не сознаю и не понимаю. У меня в голове что-то спуталось, и я не могу связать своей живой мамы со всем, что произошло, и в те редкие минуты я понимаю не умом, а каким-то инстинктом.
Если бы Мейерхольд не был арестован, этого бы не случилось, значит, это была судьба, и я не знаю, что теперь ему лучше  -  остаться там или выйти, и когда я думаю о нем, я ничему не верю. Я теперь не верю ничему и не знаю, за что с неба упал громадный камень. Камни падают в течение двух лет на всё вокруг меня и в меня не попадают, а у меня сын.  Я теперь тоже не боюсь умирать, но у меня маленький мальчик.
Дедушка мой говорит, пусть каждый несет свой крест, но Мейерхольд говорил, что он верит в свою звезду, и я теперь ничего не понимаю.
Все будет тогда, когда я поверю, что в гробу была она, когда Костя привезет карточки. Я просила одеть черное   платье из «Дамы», но оно почему-то ничего не напоминало.
Ты прости, что я пишу тебе, у меня чувство, что я всех вокруг мучаю.
Я очень спокойна, и Костя хорошо очень себя держит, я только кричала, когда надо было поцеловать, потому что я сразу поняла, что это неправда. У меня в мозгу сейчас заросло, какие-то отверстия, где всё можно связать друг с другом.
Напиши мне, Миля. Скажи мне ты  -  трусы и сволочи, это одно и то же или нет. Я буду гнать всех, кто в эти дни был в Москве, ты напиши мне  -  это нужно или нет. Я теперь никому и ни во что не верю. Начальник МУРа мне сказал, что мобилизованы все силы. Я была в квартире после этого, видела всё и всё себе представила и поняла,  -  но передней частью головы, а дальше это не проникает. Сегодня 20-е число. Прости меня, мне надо было написать тебе позже или совсем не писать. Но я не знаю почему, мне нужно, чтобы все всё знали. Таня».  
  Перед похоронами сообщили, что из квартиры  будут выселены все жильцы.  Отец Зинаиды Николаевны  в связи с этим  утверждал, что  его дочь и  убили  ради квартиры.  Действительно,  вскоре   квартиру разделили на две и ордера на вселение получили  секретарь  и водитель Лаврентия Берия.  Значительно позже  Константину один информированный человек  рассказал, что «в одной из колоний содержались профессиональные бандиты, находившиеся в распоряжении Берии и выполнявшие его личные приказания.  Зинаида Николаевна и была одной из жертв».  Материалы следствия об убийстве З.Н.Райх   завизировал  Л.Берия.
   Константину выделили маленькую комнату в Замоскворечье, полагая, что  студенту этой площади будет достаточно.  Узнали, что Татьяна прописана всего на три месяца, предложили  ей  и  дальше проживать   на даче.
   Домработницу Лидию Анисимовну освободили через  три месяца. Она сильно изменилась,  глаз не поднимала.  Сказала, что  ей запретили с кем-либо говорить о ее аресте, быстро собрала вещи и уехала  на родину в Витебск. Позже, через несколько лет, Иван Кутузов расскажет, что из Лидии Анисимовны выбили показание, что ее, якобы,   во время налета  на квартиру З.Н.Райх ударил по голове Иван Кутузов, брат мужа Татьяны Сергеевны.   
    Поиски убийц З.Н.Райх  по горячим следам не дали никаких результатов. Были арестованы по подозрению  братья Кутузовы. Владимир, которого  освободили в канун нового 1940 года,   рассказывал, что его и брата обвиняли в убийстве Зинаиды Николаевны, требовали подписать признания.  Иван Кутузов во время допросов кричал следователям «фашисты», иногда  вступал  с ними  в драку. Обвинение в убийстве с него тоже сняли, но подвели  под статью о разглашении государственной тайны. Получил пять лет и был  отправлен  в Воркуту. «Это тебе за то, что когда первый раз тебя выпустили, - объяснили ему по окончании следствия, - ты болтал о том, что тебя били».
Татьяна  всячески пыталась  помочь следствию.  Она стала искать  через друзей  молодого человека, который приходил и вел переговоры накануне  убийства матери.  Отправила  Мирэль Шагинян письмо: «Милечка, дорогая! За меня не беспокойся. Прости меня за то письмо; я сама едва помню, что там было. Теперь ничего уже этого нет. У меня к тебе просьба. Накануне того, что случилось, к маме приходил один молодой человек. Он сидел поздно и ушел часа за два до того.  Дома были только Лидия Анисимовна и мама. Этот  человек, кажется, художник, зовут  его, может быть, Юра.  Раньше я его никогда не видела, но мама, очевидно,  знала его и доверяла ему, т.к. она дала ему продать золотые часы и съемочный киноаппарат.  Сейчас он исчез, МУР его разыскать не может. Если бы это был честный человек, он бы пришел бы теперь к нам  -  ведь у него наши вещи.  Но он скрылся,  и его можно во многом подозревать.  Он молодой, смуглый, довольно высокий, худощавый, черный, южного типа; я его видела один раз, как раз в тот день, перед отъездом на дачу. Примет этих мало, но он почти наверняка художник, и Лидия Анисимовна говорит, что они разговаривали о макетах «Пиковой дамы». Если ты или твои товарищи видели и помнят художника с такими приметами  -  напиши мне. Следствие идет очень плохо, и этого человека никак не могут разыскать».
Татьяна беспокоилась за Всеволода Эмильевича, которому, может быть,  также сообщили о смерти жены.  «Все покорилось судьбе, не хочется ни о чем думать, и закрыть глаза, - писала она Мирэль Шагинян. – Я боюсь только за папу. Если думать  -  всё страшно до безумия, если не думать  -  радует сынок и хочется жить ради жизни».
Спасение архива В.Э.Мейерхольда.
Наступили трудные времена. Таня с малолетним ребенком  оказалась  в сложном  материальном положении. Имевшиеся финансовые   запасы быстро  истощились В Московском университете Татьяна  проучилась один год. Рождение ребенка и забота о его здоровье вынудили её прекратить посещение  лекций и семинаров. В1939 г.  она  поступает экстернатом  в Институт иностранных языков на немецкое отделение. До начала войны живет на даче в поселке Горенка.  Немного помогал дед, проживавший  с ней на даче. Николай Андреевич Райх  хотел, чтобы внучка  продолжала учебу  в институте. «Мне было двадцать лет, и муж сидел в тюрьме и кругом был разгром, - вспоминала Татьяна Сергеевна. -  Когда я жила с дедом, то  дед, рабочий человек, не только практичный, но даже скуповатый, не гнал меня работать из-за того, что у меня был ребенок. Я училась в институте».  Трудно  было найти  подходящую работу  в Москве, а в районе дачи, где она проживала,   устроиться  было  невозможно.  Попыталась  преподавать иностранный язык  в школе поселка Горенки, но учительских навыков у нее не было.  Работавшая в то время завучем средней школы А.В.Фогельман вспоминала:
«В 1938 или 1939 году вошла незнакомая девушка среднего роста, очень худенькая и бледная, со светлыми золотистыми волосами, вьющимися, очевидно, от природы. На вид ей было более 20-22 лет. Она обратилась ко мне с просьбой, не найдется ли в нашей школе для нее свободных уроков немецкого языка. Завязался обычный в таких случаях разговор, и на мой вопрос и ее имени и фамилии она назвала себя: - Татьяна Сергеевна Есенина. И если до этого момента я все думала, кого она мне напоминает эта девушка, то теперь я поняла, как сильно ее сходство  с отцом: те же большие глаза, та же нежная застенчивая улыбка. И эти удивительные золотистые волосы».  
Татьяна  сообщила, что живет на Шоссе Энтузиастов на даче Мейерхольда.  Завуч предложила вести уроки немецкого языка в младших классах.  Уже первые занятия показали, что у Тани нет  никакого педагогического опыта, она испытывала большие трудности при подготовке уроков и очень переживала, когда на занятиях получалось не так, как планировала. Класс попался сложный, дети не проявляли интереса к иностранному языку, шалили, отвлекались, на замечания молодой учительницы не  обращали внимания.  Расстроенная Татьяна не заходила в учительскую, сразу после звонка уходила домой.  После гибели матери, ареста отчима и мужа Таня старалась  избегать сближения с кем-либо из учителей, боялась ненужных расспросов. .
Работу в школе  с началом войны пришлось прекратить. Школу закрыли, учебное здание переоборудовали в госпиталь, куда стали привозить с фронта раненных солдат и офицеров.
 Татьяне старались помочь  дочь Мейерхольда Татьяна Всеволодовна   и его внучка   Маша.  «После катастроф 1939 года, - вспоминала Татьяна Сергеевна, -  Маша устремила свое деятельное внимание… на меня, на моего сына, на свою сверстницу Валю (сестру моего мужа  -  я упоминала о ней в письме об архиве). Было прямо неудобно перед Машиным семейством, она вечно пропадала у нас, конечно, в ущерб занятиям.  И в то же время я тогда нахально привыкла к тому, что Маша все мои поступки и речи считает правильными. Когда началась война, всеобщий порыв на какое-то время задавил мои материнские чувства, и я спросила Машу: «Если я  уйду на фронт, ты будешь сидеть с моим Вовой?» - «Буду. Иди!».  Татьяна Всеволодовна приняла этот план, не моргнув и глазом. Сказано  -  сделано.  Я стала заниматься на курсах медсестёр, а мой Вова отбыл с Машей под Лопасню. Но месяца через два я не выдержала разлуки с сыном, забрала его и вскоре уехала в Ташкент».
  В этот сложный период  Татьяна Сергеевна сделала все возможное, чтобы спасти архив  В.Э.Мейерхольда.  Летом  1939 г.  она перевезла  на  дачу  бумаги матери и отчима, которые  не были  изъяты  при обысках.   Эти бумаги  представляли   интерес для следователей, но их по каким-то причинам  оставили  временно в квартире. Предполагали, вероятно,  что вряд ли кто-нибудь  согласится  хранить у себя  бумаги человека, объявленного врагом народа.
  Личный архив В.Э. Мейерхольда во время его жизни постоянно  пополнялся  всевозможными  документами, которые он  прятал в разных шкафах и ящиках, не придерживаясь определенной  системы.  Ему  порой приходилось тратить много времени на поиски нужного документа. Необходим был личный секретарь.  В1935 г. эти обязанности стала исполнять  Екатерина Александровна Александрова, родственница поэта-имажиниста В.Шершеневича,  которая была в дружбе с Зинаидой Николаевной с1919 г.  Она стала наводить в архиве  порядок.  Татьяна Сергеевна вспоминала как Екатерина Александровна «раскладывала все в хронологическом порядке и делала для каждой папки опись.  Эта ее работа продолжалась до весны 1938 года, то есть и в самые мрачные дни,  перед закрытием театра и после, она каждый день являлась на Брюсовской, перебирала бумаги  и стучала на машинке.  Готовые папки укладывались на специально сделанные столяром закрытые полки, их подвесили под потолком в передней, примыкавшей к кабинету Всеволода Эмильевича.  Здесь и находился архив, когда пришла беда».
  После похорон Зинаиды Николаевны  оперативники    велели вывезти все имущество, в том числе и описанное после ареста Мейерхольда.  С транспортом помог Алексей Петрович Воробьев, муж Татьяны Всеволодовны Мейерхольд, который  заведовал автобазой.  Часть вещей увезли на старую  квартиру на Новинском бульваре, часть разместили в  небольшой комнате Кости,  а то, что было включено  в опись при обыске,  решили увезти на дачу.  Отправкой   руководил  Николай Андреевич Райх.    Мейерхольдовский архив вначале  переместили  на квартиру  Татьяны Всеволодовны, а  потом переправили  на дачу в Балашиху.  Все папки  были сложены в мансарде, небольшой комнатке, в которой никто не жил.
   Весь архив  разместился в более чем 40 папках. Знали, что за  ними  обязательно приедут.  И у Татьяны Сергеевны родился план его  сохранения. . Идею Тани поддержал ее муж. Они понимали, что идут на большой риск, так как при обнаружении исчезновения документов из папок  им  грозила  жестокая кара.  Но любовь к Мейерхольду   укрепляли  их решимость.  Все детали были обговорены в узком кругу.    Татьяна посоветовалась с мужем, его сестрой и подругой Н.Г.Заллер. Было решено  спрятать  все ценные  бумаги.
. С архивными документами работала Татьяна Сергеевна, а ее муж и золовка Валя  в это время  ходили  внизу, наблюдая, чтобы никто не поднялся на мансарду. Если же Татьяну кто-нибудь вызывал,  то  ей  подавали  условный  сигнал,  и она  тогда  выходила на встречу.
  «Я работала  три дня и разделила архив на  три неравные части, - вспоминала Т.С.Есенина. -  Основную массу предстояло спрятать: в сундук побольше я складывала то, что относилось  только к Зинаиде Николаевне, - письма к ней, всякого рода документы, вырезки, рукописи ее сценариев и т.д.  Этого можно было не прятать.  Сундук поменьше  предназначался для сорока папок. Что положить в них?  Туда вошли вторые экземпляры стенограмм  -  их было много.  Увесистую массу составляло былое хозяйство  доктора Дапертутто  - Всеволод  Эмильевич  хранил не образцы, а все целиком.  Было много готовых обложек (в основном зеленый вариант), много бланков на больших плотных листах плотной бумаги.  Шли туда вырезки  -  всё, что «повторимо».  Но я была в лихорадочном состоянии, и когда мне казалось, что в папку для правдоподобия надо положить что-то посущественнее, я это делала.  А что именно положила такое, чего было жалко   -   в спешке  и не запомнила».
 Отобранные документы   спрятали  в дальнем углу мансарды. Через несколько дней арестовали вновь Володю Кутузова. На дачу  приехали оперативники  Галич и Куличенко,  произвели  обыск в доме, но тайника с архивом не обнаружили.  Вероятно, эти детективы не были еще обучены производить обыск всерьез.
Вскоре  приехали   за архивом Мейерхольда двое  новых  оперативников.  Татьяна не проявляла никакого волнения.  «Мы с Валей вытащили  сундук на середину комнаты, - писала позже Татьяна Сергеевна. – Давая понять, что сундук  мы отдаем, мы приговаривали: «сундук легкий, беритесь за эти ручки,  и вам нетрудно будет  нести.  Здесь ровно сорок папок  -  пересчитайте».  Поняв, что им отдают заграничный сундук, эти мародеры заторопились, не стали пересчитывать и добрыми голосами  сказали, что они нам верят».
Два года архив В.Э.Мейерхольда  хранился на даче в тайнике.  Новая угроза возникла во время начавшейся бомбежки Москвы и примыкающих  к столице западных районов.  От зажигалок  в округе, где была дача, сгорело несколько деревянных построек. «Больше всего я боялась пожара, - писала  Татьяна Сергеевна.  – У тех, кто живет в деревянном доме круглый год, противопожарная система (все эти вьюшки, дымоходы и прочее) в крови сидит, она автоматизирована.  И вот, я с ребенком уезжаю, дед будет жить в Москве, дача будет брошена неизвестно на какой срок. Шура или Костя будут изредка приезжать  -  посмотреть, всё ли в порядке. Но оба на даче никогда зимой не жили, опыта не имели. А у нас помимо печей была такая приятная, но опасная вещь как камин. Приедут, погреются и уедут. Загорится  -  тушить некому, поселочек в лесу, всего пять дач, по соседству оставались зимовать две-три старухи и один хрыч».
   Татьяна не могла перевезти архив в Москву, так как ей  жить с родными на Новинском бульваре  не разрешили.   Обратилась  за советом к театроведу Николаю Дмитриевичу Волкову. Он хорошо знал архив В.Э.Мейерхольда, работал с ним при   написании   трехтомной   монографии  о жизни и творчестве Всеволода Эмильевича. Первый том монографии «Мейерхольд» вышел в1929 г.,  позднее вышел еще один том, третий не был написан.   Н.Д.Волков жил один, поэтому была надежда, что он оставит архив у себя, но Николай Дмитриевич  сказал, что он знает размеры мейерхольдовского архива и  ему  одному его не спрятать. «Лучше всего поговорите с Эйзенштейном, - посоветовал  он Татьяне Сергеевне. – Во-первых, это человек, который, по-моему, не побоится взять. Во-вторых, у него есть дача».
 Сергей Михайлович Эйзенштейн выслушал при встрече Татьянину просьбу молча, не задавая вопросов, затем сказал:  «Хорошо, я возьму. Моя дача в безопасном месте и есть куда положить». Он приехал на дачу в августе, когда ее обитатели хотели переехать в столицу.  Спешил, ни разу не присел, не осмотрел дачу ни внутри, ни снаружи.  Его интересовал только архив. Когда вскрыли тайник,  Сергей Михайлович   забрал в Москву черный чемодан с письмами. 10 сентября1944 г. С.М.Эйзенштейн  в дневниковой записи под заглавием «Сокровище» эзоповским языком описал передачу ему  архива на даче:
«Тогда, когда все кругом мертво и перемешалось.
С черного хода.
Под крышей.
Частью под навесом над задним крыльцом.
Частью в пространстве между скатом крыши и перекрытием кладовой.
То самое  -  ради чего я приехал по зову девушки с синими кругами под глазами.
Жарко, как в пекле, на этом получердаке, куда возможно проникнуть лишь частично отодрав обшивку из досок.
С неудержимой резвостью всесокрушения это делает шофёр мой  Леша Гадов.
Рыжая пыль лениво колеблется над сизыми мертвыми папками.
Лучи сквозь щели, да мухи  -  одни играют над этими грудами бумаги.
«Мы боимся за них. Сгорят.
Мы боимся за дачу. Сгорит».
Говорила мне за несколько дней до этого барышня, сейчас безучастно глядящая сквозь синие круги на груду папок.
«Уж очень бомбят окрестности завода…».
По двору проковылял полоумный старик  -  дед её  со стороны матери.
«Всё равно нам их не сберечь.
Всё равно пропадут.
Возьмите…».
Отвезти остальной архив на дачу режиссера вновь помог Алексей Петрович Воробьев. Он выделил  грузовик  с крытым фургоном  и  запирающимися сзади дверцами.  Время было военное. Наряд оформили как на перевозку  молока в бидонах. Дача С.М.Эйзенштейна находилась в Кратово. Нужно было пересечь всю Москву. Машину несколько раз останавливали для проверок, но посмотреть, как выглядят бидоны с молоком,   не пытались.  Верили документам.  На даче машину встретила мать Сергея Михайловича. Все папки поместили  в необыкновенно глубокий стенной шкаф без полок и перегородок. Уже после смерти С.М.Эйзенштейна  в 1948 году Татьяна Сергеевна  через брата  узнала, что архив Мейерхольда был передан  в Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ).
Не все документы из архива Мейерхольда сохранились. Татьяна Сергеевна очень сожалела, что она оставила на даче  изъятые из папок Мейерхольда  бумаги, имеющие отношение к Зинаиде Николаевне Райх.   Это были рукописи написанных  матерью  сценариев,  различные  к ней письма, деловые бумаги.  В напряженное военное время невозможно было всё предусмотреть. Часть архивных документов погибли.  Дачу несколько раз обворовывали, хотя  на книги и бумаги похитители не польстились. Но дачу самовольно  заселяли  люди, у которых во время налетов  немецкой авиации сгорели дома.  Во время холодов они  топили печь книгами и бумагами, не обращая внимания на их ценность.  И хотя  дача после войны  была возвращена Есениным, от  хранившихся книг и архивных бумаг  осталась  небольшая часть.
Эвакуация в Ташкент.
5 октября1941 г.  Татьяна Сергеевна вместе с мужем  Владимиром Ивановичем Кутузовым и сыном Владимиром выехали в Ташкент вместе с эвакуированным  московским экскаваторным заводом.  Трудный переезд в столицу Узбекистана  длился несколько недель. На  вокзалах и полустанках  эшелоны с эвакуированной техникой и людьми  долго стояли, пропуская в сторону боевых действий  поезда  с замаскированным  военным снаряжением и новыми боевыми подразделениями. По ходу перемещения  эвакуированного состава решались и  вопрос их  окончательного размещения. После проезда моста через Волгу  одни  эшелоны с эвакуированными людьми и техническим снаряжением направлялись на восток, другие оседали в районе Урала, третьи уходили на юг в различные города  среднеазиатских  республик.  Эшелон, в котором ехали Татьяна с мужем и сыном, к концу первого года войны прибыл в Ташкент.
Зима в1942 г.  была холодной. С нетерпением ждали теплой весны.  Первое время у  Кутузовых  не было  ни квартиры, ни работы.   Страшно бедствовали. Ютились в  случайных  пристанищах.  От безысходности в летнее время в одном  общем дворе, недалеко от  городского зоопарка, построили себе  из подручного материала небольшую времянку, похожую скорее  на  сарайчик для вещей, чем на жилище. В  такой  времянке  можно было прожить только до холодов.  С большим трудом  В.И.Кутузов  был зачислен  на работу в «Средазшахтострой», а Татьяна  пристроилась  вне штатного расписания   в ташкентский  приют для малолетних детей, оставшихся без родителей,  где стала  выполнять   самую трудную и грязную работу.  Её это устраивало, так как в приюте  можно было не умереть с голода и  накормить ребенка.  Людское горе, отчаяние, слезы  -  всего она насмотрелась за эти тяжелые годы.   В  это время, чтобы немного успокоиться, она начала курить  свой  неизменный «Беломор», сохранив эту привычку до конца жизни.  Недоедание привело к истощению её  организма. Заболела тифом. Положили в больницу, впервые ей сделали шприцем укол. Было больно, об этом уколе она позже часто вспоминала и рассказывала. 
О тяжелейшем материальном положении  Т. С. Есениной  писала в  1943 г.  Тамаре Владимировне Ивановой,  жене писателя Всеволода Иванова,  руководитель Республиканской комиссии Наркомпроса Узбекистана  по работе с эвакуированными детьми  Софья Аркадьевна Журавская:  «Если бы Вы знали, как ужасно живет семья Есениных. До получения телеграммы я даже не знала о том, что они еще здесь. Сама Таня Есенина только вчера вышла из больницы после перенесенного брюшного тифа.  Нужда в семье страшная  -  нет одежды, питания, нет квартиры. Наша помощь мало существенна и, конечно,  не сможет подкрепить по-настоящему эту семью.  Мы выдали им 1000 рублей, выдали одежду и обувь для детей и прикрепили  их к нашему детскому магазину (а там норма выдачи продуктов мизерная). Хорошо бы вызвать их в Москву. Поговорите об этом с кем следует, быть может, что-нибудь удастся сделать».
О бедственном положении   Татьяны Сергеевны узнала Софья Андреевна Толстая-Есенина. В феврале1944 г. она написала  письмо Н.С.Тихонову  в  Президиум Союза Советских писателей:  «Многоуважаемый Николай Семенович, обращаюсь к Вам с очень большой и горячей просьбой: скажите, чтобы  послали  через ССП  вызов на въезд в Москву Татьяне Сергеевне Есениной, дочери Сергея Александровича.  Она эвакуировалась в Ташкент с детьми и погибает там в тяжелейших материальных условиях.
Она молода, неопытна, ни к чему не привычна и в жизни не крепка. Наши сведения о ней гнетущие и тревожные. Необходимо срочно вызвать ее сюда, где родня, знакомые, своя дача, вещи и всякие бытовые возможности. В память Есенина, к которому Вы хорошо относились, пожалуйста, помогите его дочери и его внукам. Не пишу подробности их положения, но прошу Вас поверить мне, что оно так плохо, что мне приходится отчаянно и настойчиво просить Вас послать ей вызов в Москву как можно скорее. Очень надеюсь, что Вы исполните мою просьбу. П. 1944.  Необходимые сведения прилагаю».
  Татьяне Сергеевне оказали  небольшую  материальную помощь, выдали детям необходимую одежду и обувь. Обращаться в городские власти с просьбой о  предоставлении    хотя бы какого-нибудь   жилья  они не могли, так как за ними тянулась мрачная анкетная отметина  «дети врагов народа». Помощь, по рассказам С.В..Есенина, внука поэта,   оказал писатель Алексей Николаевич Толстой,  живавший в то время в Ташкенте. Узнав о бедственном положении дочери поэта  Есенина, с которым  был лично знаком и высоко отзывался о его творчестве, пользуясь своим авторитетом депутата Верховного Совета СССР,  он  сумел добиться выделения им   небольшой комнаты в доме барачного типа № 32  на улице Лахути  возле пожарной части, недалеко от городского канала Анхор.  Рядом находился небольшой  палисадник, в котором  обитал  старый пьяница Филипп, которого изгнала из дома жена. Днем он уходил на свой промысел. Возле пивнушки он сдавал как бы в аренду 2 стакана, которые всегда носил в кармане, любителям выпить, за что его угощали, а потом отдавали ему пустые бутылки.  Вечером он возвращался домой с ливерной колбасой и к нему сбегались со всей округи кошки, которых он подкармливал, с которыми о чем-то разговаривал.
  Несмотря на  трудности,   Татьяна   родила сына, которого назвали в честь знаменитого деда  Сергеем, а впоследствии  при регистрации новорожденного записали на фамилию  Есенин.   Уже после войны  родилась светловолосая и черноглазая  дочь Маша. Прожила  недолго.  В 1948-м она умерла от воспаления легких, потому что не было пенициллина,  который  появился только в 1949 году. 
После окончания войны многие эвакуированные  стали покидать  Ташкент, возвращаясь на прежние места проживания.  Татьяне Сергеевне  и Владимиру Ивановичу с сыновьями  практически возвращаться было некуда. Московской квартиры, в  которой они жила до войны,  не было.  Новую  квартиру в столице  им вряд бы в то время выдали.  В Ташкенте же с  годами их  жилищные условия улучшились: Вскоре  они  вселились в благоустроенную  квартиру на улице Шота Руставели (около магазина «Океан»). Последние годы  Татьяна Сергеевна жила в доме 29 на Новомосковской улице.
 
Сотрудник  газеты «Правда Востока».
Длительное время Татьяне  не удавалось устроиться в Ташкенте на творческую  работу. Рабочие места были.  Она окончила  три курса  московского Института иностранных языков  и по   образовательному  уровню   подготовки и знанию  иностранного языка  полностью   соответствовала   предъявляемым кадровиками  требованиям, но  её не брали на работу, так как  при проверке выяснялось, что она  имеет отношение к семье  «врагов народа». В марте 1944 года Татьяне Есениной  удалось поступить  на временную  работу  в редакцию «Фотогазеты».  В мае  её зачисляют  корреспондентом   в редакцию УзТАГа.  Проработала недолго.  С октября 1944 года  перешла  работать  ответственным секретарем многотиражной газеты Средазвоенстроя  «На стройке». Именно здесь она прошла школу профессионального мастерства.  Писала и печатала различного рода информационные материалы, редактировала поступавшие из парткома или дирекции предприятия официальные документы.  В это же время вступила в профсоюз работников печати.
 Профессия журналиста её привлекала, так как она хорошо владела литературным языком, любила живое общение с людьми, была требовательной и исполнительной.  На нее, как на подающего надежды журналиста,  обратили внимание.  После поручительства за её благонадежность  Татьяна   Сергеевна устроилась  литературным   сотрудником  УзТАГа, а через год   стала оформлять документы для поступления на  работу  в   редакцию   республиканской   газеты «Правда Востока».  В отдел кадров  «Правды Востока» она  представила    справку   о том, что   «действительно состояла на службе в Узбекском Телеграфном Агентстве (УзТАГ) при СНК УзССР в качестве литсотрудницы с 23.У.44 г. по 1.УП.45 г., что и подтверждается».
1 августа 1945 года  был одним из  самых   счастливых   дней   в  жизни Татьяны Сергеевны Есениной.  Можно понять    охватившее  её  волнение,  когда   заполняла  она  в отделе кадров «Правды Востока» документы для зачисления на новую должность.  Вот что она написала в своей «Автобиографии»:
Есенина Татьяна Сергеевна
         Родилась в г.Орле 11 июля1918 г. Мать  -  Зинаида Николаевна Райх, актриса, умерла в 1939 году. Отец  - Есенин Сергей Александрович, поэт, умер в 1925 году. В 1922 году переехала с матерью в Москву, где жила постоянно до 5-го октября1941 г.  В 1936 году окончила десятилетку.  В 1937 году училась на курсах иностранных языков. В 1937 году осенью поступила на механико-математический факультет Мос(ковского) гос(ударственного) университета. В этом же году вышла замуж за Кутузова Владимира Ивановича, в то время студента механико-машиностроительного института имени Баумана.  В 1939 году зимой в связи с рождением ребенка прекратила учебу в университете. В 1938 году мой муж находился под следствием в органах НКГБ, откуда был выпущен за прекращением дела.  С1939 г.  -  домашняя хозяйка, училась экстерном в институте иностранных языков, который не закончила в связи с выездом из Москвы. 5-го октября 1941 года эвакуировалась из Москвы в Ташкент. До 1944 года не работала, находилась на иждивении мужа. В 1944 году в марте поступила в редакцию Фото-газеты, где работала около 2-х месяцев. Затем поступила в редакцию  УзтаГА» корреспондентом (в мае 1944 года). В октябре 1944 года начала работать по совместительству в редакции многотиражной газеты «На стройке»,, куда перешла на постоянную работу 1-го июня1945 г. С 1-го августа 1945 года работаю в редакции «Правда Востока».   Имею двух детей.     Т.Есенина.
В  «Автобиографии»  Т.С.Есенина не стала  упоминать имя отчима, В.Э,Мейерхольда, объявленного «врагом народа» и расстрелянного по необоснованному обвинению,  не поведала о причинах  убийства матери З.Н.Райх,  не рассказала  об аресте  своего  мужа В.И.Кутузова,  отпущенного  из тюрьмы через полгода.  Время было такое. В анкете о родственниках  только  указала: «Отец мужа Кутузов Иван  Иванович был арестован в   1937 году до моего замужества   органами НКГБ и умер   в заключении».
  В  редакции газеты  «Правде Востока» Татьяну Сергеевну  зачислили    литературным  секретарем.  Ей приходилось много работать  с присылаемыми  в редакцию письмами, любительскими стихами,  прозаическими произведениями, отбирая  из них лучшие для публикации. Только через два года   её перевели на должность литературного сотрудника отдела сельского хозяйства.    Журналистика и редакторство стали для неё основной работой на долгие годы. Она не только работала  с поступавшими в редакцию письмами, различными  корреспонденциями, но и пыталась   писать небольшие  заметки. Было не так просто опубликовать собственный материал. Основная площадь газеты заполнялась решениями партии, постановлениями  союзного и республиканского правительства, материалами о подготовке и проведению первых послевоенных выборов в  Верховные Советы Союза и Узбекистана, различной информацией о международном положении, хвалебных статей И.В.Сталину.  Строго контролировался  любой публикуемый материал в газете.
 Татьяна  Есенина  два года трудилась скромным  исполнителем поступающих от начальства приказов и указаний,  стремясь  не привлекать к себе внимание. Журналист   Г.Димов вспоминал, что «все пережитое Татьяной Сергеевной не могло  не отпечататься на ней. Она пугалась стука, по-прежнему избегала случайных  общений. Но она все еще так походила на отца синевой глаз, искрометностью взгляда, скорой походкой,  а от отчима унаследовала нетерпение к банальности в языке и суждениях, холодноватое отношение к традиционному в искусстве, тягу к модернизму и была по-немецки обязательна».
   Чтобы повысить свой профессиональный уровень, Татьяна  поступили на заочное отделение Московского полиграфического института.  Дружескую помощь  ей оказывали сотрудники редакции.   В   «Правде  Востока» в послевоенное время работали опытные  журналисты    Г.Димов, В.Попондопуло,  Р.Помрих, А.Егоров, В.Зюганов, В.Седов, Е.Сорокин, которых  знали  в республике по их   публикациям.   С ними Татьяне  было интересно общаться, у них она училась на практике  профессиональному мастерству  журналиста..  Дружеские отношения   сложились с Г. В.  Димовым, бойким  очеркистом и мастером писать  злободневные статьи на важные общественно-политические темы. Интересные материалы печатали в «Правде Востока»  внештатные корреспонденты  В.Рацек,  В.Костыря, А.Аулов, В.Курносенков и др.                    
Как и все сотрудники газеты «Правда Востока» Т.С.Есенина подписала 15 ноября1947 г.   специальный документ:
ОБЯЗАТЕЛЬСТВО
Я, нижеподписавшаяся  Есенина Татьяна Сергеевна, состоя на работе в редакции  «Правда Востока»  горкоме, райкоме КП (б) Узбекистана или будучи уволенным, настоящим обязуюсь хранить в строжайшем секрете  государственные тайны, известные мне в силу служебного положения, а также все сведения, касающиеся  редакции «Правда Востока»  горкома, райкома КП (б) Узбекистана и его работы, не под каким видом их не разглашать, и не с кем не делиться ими.
Мне известно, что за разглашение государственной тайны я несу ответственность в соответствии с указом Президиума Верховного Совета ССР от 9 июня 1947 года.
 Также обязуюсь сообщать о всех изменениях в сведениях, указанных в моей анкете и, в частности, о родственниках и знакомых, связанных с иностранцами или выехавших за границу.    Есенина».
Этот документ свидетельствовал о фактическом разрешении публиковать в газете подготовленные материалы. Татьяна Сергеевна  первые  свои информации печатала под фамилией Кутузова. Только один раз  очерк «Мастер Алексей Иванович Зотов» («Правда Востока», 1947, 23 ноября)  подписала Т.Есенина.  Но в это время  в стране активно обсуждалось разгромное  партийное  постановление  о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором  клеймилось  творчество А.Ахматовой и М.Зощенко,  а заодно и  всех  поэтов  и писателей, не восхваляющих  генеральную линию партии. Имя Сергея Есенина  было в загоне, поэтому Т.С.Есениной, вероятно, посоветовали не привлекать внимания фамилией отца во избежание всяких неожиданностей. С тех пор она подписывала свои  заметки, очерки, фельетоны, рассказы   фамилией Т.Кутузова или псевдонимом Т.Сергеева. 
   В редакции «Правда Востока» за Татьяной Сергеевной закрепилось мнение как о человеке справедливом, честном, не идущим на компромиссы. В своих публикациях  она не боялась писать правду.    Её статьи в газете  были критического содержания. Темы публикаций обычно определялись редакцией или заведующим отделом. Для проверок  поступавших жалоб или заявлений приходилось   выезжать   в колхозы и совхозы Ташкентской области. В  первом полугодии1947 г.  в «Правде Востока»  были напечатаны  критические   заметки:  «Ускорить ремонт тракторов в хлопковых колхозах» (1 февраля), «В Хавасте покрывают нарушителей колхозного устава» (21 февраля),   «Освоение перелогов предоставлено самотеку» (9 апреля), «Улучшить уход  за шелкопрядом» (28 апреля),  «Создать в колхозах пригородных районов  образцовые молочно-товарные фермы» (27 мая),  «Посевам  семенной люцерны  -  хороший уход» (1 июля) и др.
После посещения одной из сельских  школ  Ташкентской области в  заметке   «Начался новый учебный год» (1947 г., 2 сентября),  Т.С.Есенина  не забыла  указать, что «в школе тесно, занятия проводятся в три смены, а бывшее здание школы уже  второй год не могут  освободить, там  помещается фабрика-кухня одного из городских заводов».  В  статье «Готовимся к приему хлопка» (20 августа)  рассказала, что  не всё благополучно с обеспечением площадок для приема нового урожая,  колхозам не выделяется необходимая тара для транспортировки  собранного хлопка, к тому же половина  прицепов не отремонтированы.
В газете ввели небольшую рубрику  «Маленький фельетон». Татьяна Сергеевна   лично или в соавторстве  стала  активно в ней участвовать.   В фельетоне  «Одна десятая…» разоблачался  нерадивый  секретарь райкома партии, который  выделенные бюджетные деньги на строительство в городе Денау общественной бани  направил на сооружение собственной бани рядом со своим домом. Горожан в построенную  баню не пускали, но  начальство отрапортовало о строительстве городской бани, в которой, якобы, ежечасно моются 25 человек, хотя  на самом деле  мылся  в ней  только секретарь райкома, что по статистике означало  0,1 человека в день.
  В другом фельетоне «Трамвай и… рисорушка»  автор  высмеивала порочную  практику  руководителей  вагоноремонтного завода Таштрама  направить  все усилия  на  изготовление рисорушек, пользующихся спросом у населения,  одновременно отказываясь капитально ремонтировать трамваи, тем самым, создавая трудности для успешной работы городского транспорта.  
К началу 50-х годов здоровье Татьяны Сергеевны  ухудшилось.  Приходилось месяцами не выходить на работу. Выезжать в  командировки  в сельские районы  республики не могла.  В течение  двух лет  в газете не появлялись  публикации Т.С.Есениной. В1951 г. даже  пришлось уволиться, чтобы завершить  курс  длительного  лечения.
 После выздоровления и уговоров  друзей    Татьяна  Сергеевна  согласилась   перейти на работу в молодежную республиканскую газету, написав  заявление:
Редактору газеты «Комсомолец  Узбекистана»   Заявление
Прошу  принять меня на должность литературного сотрудника газеты «Комсомолец Узбекистана» с 20-го ноября1952 г.   18. Х1. 52.   Т.Есенина.
В её личном деле сохранился  проект  приказа  о зачислении:
В приказ  Зачислить тов. Есенину Т.С. с 20 ноября1952 г. на должность литературного сотрудника с месячным испытательным сроком, с окладом по смете.  С.Соколова.
          Но в   отделе кадров «Правды Востока»   текст  приказа  был  перечеркнут, а в углу дано   разъяснение: «приказом не отдавалось, т.к. поступила в «Правду Востока».  Терять хорошего журналиста редакция  не хотела. Были оговорены условия дальнейшей работы Т.С.Есениной с учетом  обеспечения ей необходимого   времени для  дальнейшего лечения.
 В это же время  Татьяна Сергеевна  начинает писать    небольшие рассказы. 18 мая1952 г.  она держала свежий номер  «Правды Востока», в которой был напечатан её первый  рассказ «Друзья». Сюжет  был позаимствован из жизни редакции областной газеты. Когда-то  одну и ту же сельскую  школу закончили два  друга,  но затем  их  жизненные  пути-дорожки   стали все реже и реже пересекаться. Оба добились неплохих успехов.  Ибрагим Сатаров стал опытным журналистом, а Юлдаш Мансуров возглавил колхоз, о котором говорили как о крепком хозяйстве. Однажды Юлдаш принес в  редакцию газеты  написанную им статью о достижениях в колхозе.  Ибрагим начал править текст, отнес редактору, который рекомендовал внести в текст больше самокритики, так как  есть сигналы, что не всё  так благополучно, как это пишет автор статьи. Но как об этом сказать другу, вдруг неправильно поймет, дескать, подкапывается.  Каково же было удивление Ибрагима, когда Юлдаш, прочитав перепечатанный на машинке текст своей  статьи, сам предложил внести  в конец   сведения о некоторых недостатках.
Второй рассказ  «Альбом»  был напечатан в первом номере газеты в 1953 года.  Сюжет взят из повседневной жизни районного руководителя. Секретарю райкома Хакимову  в канун Нового года  случайно  два художника показывают альбом с рисунками, которые они набросали во время посещения сельских тружеников во время уборки хлопка. «Мы искали только положительные сюжеты», - пояснил художник.  Рисунки эскизные, но разнообразные. Зоркий взгляд художника останавливался на самых  обыденных предметах  жизни сельчан.  Некоторые рисунки  радовали глаз Хакимова, но попадались и такие, которые  заставили его досадливо поморщиться. Вот, например, очередь у заготпункта.  Конечно, можно говорить о богатом урожае, о чем свидетельствовала колонна машин, но напрашивался вывод и о плохой организационной работе  коллектива заготпункта, не сумевшего наладить ритмический прием поступавшего с полей хлопка-сырца. А вот нарисована женщина, которая пытается сбросить  с себя паранджу.  Секретарь райкома не  был уверен, что снять паранджу ей  разрешат, еще сильны старые шариатские традиции и в кишлаках некоторые женщины ходили  в парандже. С этим  еще придется повозиться при проведении воспитательных мероприятий. На такие же или сходные размышления подтолкнули секретаря райкома и другие рисунки в альбоме. Рассказ заканчивался  на оптимистической нотке: в новом году предстоит  интересная работа по выполнению новых планов и устранению  недостатков в работе.  
 
Специальный корреспондент
 Поправив свое здоровье, Т.С.Есенина попросила направить её специальным корреспондентом в Бухару. Ей  хотелось  проявить  свои силы во внекабинетных   условиях. Бухара привлекла её как древний город с богатым историческим прошлым. Возможно, что выбор Бухары был связан с именем  её отца, который не только в автобиографии писал о посещении древнего города, но и в стихотворении воспел свою поездку по Туркестану, во время которой ему удалось увидеть  пески Афганистана   и «печальную хмарь Бухары». Только через много лет в Ташкенте доктор филологических наук П.И.Тартаковский докажет ей, что С.Есенин побывал  в  мае 1921 года только  в Ташкенте и Самарканде  и   по разным причинам так и не смог доехать до Бухары.
Древняя Бухара, как и многие другие  города, переживала трудное  время послевоенных первых лет. Переход  в мирную жизнь был длительным и сложным.  Радость приносили  встречи  с  возвращавшимися  демобилизованными  победителями,  было немного грустно при   проводах     эвакуированных,  уезжавших на прежние места проживания. Все были под большим  впечатлением от победы. Повсеместно ставились  новые задачи, чтобы   в условиях мирного времени  осуществить в сжатые сроки переход на изготовление  не военной, а крайне необходимой  мирной продукции для горожан и сельских жителей.
 Татьяна Сергеевна неделями, а порой и месяцами, жила в городской скромной  гостинице, выполняя различные задания редакции. Из Ташкента требовали  присылать  материал о  современной жизни  трудящихся  Бухарской области, о ходе сельскохозяйственных работ, о выполнении принятых обязательств и рекомендованных  правительством    планов. Приходилось ездить по сельским кишлакам, встречаться с колхозниками, проверять поступившие в редакцию  жалобы, критиковать местное начальство.  Простые  информационные  заметки   Татьяна Сергеевна  не любила писать. Ей нравились  объемные   очерковые   зарисовки. Располагая  фактами злоупотреблений и административных нарушений,  любила   писать  критические очерки и едкие    фельетоны.
10 декабря1952 г.  свой  фельетон «О Набиеве и других противниках спорта» начала  словами  председателя Гиждуванского райисполкома  о том, что «физкультурой люди занимаются от безделья, а всякие там организаторы физкультурного движения занимаются этим делом исключительно в личных интересах». Свое  голословное обвинение  Набиев  подкреплял  примерами     отрицательного  отношения  к развитию спорта  в районе.  Он  приказал  прекратить  строительство спортивных площадок, запретил председателям колхозов помогать руководителям спортивных организаций, отказался направлять команду легкоатлетов  на областные соревнования. Татьяна Сергеевна знала, что таких руководителей в области немало, поэтому  приходит к выводу: «Набиев не одинок. Нужно вмешательство Бухарского исполкома». По материалам фельетона соответствующие организационные меры были приняты.
При встрече с инициативными руководителями старалась уяснить стиль их успешного руководства, умение общаться с людьми.  В Касансайском  районе   обратила   внимание  на молодого  агронома   Абдураимова.  В статье «На новых землях» Т. С. Есенина   описала неоднозначное отношение дехкан к энергичному агроному, который старался внедрить в колхозе  новые технологии,  стремился  привлечь внимание колхозников  к новым  посевам пшеницы, льна.  В кишлаке мало кто верил в успех предлагаемых агрономом технологий,  так как давно не получали на заработанные  трудодни зарплату. Большинство  сельских  жителей все надежды возлагали  на свои личные хозяйства.  С трудом   Абдураимов   заставил земледельцев  сеять хлопок в строгом соответствии с  агрономическими требованиями. Дехканам было в новинку, когда агроном приказал  сеять хлопок  только  на выровненном  поле,  а при прополке  требовал   строго соблюдать густоту хлопковых стеблей. Пожилые колхозники на это новшество отзывались репликой: «Мудрит агроном!». Молодой специалист  на это  не обижался, но настаивал на своем.  Ему поверили, когда на стеблях хлопчатника появилось не 5 – 6 коробочек, а  10-12.  А это означало, что урожай хлопка будет удвоен. И всё это  за счет внедрения научной технологии посева и обработки хлопковых полей. Но инициативных агрономов, таких как Абдураимов,   в колхозах  области  было мало. 
В большой статье «В ожидании «команды»   Т.С.Есенина обратила внимание на формальный подход  распространения  агрономических знаний среди  сельского населения. Государство стремилось  осуществить это через трехмесячные курсы в зимний период, после завершения полевых работ. Многие области отрапортовали о привлечении  значительного  количества  слушателей  на такие курсы.  Когда же Министерство сельского хозяйства проверило работу курсов, то  оказалось, что  учеба осуществлялась формально, слушателей не обеспечивали нужной учебно-методической литературой, занятия многие посещали плохо. С большой натяжкой только 50% слушателей курсов смогли сдать элементарные проверочные экзамены. В статье Татьяна Сергеевна  указывала на отсутствие творческой инициативы  местных органов власти, которые терпеливо ждали указаний «сверху». Такой критический обзор в «Правде Востока»  неудовлетворительного  состояния  подготовки кадров  для сельского хозяйства  обратил на себя внимание, потребовал пересмотра порочной практики многих руководителей в республике.
К работе курсов Т.С.Есенина возвратилась вновь в статье «Как в Чиназе обучают колхозные кадры». Она познакомилась  с работой курсов и убедилась, что слушателями нередко зачисляются малограмотные колхозницы, почти не умеющие читать.  В районе острая нехватка механизаторов, а  курсы работают формально,  хороших знаний слушатели не получают. После публикации были  партийными комитетами сделаны организационные выводы. К работе курсов стали относиться  ответственно. 
Татьяна Сергеевна любила начатое дело доводить до  конца. Во время поездок по районам Бухарской области обратила внимание  на низкие удои молока у коров на колхозных фермах.   Она не поверила  приводимым  данным, что коровы в некоторых колхозах дают всего по два стакана молока в день. Вместе с опытным зоотехником проверила несколько молочных ферм. Столкнулась с бросающейся в глаза  бесхозяйственностью, низкой культурой содержания молочного скота. Обнаружила, что строгий учет надоенного молока не ведется, фермы возглавляли малограмотные колхозники, которые  не заботились  об увеличении надоя молока. Молчать об этом не могла. 12 апреля1955 г.  опубликовала критическую статью «Беспорядок на молочно-товарных фермах».
К этой же теме вновь возвратилась через некоторое время.  8 июля напечатала статью «Что мешает культурно вести молочное хозяйство». Здесь нет ссылок на отдельные хозяйства. Дается анализ  состояния животноводства в Бухарской области. При проверке оказалось, что принятые  в области постановления  не выполнялись. Лишь немногие колхозы повысили показатели, а в большинстве случаев  улучшение было незначительным. Обнаружилось, что о кормах  мало кто беспокоился. Силосных ям во многих хозяйствах нет, строят их авралом и неправильно. К посевам кукурузы отнеслись многие формально. Не владея технологией возделывания кукурузы, в хозяйствах скоро убедились, что  хорошего урожая им не видать, так как на полях сиротливо торчали  несколько стволов кукурузы.
Добивалась, чтобы  публикации на сельскохозяйственные темы   привлекали к себе внимание. 18 марта1955 г. Т.С.Есенина в соавторстве с  Г.Краковским  подготовила   статью «В отстающих районах Бухары».  О положительных моментах    авторы не  писали, но  строго по пунктам  высветили недостатки, среди которых  обратили     внимание  на  плохое состояние каналов для будущего полива  земель, что отрицательно сказывалось на урожайности хлопка и овощных культур.  Некоторые колхозы не осуществляли   полив засоленных земель, что также  в дальнейшем   приводило  к низким показателям  урожая.  Новый метод квадратно-гнездового посева хлопчатника во многих колхозах района  активно  не внедрялся. На полях не хватает  сельскохозяйственной техники для полевых работ, а имеющиеся  трактора простаивают из-за отсутствия трактористов, а  курсы при МТС не работают. Статья появилась перед началом посевных работ.  Она стала  сигналом для   устранения отмеченных недостатков. 
За удачные корреспонденции редакция «Правды Востока» представляет  Т.С..Есенину к   награждению  Почетной грамотой, объявляет благодарности, присуждает денежные  премии.  В её личном деле хранятся  положительные характеристики. Вот одна из них:
ХАРАКТЕРИСТИКА на  ЕСЕНИНУ Татьяну Сергеевну
   Есенина Т.С., рождения 1918 года, беспартийная, в редакции газеты «Правда Востока» работает с 1945 года.      За время работы в «Правде Востока» проявила себя добросовестной, активной журналисткой, успешно выполняющей задания редакции, неоднократно выступающей на страницах газеты со статьями, корреспонденциями, зарисовками на актуальные темы.     Активную журналистскую деятельность сочетает с общественной работой в коллективе редакции.      Вполне заслуживает награждения Почетной грамотой Верховного Совета Узбекской ССР. Зам. Ответ. Редактора    (С.С.Черник).  
Татьяна Сергеевна  не уходила от ответственности за допущенные ошибки. Такое тоже случалось за многолетнюю работу в редакции.   В1953 г. пришлось писать оправдательную записку  реактору газеты «Правда Востока»
Объяснение
30 января в разделе «По следам выступлений» «Правды Востока» был напечатан сделанный мной материал по корреспонденции «Гастроли Лукашевского». В нем  искажена фамилия зав. Справочно-информационной конторой  -  вместо  Федорова написано Федотова.  Ошибка произошла по моей вине, так как я невнимательно вычитала материал после машинки. Кроме того,  я была не в курсе того, что материал идет в газету и не вычитала его ни в гранках, ни в полосе.   Литературный секретарь Правды Востока»  Т.Есенина».
На объяснительной записке имеется  резолюция редактора:
«Указать т. Есениной на  недопустимость невнимательного отношения к  материалу, принятому в набор и печать». 30. 1.53 г.».
 Но такие случаи были редкими. В послужном списке Татьяны Сергеевны  имеется много  благодарностей и поощрительных премий. Вот, например, один из приказов   по редакции «Правда Востока», подписанный  7 сентября 1955 г.:
«Отмечая высокий уровень корреспонденции т.Есениной «Недалеко от Бухары…», опубликованной в «Правде Востока» 24 августа с.г.,  ПРИКАЗЫВАЮ:  Премировать т.Есенину Т.С.  – литсотрудника отдела сельского хозяйства редакции «Правда Востока»  -  денежной премией в сумме ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ рублей. Редактор     (Черник)». . 
В  газете был напечатан  под рубрикой «Заметки о  бытовом обслуживании колхозниц» большой очерк «Недалеко от Бухары…», обративший на себя внимание  за объективное освещение жизни сельских тружениц. То, о чем написала Татьяна Сергеевна,   всем было хорошо известно, но говорить об этом не каждый решался.  В очерке была показана тяжелое общественное положение женщины в сельской среде, где  традиционно  соблюдались требования   шариата, согласно которым женщина   оставалась  в рабской зависимости от  мужчины  не только в семье,  но и  в общественной  жизни.  Т.С.Есенина писала:
«Если в Вибкенте женщина оденет паранджу, это будет чрезвычайным происшествием.  Черная сетка давно сброшена с лица.  Все дороги открыты, все права дарованы. Молодое поколение лишь по рассказам и книгам знает, какой страшной была судьба женщины здесь когда-то. 
Однако с феодально-байскими пережитками в районе не покончено. В колхозе имени Маленкова женщины не знают,  как оплачивается  их тяжелый труд.  Женщине не положено появляться там, где работают мужчины, а в конторе женщин нет.
Раньше за работу жены получал муж, а сейчас он в Армии, а она не может сходить в контору.  Женщины, получившие  высшее и среднее образование,  не находят работы.  Алимова не знает даже фамилии своего звеньевого, но трудится кетменщицей. Женщин-механизаторов нет.
Есть неверие в молодые кадры, особенно в женские.  Случаев выдвижения  женщин в руководители не было.
Скучно, неуютно в детском садике. Мать волнуется, работая в поле.  В ясли с трудом внедряют кровати детские.  Простынь, пеленок нет.  Детей нянчат по древнему методу.  Общественного питания в колхозе нет.  Председатель говорит, что колхозники не хотят.  Женщины работают без выходных, а если не выйдет, то у неё «прогул».
 
Реабилитация  В.Э.Мейерхольда
         В Москву Татьяна Сергеевна  иногда приезжала   во время  летних  отпусков. Обычно останавливалась у своей школьной подруги Мариэль Шагинян.   Со  многими  родственниками, кроме брата Кости, почти  не встречалась.            Татьяна Сергеевна   надеялась, что  В.Э. Мейерхольд  жив, хотя  знала, что  приговор «десять лет без права переписки»  фактически означал   смерть осужденного. Еще до переезда в Ташкент  она сделала несколько запросов о судьбе отчима, на которые  не получила ответа.   В1950 г. из Ташкента  написала письмо И.В.Сталину, в котором сообщала, что десять лет тюремного заключения Мейерхольда истекли, но о нем нет никаких сведений.  Ответ пришлось ждать долго.  Однажды ее вызвали в ташкентское  отделение  госбезопасности. .  «Шла туда, пытаясь угадать  -  чего им надо, - рассказывала  Т.С.Есенина. – Меня встретила зловещего вида женщина.  Она достала какой-то документ, налила стакан воды из графина.  Велела прочесть, расписаться и тут же протянула стакан  -  выпейте воды.  В документе был ответ на мой вопрос Сталину  - Всеволод  Эммануилович  умер в марте (кажется,  14)  1942 года в исправительно-трудовых лагерях.  Я расписалась, на руки мне ничего не дали».
    Имя В.Э.Мейерхольда было  под запретом. Татьяна Сергеевна   в1952 г., оказавшись  в столице,  поинтересовалась  у директора Музея Бахрушина о судьбе архива  Театра имени Мейерхольда.  Директор испуганно ее предупредила: «Во имя наших детей не произносите вслух этой фамилии и не задавайте таких вопросов», хотя на прощании шепотом сообщила: «Мы сохранили все».
      После смерти И.Сталина, расстрела Л.Берия, развенчания культа личности по решению  ХХ партийного съезда   начала работать комиссия по    реабилитации  необоснованно   репрессированных в сталинское время.  Этим немедленно воспользовалась Татьяна Сергеевна.  10 января1955 г. она  написала письмо  в Совет министров СССР Г.М.Маленкову:  
  «Уважаемый Георгий Максимилианович! Вот уже 15 лет из истории советского театра прочно вычеркнут очень известный в свое время режиссер Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Если  о нем изредка встречаются упоминания в печати, то только как о прожженном  формалисте, нанесшем большой ущерб искусству. Он вычеркнут даже из истории дореволюционного театра. Когда, например, ищут о постановке чеховской «Чайки» в МХАТе, старательно обходят вопрос о том, кто исполнял в ней главную роль. В известной фотографии, где изображен Чехов, читающий «Чайку» артистам МХАТа, которую можно встретить в музеях и во многих книгах, на месте Мейерхольда появился кто-то другой…Стало быть, вопрос о Мейерхольде решён?
Беру на себя смелость сказать, что многие,  знавшие и любившие его творчество, считают, что вопрос этот остался открытым и будет решен тогда, когда общественность узнает, был ли действительно Мейерхольд изменником Родины, как его в этом обвинили, или он является одним из жертв Берия и его приспешников.
Мой отчим В.Э.Мейерхольд был арестован 20 июля 1939 года.  В первых числах февраля 1940 года (перед этим он за неделю был переведен из Бутырской в Лефортовскую тюрьму) он был приговорен Военным трибуналом к 10 годам лишения свободы по статье 58 пункты 1а и 1б. Когда срок наказания истек, мне сообщили на мой запрос, что Мейерхольд умер 17 марта 1942 года в исправительно-трудовых лагерях.
Я прошу Вашего содействия в пересмотре дела Мейерхольда, и, если будет установлено, что он был не виновен в предъявленных ему обвинениях  -  в посмертной реабилитации его.
Есть еще одно обстоятельство, бросающее тень на Мейерхольда,  -  закрытие  театра его имени  постановлением правительства, опубликованным в печати в начале января 1938 года. Считаю необходимым напомнить о некоторых обстоятельствах, связанных с этим событием. В то время во главе Комитета по делам искусств  стоял П.М.Керженцев. Примерно за год до закрытия театра у него  и произошла размолвка с Мейерхольдом. Всё, что произошло впоследствии, сам Мейерхольд расценивал как месть Керженцева. Может быть, это наивно, может быть, Керженцева водила чья-то недобрая рука?  Время покажет…
На театр начались гонения. Был запрещен показ зрителю двух пьес на современные темы  -  «Наташи» Л.Сейфулиной и «Павла Корчагина» Н.Островского. В конце 1937 года в «Правде» появилась статья Керженцева «Театр, чуждый народу». Если бы Мейерхольду была дана свобода высказаться по поводу этой статьи, от неё не осталось бы живого места. В ней говорилось, например, что Мейерхольд похвалялся, будто он поставит пьесу врага народа Бруно Ясинского, ставил в 1927 году пьесу врага народа Третьякова  «Рычи, Китай», что автор побил рекорд по количеству запрещенных пьес, что он не ставит пьес современных авторов, давалась уничтожающая оценка спектаклям «Наташа» и «Павел Корчагин». Между тем, Мейерхольд не знал Бруно Ясинского и не собирался ставить его пьесы. О том, что Третьяков  враг народа, в 1927 году не знал не только Мейерхольд, но и органы, в обязанности которых входит устанавливать такие вещи.  Запрещенных, не увидевших свет спектаклей в МХАТе, скажем, было еще больше, а спектакли «Наташа» и «Павел Корчагин» видели только подчиненные Керженцева и запретили их, видимо, для того, чтобы пополнить список запрещенных пьес и обвинить Мейерхольда в нежелании работать над современным репертуаром.
Построенная на таких  обвинениях статья обсуждалась в печати.  К обсуждению привлекали всех, кто имел с Мейерхольдом личные счёты. Одна заметка называлась «Почему я ушел из театра имени Мейерхольда». Автор ее был народный артист СССР Д.Н.Орлов, никогда не работавший в этом театре, звонил Мейерхольду и приносил свои извинения  -  с ним не особенно советовались ни в отношении заголовка, ни в отношении содержания заметки. Станиславский, Немирович-Данченко отказались принять участие в обсуждении статьи. После закрытия театра Станиславский предложил Мейерхольду  стать главным режиссером в театре его имени, где Мейерхольд и работал до ареста. Закрытие театра явилось результатом кампании, поднятой Керженцевым.
Многие годы, чуть не десятилетия никто из тех, кто стоял во главе правительства, не посещал театра имени Мейерхольда по  той простой причине, что помещение, где театр находился все эти годы, было неприспособленным, в нём не было ни одной ложи. Помещение для театра всё это время строилось (ныне Зал им. Чайковского), строительство его тормозилось.
Конечно, нельзя отрицать, что театр в последние годы пережил своего рода кризис. Но это был кризис, так сказать,  организационного, а не творческого характера. Как художник Мейерхольд твердо становился на путь реалистического искусства. Не случайно, тем, кто говорит о нём сейчас как о формалисте, приходится вспоминать постановки 24 – 25 гг.  Бедой театра было то, что в нем был только один режиссер, который работал медленно, был крайне взыскателен к себе и не мог ставить несколько пьес в год. Актеры подолгу не имели ролей, некоторые покидали театр.
В свое время Мейерхольд был признан выдающимся деятелем театра. Его при жизни в десятках статей называли гениальным мастером. Поездка во Францию и Германию в 1930 году была триумфом театра. Театр был восторженно принят прогрессивными кругами, друзьями Советского Союза, и злобным воем белогвардейцев. С1917 г. Мейерхольд был членом ВКП(б).
«Один эпизод, поставленный Мейерхольдом, есть эпоха в истории театрального искусства», - писал Вахтангов.
«За постановку «Ревизора» Гоголь был бы также благодарен, как Пушкин был бы благодарен Мусоргскому за «Бориса Годунова»,  - писал Луначарский.
Можно вспомнить о многолетнем содружестве Мейерхольда с Маяковским, о том, что пьесы «Клоп» и «Баня» писались для театра имени Мейерхольда. О том, что ученики Мейерхольда были многие признанные деятели театра и кино. Назову хотя бы Эйзенштейна и Игоря Ильинского.
И был ли Мейерхольд формалистом в своих лучших спектаклях 20-х годов? Почему «Лес» и «Ревизор» так до закрытия театра и  не сошли со сцены  и выдержали несчетное количество представлений? Может быть, приемы Мейерхольда, пусть новые и необычные, все-таки соответствовали содержанию, по-новому раскрывали его. Почему, когда в печати шло обсуждение статьи Керженцева, многие дни,  вплоть до закрытия, театр был полон, и бесконечными овациями зритель вызывал на сцену Мейерхольда, которому было запрещено там появляться? Много, много конкретного  можно противопоставить бездоказательным обвинениям Мейерхольда в том, что с начала и до конца он был формалистом и только.
Вопрос о том, что из творческого наследия Мейерхольда должно быть одобрено, что может быть использовано на благо театрального искусства, может быть решен общественностью только после того, как Мейерхольд будет реабилитирован.  Кроме того, тревожит судьба архивов моего отчима  -  один из них хранится в подвалах Бахрушинского музея,  другой  -  в архивном управлении МВД. Боюсь, что не будет проявлено бережного отношения к наследию формалиста, нанесшему ущерб советскому государству. Поэтому и сочла своим долгом написать это письмо. Т.Есенина. Ташкент, улица Лахути, дом 32. Есенина Татьяна Сергеевна.
Если это письмо пойдет по инстанциям, я прошу, чтобы он не попало в руки  зам. министра культуры Охлопкова, имевшего крупные личные счеты с Мейерхольдом».
       Память Татьяны Сергеевны подводила в  редких   случаях. Дотошный исследователь текста её  письма  может  установить, что Государственный театр имени Мейерхольда был закрыт не постановлением правительства, а приказом Комитета по делам искусств, что  статья Керженцева называлась «Чужой театр», а  спектакль  «Рычи, Китай!»  был показан в1926 г..   Упоминаемый Татьяной Сергеевной Д.Н.Орлов имел звание народного артиста РСФСР,  В.Э. Мейерхольд вступил в партию в1918 г., а  Н.П.Охлопков был заместителем министра культуры недолгое время в 1950-х годах..  Но  эти неточности   не могли исказить  основной сути написанного  -  справедливого требования  восстановить честное имя  близкого человека,  замечательного режиссера и актера, каким  был В.Э.Мейерхольд в истории  русского театра первой трети ХХ века.
   Письмо  было передано   Генеральному прокурору СССР Р.А.Руденко. Проверка дела В.Э.Мейерхолда была поручена следователю Б.В.Ряжскому.    Когда Татьяне Сергеевне сообщили, что дело Мейерхольда пошло на пересмотр, она срочно приехала в Москву за счет  своего летнего отпуска  и   повстречалась с ним. «В самые первые дни, - писал Е.В.Ряжский, -  после того, как я получил дело Мейерхольда, ко мне пришли Татьяна Сергеевна Есенина и внучка Мейерхольда Мария Алексеевна Валентей. Выслушали они меня.  Маша была очень сдержанна, а Татьяна Сергеевна восприняла мой рассказ горячо, возбужденно. Ей вскоре нужно было уезжать в Ташкент, решили, что помогать мне будет Маша». Следователь  не стал посвящать их во все  подробности, но кое о чем рассказал. «Когда Ряжский впервые раскрыл дело Вс.Эм., он был изумлен, - писала Татьяна Сергеевна, -  в одной организации с Вс. Эм. числились люди здравствующие и  невредимые.  Они занимали посты «настолько высокие, - сказал Ряжский, - что я не вправе вам их называть».  В той же организации числились также  Б.Л.Пастернак и Ю.К.Олеша.  Это Ряжского не удивило, он человек, далекий от литературы. Только когда ему понадобилось поднять их дела, выяснилось, что никаких  таких дел нет и оба живы-здоровы.  Задумывалось, вероятно,  крупное дело с оглаской в печати.  Могли и шантажировать  лиц с постами  -  жены-то у некоторых уже сидели.  Так или иначе,  война в это время уже разгоралась, наступил период, когда сажать сажали, но взбадривать население громкими делами перестали».
Татьяна Сергеевна  вместе с народным артистом СССР Игорем Владимировичем Ильинским знакомилась в Главной военной прокуратуре с делом реабилитированного   В.Э.Мейерхольда, где она  и увидела на документах  зловещую надпись: «Хранить вечно. Берия». 
Б.Ряжский сказал, что срочно необходимы  письменные отзывы известных  деятелей советской культуры о театральной деятельности В.Э.Мейерхольда.  Татьяна Сергеевна хорошо знала многих, кто  дружил или бывал у Мейерхольда.  М.А.Валентей вспоминала: «В августе 1955 года мы с Таней  вместе начали походы за этими письмами, ходили то вдвоем, то по очереди».  Положительные отзывы написали  Д.Шостакович, Б.Пастернак,  И.Ильинский, П.Марков,  Э.Гарин,  Назим Хикмет, Л.В.Маяковская и другие.
Выяснилось, что на сфабрикованное дело против В.Э.Мейерхольда  в свое время  обратил внимание  военный прокурор Медведев. В порядке надзора  он пересмотрел дело В.Э.Мейерхольда и вынес протест, но его действия были  жестко  пресечены, а через некоторое время  он  был арестован и  умер  в тюрьме.
Б.В.Ряжский о деле В.Э.Мейерхольда  напечатал статью «Как шла реабилитация» в журнале «Театральная жизнь» (1989, № 5), которая была  перепечатана  в  первом выпуске  «Мейерхольдовского  сборника».
18 октября  1955 г. была  подготовлена «Записка в ЦК КПСС о реабилитации В.Э.Мейерхольда», подписанная и.о.генерального прокурора СССР Б.В.Барановым, на  которой  появилась резолюция:  «За -  Н.Булганин».
 «Мастер  и Маргарита» М.Булгакова
Работа в редакции республиканской газеты  позволяла Татьяне Сергеевне общаться с большим количеством лиц. С некоторыми у нее завязывалась длительная дружба.  Среди них был филолог  Август (Абрам)  Зиновьевич  Вулис. После окончания Ташкентского  университета он работал в газете «Комсомолец Узбекистана», затем перешел на должность заведующего отделом литературы и искусства газеты  «Правда Востока».  А.Вулис работал над кандидатской диссертацией по романам Ильфа и Петрова «Золотой теленок» и «Двенадцать стульев». Тема его исследования  в то время не одобрялась по идеологическим принципам, но это не пугало исследователя. Защита прошла успешно. Поддержать молодого кандидата специально из Москвы прилетел писатель Константин Симонов, выступивший на защите.
  А.Вулис  одним из первых стал активно исследовать  творчеством М.Булгакова, длительное  время    находившегося   под запретом.  Удалось  наладить доверительные  контакты с Еленой Сергеевной Булгаковой, женой писателя, которая познакомила его  с неопубликованными рукописями  мужа.  Чтение  романа «Мастер и Маргарита»   потрясло  А. Вулиса.  Его  друг Я.Кумок вспоминал, что во время  встречи  в Москве зимой1962 г А.Вулис несколько часов  сбивчиво, с предыханием, но поразительно ясно изложил содержание  рукописного романа. В дальнейшем  исследователю пришлось приложить много сил, чтобы роман М.Булгакова преодолел  все препоны и появился на страницах журнала «Москва» в  ноябре 1966 года  (1-я часть) и в январе 1967 года (вторая часть).
    В Ташкенте при встречах  в начале 60-х годов  А.Вулис   с воодушевлением рассказывал  Татьяне Сергеевне  о содержании  романа «Мастер и Маргарита»,  обстоятельно  обрисовал образы   Иешуа, Фаготе, Варенуке, других персонажей, говорил о дурной квартире   № 50 в Москве, о несчастном Берлиозе и величавом Воланде.  Татьяну  Сергеевну  проявила большой интерес к   сложной  и трудной  биографии Михаила Булгакова.
О писателе  М..Булгакове она впервые услышала  в конце  20-х годов. В  доме В.Э.Мейерхольда  нередко говорили, что в изданной в1924 г.  повести М.Булгакова «Роковые яйца»  в главе У1 «Москва в июне 1928 года» было напечатана занимательная информация следующего содержания:
: «Театр имени покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году при постановке пушкинского «Бориса Годунова», когда обрушились трапеции с голыми боярами, выбросил движущуюся разных цветов электрическую вывеску, возвещавшую пьесу писателя Эрендорга «Курий дох» в постановке ученика Мейерхольда, заслуженного режиссера республики Кухтермана». 
  Случай обрушения на сцене декоративного мостика, когда на него при фотографировании забралось много артистов, имел место. В.Э. Мейерхольд некоторое время ходил  с синяком под глазом из-за непредвиденного ушиба после аварии на сцене. В своей  повести  М.Булгаков, не ожидая того сам,  высказал зловещее предсказание. Лично В.Мейерхольд и М.Булгаков  не были знакомы.  Во всяком случае,  В.Э.Мейерхольд  обращался позже к М.Булгакову  с просьбой: «Глубокоуважаемый! К сожалению, не знаю Вашего имени-отчества. Прошу дать мне для предстоящего сезона Вашу пьесу». Получив ответ, Всеволод Эмильевич  писал: «Многоуважаемый Михаил Афанасьевич, большое спасибо, что откликнулись на мое письмо. Ах, как досадно, что у вас нет пьесы».
   Татьяна  Сергеевна заинтересовалась   и  судьбой     последней жены писателя,  некоторые  черты которой нашли воплощение в образе   Маргариты.  Мечтала с ней познакомиться.  Сожалела, что в годы эвакуации  их пути не пересеклись. Во время войны  Елена Сергеевна Булгакова провела несколько месяцев в Ташкенте.
 Встреча состоялась, когда  Т. С.Есенина  приехала в очередной  отпуск в Москву. Познакомил их    А.Вулис. В изданной  книге  «Вакансии в моем блокноте» (Ташкент,1989) он  описал  эту встречу: «Зная, что Елена Сергеевна (Булгакова) воспринимает меня по-доброму, я порою нарушал границы дозволенного, - впрочем, как говорится, не корысти ради. Так вышло, например, когда в Москву приехала Татьяна Сергеевна Есенина и я захотел приобщить её к «Мастеру». Телефонные разговоры с Еленой Сергеевной  протекали малоуспешно: она готовилась к отдыху в Малеевке, и посетители при этих обстоятельствах были нежелательны. В Татьяне Сергеевне есть  искорка внутреннего озорства, во мне, кажется, тоже, и вот мы пустились на авантюру, которая не закончилась только потому, что и Елена Сергеевна весьма и весьма озорной человек. Мы пришли в булгаковский дом  без предупреждения. Отворив дверь и выслушав мои предисловия, Маргарита шестидесятых годов, по-моему, внутренне ахнула, но виду  не подала, обворожительно улыбнулась, сделала шаг назад, и тотчас всё завертелось в вихре блистательного гостеприимства. Черный кофе,  остроумный обмен репликами по программе-минимум.   И  -  «Мастер». Когда Татьяна Сергеевна садилась за «Мастера», воплотившаяся Маргарита  мстительно покосилась на меня и молвила, не стесняясь свидетелей:
-А теперь вы за это поплатитесь! Марш в город по моим неотложным делам. Сейчас вы получите списочек!
И она, коварно усмехаясь, взялась за список, который потом засвидетельствовал, что основания усмехаться  - и именно с коварством  -  у  неё были. Первым номером там значилась туалетная бумага, вторым  -  какие-то специальные ножнички…(…)
Общение Елены Сергеевны с Татьяной Сергеевной протекало в особой, высокой и напряженной тональности. Татьяна Сергеевна, по своей застенчивости, с незнакомыми или непривычными людьми держалась замкнуто. «Да» и «нет», «очень нравится», «не приходилось видеть»  -  она оставалась в орбите официальных вопросов и ответов.
Много позже Есенина напомнила мне, что её отчима, Мейерхольда, называли Мастером, а её мать, Зинаида Райх, была похоронена в платье Маргариты из «Дамы с камелиями». Тем более понятной и уместной выглядела её сдержанность.
Но Едена Сергеевна  -  она-то  была жрица этого храма, и она была королева этого королевства, никогда ни перед кем не склонявшая  своей головы и всегда главенствовавшая в разговоре,  -  а сейчас артистическую партию хозяйки  вела на пределе сил. Потом я понял.   Королева сознавала, что  разговаривает с другой королевой, что это диалог вдовы Булгакова с дочерью Есенина, вдовы непризнанного классика с дочерью признанного.  И еще Елена Сергеевна была женой Булгакова, драматурга, который тяготел к классическому театру, а не к экспериментальным постановкам Мейерхольда. Встречу с Татьяной Сергеевной она переживала как эмоциональный диспут, как дискуссию, как спор двух равных душ, при чьем посредстве продолжался спор двух гениев (не гения с бездарностью или благородства с низостью).
И, может быть, этот спор происходил  только у меня в голове, в моих фантазиях.  Ибо за кухонным столом звучали мирные голоса, звенели стаканы, а не рапиры, и закончилось всё взаимными благодарностями».
Татьяна Сергеевна  в Ташкенте с согласия  А.Вулиса  познакомила с неопубликованным  текстом  «Мастера и Маргариты»  молодых журналистов Ю.Кружилина, С.Благлова. Целый день они  просидели в кафе «Ташкент», читая по очереди  машинописный  текст. Вечером под впечатлением  прочитанного ходили по улицам Ташкента. Ю.Кружилин написал по горячим следам блистательную статью для журнала «Звезда Востока». Редактору журнала она показалась слишком смелой и не была напечатана.
К творчеству М.Булгакова  в 60-е годы относились в Узбекистане настороженно. В Ташкент А.Вулис привез несколько неизданных произведений М.Булгакова. «Записки покойника» он отнес в редакцию журнала «Звезда Востока», а пьесу «Иван Васильевич»   - в дирекцию  Русского  драматического театра имени М.Горького.  Но  журнал  и театр отказались от предложенных текстов. 
Повесть «Женя – чудо ХХ века»
   Т. С. Есенина   не любила слушать и рассказывать анекдоты, но была в восторге от смешных житейских историй. Г.Димов вспоминал: «Пожилая стенографистка в приемной как-то рассказала ей по секрету, как шеф диктует передовые. «Разложит вокруг себя подшивки «Правды», других газет и, как колобок,  - шеф был полный и низкого роста,  -  катается от одной подшивки к другой, от другой  -  к третьей…» Таня вернулась в отдел, рассказала услышанное и  хохотала до слез, а потом сказала: «Это  же она вся,  -  наша печать». И что  можно было ей возразить. Авторы передовых статей в те годы, действительно, как колобки, катались вокруг директив сверху».
С юмором  в  стране  было не всё просто. Нужно было постоянно следить, чтобы не перешагнуть линию  официально  допустимых ограничений. Об этом  хотела  рассказать в выступлении  на среднеазиатском семинаре сатириков и юмористов   в Ташкенте.  На семинар пригласили заместителя главного редактора журнала «Крокодил» и главного сатирика московского радио, про которого в кулуарах говорили, что при его личном участии  прекратилась радиопередача «Веселый спутник». На семинар съехалось  до сотни  работников сатиры и юмора, которые  «жаждали  своим оружием нанести ощутимый удар  всякому отребью в социалистическом обществе».  С яростью нападали на редакторов, которые  самовольно кромсают тексты, снижая юмористическую и сатирическую остроту, боясь, чтобы им не досталось  от начальства свыше. Участники семинара  в выступлениях отводили душу, но после  убеждались, что  все остается по-старому. Сама Татьяна Сергеевна  говорила  в редакции,  что  подобные семинары  - это «невидимые миру слезы», их очень много. А  «видимого миру» смеха очень мало.
Свой внутренний протест против фальши окружающей  жизни и  осознание тревоги за судьбу экологии мира Татьяна Есенина выразила в сатирической  повести-гротеске «Женя  -  чудо ХХ века»,  опубликованной  в 1962  г.  в «Новом мире», а позже изданной  отдельной книгой  в  Узбекистане и Чехословакии.  
«Воспользовалась свободой: дети выросли, а внуков еще не было, вот и написала», - с улыбкой  говорила она  при встрече  в Ташкенте журналисту В.Абаньшину о своей работе над повестью.
За свою журналистскую практику она встречалась с разными  людьми. Обращала внимание, что нередко  у  непохожих   людей проявляются одни и те же поступки, действия. Постепенно складывалось обобщенное представление о подобных людях, создавался  их образ,  незримыми нитями уходивший  к многочисленным прототипам, но в обобщенном виде   не напоминая  конкретного человека. Это в фельетонах можно было   придерживаться конкретики. Постепенно типичных образов накопилось в памяти  и в различных черновых набросках    много.
Чаще приходилось  встречаться и общаться  с людьми, наделенных  властью. Это были работники районного, областного и республиканского масштаба, имеющие персональные  машины  и личных секретарей. Обычно их  боятся, особенно при случавшихся неприятностях  на службе или  при невыполнении планов  и обязательств. В ряде случаев  профессионального авторитета  у них  не было. Свое мнение они боится высказывать публично, а все больше ссылаются на директивные установки свыше. Так постепенно у Татьяны Сергеевны  сложился  образ  типичного  современного  советского вельможи. Неудивительно, что в своей  повести «Женя – чудо ХХ века»  она  создала образ Петра Кирилловича,  о  котором писала, что она не знает ни фамилии, ни его должности. Похожих  на Петра Кирилловича людей  можно было  встретить повсюду в учреждениях. Нередко   и  их жены  умело пользовались    должностным  положением  супругов  для улучшения  своего благосостояния,  нередко  прибегая  к поборам,  получению  взяток в виде крупных подарков.
Встречала Татьяна Сергеевна  и бездарных изобретателей-плагиаторов, которые не стеснялись присваивать себе чужие идеи,  выделялись   самодурством  в семье,  любили изводить соседей по квартире.
По рассказам мужа и поступавшим в редакцию газеты  письмам  создала образ управляющего стройтрестом, который не стеснялся брать взятки  при распределении заказов, окружая   себя подхалимами и угодливыми людьми, помогающих ему  за счет ворованных стройматериалов  за короткий срок построить не только личный  особняк, но и обеспечить хорошим жильем своих близких родственников.
А в органах милиции, прокуратуры  разве  не встречаются  начальники, которые  халатно относятся к соблюдению  закона, закрывая  глаза на явные  правовые нарушения влиятельными чиновниками.  Они любят оправдывать свою активную деятельность  рапортами  о большом количестве раскрытых правонарушений, часто используя  статистику мелкого хулиганства или вообще приписок.
В  среде журналистов также  есть  много любителей не углубляться в анализ сложных социальных проблем, а ограничиваться  скуповатой информацией  или статистическими данными, за которыми  не видели живого человека.  Среди редакторов  сложился тип  газетчика, который всегда  готов пожертвовать свою принципиальность в угоду приказам, а то и капризам вышестоящего начальства.
Накопилось много и других образов, о которых  писала   в фельетонах  и очерках.  Хотелось создать нечто  большее.   Татьяна Сергеевна постепенно приходит  к убеждению, что  ей  нужно написать художественное произведение.  Не роман, но и не рассказ. Наиболее идеальной казалась  форма повести.   
Сюжет  задуманной повести был  прост. В одном из городов  некий ветеринар пытается искусственным путем синтезировать живую клетку. Он уверен в своем успехе. В его воображении реально видится искусственный синтезированный человек. Но  ветеринара  всегда мучил вопрос: «Какой нравственный облик должен быть запрограммирован «химическому» человеку?».   Не очень полагаясь на свой опыт и знания, он обращается за помощью к молодому  журналисту из местной газеты, от лица которого и ведется повествование.  Ветеринар сообщил журналисту, что своего «химического» человека  хочет назвать Евгением Александровичем Смирновым, потому что  так зовут его любимого племянника.  Вскоре ветеринар с женой покидают город, а в их квартире неожиданно поселяется высокий стройный юноша, который представился как Евгений Александрович Смирнов.  По городу пронесся слух, что поселившийся в квартире ветеринара юноша и является  тем самым «изобретением», о котором мечтал ветеринар.  В эту версию поверил и журналист, который и  стал рассказывать  о  многих хороших и не очень хороших поступках Жени Смирнова. Но постепенно  все  убеждаются, что Жена не «химический», а вполне нормальный молодой  советский  человек, у которого отец  работает секретарем райкома партии.
Константин Симонов.
Закончив повесть, Татьяна Сергеевна дала прочитать первый вариант  заведующему отделом литературы и искусства в «Правде Востока» А.Вулису.  Рукопись ему  понравилась и он  решил  рассказать об этом  писателю Константину Симонову, который уже несколько месяцев жил в Ташкенте в своеобразной ссылке. . В газете «Правда Востока» К.Симонов печатался мало, в редакцию заходил изредка, но контакт с сотрудниками поддерживал.  А.Вулис вспоминал: «Я позвонил Симонову.  Симонов ответил просто:
-Сейчас читать повесть не могу. И не смогу в ближайшее время. Через три месяца  -  такой срок автора устраивает? Если устраивает  -  везите рукопись.
Через три месяца я услышал в телефонной трубке голос Константина Михайловича:
- Если Татьяне Сергеевне удобно приехать ко мне завтра  -  назначим встречу на завтра. Приезжайте, пожалуйста, с нею вместе.».
На следующий день состоялось обсуждение повести.  В основном К.Симонов хвалебно отзывался о содержании повести. Если же и высказывал критические замечания, то тут же деликатно оговаривал, что он не  считает себя знатоком сатиры и юмора, с хитрецой посматривая в сторону А.Вулиса, автора книг о сатирической литературе.  Обсудили и практические вопросы издания повести. К.Симонов предложил напечатать «Женю – чудо ХХ века» в журнале «Москва», где он числился в составе редколлегии. Написал обстоятельное рекомендательное письмо редакторам журнала, обратив их внимание не только на содержание повести, но и на  писательское  дарование Т.С.Есениной.
 К.М.Симонов писал: «Посылаю  к Вам  в «Москву» это письмо вдогонку за уже отправленной рукописью повести Татьяны Сергеевны Есениной «Чудо двадцатого века» (название, быть может, и не самое удачное).
Во-первых, мое мнение о повести. Мне кажется, что очень многое в ней здорово придумано, но в то же время довольно многое еще вовсе никак  не придумано и не поставлено на свое место. Мне кажется, что в повести много здоровья, юмора, и при том, что в ней пока что не получились целые большие куски, по-моему, много таланта.
А теперь перейду к автору. Главное в том, что автор, на мой взгляд, очень природно-талантливый человек. Это очевидно, особенно если прикинуть, что это ее первая прозаическая вещь. Я собственно и позволил себе порекомендовать журналу и притом с практическими целями эту далеко не готовую вещь только потому, что автор, на мой взгляд, безусловно, талантлив, и если ему помогут с этой его первой работой, может еще очень украсить это свое произведение.
Почему я уверен, что в данном случае автор (с помощью редакции) сможет радостно, а не мучительно довести работу до конца? Бывает и так, что по рукописи видно, что автор талантлив, а рукопись все равно не вышла, и довести ее автор до конца не в состоянии. В данном случае у меня обратное ощущение. У автора хватит и запаса таланта, и запаса воли и трудолюбия, и запаса знаний жизни, и запаса желания (а это тоже немаловажно) довести свою вещь до конца.
Татьяна Сергеевна Есенина  -  ей сейчас около 40 лет  - журналистка, она работает в отделе советского строительства газеты «Правда Востока» литературным сотрудником и львиную часть своего времени проводит в командировках как разъездной корреспондент. Это веселая, умная, хорошо знающая жизнь женщина. В «Правде Востока» она работает уже десять лет, до этого работала в других газетах, до этого, как мне сказали ее товарищи по работе, была медсестрой. Имеет незаконченное высшее образование.
С повестью ей здесь разные товарищи  -  и недоброжелательные и доброжелательные  - заморочили голову. Одни уверяли, что надо переписать первую  половину,  другие, наоборот, что надо переписать вторую половину, третьи говорили, что это вообще бред, четвертые, что повесть хороша,  но ее, дескать, никто не напечатает.  Мой взгляд на вещь, который я Вам изложил кратко, а автору подробно, не вызвал в авторе сопротивления. Она ответила, что сама чувствует сейчас, что повесть далеко не готова, что в ней еще надо многое переделывать и заново переписывать, но при этом добавила, что она сейчас как-то совсем запуталась под влиянием избытков советов. Она готова работать сколько угодно, но ей очень необходимы твердая рука помощи и ясные предложения о том, что она должна сделать практически, высказанные той редакцией, которая рискнет взяться и поработать с ней. Насколько я понял из разговора, она в ближайшее время может получить отпуск у себя в газете и использовать его на поездку в Москву и на работу над рукописью. Добавлю еще, что она на меня произвела впечатление опытного журналиста, живого, делового, вполне практичного человека.
Ну, наконец, последнее. Татьяна Сергеевна  -  дочь Сергея Есенина и в то же время, на мой взгляд, талантливый человек, который, если помочь ввести его в литературу, отнюдь не ограничится только одной этой повестью. Если это так, а мне верится, что это именно так, то мне, как старому редактору, кажется, что это радостное дело для журнала  -  вести в литературу талантливую писательницу, которая к тому же еще дочь Сергея Есенина. В этом есть какая-то своя особая радость для всякого человека, любящего нашу русскую поэзию.
Вот, дорогие друзья, все, что мне хотелось сказать по этому поводу как писателю-единоличнику, который, будь он сейчас редактором, откровенно говоря, ни за что не прошел мимо этой рукописи. Жму Вашу руку. Константин Симонов. Г.Ташкент. 2. 1У.1960 г.».
А.Вулис вспоминал, что Татьяна Сергеевна после встреч с К.М.Симоновым сказала: «Добрый покровитель злых сатириков». «Не помню, - писал он, - о Симонове  ли, но знаю, что эти слова очень точно подходят к нему…». Известно, что К.Симонов очень помог А.Вулису в публикации  материалов о советской сатире и юмору, в издании длительное время находившихся под запретом художественных  произведений  М.Булгакова.
Несмотря на столь лестный отзыв, повесть  не  появилась  в журнале «Москва». Она увидела свет только в1962 г. в первом номере журнала «Новый мир», который редактировал АТвардовский, опять же при содействии К.М.Симонова.
Несколько осторожно оценивал К.Симонов содержание второй сатирической повести Т.С.Есениной «Летающий совхоз».  Её  также одним из первых прочитал А.Вулис.  И в этот раз он  показал рукопись К.М.Симонову. «Однажды я навестил его, - писал А.Вулис, - заранее объявившись по телефону, в связи с новой повестью Татьяны Сергеевны Есениной. Эта вещь, написанная в том же юмористическом ключе, что и предыдущая,   -  «Женя  -  чудо ХХ века»   - была отдана, подобно предыдущей, Симонову на апробацию.
Сюжетные коллизии этого сочинения связаны с летающим совхозом: по каким-то сегодня уже не ясным причинам, сей социальный организм отрывается от земли и носится в пространстве, создавая определенные трудности для разных руководителей и контролирующих учреждений».
Но к гротеску К.Симонов относился с опаской. Он не был ярым  противником  сатирического гротеска в литературе, скорее всего,  такая  манера  не была характерна для его творчества.
О содержании новой повести К.Симонов сказал Татьяне Сергеевне:
- Технология Вашего жанра мне недоступна.
Повесть к печати  не приняли. Рукопись пришлось похоронить в личном архиве. Её читали дети и самые близкие друзья.
Под огнем  рецензентов
После публикации  романа  Татьяна Сергеевна с интересом ожидала отзывов читателей.  Узнав от  Л.Устиновой, что  повесть  собираются  обсудить  в Ленинграде  на одном из собраний научных работников, писала ей 11 апреля 1962 года: «Лидочка, дорогая! Что же сказали твои инженеры о моем «Жене»? Мне досмерти интересно. Правда, у меня давно (еще до опубликования) голова распухла от противоречивых мнений, но бог с ней  -  пусть пухнет дальше».
Вскоре появились  рецензии.  Они были  написаны в критических тонах.
В журнале «Наш современник»  Л.Ершов в отзыве «В ожидании чуда» отметил :
«В повести «Женя – чудо ХХ века», кажется, впервые в нашей обличительной литературе намечена связь между миром уголовных преступников, вроде бандита Ваньки Бубнового Валета, и живущим в двухэтажном особняке управляющим трестом взяточником Гурьевым. От Гурьева вьются нити к внешне благообразному и респектабельному Петру Кирилловичу. А вокруг этих двух лиц распространяется неуловимая для органов официального надзора, но вполне реальная атмосфера духовно-нравственного неблагополучия, морального растления.
Однако этот очень важный мотив не получил в повести достаточного  углубления и развития. Более того, он подмят калейдоскопом пестрых, местами по-фельетонному острых, местами лирически-бытовых, а чаще  легковесно-опереточных историй., довольно  искусственно  сгруппированных вокруг судьбы «идеального героя» и разоблачителя пороков Евгения Александровича Смирнова».
Рецензент упрекнул, что сюжет повести  не нов, если вспомнить  «Кандида» Вольтера, «Чудасия, или Мефистофель в столице» братьев Тур,  кинокомедию «Человек неоткуда» и др., в которых наивный и простодушный главный герой сталкивается со смешными и нелепыми сторонами жизни, которые кажутся вполне нормальными обычному, заурядному обывателю.  Т.С.Есенина впервые  попыталась сюжет повести  связать  с советской действительностью.
Критик увидел главный недостаток  в обилии противоречий в описании главного героя, «человека без недостатков», но у которого нет и достоинств. Любую справедливость  он добивается  физической силой, так как, по мнению одного из персонажей повести, у Жени «кулаки заменяют ему логику».  Отсюда делается  вывод, что «главный герой юмористической повести вовсе  не пользуется юмором как оружием в жизненной борьбе, а либо произносит карательные речи, либо физически расправляется со своими противниками».
Л.Ершов упрекнул, что у персонажей повести  Т.Есениной нет внутренних контрастов, которые движут развитие юмористического образа, поэтому «герои плоскостны и потому лишены движения», их героизм не очень прочен и долговечен. Положительные герои Женя и Дима выставлены рыцарями не на час, а на минуту. А читатель ждет  «вдумчивого анализа смешных и грустных  явлений жизни, типических обобщений, словом, социальной сатиры и юмора». Констатация отрицательных явлений напоминает  уровнь  среднего фельетона, о чем свидетельствуют и позаимствованные из газетного  языка штампы, как  «организовать совещание», «есть уже какие-нибудь наметки», «полезно бы целую дискуссию организовать», «предварительно будет издан закон», а это привело к тому, что  содержание не приобретает смешного юмористического освещения.  «А раз нет смешного, значит,  нет и правды, -  заключал  рецензент. – Не того мелкого, бытового  правдоподобия и поверхностного обличительства, которых хоть отбавляй в плохой юмористике, но социальных обобщений, оригинальных открытий, типических характеров. Опыт «Жени – чуда ХХ века» еще раз  подтверждает ту простую, но, как видимо, не совсем очевидную истину, что заменить шутку, иронию, сарказм, словом, искусством   косвенной или прямой, открытой или скрытой насмешкой, лобовыми разоблачениями невозможно».
Еще более категоричен в оценке был  Юрий Идашкин в рецензии «Несостоявшееся чудо», опубликованной в четвертом номере  журнала «Октябрь» за 1962 год.
«Повесть эта ужасно «кр – р – р – итическая», - писал рецензент с иронией. – Она бичует такое количество недостатков и пороков, что даже неполный перечень их занял бы целую страницу. (…) Как убоги все эти персонажи, лишенные малейших примет индивидуальностей! Ни новой мысли, ни нового поворота,  ракурса, ни даже новой детали  -  словом абсолютно ничего  своего не внесла писательница в трактовку этих фельетонных образов. Читаешь повесть и думаешь: да ведь любой газетный фельетон значительно полнее, выпуклее, ярче рисует подобных «героев» Теми действительно возмущаешься, против них негодуешь, с ними борешься. А эти… Эти вызывают только скуку»  
Других положительных признаков повести критик не увидел. Он пришел к неутешительному выводу: «Конечно, в юмористической повести допустимы шаржи, гротески.  Но при этом  должен быть четко  виден объект, против которого направлен юмор. В повести положительного начала нет, хотя порок наказывается, а добродетель торжествует. Но «положит»-герои» мелки и скучны.  Читаешь и думаешь, не о городе, описанном Т.Есениной, когда-то сказал Ильф  -  «Край непуганых идиотов».  
Татьяна Сергеевна спокойно отнеслась к разгромным рецензиям. Более того, стала обдумывать сценарий по своему произведению. В спешке  перечитывала  французские, итальянские и американские  сценарии, чтобы  более квалифицированно подготовить  свой сценарий.   Пришла к выводу, что зарубежные  авторы    больше учат,  как  надрывать людям душу, а она же хотела написать веселый сценарий. «Через несколько дней перестану мыть полы, посуду и может быть даже причесываться и засяду за сценарий, - писала Татьяна Сергеевна в Ленинград, - так, чтобы к маю был уже готовый вариант для поездки в Ленинград. Сохранять в целости надо, видимо, в основном юмористическую интонацию, а многое другое придется кромсать и перетасовывать. Трудно, разумеется, условную вещь, причем в основном умозрительную, переводить в нечто, воспринимаемое глазами и ушами».
В конце ноября1964 г. отправила сценарий на «Мосфильм»  без всякой надежды на положительный результат.  Писала  Л.Б.Устиновой: «Честно говоря, боюсь я за результаты  - осенью, пока писала, из болезней не вылезала. А сейчас пишу повесть, знаешь какую? По той первой заявке, что я послала на «Мосфильм» и которую тебе читала. Мне что-то показалось обидным терять этот сюжет,  и когда я в него вдумалась, то додумалась, что он очень емкий и в него можно втиснуть кучу мыслей и наблюдений. И действительно, пишется легко и быстро, потому что сюжет слеплен как пчелиные соты  -  только лей в него мед. Не знаю, конечно, что за мед выльется из моей усталой и малость ошалевшей за этот год головы, но будет ли это патока или деготь или что-нибудь еще похуже».
Сценарий на Мосфильме прочитали.  Возникли некоторые вопросы, которые можно было решить только  в Москве, куда ехать  Татьяне Сергеевне   не хотелось.  Она писала в Ленинград: «Мосфильм вызвал меня в Москву, в ответ на этот вызов я тут же поступила на работу и ехать отказалась. Тогда мне продлили срок сдачи сценария до 1-го апреля (меня попросили «прояснить социальную направленность»). Прояснять эту направленность мне до смерти лень, но ничего не поделаешь, раз связалась, надо как-то развязаться. Просто мечтаю о том дне, когда почувствую себя не имеющей никакого отношения к кинематографии. И вот, когда с ней развяжусь, у меня будет много времени для писания «для души»….».
 
Прощание с журналистикой
В последние годы работы в «Правде Востока»  Т.С.Есенина очень редко выезжала в районы республики.         
После  командировки в город  Маргелан  в  очерке «Хозяйки шелкового царства» рассказала  о встречах с узбечками с их  поучительными   историями  о своей  жизни. Внутренний душевный мир  рабочего    человека  больше интересовал  Татьяну Сергеевну, чем производственные показатели  предприятий, на  которых  они  работали. Её заинтересовали судьбы женщин-узбечек,  привлекавшихся к производственной работе. В разговорах с узбечками быстро уяснила,  что  они только  на производстве  они   ведут   себя  в некотором смысле раскрепощено, а   в семейном  кругу   они   не могут  похвастаться  личной   свободой, так как  должны    соблюдать  требования  мусульманских обычаев.  Смелых женщин, отстаивающих личное достоинство, было немного.  Татьяна Сергеевна обратила внимание на  Хайринису  Убайдуллаеву, которая  ей рассказала:  «Я родилась в этих краях, в кишлаке. Рано осиротела, и выдали меня родственники замуж за пастуха.  Пасли с ним вместе коров. Только с первых же дней мне стало доставаться побоев больше, чем коровам. И вижу я, что конца этому не будет  -  быть мне битой и завтра, и послезавтра, и через десять лет. Куда бежать? Как хорошо, что в то время было уже куда бежать  -  шел 1924 год и я уже много слышала о Ленине и Советской власти. Я ушла из дома и зайцем, как настоящий беспризорник, только в парандже, приехала в Ташкент.  Работала сборщицей в деревообделочной мастерской, но вскоре вернулась в Маргелан, устроилась на открывающийся шелковый комбинат, агитировала узбекских  женщин  последовать ее примеру».  И ей это удавалось.
В 1958 г.  Т.С.Есенина  опубликовала очерк «Сельские комсомольцы», рассказав   об участии молодежи в освоении целинных земель. Писать о  новых складывающихся среди молодежи отношениях   ей было интересно. Она избегала громких фраз о патриотизме, не старалась ссылаться на решения партии, чем грешили  многие корреспонденты. Ее интересовало духовное совершенствование  современного рядового  человека.  20 февраля1959 г. в    очерке  «Валентин Тюпко»  живо, неформально  охарактеризовала жизненный путь мастера-испытателя  новых сельхозмашин, которого  рабочие   выдвинули  кандидатом в депутаты Верховного Совета республики.
 В  своих последних  публикациях  она  стала чаще   обращаться  к жизни  простых людей. Понимала, что поднятая шумиха вокруг принимаемых партийных решений не всегда отражала  реальную действительность.   1 марта1960 г.  в очерке «На рабочей окраине»   раскрыла  происходящие  социальные  изменения в жизни рабочих, которым  стали выделять  новые квартиры на   жилом  ташкентском  массиве Чиланзар.  В статье   «Колхозницы»  писала  о  селянах, в жизни  и трудовой деятельности   которых  наметилось заметное улучшение, что отразилось на  оживлении  общественной активности граждан, не желающих   жить по принципу «моя хата с краю». В статью «Воспитатели» включала зарисовки    повседневных наблюдений, избегая  громких фраз  о необходимости соблюдения  основных  принципов провозглашенного партией  морального кодекса.   Татьяна Сергеевна,  обобщая обыденные  факты, стремилась увидеть  в жизни  горожан    ростки нового.  Вот что  она писала о народных воспитателях:
«Утром он  едет в трамвае и не смотрит в окно. Он следит за тем, что происходит внутри.
-Молодой человек, уступите место женщине с ребенком. Не стыдно вам?  А вы, будьте добры, зайдите с задней площадки, ведь не инвалид. А вы, гражданин, спрашиваете, кто выходит, а сами билет еще не взяли.
Но он не контролер.
Вечером, идя по улице, он отправит домой спать тихого пьяного, возьмет за шиворот буйного, заткнет глотку разбушевавшемуся хулигану.  Но он не милиционер.
В течение дня ему приходится разговаривать со многими людьми.
-Ну как, друг, помирились с женой? То-то.
- С соседями все уладил? Да ты потерпи, не хорохорься. Получишь новую квартиру, будут у тебя новые знакомы более приятные.
Кто же этот во все вмешивающийся, готовый всюду навести порядок и каждому прийти на помощь гражданин? Таких ведь много. Оглянитесь вокруг себя, если вы сами не такой. Но в каждом случае речь идет о совершенно конкретном лице. Он простой рабочий. Слесарь завода имени Ильича Александр Митрофанович Паршенков».
        Именно такой рабочий человек, по убеждению Татьяны Сергеевны, должен  играть   важную роль в общественной жизни трудового коллектива. Его уважают. Он делами, а не пустословием  выделяется среди других.  Его избирают  общественным  контролером  за работой столовой и магазина, чтобы в них не  обсчитывали  клиентов. Он возглавляет народную дружину  - и правонарушители это быстро поняли, что их беспредельность кончена.  Он входил в жилищно-бытовую комиссию, чтобы следить за правильным и объективным распределением предоставляемого жилья рабочим.  По убеждению Т.С.Есениной,  таких Паршенковых становится всё больше и больше. Это радует, так как от их активности  улучшается  и окружающая  жизнь.
  Т.С.Есенина не  боялась писать правду, для своих публикаций   выбирала острые темы.  Г.Димов вспоминал, как в одном материале она указала на ошибку крупного партийного деятеля, не называя его по фамилии,  при выборе центральной усадьбы при освоении Голодной степи. «Началось освоение Голодной степи, - писал  Г.Димов. – Где быть ее «столице»? Татьяна  мчится туда и по возвращении в обширной корреспонденции убедительно доказывает, что для центра района нового освоения выбрано не лучшее место, сделано это вопреки наметкам проектировщиков, без совета со специалистами, по указанию, как оказалось, некого перста. Назвать его по имени в газете было невозможно, тем более в органе ЦК. Но все знали, в чей огород камень. Перст-то принадлежал только что избранному  тогда первому секретарю ЦК».
   Рутинная  работа в редакции  надоедала, хотелось новых встреч, новых впечатлений.  «Соскучилась по Ленинграду насмерть, - писала 14 ноября1963 г. Татьяна Сергеевна  Л.Устиновой, -  И вообще за семь месяцев выезжала всего один раз в какой-то паршивый колхоз. Вот и ноет душа командировочного, непривыкшему к одному сидению на одном месте».
Творческая работа над повестью и сценариями   влияла на исполнение Т.С.Есениной  непосредственных обязанностей в редакции.  Иногда в спешке  попадала впросак. Об одной такой оплошности рассказал Г.Димов: «Однажды Таню вызвал редактор  -  бывший работник ЦК  -  и велел ехать в Самарканд  и  «разделать как следует генетиков» одного института.  Некоторое время назад громкий  разнос вейсманистов и морганистов состоялся в Москве.  Тонкости спора в этой области науки  для Тани были  еще неведомы. Зато директивы шефа  -  весьма грозными. И страх за свое униженное положение оставался прежним. Она действительно съездила в Самарканд. В газете вышел острый фельетон. Его на «ура»  встретили на Гоголевской, в тогдашнем ЦК, вырезку послали в Москву на Старую площадь  -  мы, де, тут тоже не лыком шиты, бьем противников Лысенко.  Таня же получила удар с другой стороны. В отдел зашел пожилой, пришибленный доктор наук из ТашГУ и, озираясь по сторонам, почти шепотом стал объяснять Татьяне Сергеевне, что самаркандский эксперимент  на «мышках и букашках» решает одну из коренных проблем медицины, что гонение  на генетиков  -  это несмываемый позор для страны, Лысенко  -  сатана в науке, и вам, уважаемая,  когда-нибудь будет стыдно за ваш фельетон».
По мнению  Г.Димова,  осознав свою ошибку, Татьяна  Сергеевна  стала подумывать о переходе на другую работу.  На самом же  деле поводом для перехода на другую работу послужил не этот злополучный фельетон, а желание профессионально заниматься писательской деятельностью. Сатирическая   повесть  «Женя  -  чудо ХХ века» была  издана  отдельной книгой   в Ташкенте затем в переводе была опубликована  и  Чехословакии. Книга получила неоднозначную оценку. И хотя официальная критика встретила в штыки смелое  сатирическое обличение  автором   жестких  идеологических установок  морального кодекса строителя  коммунизма, тем не менее, на книгу обратили внимание, а ведущие киностудии страны предложили экранизировать «Женю – чудо ХХ века». Подготовка сценария, её согласование в киностудиях потребовали от Татьяны Сергеевны длительного пребывания  в Москве и Ленинграде. Скоро она  убедилась в невозможности совмещения  литературной работы с обязанностями журналиста-практика.  Попыталась решить этот вопрос за счет продления отпуска без сохранения содержания. Из Ленинграда написала письмо:
Редактору «Правды Востока» т. Ивахненко
Заявление
Прошу продлить мой трудовой отпуск, предоставив мне отпуск без сохранения содержания до 1 марта. В настоящее время нахожусь в Ленинграде, где завершаю работу над сценарием совместно с работниками киностудии. Работа продлится примерно  до 15-го  -  20-го февраля. Оставшийся отпуск мне необходим для отдыха. Обстоятельства сложились таким образом, что в течение нескольких лет я в период отпусков занималась творческой работой и очень сильно переутомилась.
Литсотрудник отдела советского строительства 26 января1963 г. Т.Есенина».
Редколлегия «Правды Востока» не удовлетворила просьбу Татьяны Сергеевны. Тогда она пишет заявление об увольнении, сопроводив его личным письмом к главному редактору газеты Ивахненко А.Д.                                         
Уважаемый   Александр Дмитриевич!
Только что получила телеграмму о том, что редколлегия отказала мне в отпуске без сохранения содержания.
Студия  «Ленфильм», утвердив второй вариант сценария, предъявила мне требования о последних, обусловленных договором «поправках».  Работы немало и она требует постоянного общения с работниками сценарного отдела и режиссера. Ехать сейчас в Ташкент, приступить к работе в редакции, сочетая как и прежде с работой по ночам, я уже не в силах. Разорвать договор и возвратить аванс  -  тоже не могу.
Единственным выходом осталось послать приложенное к этому письму заявление.
Летом прошлого года русская секция рекомендовала меня к приему в члены Союза писателей. Очень сожалею, что не поторопилась с подачей документов.  Вступив в Союз, я, видимо,  имела бы право на творческий отпуск.
Жаль, что так получилось. Большой привет. Т.Есенина. 1 февраля1963 г.
Возлагала большие надежды на будущую профессию писателя. Обрадовалась, когда ей переслали  переведенную на словенский язык повесть «Женя – чудо ХХ века», который зарубежному читателю  был представлен как юмористический роман.  Гонорар позволил немного  пополнить  семейный бюджет.  В Москве подарила книгу двоюродному брату  Петру, сыну  сестры Зинаиды Райх  актрисы Херасковой, с дарственной: «Дорогому Пете. Всё то же самое, хоть и в ином обличье. Надеюсь, что сумею когда-нибудь подарить  что-либо новенькое. Таня. 4 / Х1 – 63».
В Ленинград Т.С.Есенина приехала через год.   2 марта1964 г. она выступала на вечере памяти В.Э.Мейерхольда   в Ленинградском государственном институте  театра, музыки и кинематографии. Условно свое выступление она назвала есенинскими строками  «Большое видится на расстоянье…». Это было её первое публичное выступление о любимом отчиме.  «Со Всеволодом Эмильевичем связано 17 лет моей жизни  - детство и юность, - взволновано говорила  Татьяна Сергеевна  с трибуны. – В последний раз я видела его 11 июля 1939 года, 20 июля он был арестован здесь, в Ленинграде. Большое видится на расстоянье…  Вот прошла четверть века, а я всё стараюсь осмыслить  -  рядом с кем я жила.  И, что бы ни писали, что бы  ни говорили о Мейерхольде, мне всё время кажется, что упускается что-то очень существенное.  А почему  -  это не так легко выразить. Я попробую.  Есть одна истина,  которую нетрудно было усвоить при жизни Всеволода Эмильевича.   Мейерхольд  -  это человек, который никогда не оставляет  равнодушными догматиков  и схоластиков.  И корыстных догматиков,   и бескорыстных, которые всего-навсего не умеют думать.  Искреннему  догматику Мейерхольд может показаться   непринципиальным, ибо , по его мнению,  принципиален только тот, кто каждый день говорит одно и то же.  И между тем, Мейерхольд был потрясающе принципиален.  У него было два главных принципа. Первый  -  всегда смотреть и всегда идти  вперед. А второй  -  никогда не поступать вразрез со своими убеждениями.  А с чем борются всегда, во все времена догматики  -  с настоящей наукой. Ну как тут не подумать о том, что  у Мейерхольда были те же  принципы, что у настоящей науки…».
Татьяна Сергеевна пыталась осмыслить сложный путь восстановления имени Мейерхольда в науке, искусстве, театроведении. Вероятно, это  изложение ей казалось  слишком академичным, поэтому она неожиданно закончила выступление   сравнением  сценического воплощения, которого добивался В.Э.Мейерхольд в своих постановках «Великодушного рогоносца»,   с реальной  современной жизнью.  «Я много лет живу в Узбекистане, - говорила она, - где до революции женщины носили паранджу и при малейшем подозрение в измене им полагалось отрубать голову.  Когда я смотрела «Отелло» в Ташкенте, в момент,0 когда Отелло душит свою жену, я отвернулась и смотрела не на сцену, а на мужчин, сидевших в зале.  У некоторых шевелились  пальцы. Мысленно они душили женщину вместе с Отелло.  Когда мужчины смотрели «Рогоносца», пальцы у них не шевелились, но у некоторых перестали шевелиться мозги. Ревность оказалась под микроскопом, смотреть на неё было смешно».
Приводить другие примеры не стала. Не назвала она поименно и тех, кто был причастен к гибели В.Э.Мейерхольда, хотя этого некоторые от неё ожидали..  Закончила выступление риторическим вопросом: нужно ли мстить за необоснованно репрессированного отчима. «Все годы я не задумывалась, - спокойно разъясняла Татьяна Сергеевна, - кому надо мстить за Мейерхольда и каким оружием мстить. Я считаю, что мстить надо трусости, а следовательно бездушию и жестокости.  Чем  мстить?  Воспитанием смелости, мужества, воспитанием мысли, воображения, человечности».      
Дела  семейные.
Уход из редакции «Правды Востока» совпал  с серьезными изменениями в семейных отношениях. В 1960 году  Татьяна Сергеевна  официально  разошлась  с мужем, так как разногласия между супругами,   накопившиеся за долгие годы супружеской жизни, стали принимать нежелательные формы.  Терпение лопнуло.  «Двадцать лет я просуществовала рядом с человеком, - писала она  Л.Устиновой, - который собачился абсолютно со всеми  -  с сослуживцами, соседями, своими собственными детьми и т.д.  А я, глядя на него, обычно старалась думать о чем-нибудь  (или о ком-нибудь) другом.  А потом мне это перестало удаваться. У него наступил возраст,  когда характер, если он мелочный, становится еще более мелочным, а ко мне пришел возраст, когда я, глядя на него, только о нем и думала. Вот и смылась, бросив все.  Прошлым летом, когда главного редактора нашего издательства обварила в спящем виде кипятком его собственная жена (он еле выжил), я окончательно оценила всю правильность своего поступка.  Уж до чего-нибудь  серьезного мой благоверный да довел бы меня. К счастью, какой-то внутренний сторож вовремя сигнализировал  - «положение опасное».
Кроме  работы в  редакции и загруженностью  домашними хлопотами Татьяна Сергеевна  находила время  для  занятий спортом.  Ташкентский писатель Олег Сидельников  уговорил   её заняться парашютным спортом.  В субботние и воскресные дни  выезжали на небольшой пригородный аэродром Сергели, где после прохождения небольшого курса обучения стала совершать прыжки с парашютом. Она испытывала восторженное состояние, рассматривая сверху после раскрытия парашюта  землю, город.  Татьяна Сергеевна так увлеклась прыжками с парашютом, что стала брать с собой  сына Сергея, приучая его  вместе совершать прыжки с неба.
В осеннее и зимнее время много сил отдавала игре в шахматы. После некоторых колебаний, Татьяна Сергеевна стала с 1959 года  выступать на  городском первенстве среди женщин. Газета «Физкультурник Узбекистана» в информации о женских соревнованиях по шахматам  нередко упоминала её фамилию. Среди участниц первенства Татьяна Сергеевна выделялась по возрасту среди юных шахматисток, которые блистали своей игрой.  Успехи Татьяны Сергеевны были не столь блестящими. «В шестом туре чемпионата Ташкента по шахматам среди женщин, - писала газета «Физкультурник Узбекистана»  8 мая1960 г. – наибольший интерес вызвала встреча Никитина – Есенина.  Эффективным был финал партии : Никитина неожиданно пожертвовала одну из своих пешек и, форсировав переход в выигрышное окончание,  добилась победы».  Отмечались и победы Т.С.Есениной. «Эффективной атакой на короля противника, - писали в газете, -  завершила комбинационную борьбу с Бородиной перворазрядница Есенина. Отметим, что как эта,  так и  другие победы Есениной достигнуты в итоге последовательной целеустремленной игры». В шахматы Татьяна Сергеевна любила играть до конца своей жизни.
 Домашние заботы не отпускали. Тревожило здоровье старшего сына  Володи, у которого  не все было  в порядке  с легкими, требующие  серьезного  лечения.  Беспокоило, что сын  не может  определиться в выборе будущей   профессии после окончания топографического техникума.  «У меня было в отношении него другой план, - писала Татьяна Сергеевна, -  загнать его в тихий город Нукус, с более подходящим,  чем в Ташкенте климатом, и пустить его по журналистской стезе. Но подозреваю, что в Москву его загнали чьи-то глаза. Чи карие, чи  голубые. Это причина уважительная».
Володя настоял на своем отъезде в Москву. Пришлось заниматься поисками жилья. Первый вариант о прописке на даче встретил сопротивление местных властей. Было  предложено, чтобы Татьяна Сергеевна передала сыну свои права на половину дачи, которую она унаследовала.  За помощью обратилась в одну из высоких инстанций.  Сама  Татьяна Сергеевна не собиралась переезжать в Москву. Об этом она откровенно писала  в Ленинград: «Сама я, грешница, Москву не люблю и в ее облагораживающие возможности не верю. А дачу трижды не люблю».
Вскоре было получено разрешение на прописку Володи на даче. Бытовые условия  были не очень хорошие.  Володя поселился  в холодноватой комнатке под чердаком, о чем писал матери. «Я все же надеюсь, - писала Татьяна Сергеевна родным, - что если вся эта неустроенность будет сказываться на его здоровье, у него хватит ума смыться. Работу он себе подыскал в университете  - его обещали взять электриком с перспективой  потом получить другую работу, получить возможность учиться и т.д. Вот это единственная перспектива, которая мне нравится. Ежели это сбудется,  и он окажется в среде мыслящей молодежи, нехай живет в Москве».
Хотела видеть сына журналистом, но  тот всячески противился.  Обрадовалась, узнав,  что Владимира  больше притягивает литературоведческая работа. «И действительно, в обычном понимании журналистская работа ему не по нутру, не по характеру и не по склонностям, - писала она в Ленинград. - . А вот литературная критика, тут действительно и путь для мысли открыт и не будет лежать втуне горы  изученного им  за годы болезни  -  по философии, социологии, эстетике, литературоведению и пр.  Ну вот и будем посмотреть, что у него получится. Все это в стадии самого начала.  Сидит он в научном зале Ленинки и строчит рецензии по примеру Мартина Идена в большом количестве, которые без всякой надежды на опубликование, некоторые по заказу, некоторые без заказа. Пока что у него опубликована одна в одном журнальчике. В «Московской правде» набраны две рецензии и ждут своей очереди.  Когда он в этой газете несколько раз опубликуется, то  его возьмут во внештатные сотрудники. Но эта внештатность равносильна штатности  - труд-книжка лежит в отделе кадров, выдается служебное удостоверение, оплачивается отпуск и больничный лист».
Владимира зачислили  внештатным сотрудником журнала «Дружба народов», он стал   получать  заказы от «Литературной газеты» и  «Литературной России». В основном зарабатывал себе на хлеб насущный литературной правкой и внутренними рецензиями.  Решил поступить на заочное отделение  исторического факультета педагогического института.  Нужно было   заботиться  о семье. Рождение сына Ивана вынудило  заниматься устройством быта.  Пришлось самому  ремонтировать свою комнату на даче, сколотить недостающие шкафы, столы и койки. Во время ремонта возникли разногласия и  стычки  с дядей, Константином Сергеевичем. Чтобы погасить спорные вопросы, Татьяна  Сергеевна отправляла из Ташкента разъясняющие письма брату.  В конце 1965 года писала Лидии Устиновой: «Ты пишешь, Костя Вовку «поругивает». Ну что ж, критика это, конечно, движущая сила, только боюсь я, Костя его не «во имя его же блага» поругивает, тут подоплека нехорошая.  Летом мне пришлось наброситься на Коську с градом ругательских писем, напоминать, что дача у нас «напополамная», что Вовке надо дать там сносное жизненное пространство, и теперь он  там занимает две комнаты (всего их пять). Коська, для которого  дача давно стала  «пунктиком», пережил все это тяжело. Он ведь хотел, чтобы Вовка нахрапом  занял комнату, которая когда-то по суду перешла к его, Костиной, дочке, Маринке, и был обижен, что Вовка на это не пошел. Ох, скучно об этом писать».    
Сергей жил рядом с родителями. Он после окончания школы  в 19 лет устроился работать лаборантом в  литологическую лабораторию Ташкентского университета.  Ездил  в командировку  во Фрунзе, столицу Киргизии,  занимался  научно-исследовательской работой.  В отличие от старшего брата,   Сергей  все делал  самостоятельно, но порой проявлял  торопливость. Это отразилось на его личной жизни.  Неожиданно  обзавелся семьей, не считаясь с мнением родителей. Любовный роман с десятиклассницей  Татьяной был для всех неожиданным. В письме двоюродному брату Вадиму Татьяна Сергеевна описала этот важный момент в жизни сына: «У меня новость  - женился мой 20-летний Сережка, причем самым незаконным образом  -  девочка Танечка, совсем еще маленькая, ей только на будущий год будет восемнадцать и регистрироваться в ЗАГСе нельзя еще. Ходят, такие счастливые-счастливые, о завтрашнем дне особенно не задумываются, а мы, взрослые, вокруг кудахчем и страдаем, как бы с ними чего не стряслось через пять или десять лет из-за того, что они поженились такие молоденькие и недоученные. Танечка  -  сложный гибрид: одна ее бабушка полька, другая  -  француженка, один из дедов  -  чистокровный цыган. Посему в глазах и глубина, и огонь, и легкомыслие. Она мне нравится». 
Вскоре выяснилось, что молоденькая  Таня уже  в положении. Срочно нужно было брак  закреплять юридически. Скоро в доме зазвучал голос  внучки Зины.  Татьяна Сергеевна любила с ней  возиться, о чем писала в Ленинград: «Зинка наша девка очень вкусная, уже почти все понимает, только не говорит. Характером она очень мирная, ее почти не слышно. Когда хочет жрать  до полусмерти  -  дрожит от нетерпения, облизывается, вытягивает губы, но не орет. Не любит орать. Никогда я такой красоты не видела. Наша крохотная черная собака приходит от нее в восторг  -  как увидит, начинает высоко прыгать и крутиться волчком».
Писала с оттенком иронии  и о  молодой  снохе: «У Таньки, моей сношки, режутся зубы мудрости. Дай бог, к тому времени, как у ее дочери прорежутся зубы, она станет совсем взрослой мамой». Татьяну после рождения ребенка  перевели в вечернюю школу, где учились  такие же, как и она, матери-одиночки и соломенные вдовы  Татьяна Сергеевна прилагала все усилия, чтобы  заставить сноху   закончить одиннадцатый класс. Знания школьных предметов, как выяснилось, у нее были не очень  похвальные, приходилось  объяснять принципы составления таблицы Менделеева,  растолковывать азы  делимости в математике.
«Я тоже сейчас живу как-то без передыху, - на открытке писала Татьяна Сергеевна в Ленинград. – В Ташкенте грянула жарища. С трепетом жду, сдаст моя Танька экзамены в июне, чи нет.  Вот жизнь смешная пошла. Никогда не слыхала, чтобы свекровей вызывали на родительское собрание. А меня вызывали. Только я постеснялась зайти».
Таня  успешно сдать выпускные экзамены не смогла. Два предмета нужно было досдавать осенью. Она   часто болела, поэтому все  хозяйственные  заботы, к которым прибавилась и  сидение с малолетней внучкой, свалились  на плечи Татьяны Сергеевны. Материальное положение ухудшалось после ухода из редакции газеты. Пообещали работу в одном из журналов, но  только  при наличии  вакантной должности.  Пришлось залезать в долги, брать деньги взаймы у знакомых.    
          Пришла из военкомата повестка о призыве Сергея в армию.  Когда в призывной комиссии   узнали, что он  хороший альпинист, стали  уговаривать  начать   службу  в  альпинистской  части.  Но обещание не сдержали, отправили   в танковое подразделение в Ашхабаде.   Служил  с достоинством.  После обучения в сержантской школе  его назначили командиром танка. Стойко переносил во время учений 50-градусную жару, когда некоторые солдаты  падали в обморок  от солнечных ударов.  За достигнутые успехи командование предоставило ему десятидневный отпуск в Ташкент. В газете «На страже Родины» (1965, 22 сентября) была опубликована заметка «Внук Сергея Есенина  -  танкист-отличник».   Дома радовались его успехам, но и сердились, что он редко пишет  письма.
Командование вспомнило о его любви к альпинизму и направило на двухмесячные сборы на Памире, где  Сергей выполнил нормативы  второго разряда и стал  готовиться  по программе первого разряда. 
 
Редактор  издательства   Академии наук Узбекистана
 В  1965 году   Татьяна Сергеевна  устроилась  на новую работу.  «Я в первых числах января поступила на работу и ни на что времени не хватает, - писала она  в Ленинград  Л.Устиновой. – Поступила в издательство Академии наук и редактирую… научные труды по биологии. Устраивает меня это, во-первых, потому что интересно  -  все остальное надоело. Кроме того,  не надо отсиживать часы на работе, всем, у кого есть телефон, разрешается торчать дома. Очень меня жаждут упихать в отдел  общественных   лже-наук, но я отбрыкиваюсь».
   В  новой должности  Татьяна Сергеевна должна была  выполнять установленную редакторскую   норму  обработки  научных текстов, которая  составляла 7 – 8 печатных листов в месяц. Редактировать  специальные   тексты   без хорошего  знания  биологической терминологии   было  трудновато. Приходилось  часто заглядывать в специальные отраслевые словари или в энциклопедии.  При редактировании приходилось постоянно общаться с авторами научных работ. Аспиранты или молодые соискатели легко принимали  стилистическую правку своих работ, а вот   с некоторыми  докторами наук нередко приходилось вступать в спор, доказывая  неправильность  использования   ими того или иного биологического термина.   С таким редакторским подходом не все соглашались, но Татьяна Сергеевна  отстаивала   свою точку зрения, не обращая внимания на научные регалии автора. Иногда  дело доходило до неприятных столкновений. После подобных инцидентов позволяла себе сгоряча  делать обобщения. Писала   сестре: «А вообще посмотрела бы ты на наших здешних ученых, тебе наверное  все окружающие  показались  Эйнштейнами. У нас одни аспиранты  -  живые нормальные человеки, а как доктор наук, так обязательно тупица с ожиревшими или высохшими мозгами».
Такие резкие отзывы относились к ученым, не прислушивавшихся к дельным советам редакторов, считавших только свое мнение  истиной в последней инстанции.  Радовало, что таких ученых  было немного.   Больше  приходилось работать с интересными исследователями, встречи с которыми  были для Татьяны Сергеевны полезными и поучительными. Таким был вице-президент Академии наук академик Виктор Федорович Николюк, объемную  книгу которого «Простейшие почвы Узбекистана»  она редактировала чуть ли не с  черновых набросков до издания монографии.
 Академик познакомил Татьяну Сергеевну со своим сыном, страстным поклонником поэзии Сергея Есенина.  Вадим Николюк  заканчивал факультет журналистики Ташкентского университета, писал дипломную работу о поэзии С.Есенина. . «От Татьяны Сергеевны исходили удивительное внешнее обаяние,  - вспоминал В. Николюк,  -  мягкая сдержанность, мудрость и во всем точность  -  истинная интеллигентность. Она магнетически притягивала к себе. В то же время иной раз довольно непросто  было с ней общаться. Человек энциклопедических  знаний, она задавала тему для размышлений».
         Татьяна Сергеевна  не любила просто так просиживать за столом в отделе. Редактировать приходилось солидные монографии, многочисленные  сборники научных работ, отчеты отделов и доклады  на научные конференции. Нравилось редактировать научно-популярные издания, как, например,  книга  Ф.Н.Русанова «Путеводитель по ботаническому саду» (1975). .
 Режим отсидки в установленное  администрацией время  она не признавала, требовала творческой свободы для выполнения  установленной нормы редактирования.  По этому поводу  она рассуждала: «Почему я не выдержала режима в «Науке»? Да потому, что он маразматичен.  Ни в Москве, ни в Ленинграде, ни в других крупных городах,  таких как мы редакторов к месту не привязывают.  Но ты бы видела, что Ташкент до многого еще не дорос. И вот что получается. Редактировать 8 часов подряд научные труды никто не может и никогда не будет. А если редакторов сбить в кучу, они могут выполнять только полумеханическую работу, вроде читки корректуры. Всё, над чем надо подумать, утаскивается домой. Так вот наши бабоньки и живут. (С 9 до 6 болтают, хохочут, вяжут, читают, пытаются работать и ахают, что   это невозможно. А по-настоящему вкалывают, когда это надо, в основном дома). Вот этой бестолковщины я и не выдерживала».
Стабильная зарплата, случайные гонорары  помогли выйти из затяжного материального кризиса.  Ради этого пришлось забыть о творческой литературной работе, разорвать отношения с Мосфильмом. «О литературных своих делах как-нибудь в другой раз, тем белее, что они не блестящи, - писала 5 августа 1965 года Татьяна Сергеевна в Ленинград, - Но с кино я развязалась и начинаю благодаря этому как-то развязываться с долгами. Надеюсь, скоро смогу повозвращать тебе и Вадиму все, что я вам позадолжала. Совесть меня на сей счет уже замучила, но, увы, такая трудная была ситуация, что вы, надеюсь, не очень будете на меня серчать».
 Выехать в отпуск в Москву и Ленинград  не всегда  удавалось. Не было достаточных средств, требовался уход за внучкой, которая  к тому же нередко побаливала. С трудом выкраивала свободное время, чтобы   дописать  небольшую повесть и начать  писать научно-фантастический рассказ.
Во время отпуска  пыталась как-то отвлечься от грустных мыслей. «Устала я, и не от  работы, а от вечных тревог за своих дураков, - писала  Л.Устиновой   в конце 1965 года. – До того устала, что стала часто ходить в кино. Раньше мне было вполне весело мыть на кухне посуду наедине со своими мыслями. А теперь я испытываю потребность, чтобы мне заткнули чем-нибудь глаза и уши,  вот и хожу в кино, и, сидя там, жалею всех, кто в зале, думаю  - я то ведь только сейчас до того дошла, что хожу в кино, а они бедные всегда ходили.  Ни себя, ни других я не жалела. Только когда смотрела «Брак по-итальянски» и «Нюрнбергский процесс». У нас в Ташкенте все бредят Софии Лорен и сплетничают о ней.  Все сплетни доброкачественные и правдоподобные, кроме одной  -  что в ней282 сантиметра росту, непохоже.  Читаю, несмотря на занятость, много, благодаря своим темпам. Нравятся мне повести хирурга Амосова и понравилась вещь ростовского автора в «Новом мире» «Семеро в одном доме». Из художественной литературы больше ничего. А мемуаров сейчас много интересных печатают, они в основном запоминаются. Ты читала «Исповедь» Эдит Пиафф, напечатанную в 9 номере «Невы»? Молоденькие девки из нашего издательства читали это  с пылающими щеками, бормоча – «ах, какие мы все ничтожества по сравнению с этой женщиной…»
После отпуска возникли трения на работе, о которых  писала друзьям  в Ленинград: «Я напрасно хвасталась своей новой, вполне устраивающей меня работой,  недаром я все боялась сглазить  -  слишком это все не походило на жизненную правду и не укладывалось в текущую полосу моей жизни.  Произошла простая вещь  -  сменился начальник нашего ред.-изд. отдела.  Был у нас Султан Давлетович  -  человек буквально не от мира сего.  На привязи он держал только молодых девчонок корректоров.  У двух молодых редакторш жизнь была не на много свободнее, а тех, что постарше, он часто отпускал работать домой. Меня он освободил от  особой привязи по договоренности.  Объяснялось все это в первую очередь плохим помещением  -  помещение для нас  строится и будет строиться еще года три.  И неожиданно самому Давлетычу подвернулась очень не пыльная работа в дивном помещении и он, наверное, нас бросил.  Пришел вместо него кадр из общества «Знание»  -  Камал Пулатович. По несколько раз в день он заходит в нашу общую комнату и велит молодым женщинам убрать со столов маленькие зеркальца. Они сначала огрызаются, потом убирают.  Потом снова ставят их на стол. Потом он опять приходит и все начинается сначала.  Мне он заявил с улыбкой, что Министерство сельского хозяйства запретило ему держать работников на свободном режиме (врет, разумеется,  Министерство над нами административной власти не имеет). Я ему с улыбкой сказала, что смогу остаться только на тех условиях, на каких поступала. Вот уже успела от нас уйти художница, следующей уйду, видимо, я, потом сбежит секретарша, которой он уже страшно надоел. Потом еще кто-нибудь.  Так что наша маленькая шарага превратилась в большой базар. Бабы  этого дурня нисколько  не боятся  -  не такое место эта шарага, чтобы за нее держаться, есть и другие шараги, а корректоры, например,  -  большой дефицит.  Пулатовичу этому под шестьдесят, в «Знании» он руководил каким-то отделом, но это совсем не то, что возглавлять, пусть маленькую, но самостоятельную организацию. Чтобы удержаться на месте и не остаться в шараге одному, ему придется  себя перевоспитывать. Но мне присутствовать при этом  процессе неохота».
Новую работу, оказалось, не так-то просто найти. Пришлось подчиниться  требованию постоянного  нахождения  на   работе  в отделе. «Возможности не ходить на работу у меня теперь уже нет  -  такие порядки в нашем издательстве поломались, - жаловалась подруге Татьяна Сергеевна.  –  Но похоже, что ходить и легче. Сижу в комнате с шестью милыми дамами. Это даже весело.  Два раза в день бегаем во двор делать зарядку».
Ташкентское землетрясение
У  Татьяны Сергеевны были случаи, когда она  имела возможность в корне   изменить свою жизнь,  сменить местожительство, переехав  в Москву, Ленинград или другой российский город.  Поводом  для подобных решений  могли послужить такие   природные катаклизмы,  как   среднеазиатские  землетрясения. 
  В Ташкенте сильные землетрясения случались и раньше, но одно дело читать об этом или слушать рассказы, а другое  - пережить все это лично. 26 апреля 1966 года в 5 часов 22 минуты 53 секунды столицу Узбекистана  постигло землетрясение, сила  которого в эпицентре была   8 баллов.  Дом Татьяны Сергеевны находился недалеко от эпицентра, поэтому толчки  ранним утром заставили поволноваться. Паники  не было, но выбежавшие из квартир люди чувствовали себя неуютно. Толпа гудела от возбуждения, побаиваясь заходить в  квартиры. Через некоторое время стала поступать информация,  что эпицентр землетрясения  находился в  центре города, в районе массива Кашгарка,  разрушены в основном глинобитные жилые постройки, а в остальных домах отлетела частично штукатурка, появились на стенах трещины.  Хорошие дома, которые строили с учетом сейсмичности, не пострадали. Число жертв было незначительным.
  Ташкентцы с достоинством перенесли стихийное бедствие.  В городе  поддерживался  общественный порядок, случаев мародерства и  насилия не было. Приезд  в Ташкент руководителей страны   Л.И.Брежнева и Н.А.Косыгина был закреплен  правительственным постановлением,  которое обязывало  всю  страну  оказывать  помощь  столице Узбекистана.
   Татьяна Сергеевна    4 мая 1966 года  обстоятельно описала о случившемся землетрясении  Л.Б.Устиновой:
 «Лидочка, дорогая! С праздником прошедшим всех вас! Никому перед праздником не писала, кроме Вовки, перед которым, конечно,  полностью пришлось отчитаться в итогах землетрясения.  Но и до сих пор мы все тут ошалелые,  без умных мыслей в голове.  А я еще и злая как собака  -  произошло то самое  трясение,  которое надо было ожидать, в расчете на которое и строятся дома. А между тем посыпались больницы, ясли детские и т.д. и только потому, что они находились в  аварийных, непроверенных домах.  Не стихия виновата. Она за предусмотренные рамки не вышла. Люди виноваты.
      Километрах в ста от Ташкента растет потихоньку некий  Кураминский хребет, под нами происходят некие сдвиги, мы и раньше тряслись и впредь будем.  Центр города  -  он сплошь из дореволюционных особняков  -   пришел в ветхость, поэтому и случилось то, что случилось  -  десятки тысяч людей  оказались без крова.  Не пострадали новые дома в 4-5 этажей, поскольку  они опоясаны антисейсмическими поясами, ничего с людьми не случилось в так называемом «старом» городе  -  национальные постройки испытанной конструкции сделаны так, что на  башку ничего тяжелое свалиться не может.  Эти постройки, если и рушатся, совершают это медленно, а разрушенного   при этом не жаль, поскольку это всего-навсего глина, перемешанная с рубленой соломой, заполняющая деревянный каркас.
Ну а в особнячных полетели людям на головы все архитектурные излишества.  Пострадало народу несколько больше, чем сообщалось в печати. Но развалин в собственном смысле слова  -  единицы. Составляются сотни и тысячи актов о том, что квартира пришла  «в крайне  аварийное состояние».  Все это будут сносить подчистую. 
Лидочка, я подевала куда-то адрес Коли Арронета. Ежели он позвонит, скажи ему, что его ташкентские друзья Август (Вулис) и Илюша живы-здоровы. Август живет, как и я,  в новом районе, а посему отделался  только легким испугом, а Илюша остался без крова и живет пока у тещи.  Но надо радоваться, что его семья случайно не ночевала дома  -  их могло укокошить.
У нас Зинка сильно испугалась тряски. Потому что помимо тряски все вокруг  гудит и скрежещет. Взрослые, если им при этом кирпичи на башку не падают, через минуту в состоянии улыбаться, а детей, очень сильно перепуганных, много.  Ну вот, в нашем районе так получилось, что мы все через минуту улыбались и не подозревали, что в центре катастрофа.  Только через час мне позвонила подруга, сказав, что сидит во дворе, потому что  в квартире одна из стен вот-вот рухнет, а по улице мимо их дома носятся машины скорой помощи. Мне этот  переход от улыбки к сознанию того, что произошло большое бедствие,  почему-то очень дорого обошелся.  Все никак в себя не приду. 
Я, надо сказать, за Сергея сильно испугалась. Он сейчас километрах в 70 от нас, в горах, на альпинистских сборах. Я решила, что основное землетрясение там произошло и только через несколько часов узнала, что эпицентр под нами, причем на такой малой глубине, что в10 км от Ташкента даже легких испугов не было».
  В  первые же дни  после толчков Татьяна Сергеевна  съездила и осмотрела   «эпицентр» землетрясения, который находился в том  месте, где она  прожила  почти 10 лет в военные и послевоенные годы.   Дом на улице Лахути, в котором  они  тогда  жили,  сильно пострадал, поэтому  мощные   бульдозеры  его сравняли  с землей.  Сожалела, что с домом  уничтожили   и небольшой палисадник с виноградником и вишнями.
 Стали приходить   письма, в которых близкие и друзья выражали волнение, так как  о землетрясении  много писали  в центральной прессе, говорили  по радио и показывали  по  телевидению.  6 мая 1966 года  Татьяна Сергеевна ответила на присланное письмо из Ленинграда:  «Лидочка, дорогая!  Я до получения твоего письма написала тебе по старому адресу. Там  -  все первые впечатления о землетрясении.  Сейчас все трагическое как-то сгладилось. Действительно, это же не Ашхабад, где погибли тысячи и тысячи. Сейчас, наоборот,  у всех ощущение, что город исключительно «дешево отделался». Разрушений ужасно много (больше внутренних, чем внешних) и соответственно бездомных огромное количество, но по-настоящему пострадало очень мало.  Многих уже рассовали  -  кого куда.  Кто у родственников, кого засунули в новые дома (пока-то три семьи в одну квартиру), некоторые смываются отсюда насовсем, уплотняют владельцев больших квартир. И то, что город будет отстроен заново, все как-то верят. Завезли много палаток, город приобретает некий спортивно-военный вид, потому что многие улицы перекрыты и на них выросли «Палаточные городки». Палатки большие, туда можно поставить несколько кроватей. Ставят их (палатки) солдаты, делая деревянные настилы, ввинчивая крюки в асфальт. Есть у нас одно очень  бойкое место, которое называют «эпицентром». Там район небольших разрушений.  Здесь сейчас стоит передвижная сейсмическая станция -  специально изучает это место (у нас сейчас бывает до 200 толчков в день, большинство из  них неощутимо, но все несколько сильных резких толчков с подземным гулом в день случается, к ним привыкли).  Тут, в «эпицентре»  -  несметное число палаток, походные кухни, фургоны, лотки, открытые кафе. Короче говоря  -  целая ярмарка. Сегодня я ходила в «эпицентр» и купила Таньке красивый дешевый сарафан. Так вот живем. «Пир во время чумы». Сегодня была страшнейшая пыльная буря, повалило много деревьев, оборваны провода, стали трамваи и троллейбусы. Потом разразилась гроза (Это все на палаточников-то!). Из под низу дьявол на нас жмет, сверху бог козни устраивает. А весна у нас небывалая, зелень буйная, роз несметное количество, белая акация все затопила своим ароматом и соловьи на улицах поют». 
  Ташкент постепенно   приходил в себя. Внутренне все было уже упорядочено, горожане были информированы, что  последствия землетрясения будут  устраняться, так как помощь уже  стала прибывать из различных  городов  и регионов  страны.  На ташкентские  вокзалы  приходили   эшелоны с различной строительной техникой и стройматериалами.  Начали сносить поврежденные землетрясением дома, рыть котлованы  и закладывать фундаменты для новых многоэтажных  зданий.  Огромнейшая строительная площадка  постоянно  напоминала  о  случившейся трагедии. «Город выглядит все хуже и хуже  -  пустыри, развалины, пылища, инфекции, - писала Татьяна Сергеевна. -  Вначале многие из пострадавших домов с фасаду выглядели нормально.  Ну а как пошли все крушить, да расчищать, тут и видно стало, какое все-таки крупное бедствие. Без крова осталось намного больше двухсот тысяч человек. К тому же бездомными остались очень многие учреждения, магазины, детские сады и т.д. Говорят, наши вузы в основном перетащат в другие города, тем более, что общежития заняты под жилье».
Пострадало от землетрясения и здание Президиума  Академии наук Узбекистана, в котором находилось  издательство «Фан». И здесь начались восстановительные работы.  «Очень наглядно иллюстрирует ташкентскую жизнь большая шарага, где я работаю  -  Академия наук, -  описывала свои впечатления Татьяна Сергеевна. -  В коридорах лужи и кучи строительного мусора, блеск и шум газосварки, топот ног десятков солдатиков из строительных батальонов. Посреди этого грохота и грязи  -  букеты цветов, поздравления, лобызания, благодарности  -  выпечка новых кандидатов и докторов идет своим чередом. Нас ставят на каркас, перебили все стекла, сняли отопление, но наука, она не может ждать, когда кончится ремонт, она движется вперед. А с другой стороны жестокие поговорки «нет худа без добра» и «не было бы счастья, да несчастье помогло» на каждом шагу себя оправдывают. У нас работают организации со странными названиями «Мосташстрой», «Киевташстрой» и т.д., строят великолепные дома (в смысле интерьера) и масса жителей лачуг переселились в такие условия, какие до землетрясения и присниться не могли бы. Есть дома, где нажмешь кнопку  -  выскакивает унитаз, нажмешь другую  -  выскакивает ванна».   Так  Татьяна Сергеевна  шутливо отзывалась о темпах восстановительных работ в городе.
Толчки, порой и сильные, продолжались, но  к ним даже стали привыкать.  Многие горожане  панически  не выбегали  на улицы,    не обмениваясь  взволнованно мнениями, как это было  при апрельских толчках.  Обыденно  решались  насущные вопросы.  Об этих переменах Татьяна Сергеевна писала  друзьям:   «У нас все худшее, вроде бы, позади. Дом мой противостоит стихиям как базальтовый утес.  При толчках можно спокойно покачиваться и плевать в потолок, что мы и делаем. Кстати все, абсолютно все последующие (после 26-го апреля) толчки, даже если это было более семи баллов, особой опасности не представляли. Дело в том,  что первый толчок был гораздо сильнее, чем объявлено, вот за пределами Ташкента многие думают, что здесь бог знает что твориться.  Для наглядности скажу  -  если человек, задумавшись,  идет по улице, то на ходу он семи баллов может не почувствовать. Дома в землю врыты, потому реагируют на землетрясение более чутко, чем люди.  Обидно и досадно, что многие не могут взять себя в руки, болеют, а то и помирают от нервного напряжения, от ожидания толчков, от испуга (боятся при этом не того, что кирпич на башку упадет, а самой качки и подземного гула).  Трудно, конечно, осуждать за это. Если бы мне сунули за пазуху лягушку, я тут же  сдохла бы от разрыва сердца, и это была бы тоже   неумная смерть. И все же удивительно, что среди жертв  треволнений гораздо больше мужиков, чем баб. У баб иммунитет, они созданы для треволнений...».
Татьяна Сергеевна работала в основном дома. Внучку Зину удалось отправить на отдых в Пицунду со своим  дедом, но после сильных дождей и плохой погоды они переехали отдыхать в Подмосковье.  Сергей проходил усиленную  альпинистскую  подготовку для участия 20 августа 1966 года в штурме  семитысячного  пика Коржаневской,  чтобы повысить свой спортивный разряд. Он  устроился на работу инженером по технике безопасности. Его жена Таня  трудилась  в отделе  кадров больницы.   В Москве Владимиру  дали двухкомнатную квартиру на массиве Бескудниково.  Володя   успешно выдержал  конкурс и поступил  в Литературный институт имени М.Горького,  продолжая  работать в журнале «Юность».  Его статья  об эстетических взглядах Н.Г.Чернышевского привлекла внимание специалистов. 
В отпускной период Татьяна Сергеевна  съездила в казахстанский  город  Кентау  в гости к  своему  двоюродному  брату  Петру.  Вместе с ним   спускалась в шахту. О землетрясении рассказывала  без всяческих «ахов» и «вздохов», используя образные сравнения: «Ташкент успешно зализывает раны. После шестисот слишком толчков мы уже относимся к ним как всякий порядочный пес к блохам  -  чешется, но не  воет и не впадает в панику». Подарила Петру  изданную в1966 г. на чешском языке  в Праге свою книгу «Женя – чудо ХХ века». В дарственной надписи проскальзывали нотки  сожаления о  дальнейших неудачах  с публикацией других художественных произведений: «Дорогому Пете на память. Эта книга с некоторым запозданием доставила мне удовольствие фактом своего существования. Именно эта. 11. У. 69. Таня».
Обсуждались варианты переезда из Ташкента на новое местожительство.  Этой возможностью  воспользовались некоторые  горожане. Взвесив всё ЗА и ПРОТИВ, Татьяна Сергеевна посчитала возможным не сниматься с насиженного места, а продолжать жить  и  трудиться  в городе, ставший   ей родным.
Писала мало. «Творчество» мое, - сообщала она в Ленинград, - все в том же состоянии анабиоза». С этим термином она часто встречалась при редактировании биологических текстов.  Она хорошо помнила, что в «Толковом словаре русского языка» анабиоз  определяется как «временное замедление или прекращение жизненных процессов у некоторых живых существ, являющееся приспособление организма к неблагоприятным условиям внешней среды (при охлаждении, отсутствии влаги и т.п.)».  Землетрясение  также временно замедлило  творческий процесс Татьяны Сергеевны, но не надолго.
Обычная жизнь
После землетрясения жизнь Татьяны Сергеевны  вошла в свою колею. Неожиданных потрясений   не было. Обычная  ежедневная суета сует.  Сергей получил квартиру, отселился. В квартире стало больше тишины, но одновременно обострилось чувство   одиночества.  Особенно это было   заметно во время неожиданно навалившейся болезни, чаще всего гриппа.   Оживление вносил очередной отпуск. Здесь все  зависело от  финансовых возможностей.  Приходилось  учитывать  каждый рубль, так как лишних денег, которые Татьяна Сергеевна шутливо называла «пети-мети»,   в семейном бюджете не было. 
В1967 г. планировалась  во время отпуска  поездка  в Москву, чтобы увидеть внука Ваню. «Поеду в конце апреля, когда будет потеплее, - информировала Татьяна Сергеевна  Л.Устинову, -  чтобы уж во время отпуска-то не киснуть со своими  вечными гриппами. Порядки у нас в государстве драконовые, за план боремся,  и ни единого дня без сохранения содержания никому не дают. И еще неделю у меня сожрет дорога, потому что на самолет петей-метей нет.  Но я сама хочу этой дороги, так давно не ездила я поездом, что это должно быть интересно.  А когда интересно, это уже и отдых.  И неделю хочу выкроить на Калинин и Ленинград. В Калинин я и раньше заезжала  -  там у меня одна такая языкастая, колючая приятельница живет.  А после землетрясения туда  переехало много очень близкое мне ташкентское семейство, пожалуй, самое близкое из здешних.  Ну а Ленинград  -   это будет как глоточек бальзама. Поеду я туда, видимо, во второй декаде мая. В филармонию сходим?  Вот такой будет уплотненный отпуск. Вообще надо мне, наконец, вступить в этот вшивый Союз писателей. Одно крупное благо он дает  -  52 дополнительных свободных дня в год, без «сохранения содержания», разумеется».
Во время отпуска на даче в Подмосковье повстречалась с Игорем  Бялецким, внуком Всеволода Эмильевича Мейерхольда, которого в последний раз видела в 1948 году.  Он остался жить в Котласе, женился на  племяннице Алексея Петровича, мужа  Татьяны Всеволодовны Мейерхольд.  
На работе  устроили настоящий аврал во время подготовки к крупному международному биохимическому съезду в Ташкенте. Необходимо было издать много научных книг.  Пришлось родителям  для внучки Анюты   нанять   бабку, чтобы не отвлекать Татьяну Сергеевну.  В свободное время любила читать.  Прочитала «По ком звонит колокол» Хемингуэя, который почему-то не произвел, по её мнению,  на неё сильного впечатления, но  получила огромное удовлетворение от повторного  внимательного прочтения романа  «Мастер и Маргарита» Булгакова,  опубликованного  в журнале «Москва». 
Читала Татьяна Сергеевна много. Это помогало   расслабиться после монотонной редакторской работы над научными текстами.  О  прочитанных  книгах рассказывала в письмах друзьям. В начале1970 г. писала Л.Устиновой: «Три минуты молчания» я, конечно, читала и с первых страниц не могла проморгаться от удивления. Чувствую совершенно отчетливо, что это написано тем самым матросом, от имени которого ведется повествование, и в то же время совершенно ясно, что Владимов не матрос, а давным  давно писатель, написавший «Большую руду». Однако он, оказывается, плавал именно  матросом, будучи писателем, а не глядел со стороны. «Литературка» рецензировала эту вещь. По долгу службы сия газета не любит «Новый мир». Видать, хотели облаять, и обоснованно. Из этого ни фига не вышло, и рецензия получилась в основном положительной. Сейчас  страшнейшее литературное затишье и нельзя эту вещь ставить на одну доску с теми, которые высасываются из пальца.  Вообще-то я поддалась моде и налегаю на детективы. Вот «Смена» в прошлом году печатала из номера в номер вполне читабельный фантастический детектив «Кто есть кто?» Не попадался?».
С удовольствием прочитала книгу Вейса о Моцарте. «Не всем эта вещь нравится, - писала Татьяна Сергеевна, - а я так не могла оторваться, что три  дня не мыла посуду и не зашивала дырку на чулке».
Татьяна Сергеевна по своей натуре была общительной и отзывчивой. При случае приходила на помощь, поддерживала советами. В письме  Л.Устиновой в1979 г. она рассказала о случае со знакомой Соней:
«Соня всю жизнь преподавала немецкий в институте. Бабонька она очень живая, остроумная, начитанная. Студенты у неё не сачковали, так как обожали её.  Она много занималась методикой преподавания, ездила на всякие конференции, вносила что-то свое.  И вот наступил тот сентябрь, когда ей стукнуло 54 года. Её вызвал к себе институтский «треугольник».  Её предупредили, что ей дается возможность проработать всего один год, а дальше ей надо уходить на пенсию.  Пикантность ситуации сосотояла в том, что весь этот «треугольник» включает трех глубоких хрычей  -  им за 70 лет. Политика их ясна  -  чтобы среднестатистически институт не выглядел богадельней. Они заинтересованы в том, чтобы омоложать преподавателей. Но ведь многие не в состоянии противостоять откровенным нахалам. Вместо того, чтобы спокойно сказать хрычам, что там видно будет и еще неизвестно, кому раньше придется уходить на пенсию, она смолчала, тихо пошла домой, а на утро соседи вызвали ей скорую помощь  -  микроинсульт».
 В подобных случаях Татьяна Сергеевна не только сама принимала деятельное участие, но и привлекала внимание общественности, понимая, что только  гласность может отрезвить  зарвавшихся чиновников.
Изредка  её привлекали  для участия в шахматных соревнованиях . «Я так настолько закалилась, что тряхнула стариной и сыграла в шахматных командных соревнованиях в масштабе Академии наук, - писала Татьяна Сергеевна  в Ленинград. – Команда обставила всех кибернетиков, физиков, электроников и тому подобных. Мы получили кубок и грамоты». Личный вклад  Татьяны Сергеевны в командную копилку завоеванных очков был весомым.
Из-за различных болезней  Татьяна Сергеевна стала интересоваться   народными способами  лечения, порой   испытывая  некоторые   рекомендации на себе.  О некоторых  удачных  рецептах   рассказывала   друзьям.  «И еще я хочу здесь написать рецепт одного снадобья, - писала  в Ленинград, - которое пьют, и очень успешно, против отложения солей в костях и одновременно для повышения жизненного тонуса.  Это «хреномед», его компоненты хрен и мед каждый порознь, как известно,  целебны. Надо прокрутить250 граммов хрена через мясорубку, залить двумя литрами воды и кипятить под крышкой 40 минут на медленном огне. Потом процедить, в отвар добавить стакан меду. Пить по полстакана 3 раза в день, лучше после еды. Хватит этого отвара на неделю, потом надо отварить новый. Курс лечения длится месяц, т.е. за месяц надо поглотить1 кг хрена и 4 стакана меда.  Потом делается перерыв на месяц. Потом можно повторить и  так далее.  Знаю старух, которые после этого лечения совершенно оживали и у них переставали болеть кости».
Ежегодно Татьяна Сергеевна стала  проводить отпуск вне дома.  Она была легка на подъем.   В поездки иногда  с собой брала внучку.
Летний  отдых дикарями  не всегда доставлял радость. Нужно было решать вопросы с организацией  питания, а это не всегда получалось.  Порой  приходилось прерывать  отдых из-за болезни малолетних внуков.  «Прошлогодняя поездка в Коктебель отбила у меня охоту к поездкам  на курорты диким способом, - писала Татьяна Сергеевна в Ленинград. - . Держать с утра до вечера в башке продовольственный вопрос  -  это все же идиотское времяпровождение». Подавать заявления в Литфонд на получение санаторной путевки  не решалась, боялась, что ей  могут отказать.
В Москве во время отпуска  встречалась  со школьной подругой  Мирель Шагинян, которая жила в центре Москвы, часто ездила в  Индию, где  отдыхала на вилле, подаренной каким-то меценатом советским художникам.  Навестила  писательницу Мариетту Сергеевну Шагинян накануне её  90-летия. После встречи писала Л.Устиновой: «Старуха по-прежнему живет самостоятельно, помогать по хозяйству к ней  приходит внучка. Она вполне мобильна, в этом году ездила в ГДР. Но прихварывает она в последнее время часто,  и почему-то стала очень маленькой  -  ей-ей, она чуть повыше стула».  Успокаивала себя и подруг примером долголетия М.Шагинян:  «Вспоминаю, что в нашем возрасте М.С.Шагинян взошла на Казбек, хотя до этого никаких восхождений никогда не делала  -  просто всегда была ходячая и упорная».  Есть с кого брать пример!
У Татьяны Сергеевны не сложились  родственные отношения с семьями сестер С.А.Есенина. Наталья, двоюродная сестра Татьяны Сергеевны, дочь Екатерины Александровны Есениной   по этому поводу рассуждала: «Для меня было непонятно, почему Таня, приезжая из Ташкента, не встречалась с моей мамой (ведь она ей тетя) и со мной.  Я задала этот вопрос маме. Она мне ответила: «У нее такое воспитание. Ее мать, Райх, ненавидела всех Есениных, ну а ты  -  моя дочь». Я познакомилась с Татьяной Сергеевной несколько лет спустя.  Это было в метро. Мама мне сказала: «Хочешь посмотреть на свою двоюродную сестру?»  Я ответила: «Хочу!»  «Вон там  на платформе стоит женщина  -  твоя двоюродная сестра, Татьяна Сергеевна», - сказала мама.  Я пошла к ней, мама за мной.  Когда мы подошли, Таня узнала  маму.  Поздоровались.  Мама сказала, что я ее дочь Наташа.  Таня улыбнулась.  Разговаривали несколько минут о здоровье, у кого она остановилась, собирается ли возвращаться в Москву. Со стороны Тани вопросов не было. Подошел поезд, и Таня уехала».
 В 1977 году Татьяна Сергеевна с внучкой Зиной  отдыхали  в деревне Рылово под Калинином. «Сначала приехали в Калинин на электричке, - подробно описывала в письме Л.Устиновой, -  с железнодорожного вокзала перебрались на речной, расположенный в месте впадения  реки Тверцы в Волгу.  По Тверце мы и поплыли на катере  «Высоковск». Это немецкий подарок с чистым сортиром, ходит три раза в день очень аккуратно. И если пассажиром окажется один-единственный алкаш, растянувшийся на скамейке, то и его он повезет строго по расписанию. Проплыли мы всего14 километров и оказались в таком мире, в какой в Подмосковье, сколько бы ни проехал по электричке,  -  не попадешь. Рылово почти на берегу, в ней домов двадцать. Это кусочек колхоза, одна бригада.  Бригадирша, довольно молодая баба,  в будни ходит в штанах, мужской шляпе и болотных сапогах, а воскресенье она, хмельная,  разгуливала по деревне в  длинном  халате и выдавала частушки. Кажется,  это  было единственным нарушением тишины за 9 дней, что мы там пробыли. Были, правда, еще и грозы, причем там они до того грозные, что я таких не видала ни в натуре, ни в худлитературе не встречала. Среди бела дня спускается ночной мрак, и Илья-пророк катается в своей колеснице прямо по крышам. Как только стихнет, начинаются разговоры, что в соседней деревне Изворотень  кого-то молнией убило. К вечеру оказывается, что это было в другой деревне. А назавтра выясняется, что никого не убило, просто кто-то очень испугался.  Природа многим напоминает вашу карельскую  -  тоже песок, хвоя, болота и возвышенности (правда, таких шикарных холмов, как у вас, нету). Если идет небольшой дождь, детей спокойно отпускают гулять в лес на долгие часы  -  простудиться и заболеть там практически невозможно».
Отдых в деревне Рылово  понравился.  Татьяна Сергеевна хотела  приезжать сюда  чаще, хотя знала, что  постоянные дачники арендовали в деревне  все избы, создавая новичкам  сложности с выбором места временного проживания.
В 1977 году  торжественно отмечалось  60-летие Октябрьской революции.  К этой дате  старались приурочить всевозможные трудовые  достижения.  В Ташкенте перед октябрьскими праздниками торжественно открыли метрополитен, строительство которого затягивалось.   Татьяна Сергеевна  написала    друзьями  об этом  важном  событии города.  «Все давно перестали верить в то, что метро когда-нибудь построят, - писала она, - всем известно, что было много неудач, аварий, неправильных проектов. И вдруг летом начальник строительства заявил по телевизору, что на праздники метро пустят. Лично я восприняла это как бессовестный треп  -  моя работа находится на той длиннющей новой улице, вдоль которой строили целых шесть станций вскрышным способом,  и местами было видно, что на дне колоссальных траншей  туннелей  вообще нет. Подходит ноябрь и местные газеты начинают печатать репортажи  -  до пуска метро осталось 15 дней, 14, 13 и т.д. Остался, наконец, один день, а наши траншеи по-прежнему зияют. Ведь и в голову не приходило, что сначала собираются пустить метро, а потом уже когда-нибудь зарыть траншеи. 8 ноября метро работало уже третий день,  и я с двумя девками поехала его обследовать. В этот день всё было ужасно  -  воздух в метро вонючий, грязь несусветная  -  окурки, семечки, ни один разменный автомат не работал, поезда то и дело останавливались, простаивая по полчаса то на станции, то в туннеле. В довершение всего мы попали в вагон,  загоревшийся во время остановки в туннеле. По радио нам сказали, чтобы мы не поддавались панике. Опять же всем казалось, что после праздников метро должны закрыть и довести до кондиций. Однако его не закрыли и потихонечку всё устраняется на ходу  -  появились уборочные машины, некоторые автоматы стали работать, поезда почти не останавливаются в туннелях и т.д. Станции миленькие  -  сплошной мрамор, керамика, резьба по ганчу, есть даже красивые. Всего станций девять. А вообще метро немножко игрушечное, малогабаритное, рассчитанные на поезда в 4 вагона, а не на 7, как в Москве. Ты вкусила, что такое ташкентский транспорт и понимаешь, что мой интерес к метро не был платоническим. Как ни редко я бываю на работе, но каждый раз добираться было проблемой, нередко приходилось хватать такси даже по новой дорогой цене. Теперь езжу на метро и экономлю, если считать оба конца, часа  полтора-два не меньше». 
Воспоминания о матери.
Огромный   общественный  интерес   к творческой биографии  С.А.Есенина  сопровождался    публикацией   большого  количества  научной и мемуарной  литературы. Выявлялись  новые факты биографии поэта, принципиально пересматривалась его роль в русской литературе. Изучалось непосредственное окружение С.Есенина, писали о его  родственниках и друзьях.  Появилась в это время   одна из первых публикаций о Татьяне Сергеевне.  Рязанская газета «Приокская правда» 19 июня1971 г. опубликовала статью А.Князева «Дочь поэта».
Татьяне Сергеевне предложили издать  «Женю  -  чудо ХХ века» в Детгизе. Она писала Л.Устиновой осенью1971 г. : «Я сейчас взялась за переделку давным-давно написанной маленькой повести. Есть реальный шанс издать  «Женю» плюс эта повесть… в Детгизе.  В проспекте на 1972 год моя книга значится как резервная. Но это уже крупный стимул для работы, а какой год получится: 72-й  или 73-й, не так уж это важно». Ожидания не оправдались, книга не была издана.
В начале1970 г.  знакомая  ленинградская  художница  сообщила,  что вышла книга  К.Л.Рудницкого «Режиссер Мейерхольд».  Татьяна Сергеевна тут же её  разыскала  и внимательно прочла. Книга произвела на нее большое впечатление.  «Немного успела удивиться, - писала она Л.Устиновой, - откуда он взялся, такой нормальный, правильный автор. Дается описание почти всех постановок и очень интересно показана полемика, которая велась вокруг Мейерхольда в течение 40 лет. Особенно интересно читать о дореволюционном периоде,  о котором еще никогда не писалось мало-мальски объективной рукой историка».
18 марта1970 г. отправила  Е.Л.Рудницкому   письмо: «Уважаемый Константин Лазаревич!  Вам пишет из Ташкента дочь З.Н.Райх (т.е. приемная дочь Мейерхольда). Читая Вашу книгу «Режиссер Мейерхольд», я с первых страниц стала удивляться и радоваться. Радоваться  -  тому, что  Вы очень многое так свободно и спокойно,  без лишней полемики, поставили на место.  Удивляться  -  тому, что  эта работа вышла в 1969 году. Некоторые  страницы вызвали у меня  чувство протеста, и я решила Вам написать. Работа Ваша  посвящена только творчеству Мейерхольда, и задачу показать что-то  через вехи его личной жизни, взаимоотношения с людьми и т.д. Вы себе не ставили. В этом плане и выдержана первая часть книги. Во второй же части появляются отдельные беглые характеристики по типу тех, что вольны давать авторы мемуаров».
          Татьяна Сергеевна не  могла согласиться с приводимыми в книге оценками   творчества В.Э.Мейерхольда некоторыми его современниками. Наибольший протест у неё  вызвала  интонация, с которой автор монографии  подал материал, касающейся актерской судьбы Зинаиды Николаевны Райх.   Завязалась переписка, длившаяся около  18 лет, вплоть до смерти К.Л.Рудницкого в 1988 году. В своих письмах Татьяна Сергеевна  подробно рассказала о  трагических событиях, уничтоживших ее родителей и родительский дом, о спасении архива В.Э.Мейерхольда  после его ареста, о сценическом портрете  Зинаиды Николаевны Райх. Это были не столько  письма информационного характера, сколько  в целом   захватывающий монолог свидетельницы событий, о которых раньше запрещалось говорить.  Это были  рассуждения и оценки   человека, который все сам пережил.   
Особенно не удовлетворяли  Татьяну Сергеевну приводимые в книге  сведения о Зинаиде Николаевне Райх. Она писала в Ленинград: «Правда, с матушкой моей сей автор обошелся как-то не очень галантно, видимо, доверившись каким-то авторитетам, хотя о ней, как и вообще об актерах  -  очень мало».         
          В1971 г.  Т.С.Есенина  закончила писать  воспоминания о матери, которые были опубликованы в книге «Есенин и современность»  (М., 1975).  Основное внимание она  уделила малоизвестным фактам из     жизни Зинаиды Николаевны  до  её встречи с Сергеем Есениным и дальнейшей  совместной их жизни, а также кратко написала о  личных   встречах с отцом.  Она   прекрасно понимала, что на волне активного есениноведения  интерес к З.Н.Райх  объяснялся   изучением биографии С.А.Есенина. Творчество   актрисы З.Н.Райх, проявившееся  во всем многообразии  уже после трагической гибели поэта, не  привлекало есениноведов.  «Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина, - объясняла сложившуюся ситуацию  Т.С.Есенина. – В годы революции личная жизнь поэта не оставила прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания. (…) Образ молодой Зинаиды Николаевны Есениной, жены поэта, трудно восстановить документально.  Ее небольшой личный архив пропал в годы войны. До того возраста, когда охотно делятся воспоминаниями, Зинаида Николаевна не дожила. Я немногое  знаю из рассказов матери».  
          Повышенный интерес к  З. Н. Райх  стал проявляться  при изучении  творческого наследия реабилитированного В.Э.Мейерхольда и определения его роли  в истории  театрального искусства.  В биографии знаменитого режиссера Зинаида Николаевна  занимала особое место не только как жена, но и как актриса, талант которой  раскрывался постепенно.
 Эксперимент В.Э.Мейерхольда в подгонке личных качеств Зинаиды Николаевны под образ Аксюши, с одной стороны, а с другой  -  подчинение качеств героини пьесы природным характеристикам Райх, удался. Зинаида Николаевна  с успехом исполнила роль, хотя  и после Аксюши  она  не сразу  почувствовала себя  актрисой.
Путь З.Н.Райх как актрисы прослеживался по  многочисленным публикациям и отзывам о спектаклях, в которых она играла, а вот её  личная  жизнь   вне сцены  не просматривалась. Исследователи столкнулись с отсутствием  необходимых  документальных источников её биографии. Их не было  в архивах, не располагали такими документами и наследники. Когда  4 декабря1978 г. К.Л.Рудницкий направил запрос  министру внутренних дел СССР о  деле З.Н.Райх, то  . 27 декабря1978 г.  получил следующий  ответ заместителя  начальника отдела Главного управления МВД СССР:  «Ваше письмо нами рассмотрено. Сообщаю, что Министерство внутренних дел СССР сведениями  о месте хранения уголовного дела, возбужденного по факту гибели гражданки Райх Зинаиды Николаевны, не располагает».  В КГБ   К.Л.Рудницкий   обратиться не решился.
Внимательное чтение  книги   К.Л.Рудницкого, знакомство с  другими публикациями о  В.Э.Мейерхольде   подталкивали Татьяну Сергеевну рассказать подробнее о матери  не только  как о замечательной актрисе,  но и как о  заботливой жене, хранительнице домашнего очага и  воспитательнице своих детей. Первые наброски воспоминаний   о матери относятся к началу 80-х годов. «Года три назад я начала небольшие воспоминания о периоде с 1922 по 1939 год, - писала  она К.Л.Рудницкому. – Делается  это, конечно, не для печати и безбожно медленно  -  ничего готового нет. Писательство мне противопоказано. Многолетняя литературная правка (сначала в газете, потом, вот уже 18 лет,  -  в науке, я литредактор в области биологических  наук)  породила дурацкое «профзаболевание»  -  написав две строчки, тянет тотчас же их зачеркнуть. Так вот, в этих воспоминаниях я не собираюсь углубляться именно в то, что вас интересует. Расскажу вам кое о чем, в основном  -  просто о Зинаиде Николаевне. То, какой она была в жизни, во многом предопределяло то, какою она предстала на сцене».
Татьяна Сергеевна, в основном полагаясь на свою память,   восстановила некоторые до этого  неизвестные     факты  из  биографии матери. Высказала свою точку зрения о замужестве З.Н.Райх.  Была убеждена, что на  брак  с Мейерхольдом  Зинаиду Николаевну подтолкнула не безвыходность создавшейся в ее личной жизни ситуации после разрыва  с Сергеем Есениным. . В конце1920 г. Зинаида Николаевна  была  согласна  выйти замуж за человека, с которым познакомилась  в Петрограде и  который давно её любил, но  этот жених оказался в Германии, когда она  встретила  и влюбилась в В.Э.Мейерхольда.  Это были  не только глубокие чувства к будущему мужу, но и осознанная вера, что она ему нужна  в его творческом росте.  «Когда я выросла, - вспоминала Татьяна Сергеевна, -  она говорила мне, что не допустила бы расставания Всеволода Эмильевича  с его первой семьей, если бы не было ясно, что он там быстро будет стареть и гаснуть. В этом женском царстве, где было три дочери и уже двое внуков (Игорь и Нина, дети Маруси), на Всеволода Эмильевича уже привыкли смотреть как на деда, у которого всё в прошлом. Неумение поставить себя, готовность переносить лишения и неудобства, да ещё радоваться при этом  -  эти его черты  вызывали в ней желание опекать его(…) Мать решила, что она сможет перестроить весь образ жизни Мейерхольда (…). Главной целью матери было  -  внушить окружающим, в том числе самому Мейерхольду,  что его искусство, его занятия, его свободная от всего второстепенного голова, его настроение, режим и отдых  -  превыше всего. На первых порах это было так трудно, что часто получалась палка о двух концах».
Писать воспоминания о матери было сложно из-за отсутствия многих документов, потерянных в военные годы.  В1988 г. Татьяна Сергеевна обратилась в комиссию при Политбюро ЦК КПСС с письмом, в котором просила установить и дать  ей сведения о виновниках гибели Зинаиды Николаевны Райх.  «Речь идет не только о восстановлении исторической истины, но и справедливости. Загадочное преступление десятилетиями истолковывается по-разному, некоторые версии наносят ущерб памяти моей матери», - писала Татьяна Сергеевна.
Было дано поручение Прокуратуре СССР расследовать дело об убийстве З.Н.Райх.  Через некоторое время  Генеральный прокурор СССР  ответил  в ЦК КПСС: «В настоящее время виновных лиц, совершивших убийство Райх З.Н.,  установить не представляется  возможным».
Основным источником воспоминаний о матери  была только память Татьяны Сергеевны, в которой, к глубокому сожалению,  с годами многое стало забываться.
 
Расшифровка  «Плана» воспоминаний З.Н.Райх.
Когда Татьяна Сергеевна спасала архив В.Э.Мейерхольда, то она изъяла из него все письма и  документы, имевшие отношение  к Зинаиде  Николаевне.  Считала, что  документы матери не будут серьезно интересовать  работников органов. В военное  время   документы, хранившиеся на даче в Балашихе,  были уничтожены  по разным причинам.  Оставалось только сожалеть   об их  пропаже, так как они  очень бы пригодились при  работе над воспоминаниями о матери и отчиме.
 В начале 70-х годов есениновед В.Ф.Земсков прислал  Татьяне Сергеевне    написанный на полутора страничках план, в свое время  составленный З.Н.Райх, который он обнаружил в архиве В.Э.Мейерхольда.  Это были сжатые конспективные наброски задуманных матерью  воспоминаний.  Рукопись  состояла из  33-х  пронумерованных пунктов, большая часть которых  занимала  всего  одну  строчку. В.Ф.Земсков не смог расшифровать многие  пункты  плана, хотя хорошо знал творческую биографию С.А.Есенина и его окружения, поэтому убедительно просил  Татьяну Сергеевну  помочь  раскрыть   смысл   плана.
Задача была не из легких.  «Написано впопыхах  -  недописанные и неразборчивые слова, явные описки, неразгадываемые сокращения, -  объясняла  Т.С.Есенина   позже. – Писалось не для чужих глаз. Плану предшествует трудночитаемое замечание, но понять, о чем идет речь, можно: воспоминания должны представлять собой письма, обращенные к разным  лицам и расположенные в хронологическом порядке».
Из 33 намеченных в плане  пунктов Татьяна Сергеевна смогла  обстоятельно  прокомментировать  больше  половины.   
Удалось, вспоминая рассказы матери, объяснить  разделы  плана, обозначенные пунктами 1 и 2,  касающиеся поездки    С.Есенина и З.Райх  в деревню под Петроградом, где они пытались  поймать в пруду рыбу,  играли с друзьями в  народную игру горелки, во время которой Зинаида спотыкалась и падала, вызывая своей неловкостью смех. Поддавались расшифровке  разделы  плана 3 и 4  о знакомстве  матери  с критиком Р.В.Ивановым-Разумником, которого обожал и ценил С.Есенин;  о дружбе с поэтом А.Ганиным, посвятившего  Зинаиде Николаевне свои  стихи, сберегаемые ею  долгие годы. Просматривалось стремление  матери  рассказать о поездке  на «Белое море  -  Соловки» и посещении Вологодской губернии, где в  Кирико-Иулитанской  церкви  совершилось венчание  С.Есенина и З.Райх.  Следующие пункты плана  -  «5. Дни революции  -  окт.»  и   « 6. Длинные вечера, короткие дни» - касались  первых дней совместной жизни молодоженов на Литейном проспекте в доме № 33.  Многое она знала со слов матери, ответила обстоятельно и подробно.
 .Привела  конкретные  факты  при расшифровке  пункта 8. «Ссора  -  сожжение пьесы, кольцо, письмо к А.Р., оправдания». Когда-то Зинаида Николаевна рассказывала Тане, как  С.Есенин устроил первую   сцену ревности, которая хотя и закончилась перемирием, но именно  после  этой ссоры, по мнению Татьяны Сергеевны,  «они перешагнули какую-то грань,  и восстановить прежнюю идиллию было уже невозможно».
 О чем хотела рассказать З.Н.Райх, намечая разделы  «9. Вечер поэзии» и «10. А.Блок»,  Татьяна Сергеевна не знала.  Зинаида Николаевна  любила стихи А.Блока, но ни о знакомстве, ни о встречах с поэтом она никогда не говорила.  Вероятно, таких   встреч и не было.
Кратко раскрыла Татьяна Сергеевна  содержание пунктов «11.Москва  -  письмо., Москва с С-м.»  «12. Москва  -  в гостинице  - кафе».  По её мнению, мать предполагала рассказать в мемуарах  о трудном  в материальном и жилищном отношении  периоде жизни С.Есенина и З.Райх   после переезда из Петрограда в Москву. 
Вспоминая рассказы бабушки и дедушки, тети, Татьяна Сергеевне лнгче было объяснить пункты плана 13, 14, 15, , относящиеся к проживанию З.Н.Райх в1918 г. в Орле, где  родилась летом  Татьяна.
Зинаида Николаевна хотела рассказать о роли имажинистов и, прежде всего, А.Мариенгофа, который сыграл незавидную  роль в разрушении семьи Есенина и Райх, , предварительно наметив в плане пункт «16. Встреча в1919 г. «друг». Окончательный  разрыв  С.Есенина с женой  предусматривалось  раскрыть  в отдельном разделе «19. Осень20 г., зима 20 года (частые встречи). Параллели не скрещиваются».  Расшифровала Татьяна Сергеевна намеченные пункты плана о встречах  З.Н.Райх  с С.Есениным после развода: «20. Встреча (троих) четверых перед Америкой. 1922»  и  «23. Встреча летом1925 г. Встреча на улице на улице перед смертью в декабре, спина».
Некоторые разделы  плана  предполагали  отражение    жизни  Зинаиды Николаевны во время первой поездки в Европу. Сюда же должна была быть включена оценка  первой  сыгранной  ею роли  Аксюши в  «Лесе» А.Н.Островского и др.
 Особенно сложно было расшифровать приводимые Зинаидой Николаевной в плане  инициалы, например, «27. Роль А.М.».  Татьяна Сергеевна считала, что  речь  могла идти  как об Анатолии Мариенгофе,  так и  об Алексее Максимовиче (Горьком), с которым З.Н.Райх познакомилась в Италии.  И  в  следующем   пункте  «28. Отношения к В.М.  -  эпизод с в.-к.»  инициалы  могли относиться как к Владимиру Маяковскому, так и к Всеволоду Мейерхольду.
Татьяна Сергеевна обратила внимание, что последние пункты намеченного  З.Н.Райх  плана  выходят за рамки строгой хронологии. «Создается впечатление, - сделала  она вывод, - что Зинаида Николаевна, поспешно оставив план и перечитав его, в той же спешке стала припоминать и вписывать то, что ею было пропущено, а потом уже написала эти начальные слова  -  «в хронологическом беспорядке».  Таков пункт  «30. В театрах: на «Трех сестрах», на «Буре», на «Валкириях», на «Кармен», на «Князе Игорь», который  был связан с  воспоминаниями  о посещении с С.Есениным спектаклей в Питере и Москве  до женитьбы и после.
В некоторых случаях Татьяна Сергеевна  давала обтекаемые комментарии, так как не располагала точными сведениями. Таков ответ на пункт  «7. «Пьеса».  «Известно, - писала она, - что Есенин начинал работу над пьесой для одного маленького петроградского театра. Содержания не знаю, но сделано было, судя по словам матери, много»  Действительно,  она  в то время  не знала, что в данном случае  речь шла о пьесе «Крестьянский мир», о которой С.Есенин в1921 г. говорил И.Н.Розанову, что поэма «Пугачев»  является  вторым  его драматическим  произведением. «Первое, - разъяснял поэт, - «Крестьянский пир»  -  должно было появиться в сборнике «Скифы», начали уже набирать, но я раздумался, затребовал его в гранках, как бы для просмотра,  и  -  уничтожил. Андрей Белый до сих пор не может  мне этого простить: эта пьеса ему очень нравилась, да и я сам иногда теперь жалею».  Со слов матери, Татьяна Сергеевна  восстановила картину уничтожения пьесы  С.Есениным:  Когда Зинаида Сергеевна пришла с работы, то «топилась печь, он сидел перед нею, на корточках,  и не сразу обернулся  -  продолжал засовывать в топку скомканные листы. Она успела разглядеть, что он сжигает рукопись своей пьесы».
На некоторые пункты плана Татьяна  Сергеевна ответа  не находила.  Она писала:
«20. Черный человек  -  человек и поэт. Мифы и ложь  -  фантазия, которая не умещалась в стихи».   Ответ: «Расшифровать не могу. Ни мне, ни при мне она об этой поэме  не упоминала».
«31. Скульптура  -  дети, Конст. Желание Кости в Тифлисе. Стихи к женщине (Встреча 1927 н. год с Тат.Ис.)»..    Ответ: «Расшифровать не могу. Театр Мейерхольда гастролировал в Тифлисе летом 1927 года. «Тат. Ис.»  -  не напоминает ни о ком».
«32. Эпизоды со станцией в Лапландии и деревне с крещением девочки (Зинаида)».  Ответ: «Эти эпизоды, несомненно, относятся к поездке на Север. Я о них не знаю».
Последний  пункт   «33. Единственное письмо, которое  и напечатать нельзя» позволил   Татьяне Сергеевне установить время работы матери над планом воспоминаний. Она писала;  «Последний пункт подсказывает мне, когда примерно мог быть написан план. Она составила его тогда, когда у неё еще хранилось одно из писем Есенина. Не знаю, сколько всего у нее хранилось его писем, я их не видела, знаю только, что она их постепенно, одно за другим уничтожала. Последнее было уничтожено на глазах у меня, Мейера и Кости.  Она не принимала такого решения заранее  -  письмо попалось ей под руку, когда она что-то искала в своем небольшом письменном столе. Пробежала глазами, порвала и бросила. Мы её не удерживали  -  её лучше знать, надо ли хранить письмо. Было это в тридцатом».
Переписка с К.Л.Рудницким.
Татьяна Сергеевна постоянно  следила за публикацией книг и статей о В.Э.Мейерхольде.  23 февраля1978 г. просила  Л. Устинову помочь достать книгу А.В.Февральского: «У Февральского выходила еще одна книга (воспоминания), где очень много о Всеволоде  Эмильевиче.  Я за ней здесь охотилась, но безуспешно. Кажется, решусь и напишу Александру Вильяновичу  -  может он мне ее подарит (решиться не так легко  -  уж больно он стар)». Искала также книгу «Творческое наследие В.Э.Мейерхольда». Запрашиваемые книги   друзья разыскали и переправили в Ташкент.
В начале1982 г. К.Л.Рудницкий прислал свою   книгу «Мейерхольд». Во вложенной  в книгу  записке  театровед  писал, что он учел советы Татьяны Сергеевны, высказанные  в письме  1970 года.  Читать это было лестно. Обратила внимание,  что  новая книга значительно легче  читается, а Всеволод Эмильевич в новом изложении   «очень даже очеловечен», как писала Татьяна Сергеевна в Ленинград. . Обрадовалась, что при характеристике Зинаиды Николаевны Райх  автор книги проявил большую осведомленность и   объективность.
«Дорогой Константин Лазаревич!  Спасибо за книгу, я давно получила ее и прошу прощения за то, что не сообщила об этом раньше, - писала Т.С.Есенина. – В письме к своему живущему в Москве сыну я просила его позвонить вам, а он, оказывается, был болен.  Я  очень рада выходу вашей книги. Люди хвалят. Многие главы написаны свободно и с блеском, особенно в первой половине книги».
Но не могла удержаться от  критических замечаний. Особенно недовольна была   описанием последних месяцев жизни В.Э.Мейерхольда, которого К.Л.Рудницкий  охарактеризовал  как человека, находившегося  на грани отчаяния, расстеренности. С этим Татьяна Сергеевна не могла согласиться.: «На последних горьких страницах, увы, мало подлинного Мейерхольда с его готовностью перенести всё и неспособностью покориться до конца, - писала она К.Л.Рудницкому. -  И,  как на грех, оба ваши примера, показывающие, как «опустился» Мейерхольд, не показательны. Это  -  взгляд  постороннего наблюдателя, пытающегося уловить, как повлияли на Мейерхольда те невзгоды, которые были у всех на виду. Всеволод Эмильевич бывал всегда подтянут по той  простой причине, что за ним, как это обычно бывает, присматривала жена, причем и в 1938 и в 1939 году в доме поддерживался заведенный порядок. Но именно тогда, когда Всеволод Эмильевич начинал свою  работу  у Станиславского, ситуация была ужасающей из-за болезни Зинаиды Николаевны  -  все были растеряны, не спали ночами. И это было единственное, что могло доводить  Мейерхольда до отчаяния. Свидетелями происходящего были люди, далекие от театра,  -  сестра Маяковского Ольга Владимировна,  жена Ю.Олеши. И думаю, что за пределами дома Всеволод Эмильевич никому не жаловался».  
О  судьбе В.Э.Мейерхольда Татьяне Сергеевне пришлось много разговаривать с американским театроведом  Альмой Лоу, приехавшей на несколько дней  в Ташкент из США. О  встрече с ней  писала   Л.Устиновой: «Она занимается Мейерхольдом более 20 лет, столько-то времени назад защитила докторскую диссертацию по спектаклю «Горе от ума». Теперь пишет книгу. Интересно, что они в Нью-Йорке восстанавливают в порядке научной работы спектакль «Великолепный рогоносец», который Альма считает самым великим спектаклем ХХ века. Отдельные куски уже показывали зрителям. Восстановление это возможно  из-за очень подробно расписанного режиссерского экземпляра, обилия фото, описаний. Кроме того, Альма знает абсолютно всех, кто когда-либо работал с Мейерхольдом, либо просто видел его спектакли. В СССР она попала в первый раз в 1963 году с мужем (он работает в фирме компьютеров) и с тех пор приезжает чуть не каждый год, то по приглашению ВТО, то самостоятельно.  Общалась она в свое время больше всего с Гладковым и Гариным (правильно делала). В Ташкенте она остановилась в 17-этажной гостинице «Узбекистан», на сквере. Днем бегала, осматривала музеи, а три вечера мы с ней болтали до двух ночи. Она расспрашивала и о спектаклях и просто о быте. Ей за 50, вся такая тоненькая и высоконькая: больше тридцати не дашь. Имеет двух сыновей 26 и 28 лет и жизнь построила,  как многие американки  -  сначала насиделась дома с детьми, потом уже стала специализироваться и работать.  Ночевать она у меня не решалась  -  в гостинице хватятся (единственная американка в Ташкенте в это нетуристическое время). Я ее сажала в какую-нибудь левую машину (вроде «Скорой помощи») и нисколько за нее не боялась. Я прекрасно видела, что она под охраной  -  возле дома каждый вечер, ничуть не прячась, прохаживался военный. Реакция ее на наш  продовольственный бум довольно своеобразна:         « Как у вас много едят. Всё хватают, и в таких огромных количествах. Моя семья живет гораздо скромнее».
В 1982 -83 годах Татьяна Сергеевна отправила К.Л.Рудницкому  несколько писем, наполнив их своими  воспоминаниями, позволявшие уточнить  многие факты,  недоступные  современным   исследователям. Это были не просто письма, а фрагменты обширных и глубоких  воспоминаний. «Собранные воедино, письма слились в захватывающий и целостный монолог, - справедливо оценивались  письма Татьяны Сергеевны  при  их публикации.  -  Читая их одно за другим,  понимаешь  -  их появлением мы обязаны тому, что автор встретил собеседника, возраставшее доверие к которому позволило положить на бумагу давно откристаллизовавшиеся итоги размышлений, длившихся десятилетиями. Мы получили возможность узнать суждения и выводы незаурядной несокрушимой женщины, полвека неотрывно всматривавшейся в трагические события, уничтожившие её родителей и родительский дом».
К.Л.Рудницкий с разрешения Татьяны Сергеевны  использовал  эти письма в своих работах, особенно  при подготовке   третьей итоговой книге о В.Э. Мейерхольде,   увидевшей   свет  уже после смерти исследователя.
Доктор искусствоведения  Константин Лазаревич Рудницкий (1920 – 1988)  имел нелегкую судьбу. Родился в Германии, где отец учился в Высшей инженерной школе. В1925 г. семья возвратилась на родину. Родители попали в лавину  массовых репрессий 37-го года. Отца арестовали и расстреляли. Мать, как жена «врага народа» отбывала срок в  сталинских лагерях с 1937 по 1949 годы.  Константину удалось в1937 г. поступить на  театроведческий факультет ГИТИСа, который окончил в1942 г.  В военные годы был корреспондентом армейских газет, а после войны сотрудничал в журнале «Советское искусство», откуда  был изгнан за космополитизм. Пришлось с1949 г. десять лет заниматься «черным литературным трудом». За это время он составил  5 сборников статей известных  актеров. С1959 г.  трудился  во Всесоюзном научно-исследовательском институте искусствознания. Издал  монографии «Режиссер Мейерхольд» (1969),  «Спектакли разных лет» (1974), «Мейерхольд» (1981), «Русское режиссерское искусство» (1989).
Татьяна Сергеевна  встретилась  с  К.Л.Рудницким.  в1983 г. Она подробно  поделилась с  Л.Устиновой  своими  впечатлениями   о посещении исследователя:
«Парень он, прямо скажем, некрасивый, - писала она в Ленинград. - Ростом чуть повыше меня, тощий,  редкие волосы беспорядочно обвевают лысину, цвет лица болезненный, темно-землистый. Вряд ли он до болезни выглядел намного лучше. Но он сразу возбуждает симпатию  -  непосредственный, живой, экспансивный.  Чтобы представить себе полнее, каков он есть, его надо видеть не в одиночку, а рядом со своей женой. Они меня как раз вдвоем и принимали за чашкой чая. О том, что она инвалид (ногу отрезало трамваем) я слышала от Мирель Шагинян, которая с ними немного знакома по Коктебелю. Мирель говорила, что Рудницкий очень трогательно, заботливо относился к своей жене.
Ну а мне показалось, что это тот самый редкий случай, когда муж всю жизнь влюблен в свою жену и не надышится. Как и он, она доктор наук, историк театра. Оказывается,   Мейерхольдом в середине  50-х годов начала заниматься она.  Но она тогда работала над диссертацией по испанскому театру, поэтому передала собранный ею материал мужу и уговорила его полностью переключиться на Мейерхольда.
Работа, вкусы, взгляды  -  все это у них общее, но в остальном они антиподы. Она вся такая спокойная, уравновешенная. Очень моложава, свежа  -  можно подумать, что он значительно старше. А оказывается, все наоборот  -  она наша с тобой ровесница, а он на несколько лет моложе. Потомство у них есть, взрослые, отдельно живущие, но я полюбопытствовала  -   в каком количестве.  Да, я не сказала, что она еще и хороша собой  -  мягкая такая, приятная красота.
Пробыла я у них часа два, но не успела рассмотреть квартиру, поскольку на это надо было потратить полдня. У них не видать, какого цвета стены,  -  все увешано: афиши (многие такие знакомые  -  из двадцатых и тридцатых годов), программы, фотографии актеров и т.д. и т.п. Говорили о том, о сем  -  просто знакомились.  При его нездоровом, дохлом виде у меня язык не повернулся спросить, как подвигается его статья о Зинаиде Николаевне.  И до сих пор я об этом не знаю. А у нас договоренность  -  перед тем как сдать статью в печать (в журнал «Театр», или в «Вопросы театра»  -  в зависимости от ситуации) он мне её пришлет. В 1984 году  -  90-летие со дня рождения Зинаиды Николаевны  -  такой оперативный повод намного повышает «проходимость» статьи и в первой половине года её желательно  бы сдать. Но,  в общем,  время еще есть».
 К.Л.Рудницкий подарил Татьяне Сергеевне свою книгу «Режиссер Мейерхольд», изданную в США, которая  в 5 – 6 раз  была тяжелее оригинала на русском языке. Издание роскошное, масса иллюстраций, но   по советским меркам  стоила слишком дорого  -  75 долларов.
В1984 г. К.Л.Рудницкий побывал в Пензе на открытии Музея театра. Сообщил  Татьяне Сергеевне, что в целом экспозицией остался доволен. Кроме того, местные власти обещали через год-другой переименовать  в «Музей театра имени В.Мейерхольда». Не понравилась ему  только мемориальная доска, которую выполнила скульпторша из Грузии.  В.Э.Мейерхольд был абсолютно не похож.  Неодобрительно отозвался также о вставленном в зале  портрете В.Э.Мейерхольда, исполненного     художником  Н.Соколовым. .С этой оценкой Т.С.Есенина была солидарна.  «Ну и я тоже взвилась, - писала  она Л.Устиновой, - узнав, что этот портрет туда попал. В 1974 году этот портрет портил выставку в Бахрушинском музее (тогда было 100-летие Всеволода Эмильевича). Не помню  -  довелось ли тебе там побывать. Николай Соколов  -  это один из Кукрыниксов. Карикатура на  Мейера у них получилась прекрасно. Но что это старику стукнуло в голову выдать серьезный портрет (очень похожий на их старые карикатуры)  -  понять трудно. Портрет он подарил музею, и как сотрудники музея не огорчены этим фактом, повесить его им пришлось».
Одно из  последних писем  Татьяны Сергеевны   К.Л.Рудницкому представляет собой объемную статью об актерском мастерстве З.Н.Райх. Оно заканчивалось следующими словами:
«Константин Лазаревич, на этом мне придется письмо оборвать, хотя и собиралась писать дальше. Получается по К.Марксу  -  нет времени писать коротко. Но дальше все было бы опять «вокруг да около». Лучше вы мне задайте еще конкретные вопросы, которые у вас появятся, а у меня, как у всех, бывает  - не помнишь, а потом вдруг вспомнишь. Эмоционально меня благодарить за письмо не надо. Всю жизнь,  отбиваясь от есенинских поклонников, я говорила: «дочь Есенина  -  не моя профессия». Но в последние лет десять «дочь З.Райх» из-за недостатка материала о ней уже стала чем-то вроде моей второй профессией. Вот и надо делать свое дело, а вы делаете свое. Будьте здоровы, желаю успехов. Т.Есенина».
Но К.Л.Рудницкий  продолжал присылать вопросы.   Он пытался узнать мнение  Татьяны о  репетициях «Самоубийцы», «Бани», о ссоре Зинаиды Николаевны с артисткой Локшиной, женой Э.П.Гарина, которая с мужем   ушла из Театра Мейерхольда. Болезнь Татьяны Сергеевны не позволила быстро отвечать, к тому же она не располагала  данными, позволявшие ей обстоятельно ответить на вопросы. Писала кратко. 
В дальнейшем переписывались редко, но посылаемые из Ташкента письма  походили на мемуарные зарисовки. В июне1984 г. Татьяна Сергеевна  обстоятельно написала о взаимоотношениях З.Н.Райх с дочерьми и внуками В.Э.Мейерхольда, о болезни Зинаиды Николаевны. В двух письмах1987 г. подробно рассказала   о жизни  в доме на Новинском,  привела скрупулезное описание квартиры на Брюсовском.  Одно из последних  писем, написанное в начале  1988 года,  также было объемным,  содержащем интересные сведения о спасении архива В.Э.Мейерхольда, о взаимоотношениях отчима с властями и общественностью в последние годы его жизни.
   Татьяна Сергеевна надеялась, что  Константин Лазаревич закончит обещанную статью о З.Н.Райх к юбилею актрисы, но   статья не была написана. Причин явных  Татьяна Сергеевна не знала, но у нее стала проявляться  настороженность в отношениях с Рудницким. .  «Отношения у меня с ним не очень-то простые и откровенные, - писала она Л.Б.Устиновой. – Ты же помнишь, что я его когда-то страшно облаяла за книгу, а он чуть не задохнулся от обиды. Об этом не вспоминаем, будто ничего и не было. Ну вот, и прервалась наша переписка как-то по-глупому. Я уж и не помню точно, в каком году мы договаривались (по его просьбе), что он сначала пришлет работу мне, а потом отдаст ее в печать. «Оперативные» сроки прошли, он не пишет, поскольку работа не готова, и как я к этому отношусь, ему неизвестно. Я не пишу  -  не хочу его торопить. К «старому» новому году я ему написала так, чтобы между строк читалось  -  я прекрасно понимаю, что теперь торопиться некуда, а оно, вероятно, к лучшему. Он ответил тут же. Пишет, что с возрастом ему работать все труднее  -  каждая строчка долго обдумывается, а потом ее все равно хочется вычеркнуть (уж это-то мне знакомо…). На мой вопрос  -  какие сдвиги происходят в театральной жизни  -  пишет, что «в нашем околотке погода пока не меняется», всё также много трусости и тупости».
Статья «Портрет Зинаиды Райх», в которой К.Л.Рудницкий  использовал многие  сведения из присланных ему Татьяной Сергеевной писем, была опубликована  в1987 г.  в двух номерах журнала «Театральная жизнь». Татьяна Сергеевна  27  декабря1987 г.  пишет  благодарственные строки автору: «То, что Вам удалось сделать,  естественно,  превзошло все мои ожидания. Ведь это вообще редко случается, чтобы всё так сошлось одно к одному. И заглавие родилось, вероятно,  наиболее удачное из всех возможных, и маленькая врезка перед текстом  -  находка, определившая настроение статьи. И нет у меня ощущения, что нечто важное упущено или какие-то частности оказались лишними».  
В 1988 году К.Л.Рудницкий умер в Москве.
Работа над «Воспоминаниями  о матери».
Читая книги К.Л.Рудницкого и других авторов, Татьяна Сергеевна понимала, что авторы в  основным  уделяют  внимание сложному  и противоречивому  образу  В.Э.Мейерхольда, а приводимые  сведения о  Зинаиде Николаевне Райх, как и о других  известных личностях из окружения  великого режиссера, выполняли    уточняющую   иллюстративную роль. В   письмах  К.Л.Рудницкому  она стремилась  восполнить этот пробел.  26 мая1982 г.  писала: «Дорогой Константин Лазаревич! В ответ на ваше взволнованное письмо могу сказать, что еще по вашей первой  книге я увидела, что у автора «пепел стучит…» и есть сознание своей миссии. Потому я готова и спорить с вами, и, если это возможно,  чем-то помочь. Раз письмо мое дошло, раз вы задаетесь вопросами  -  что же случилось с Зинаидой Николаевной, -  я продолжу. Не стала сразу приводить всех подробностей  -  и долго, и неохота бросать в ящик слишком толстые письма такого рода».
К опубликованным в1975 г.  воспоминаниям «Зинаида Николаевна Райх» Татьяна Сергеевна сообщила К.Л.Рудницкому  много подробностей о жизни В.Э.Мейерхольда, ранее не публиковавшиеся по разным причинам.  Ею было  высказано  предположение, что не только по политическим мотивам арестовали В.Э.Мейерхольда. «Я  думаю, - писала она, - что квартира сыграла роковую роль, но не потому, что была слишком нужна, а из-за обстановки массового психоза». Она вспоминала, что в1937 г. мародерство в Москве  было обычным явлением при  борьбе с «врагами народа», золотые вещи уносили при обысках сразу, а квартирами овладевали либо целиком, либо скупали имущество за бесценок.
Тщательно  Татьяна Сергеевна описала  последние дни  свободы В.Э.Мейерхольда,  вслед за этим последовавшее  убийство матери, вызовы на  допросы,  выселение из квартиры. Писала откровенно, так как  хотела, чтобы имя  матери  освободилось бы от разных   домыслов   и небылиц, чтобы  восторжествовала  правда о ее трагической и таинственной смерти. Сплетни, наговоры были и при жизни Зинаиды Николаевны, которая относилась к ним философски.   Она дома на  стене прикрепила листок со словами  А.С.Пушкина: «И подари мне славы день  -  кривые толки, шум и брань».
При праздновании 90-летия В.Э.Мейерхольда на вечере в Театральном институте историк Вивьен призвал отбросить ненужные наветы на З.Н.Райх. С трибуны он говорил: «В театральных кругах утвердилось мнение, что Зинаида Райх была совершенно никчемной, абсолютно бездарной актрисой. Это неверно…». Прорваться  объективной оценке через   завесу  «общественного мнения»  было сложно.  Даже близкие друзья Зинаиды Николаевны, которые при ее жизни клялись в любви и преданности, потом долгие годы старались отмалчиваться, не проявлять к ее биографии интереса. Во время активной реабилитации незаслуженно  забытого  С.А.Есенина, отношение к З.Н.Райх было также  настороженным  И это при том, что, по мнению Татьяны Сергеевны, у Зинаиды Николаевны «было два великих мужа. Она была очень красива. Мало того, она была очень умна. Мало того, она была ведущей актрисой знаменитого театра. В этом есть непростительная несправедливость…».
. Доходило до курьезов, которые знала  Татьяна Сергеевна. Она с горечью  писала: «Великий есениновед Прокушев поставил под сомнение даже единственное общепризнанное достоинство Зинаиды Николаевны  -  ее красоту…»  Когда из Ленинграда к  Ю.Л.Прокушеву поступила рукопись сборника «Есенин и современность», в который была включена статья Татьяны Сергеевны «Зинаида Николаевна Райх», то текст о З. Н. Райх как актрисе был им снят.  Но выброшенный из  рукописи  текст  был  вскоре  переписан, размножен, о нем знали многие. И этот интерес не был случаен. Время замалчивания биографии З.Н.Райх постепенно уходило в прошлое. Но и спешка была нежелательной, особенно при отсутствии  для убедительного доказательства  документов. «Лет 10 – 12 назад две дамы собирались написать книгу о Зинаиде Николаевне, - писала Татьяна Сергеевна К.Л.Рудницкому. – а я, честно говоря, и хотела, чтобы автором была женщина  -  она не стала бы нажимать на красоту и вынимать душу из тела.  С одной из них, польской журналистской, я встречалась в Москве, она собиралась со мной переписываться, но потом как в воду канула.  Другая  -  москвичка, но,  поговорив с ней один раз, я уже мечтала, чтобы она не писала. Теперь она в США. В феврале у меня тут была Альма Лоу и утешила  -  эта дама не написала о Зинаиде Николаевне.  Альма Лоу покорила меня непредвзятостью  -  чертой, которой у нас и в зачаточном состоянии не существует, но писать она будет о Всеволоде Эмильевиче, а о Зинаиде Николаевне  -  постольку – поскольку».  
Обратилась с просьбой к  К.Л.Рудницкому: «Если  вы соберетесь писать о Зинаиде Николаевне, я готова помочь вам, чем только можно». Сама продолжала работу над воспоминаниями о матери. Жаловалась Л.Устиновой, что затеянный в квартире ремонт не позволяет  ей сосредоточиться. «Из-за хаоса застопорилась моя работа над воспоминаниями о матери и Всеволоде Эмильевиче, - писала она в апреле1987 г. – Я не могу полагаться только на память: если речь заходит о театре, о спектаклях, надо сверять хронологию и всякое другое. Вот и ищу какую-нибудь книгу или бумаги полдня. Слава богу, что касается Есенина, у меня на виду и под рукой, а то я давно бы спятила, отвечая людям на письма».
Успокоение наступало только при чтении любимых книг, среди которых  выделяла «Фрегат Палладу» И.Гончарова. «Для поддержания душевного равновесия очень советую прочесть «Фрегат Палладу», - советовала она Л.Устиновой. – Завидую тому, что ты эту книгу еще не читала. Я читала раза четыре и еще буду.  Чисто писательское дарование Гончарова я ставлю невероятно высоко. А то, что он, бедняга, вкалывал в министерстве финансов, пошло ему только на пользу. Нет, это совершенно уникальная книга. Где и когда это видано, чтобы писатель такого масштаба совершал столь  опасное, долгое и интересное плавание. Никакие его длинноты мне не скучны, а все его переживания по поводу жратвы, качки и прочего дискомфорта описаны очень симпатично. Ну, а помимо всего  -  это кусок нашей истории, которую все мы плохо знаем».
В 1987 г. Татьяна Сергеевна вновь возвращается к поискам виновных в убийстве З.Н.Райх. «Сейчас занимаюсь тяжким делом, - писала она К.Л.Рудницкому 6 декабря1987 г., - В недавнем докладе Горбачев сказал, что при Политбюро создана комиссия по расследованию  преступлений прошлых лет. Вот и прошу комиссию установить виновников гибели моей матери. Сын узнавал, по моей просьбе,  -  как называется эта комиссия. Оказывается, она никак не называется. Пошлю Вове письмо в зашитой посылке, а там он найдет способ передать». Письмо позже  было опубликовано в журнале  «Театр» (2003, № 1 - 2, с. 71 – 75).
Есениноведы и есенинолюбы.
Интерес к творчеству С.А.Есенина  оживил  в стране движение  есенинолюбов, где тон задавала общественная организация «Радуница».  Это были страстные поклонники есенинской поэзии. Благодаря их стараниям и энтузиазму,  повсеместно стали  звучать  стихи любимого поэта, проводились   литературно-поэтические вечера, организовывались  выставки. Есенинолюбы выясняли  и уточняли различные факты  биографии поэта, определяли  время создания есенинских произведений, устанавливали лиц, с  которыми был в дружбе или во вражде  любимый поэт.   В сфере их интересов оказалась и Татьяна Сергеевна.  Ей писали письма, присылали  газетные и журнальные публикации о Сергее Есенине, напрашивались в гости.
 Из ташкентских есенинолюбов Татьяна Сергеевна  познакомилась с  Вадимом  Николюком,  страстным   поклонником    есенинской  поэзии.  При встречах он рассказывал о встречах  с  Иваном Гавриловичем Онищенко, автором одного из  скульптурных портретов Сергея Есенина.      В. Николюк любил читать друзьям  стихи поэта.   Увлекаясь живописью, он старался  выразить  в  набросках и рисунках  свое понимание   лирики   С. Есенина.   Обладая замечательной памятью, несомненным художественным даром и романтическим  мироощущением, Вадим  как бы полностью погрузился  в живописно-поэтический мир Сергея Есенина. В1971 г.  он выезжает на родину поэта, затем берет академический отпуск, и целый год  работал  в  Музее С. Есенина  в Константинове.  Его  покорила красота  воспетого Есениным «любимого края». Это чувство реализовал  в серии художественных  картин, озаглавленных есенинскими строками, а также в стихах, посвященных поэту. Десять своих картин В. Николюк безвозмездно подарил Константиновскому музею, которые долгие годы включались в общую  экспозицию  выставочного зала.
 Для   дипломной работы  В. Николюк выбрал   тему «Публицистичность в поэзии Есенина (газета, выступления)». На конкретном материале  он   раскрыл  патриотические и гражданские  мотивы  в творчестве Есенина. Для сбора материалов к дипломной работе  выезжал  вновь в Константиново,  работал в библиотеке и  знакомился с архивными  документами музея.    О жизни С. Есенина   много узнал из общения с сестрами  и  племянницами  поэта.    
 Во время защиты  дипломной работы В.Николюка  официальным  оппонентом выступила Т. С. Есенина. На  заседании  Государственной экзаменационной комиссии   факультета журналистики Ташкентского университета  она  отмечала, что  «современный этап литературной публицистики, безусловно, предполагает одну из существенно важных сторон познания художественно-публицистических особенностей  творчества Сергея Александровича Есенина. В этом аспекте специального исследования ранее не  проводилось. Поэтому тема, избранная В. Николюком, - о публицистичности в поэзии Есенина, весьма актуальна.
Оперируя фактическими данными есениноведа Ю.Л. Прокушева, хронологическими возможностями В.В. Белоусова, маяковсковеда В.О. Перцова и др.,  а также используя доступные архивные, газетные материалы и литературные источники публицистического характера, автор провел исследование по вышеуказанной теме. Им приведен обширный список литературных источников  в виде библиографии, включающий соответствующий перечень  марксистско-ленинских первоисточников, в свете идей которых  освещаются в работе существенные положения».
Обстоятельно рассмотрев содержание дипломной работы по главам, пришла к выводу: «В целом исследование В. Николюка по избранной теме заслуживает высокой оценки. По важности затронутых проблем результативные положения автора о характере публицистичности в поэзии С. Есенина, включая газетные и другие выступления, являются существенным этапом в литературно-публицистическом исследовании, которое целесообразно далее продолжить. Исходя из вышеизложенного, представленная В. Николюком работа вполне достойна присуждения диплома журналиста. Редактор издательства «Фан»  Журналист  (Т.С.Есенина).  Ташкент, 25 июня 1973 года».
В дальнейшем  В. Николюк,  работая    в редакциях  местных газет, постоянно уделял  внимание есенинской теме.  С большим успехом в1975 г.  прошла выставка его  картин  в фойе Окружного Дома Офицеров.   Т.С.Есенина в книге отзывав оставила следующую  запись: «Не преувеличивая, скажу, что мне не приходилось еще встречать более удачных попыток выразить настроение поэзии Есенина средствами живописи».  О   молодом  художнике журнал «Звезда Востока» опубликовал  лестный отзыв Г. Леонидова  «Несказанное, синее, нежное…». 
Татьяна Сергеевна расширяет  творческие и деловые контакты с  есениноведами и есенинолюбами  страны.  Получает письма от совершенно незнакомых ей людей. В письмах  авторы выражали свое восхищение есенинской поэзией.  Присылают иногда книги о творчестве С.А.Есенина, оттиски журнальных научных публикаций.  12 октября1976 г. получила  оттиск из журнала «Русская литература» (1976, № 3) со статьей Л.Варшавского и Н.Хомчук «К биографии Сергея Есенина (З.Райх и С.Есенин)» с  дарственной надписью «Дорогой Татьяне Сергеевне Есениной с великой благодарностью. Варшавский».   (Хранится в Музее С.Есенина в Ташкенте).
В  1976 г.  москвич   Иван Пименович Козлов  привез в подарок книги С.Кошечкина «Сергей Есенин. Раздумья о поэте» (М., 1974),  А.Волкова «Художественные искания Есенина» (М.,1976), другие издания.  «Мое знакомство с Татьяной Сергеевной, дочерью поэта, - писал  И.П.Козлов, - произошло а Ташкенте, куда я был направлен для дальнейшего прохождения военной службы по окончании Великой Отечественной войны. (…) По окончании военной службы я целиком посвятил себя лекционной пропаганде жизни и творчества С.А.Есенина. Наши встречи и беседы с Татьяной Сергеевной были откровенными и содержательными. Мне, государственному тренеру шахматно-шашечного отдела Спорткомитета СССР было приятно узнать об ее увлечении шахматами.
Как-то в одну из встреч зашел разговор о моей деятельности на шахматно-шашечной ниве. Я рассказывал, как был завоеван в Голландии в 1958 году титул чемпиона мира по международным шашкам с первой попытки советским гроссмейстером Исером Куперманом в трудном поединке с канадским гроссмейстером Марселем Делорье  -  со счетом 11 : 9.  Особый интерес у нее вызвал рассказ о моих контактах с шахматными гроссмейстерами М.Ботвинником, Д.Бронштейном, А.Котовым, Т.Петросяном, Б.Спасским т другими.  Кстати, сестра Бориса Васильевича Ираида Васильевна Спасская, гроссмейстер, 4-кратная чемпионка СССР по шашкам».
На встречах с есенинолюбами  Т.С.Есенина рассказывала, что работает над воспоминаниями о родителях, о жизни в доме отчима  -  В.Э.Мейерхольда.  Для использования ее материалов в лекционной пропаганде она задолго до публикации своих мемуаров  подарила И.Козлову отпечатанный на пишущей  машинке текст воспоминаний.  Рассказала  о попытке З.Н.Райх написать воспоминания о С.Есенине, но дальше составления плана воспоминаний дело не пошло. Сохранившийся план с трудом поддавался расшифровке.  «Есть там один пункт, - говорила Т.С.Есенина, - который читается так: «Слова Ленина». Мне кажется, что я могу расшифровать этот пункт. О каких словах Ленина идет речь. В детстве и юности я не раз слышала и от своей матери, и от отчима Всеволода Эмильевича Мейерхольда, что отзыв В.И. Ленина о Есенине был таков: «Талантлив, но болен…». Были ли эти слова произнесены устно или эти слова написаны Владимиром Ильичем, признаюсь, я этого не знаю и не помню». 
На вопрос, почему она не встречается со своими тетками, которые готовы были оказать ей самой радушное внимание и сердечное гостеприимство, Т.С.Есенина  ответила, что  она совершала  туристическую поездку на теплоходе, который ночью пришвартовался к пристани «Константиново», и  с группой туристов поднялась на высокий берег Оки. Внимательно  осмотрела помещичий дом Кашиной,  сельскую церковь и дом родителей Есенина. К сожалению, ввиду позднего времени она была лишена возможности встретиться с Екатериной Александровной и Александрой Александровной.
После отъезда  И.П.Козлова  Т.С.Есенина писала ему в Москву:
«28.1У.78.  Дорогой Иван Пименович! Поздравляю Вас со всеми прошедшими и предстоящими праздниками и желаю Вам всяческого благополучия. Вы знаете, разговор о шахматном журнальчике «64» был у нас с Вами давно, и я успела о нем позабыть. Поэтому, когда «64» стали ко мне регулярно приходить, я страшно удивилась,  и чуть было не впала в мистику. Ваша открытка объяснила мне, в чем дело. Я очень-очень Вам благодарна, тем более, что нынешний шахматный год  -  особенно интересный».
Т.С.Есенина  проявляет  осторожность, когда к ней обращаются с просьбой прислать копии фотографий отца и матери.  Иногда ее обманывают. В 1980 году  в Ташкенте был в длительной командировке один военный инженер, представился большим поклонником поэзии Есенина, уговорил  Татьяну Сергеевну  позволить ему перефотографировать имеющиеся  у нее фотоснимки З.Н.Райх, обещая прислать копии. Разрешила, но  обещанные копии фотографий не получила. Выслала   копию редкой  дореволюционной  фотографии  Сергея Есенина  исследователю творчества поэта Ю.Л.Прокушеву.
           Любила встречаться с рязанцами.  Журналист из Скопина Рязанской области  В.Абаньшин побывал  в гостях у Татьяны  Сергеевны, затем в   газете «Ленинское знамя»  24 января1981 г.  опубликовал очерк «Дочь Есенина».
 «А ведь я ее где-то видел», - невольно промелькнуло у него в голове, когда хозяйка квартиры открыла дверь.  «Круглый овал белого  лица, - писал журналист. – Добрые голубые глаза. Короткие локоны, золотящиеся в электрическом свете. «…Желтоволосый, с голубыми глазами…». Так это портрет Сергея Есенина!  Как она похожа на отца! Сходство не стерлось с разностью в  возрасте. Вероятно, когда ей было столько же лет, как и ему, она была совершенная копия его…»  Гость подарил Татьяне Сергеевне сувенир  -  декоративный кувшин работы  скопинского мастера  Александра Ивановича Рожко.   Татьяна Сергеевна внимательно рассматривала  преподнесенный ей комплект  цветных фотографий  с изделиями скопинских  керамистов  М.М.Пеленкина,  Н.К.Насоновой,  А.И.Рожко.
           При встрече  хозяйка квартиры   высказалась  о подаренном сборнике  Андрея Вознесенского:
- Конечно, талантлив, но не все его вещи мне нравятся.
Вспоминали  Николая Рубцова:
- Читала  -  приносили… В продаже не встречался… Сейчас у нас тяга к литературе возросла до такой степени, что книги  раскупаются моментально.
Заинтересовалась поэзией рязанца  Евгения Маркина.
Прослушали в магнитофонной записи песню о Сергее Есенине в исполнении   Владимира Сенахина,  активного участника  художественной самодеятельности.
- Приятно слушается, - отозвалась о записи Татьяна Сергеевна.
2 марта1992 г.  Т.С.Есенина  выслала  В.А.Абаньшину  с дарственной надписью журнал «Согласие». «Дорогой Виталий Александрович! – писала она. -  Наконец-то посылаю журнал. Собиралась это сделать  гораздо раньше, но у меня, как и прошлой зимой, жестокая гипертония, пойти на почту  -  целая проблема. Потомство бегает за лекарствами, но в других делах выручать меня не успевает. У нас недавно появилось два младенца  -  Сережа  (у внучки Зины) и Дарья (у внучки Анюты).  Журнал «Согласие» выпускает всего четыре человека, из-за этого много ошибок, как и, впрочем,  в большинстве сегодняшних редакций и издательств.  Кое-что я исправила, но есть ошибки неисправимые  -  это нарушение смысла из-за поспешных сокращений. Корректуру мне в Ташкент не присылали. Будут печатать вторую часть, не буду вылезать из Москвы.  Но эту часть еще надо дописать, а я часто болею.  Моего «Женю» действительно какое-то издательство (м.б.»Худ. литература») в позапрошлом году собиралось издавать. Но из финансовых соображений пока воздерживается. Ремонт музея вряд ли скоро закончится, то того нет, то этого, то слишком дорого. Большой привет. Т.Есенина».  
В мае1989 г. состоялась встреча с Василием Михайловичем Банщиковым, ученым   психоневрапатологом. Он был не только ровесником С.А.Есенина, так как родился в1895 г., но и земляком, родом из  села Борец Сапожковского уезда Рязанской губернии. Прошел удивительный путь от  крестьянского паренька до признанного ученого, автора многочисленных научных трудов.  При встрече речь зашла не только о рязанской земле или проблемах медицины, но и о поэзии Сергея Есенина, стихи которого маститый профессор знал и любил при случае декламировать.  На прощание подарил свою объемную книгу «»Проблемы психоневрологии (научные труды)» (М., 1969)  с дарственным автографом: «Глубокоуважаемой и Дорогой  Татьяне Сергеевне Есениной на добрую память. Земляк и друг С.А.Есенина В.М.Банщиков. Май,1989 г.» (Книга хранится в Музее С.Есенина в Ташкенте).
Переписывалась  с есенинолюбом И.А.Синеоким, директором  Омского краеведческого музея и обладателя  большой коллекции  материалов о творческой биографии С.А.Есенина.  Просматривая  многие газеты и журналы, он некоторые публикации  пересылал для  ознакомления Татьяне Сергеевне.  Однажды  прислал большую статью «Смеется в каждой кукле чародей»  Ирины Уваровой, но не указал  названия  и год издания журнала. Статья при чтении произвела хорошее впечатление, о чем Татьяна Сергеевна поделилась с Любой Фейгельман (Рудневой), которая обнаружила статью И.Уваровой в журнале «Декоративное искусство».  Ей же удалось  разыскать   автора статьи, а когда узнала, что И.Уварова едет в командировку в Ташкент, то дала  адрес Т.С.Есениной.  При встрече  Ирина рассказала, что уже 10 лет работает над диссертацией о театральных традициях, хорошо осведомлена  о творчестве В.Э.Мейерхольда, надеется на успешную защиту.
В 1980 г. получила от  Ирины Уваровой  автореферат кандидатской диссертации «Традиции старинного театра и русские сценические искания начала ХХ века», в котором значительное место было уделено  режиссерским поискам В.Э.Мейерхольда.  Сожалела, что не сможет присутствовать на  защите, попросила сделать это  сына Владимира
С каждым годом росло число корреспондентов, особенно много приходило поздравительных открыток к Новому году.  В канун Нового  1990 года писала Л.Устиновой: «Еще надо ответить на кучу поздравлений, которые любят присылать есенинские поклонники-пенсионеры. Одна дама просит меня приехать к ней познакомиться, поскольку ей очень одиноко на пенсии. И надо написать в Китай двум преподавателям некоего Нанькайского университета, которые взялись писать книгу о Есенине».
Внимательно следила за публикациями в периодике, порой критически   отзываясь о  статьях.   «Небольшая статья Шаталовой была напечатано сколько-то месяцев тому назад в «Литературке», - писала она Л.Устиновой 9 февраля1980 г – Мне не понравилась её страстная интонация фанатички и её рекомендации  -  всем, всем. Возможно, такое впечатление создалось из-за того, что она не привела научных данных и выдавала одни эмоции. Возможно, в журнале всё выглядит иначе».
В свободное время  любила слушать в записи  чтение декламаторами  стихотворений. Из Ленинграда  прислали пластинку с  записью чтения стихов  С.Есенина  артистом Яхонтовым. Татьяна Сергеевна  писала Л.Устиновой: «Я обычно больше люблю слушать поэтов  -  хоть они и «завывают», но все же доносят музыку стиха, хоть это и получается у них однообразно.  Актеры, стремясь не «завывать», звуковой строй стиха, ритм часто теряют совершенно, налегая на «смысл», а этот «смысл» без остальных компонентов никому не нужен.  Яхонтов музыку слова  доносит великолепно».
В 1991 г.  к Татьяне Сергеевне  обратились  есенинолюбы города Орла, где она родилась.   «Многоуважаемая Татьяна Сергеевна! Орловский городской Совет  народных депутатов, Орловский горисполком поддержали инициативу творческих коллективов и общественности города Орла об  увековечивании памяти Сергея Александровича Есенина и Зинаиды Николаевны Райх, так тесно связанных с нашим городом.  Орел, за те годы, что Вы не бывали в нем, пережил и радостные и трагические страницы, изменился неузнаваемо. Изменились места, где стоял Ваш дом, где жили дорогие Вам люди.  Орловские ученые и краеведы восстанавливают все обстоятельства, связанные с пребыванием в Орле С.А.Есенина.  27-29 сентября этого года Всесоюзные есенинские чтения будут  проходить в Орле, городе, где Вы родились. В дни проведения чтений на месте усадьбы, где стоял Ваш дом, будут открыты памятный знак и мемориальная доска. Уважаемая Татьяна Сергеевна, Ваши земляки – орловцы будут рады видеть Вас в родном городе, мы надеемся на Ваше участие и в чтениях, и во встречах с орловцами в дни празднования 96-1 годовщины со дня рождения Вашего отца  -  гениального поэта России. С уважением к Вам. Председатель Орловского горсовета Кисляков А.Г.  Председатель Орловского есенинского комитета Агарков Г.А.».
Здоровье Татьяны Сергеевны  ухудшалось.  Приехавшая  из Ташкента  в Орел на чтения  искусствовед  А.В.Маркевич  передала от имени Т.С.Есениной, что письмо она  своевременно  получила,  но приехать на чтения  не может   по состоянию здоровья. В городе Орел 28 сентября 1991 года был торжественно открыт  Памятный знак С.А.Есенину, созданный скульптором И. Извековым и архитектором Н.Скотниковой. На митинге  орловские  есенинолюбы выступали со словами любви к величайшему лирику земли русской.   
Музей Сергея Есенина в Ташкенте.
Об идее создания Музея Сергея Есенина в Ташкенте Татьяна Сергеевна узнала от знакомых есенинолюбов. Она писала И.П.Козлову: «В Ташкенте, может, Вы об этом слышали, собираются открывать музей Есенина. Организаторы уверяли меня по телефону, что у них скопилось более 500 экспонатов. Еще я ни с чем этим не успела познакомиться  -  у меня сейчас живет маленькая внучка и времени уже решительно ни на что не хватает. Большой привет. Татьяна Есенина».
Прочитала в республиканской газете заметку о работе инициативной группы по созданию музея.
14.Х1.78 писала И.П.Карпову:.  «Дорогой Иван Пименович! Прямо не знаю, как благодарить Вас за «64». Я теперь уже редко играю в шахматы, но разобрать иногда партию  -  это мой лучший и ничем не заменимый отдых. «Болела» этим летом за Карпова так, что чуть на самом деле не заболела.
 В Ташкенте, представьте себе, собрались открыть музей Есенина, об этом еще весной было сообщение в газете.  Устроители музея много раз звонили и грозились прийти в конце лета (когда будет отремонтировано помещение)  -  «вытягивать» из меня экспонаты. Конечно, я им могла лишь одно пообещать  -  дать переснять кое-какие фото.    Еще Джесси Девис из Англии прислала для них через меня подарок  -  фотокопию «Радуницы» 1916 года издания. Но вдруг это все заглохло и никто мне не звонит и не приходит. А я даже не пытаюсь выяснить, так как у меня с самого начала не лежит душа к этому делу. Зачем торопиться распылять по разным городам экспонаты, когда еще в Москве нет музея Есенина? Ну, будьте здоровы. Желаю вам благополучия и везения. Татьяна Есенина».
Пройдет некоторое  время, и мнение Татьяны Сергеевны  о создании музея Есенина в Ташкенте  изменится.    «Дорогой Иван Пименович! – писала она  позже . И.П.Карпову.  -   Поздравляю с Новым Годом, желаю здоровья, удачи и хорошего настроения. Музей в Ташкенте  -  учреждение, по-моему, симпатичное. Приезжайте познакомиться. Привет. Т.Есенина».  
И.П.Козлов в очередной приезд в Ташкент по предложению Татьяны Сергеевны посетил общественный Музей Сергея Есенина, познакомился с директором  В.В.Николюком, который показал ему свой слайд-фильм о поэте,  беседовал с  А.В.Маркевич и другими  активистами музея. В дальнейшем поддерживал контакты с музеем, переписывался  с  В.Николюком.
  Открытие  Музея Сергея Есенина в Ташкенте было знаменательным событием  в культурной и общественной жизни Узбекистана. Об этом в  1981 году писали   центральные и республиканские  газеты,  говорили в информационных передачах  по центральному и местному радио и  телевидению.
  Повышенный интерес к творчеству  С.Есенина, наличие у  есенинолюбов  интересных материалов о  поэте, уточнение   сведений о приезде С. Есенина в Ташкент в 1921 году  способствовали  созданию нового   общественного литературного  музея. В  инициативную  группу  вошли филологи П. Тартаковский, С. Зинин, художник В. Николюк, искусствовед А. Маркевич,  историк-краевед Ю. Гласс, другие активисты. Организационную поддержку оказывали работники учреждений культуры Ф. Ашрафи,  Х. Джалалов, М. Ханонянц, руководители  общественной организации книголюбов «Китобхон» академик Я. Туракулов, Т. Пустовая, С. Карагодина.  В пополнении создаваемого фонда литературного музея приняли участие десятки  есенинолюбов  столицы Узбекистана и других городов страны.  10 июля 1981 года Музей Сергея Есенина получил постоянную прописку в Ташкенте. Первым директором музея был назначен Вадим Николюк.
               Музей С. Есенина в Ташкенте  быстро   привлек внимание   любителей поэзии С. Есенина  и  получил  признание в  Узбекистане и за пределами республики.  В  музее  стали проводиться регулярно  «Есенинские чтения» и научно-практические конференции, музыкально-поэтические вечера, встречи с интересными людьми Узбекистана и приезжающими гостями из многих городов страны.   В. Николюк, А.Маркевич, С.Зинин  выезжали на конференции есенинолюбов  в Рязань, Москву, Липецк, Харьков,  другие  города, устанавливали творческие контакты,   приобретали  новые ценные экспонаты для музея.  Личные контакты с Е.А.Есениной,  А.А. Есениной. Н.Д. Вольпин. А.С. Вольпин-Есениным, Т.С. Есениной, К.С. Есениным и другими родственниками поэта позволили  пополнить фонд  бесценными автографами  поэта, прижизненными изданиями, редкими фотографиями. 
С большим успехом демонстрировался в музее  созданный В. Николюком слайд-фильм «Живописно-поэтический мир Есенина», в котором центральное место занимала тема Востока в поэзии  русского поэта. 
Связь с Музеем С.Есенина Татьяна Сергеевна поддерживала постоянно.  Она приходила не так часто, как этого желали  создатели музея, но  всегда звонила, интересовалась проводимыми мероприятиями,  новыми поступлениями в фонды музея.
22 марта1984 г. Татьяна Сергеевна писала К.Л.Рудницкому: «Забыла я  написать, что негатив снимка Анны Андреевны тут же отдала «активистам» нашего музея Есенина, которые охотно выполняют мои фотографические просьбы. Но вышла задержка из-за того, что не было  глянцевой бумаги (её вообще в Ташкенте не было) Теперь посылаю вам  наконец четыре снимка…». Копии с редких  фотографий С.А.Есенина и З.Н.Райх,  рукопись  своих воспоминаний о матери  Татьяна Сергеевна  безвозмездно передала в музей.
Своим корреспондентам  при случае старалась выслать изданный в Музее буклет.  Получил буклет  в ответном  письме из Ташкента  и оренбургский краевед, страстный любитель поэзии Есенина,  Енакаев Равиль. На буклете  прочитал  дарственную  запись: «Равилю Енакаеву на добрую память. Т.Есенина.6.1.86».
На одной из встреч в Музее Есенина  она  сообщила, что у неё дома хранится  чемодан, с которым поэт ездил в Европу и  Америку. 23 мая1987 г.  через сотрудника музея А.В.Маркевич  чемодан был передан  на хранение в музей. Свой щедрый дар Т.С.Есенина сопроводила дарственной, в которой писала: «Передаю Музею С.Есенина кожаный коричневый чемодан, принадлежащий моему отцу Сергею Александровичу Есенину. Этот чемодан он приобрел во время заграничной поездки и привез его в Москву в 1923 году.  В последние дни  жизни моего отца этот чемодан находился вместе с другими вещами в пятом номере ленинградской гостиницы «Англетер». Мною и моим братом К.С.Есениным были унаследованы вещи, которые наш отец взял с собой в свою последнюю поездку в Ленинград: сундук-гардероб и три чемодана. В них находились в основном носильные вещи – белье, верхняя одежда, обувь. В 30-е годы моя мать З.Н.Райх и отчим В.Э.Мейерхольд брали с собой коричневый чемодан в поездки по стране и за границу.  На крышке заметна процарапанная (не знаю кем) надпись, появившаяся во время одной из заграничных поездок. 23 мая1987 г. Ташкент. Т.С.Есенина».  Чемодан занял достойное место в экспозиции музея, а рассказ о нем всегда вызывает неподдельный интерес у посетителей.
 
90-летие со дня рождения С.А.Есенина
В 1981 г. Татьяна Сергеевна  летом две недели провела в Москве.  Сходила на Ваганьковское кладбище. Стала свидетельницей большой любви к памяти  недавно умершего Владимира Высоцкого, песни которого она любила слушать.   «С Ваней и Галей ходила на Ваганьково к своим могилам, - писала она Л.Устиновой, - а у самого входа на кладбище постояла у могилы Высоцкого, мимо которой никто теперь уж не проходит. Вокруг могилы  -  немыслимое количество цветов, они не просто положены, а стоят в баллонах и даже вазах с водой.  Кто-то должен постоянно вкалывать, чтобы поддерживать цветы в свежем виде, и, действительно, мы видели каких-то трех «дежурных» вкалывающих женщин. Над могилой с деревьев свисает гирлянды  значков, значки даже приколоты к листьям деревьев. Что за значки  -  издали не рассмотришь. Установлена там мраморная доска с четверостишием Андрея Вознесенского («России совесть ты и речка…»). Все это не только поклонение, но и демонстрация  -  сами выбираем, кого любить».
Такое же почитание памяти она  встретила  и у могилы отца. Никто не обратил внимания, что  эта скромно одетая женщина  и есть дочь гениального поэта. Выступали энтузиасты  с чтением есенинских и своих стихотворений, повсюду лежали свежие цветы. В преддверии 90-летия со дня рождения поэта  по есенинской тропе шли и шли  нескончаемым потоком  не только  почитатели и знатоки его  поэзии, но и обычные  любопытные поглазеть на могилы знаменитостей. И только единицы проявляли интерес к захоронениям близких С.Есенину людей. 
В 1984 году  для сборника «Сергей Есенин.  Воспоминания родных» (М., 1985)  подготовила  материал, который отправила из Ташкента двоюродной сестре  Т.П.Флор-Есениной. «Издательство «Московский рабочий» к 1895 году (90-летие) готовит сборник воспоминаний о Есенине, - писала Татьяна Сергеевна К.Л.Рудницкому в начале1984 г., -  и включает в него мою статью, напечатанную в 1975 году. Там среди редакторов  -  моя кузина (вдова недавно умершего шахматиста С.Флора). Она предложила мне  дополнить, расширить стать, если я захочу. Но времени мне было отпущено всего месяц, и этот месяц был заполнен гепатитом, которым болела внучка. Я уже отослала статью, ничего не добавив и не убавив.  Но пришлось внести несколько небольших поправок. Об одной из них, хоть для вас и несущественной, хочу информировать просто ради истины.  Рассказывая о своей бабушке, я назвала ее дядю «директором» Румянцевского музея. Так я написала со слов бабушки, а надо бы мне тогда заглянуть в старую энциклопедию, где этот дядя есть. Недавно (5 августа 1983 года) об  этом дяде была статья проф. Немировского в «Книжном обозрении»  -  «Собиратель сокровищ Румянцевского музея». А.Е.Викторов был основателем отделения рукописей, членкором Академии наук».
Начало восьмидесятых годов  были  насыщены предъюбилейными мероприятиями, посвященных празднованию  90-летия со дня рождения  С.А.Есенина. К  таким  торжествам Татьяна Сергеевна  относилась спокойно, она  не любила помпезной  шумихи и высокопарного  словоизлияния.
Её больше интересовали вопросы  обычной жизни.  Татьяна Сергеевна в марте1984 г.   писала К.Л.Рудницкому: «На нас тут сыплются разные казни египетские.  Ненормально холодная зима  -  это уже позади.  Но нас уже около трех месяцев трясет, и конца не видно.  Очаги землетрясения обступили нас со всех сторон. Два из них находятся за горным хребтом, хорошо видным из моего окна.  А та ужасающая катастрофа, о которой сообщали на днях,  -  это было с противоположной стороны. Ещё не знаю всех последствий  -  сколько трупов откопали в Газли, насколько пострадала моя любимая Бухара. Это землетрясение, безусловно, «рукотворное»  -  это неосторожное обращение с недрами  -  жадная многолетняя откачка природного газа.  Сама я лягушек больше боюсь, чем землетрясений, но часть населения в панике, особенно жители высоких этажей. У нас понастроили каркасных высоток, которые нипочём не разрушатся, но сейчас стало ясно, что выше шестого этажа  -  это уже не жизнь. При землетрясениях, которые внизу почти не ощущаются, на верхних этажах летит кувырком мебель, пугаются дети и, конечно, бывают несчастные случаи». (Т.Есенина, 2003, с.95).           
Зима оказалась продолжительной и холодной. С отоплением были перебои. Все три поколения есенинского потомства, по словам Татьяны Сергеевны, «кисли в болезнях». На работе  сотрудники  были обеспокоены реорганизацией сельскохозяйственного  издательства. Пришлось  отпуск провести в Ташкенте. Все завершилось благополучно.  Новое издательство стало называться «Мехнат» («Труд»). Режим работы для Татьяны Сергеевны остался прежним.
Много сил отдавала  внучкам.  Зинаида Сергеевна Есенина, внучка, вспоминала:  «Татьяна Сергеевна всегда  была моим ненавязчивым советчиком.  Она поддержала мое решение заниматься биологией. Во многом благодаря ей сложилась и моя женская судьба, и стиль одежды, да и всей жизни.  Какие модные вещи она  мне шила  сама!  И эта ее постоянная работоспособность  -  редактура, свои рукописи, занятия с нами…  И на все письма обязательно отвечала. И еще одна ее дорогая для всех нас особенность  -  ее спасительный юмор и в жизни, и в творчестве».
Неприятности  приходили неожиданно. Возникла  напряженность  в семьях детей и внуков. Приезжал сын Володя, сообщил неутешительную весть об окончательном разводе с женой. Сложности возникли  в семье внучки  Зинаиды, которая  неудачно вышла замуж. Евгений, ее муж, хотя и не пил, но   с первого же дня  не  проявлял  интереса  к семейным отношениям.  Привык сидеть  на иждивении родителей.    Поступил на службу в  милицию.  Случилось так, что их  квартиру ограбили. Почему-то свекровь, не любившая Зину, обвинила ее в причастности к ограблению. Воров удалось найти. Обиженная Зина решила уйти из семьи мужа.  Татьяна Сергеевна  сильно переживала за внучку.  Когда ей предложили принять участие в съемках документального телефильме о С.А.Есенине, то она боялась, что это может отвлечь ее от оказания помощи Зине во время судебного процесса.  «С июля  меня начали тормошить по телефону центральное телевидение, грозясь приехать, чтобы снимать меня и наш Музей Есенина, - писала она Л.Б.Устиновой. -  Я пришла в ужас, хотя бы уже потому, что вовсе не хотела, чтобы меня снимали и выжимали из меня банальные слова. А потом  -  как сделать, чтобы  день съемок не совпал с днем, когда надо ехать в суд? Попросила их под разными предлогами приехать не раньше, чем через месяц, надеясь, что в  судебной свистопляске наступит перерыв.  Не наступил. Но, слава-те господи, повезло. Съемки  -  сегодня, суд  -  завтра.  Приезжала очень симпатичная телегруппа. Конечно, у меня было ощущение, что меня изнасиловали, но утешительно хотя бы то, что кусочек, где меня показывали, включен в очень хорошую передачу».
В июле получила   от председателя оргкомитета С. Михалкова приглашение  приехать в Москву на юбилейные торжества С.А.Есенина.
В помещении Музея С.Есенина было записано телевизионное интервью с Т.С.Есениной накануне 90-летия со дня рождения  русского поэта. Она впервые поделилась с телезрителями воспоминаниями об отце и матери. В этот же день в окружном Доме офицеров Союзом писателей Узбекистана  был проведен литературный вечер, на котором  народный поэт республики Абдулла Арипов вручил Татьяне Сергеевне юбилейную есенинскую медаль, а народный поэт Узбекистана Эркин Вахидов  прочитал стихотворения С.Есенина, переведенные им  на узбекский язык.
В  юбилейные дни  возросло число писем  от есенинолюбов и есениноведов. Английский исследователь творчества С.Есенина доктор Гордон Маквей обратился   с просьбой ответить на некоторые вопросы, в частности, о роли Г.А.Бениславской в судьбе Есенина. «Мне трудно ответить на ваш вопрос  -  как я оцениваю роль  Галины Артуровны  в жизни С.А., - писала она 8 февраля 1986 года. – Судьба свела их вместе, обоих подталкивая к гибели.  Она его спасала, а сама была фигурой трагической, которую совсем  уж некому было спасать.    Она с точностью опытного психиатра  определяла симптомы его болезни на той ее стадии, когда появляются характерные  психические нарушения.  Но эту болезнь не лечат, снимая с человека лишние нагрузки. И вообще ее чересчур прямолинейная борьба с его болезнью ничего не могла дать  -  она только отдаляла  его от неё. Этим я только хочу сказать, что улучшить его состояние ей, как и всем окружающим, было не дано.  А то, что оно стало быстро ухудшаться, после разрыва с нею,  -  это бесспорно…» 
         Т.С.Есенина была хорошо осведомлена о  публикациях, в которых самоубийство  её отца   не только ставилось под сомнение, но полностью отрицалось. Выдвигались различные версии об убийстве С.Есенина.  17 ноября 1990 года по этому поводу она писала Г.Маквею: «Дорогой Гордон! … Вы просите меня написать о своем отношении к тем «версиям» об убийстве Есенина, которые в последнее время появляются в нашей печати. Надеюсь, вы сами видите, что авторы этих статей никакими убедительными фактами не располагают, что цель их  -  вовсе не поиски истины.  Статьи рассчитаны на то, чтобы вызвать  у невежественного читателя подозрения против определенного круга лиц. Конечно, вся  эта «мышиная возня» неприятна, но мне кажется, что она скоро прекратится…».
Здесь Татьяна Сергеевна в своих прогнозах ошиблась. В последующие годы, уже после ее смерти, число книг и журнальных статей  об убийстве С.Есенина возросло. И хотя  авторитетная  специальная комиссия  пришла к выводу, что  самоубийство поэта следует считать реальным фактом,  это решение  не поставило  последнюю точку в спорах  о  последних минутах  жизни поэта.
Прощание с братом.
Детские и отроческие годы Татьяна и Константин  провели вместе. Костя рано научился читать.  Тогда принимали в первый класс с восьми лет, но З.Н.Райх определила  его  весной в первый класс «стажером», чтобы с осени он смог учиться во втором классе. Уже с третьего класса Костя стал  интересоваться политикой, нередко высказывался неодобрительно о ГПУ,  пугая родителей.
Начавшаяся война надолго разлучила Татьяну и Константина.   Воевал Константин Сергеевич достойно, о чем свидетельствуют  врученные ему за мужество и   геройство ордена и медали.  В  1942 г.  в составе 92-й Ленинградской стрелковой дивизии  участвовал в защите блокадного Ленинграда. После прорыва блокады  его в1944 г.  перевели   на Карельский  перешеек, где шли ожесточенные бои.  Летом1944 г.  во время  одного из боев  после гибели командира  первой роты  штурмового батальона и его заместителя по политической части  младший лейтенант Константин Есенин принял командование роты и повел бойцов за собой в атаку.  Разрывная пуля  пробила ему легкие. Вскоре родные Константина Есенина  получили  извещение о его гибели.     9 декабря 1944 года в газете «Красный Балтийский флот» был опубликован  очерк  Ю. Саркисова и М. Курганова «У самого синего моря», в которой  рассказывалось о гибели комсорга Константина  Есенина.
          К счастью,  известие о гибели Константина Сергеевича   оказалось ошибочным.   Действительно,  командованию сообщили, что он погиб  после близкого разрыва мины. А его, между тем, тяжелораненого, в бессознательном состоянии доставила в госпиталь сестра из другой части. Он выжил. Но об этом в штабе не знали. Третий орден Красной Звезды нашел его через долгие годы после окончания войны.        
         После демобилизации  К.С.Есенин продолжил учение в   Московском  инженерно- строительном  институте.  На стипендию  не прожить, поэтому вынужден был продать в Главное архивное управление МВД СССР  две  тетради  набело переписанных стихов отца.
Константин Сергеевич  первый раз  навестил сестру  в Ташкенте в 1947 году после демобилизации.  По окончании вуза    стал трудиться  на послевоенных стройках  прорабом, начальником строительного участка. Возводил  крупнейший строительный комплекс в Лужниках,  строил жилые дома, школы и кинотеатры столицы.  Фамилия Есенин  мало помогала  производственной карьере.  «Надо сказать, что носить фамилию Есенин довольно хлопотно, - писал К.С.Есенин в 1967 году. – Порой  некоторые работники из среды моей строительной братии  пугались близкого соседства с фамилией Есенин, а некоторые даже  предлагали мне  сменить фамилию. Но это всё, конечно, от скудности мысли».  В дальнейшем  перешел работать  референтом  в Кабинет Министров СССР по строительным вопросам,  главным специалистом Госстроя РСФСР.
 В  школьные и студенческие года Константин писал стихи, но  понял, что поэзия  -  это не его стихия.    «Нося фамилию Есенина, стихи писать, а тем более публиковать, не стоит, - отвечал он на встречах.  -  Как бы ты ни написал,  их будут  сравнивать со стихами отца. И ещё помню горьковскую заповедь: если можете не писать  -  не пишите. Вот о футболе я не писать не могу и пишу»
  В довоенное время Константин Сергеевич   увлекался футболом. В 1936 году он играл в финале юношеского первенства Москвы и был отмечен за отличные спортивные  успехи. После войны  играл  в футбол на соревнованиях сборных команд производственных коллективов,    внимательно  следил  за футбольными баталиями в стране. Он  стал вести статистические данные о командах, игроках,  различных  спортивных  встречах.  Статистика К.Есенина  открыла много новых граней  в футболе, стала ценным материалом для спортивных специалистов  и многочисленных болельщиков. Очень скоро он стал заметным футбольным обозревателем  в спортивной журналистике, которая стала в последние годы его жизни второй  «профессией». Константина Сергеевича  принимают в  Союз журналистов
 За 40 лет  Константин Сергеевич  собрал огромную картотеку о футболе и футболистах. Это была своеобразная футбольная энциклопедия.  На основе этих  материалов  К.Есенин  написал  и издал   книги «Футбол: рекорды, парадоксы, трагедии, сенсации» (1968 г.),  ставшая быстро  библиографической редкостью. В  книге  есть такая фраза: «Страсти человеческие всегда удивляют людей бесстрастных, неспособных на увлечения, задубевших в своем восприятии мира только через стеклышко практицизма». Это была позиция Константина Есенина.  В дальнейшем он издал книгу  «Московский футбол и «Спартак» (1974 г.), получившая   высокую оценку многочисленных любителей футбола.  До конца своей жизни работал над  книгой «Летопись советского футбола».  В последние годы  К.С.Есенин был  заместителем председателя  Всесоюзной федерации футбола.
Однажды в аэропорту Татьяна Сергеевна  с двумя тяжелыми чемоданами стояла в очереди за билетами. Переносить чемоданы ей помогал молодой офицер. Когда Татьяна Сергеевна достала паспорт для предъявления кассиру, офицер прочитал фамилию и удивленно спросил, волнуясь,: «Вы Есенина? Скажите, а вы не родственница футбольного статиста Константина Есенина?». Когда Татьяна Сергеевна встретилась с братом, то рассказала ему об этом эпизоде, добавив: «Ты стал знаменитее отца». И долго потом смеялись. 
  После истории с выделением дачных комнат для сына Владимира отношения между Татьяной Сергеевной  и Константином Сергеевичем  были  натянутыми, но со временем все уладилось.  Брат   стал изредка звонить  в Ташкент, а в письмах    делился впечатлениями об удачной  поездке в ГДР. Жаловался, что дочь  Марина  не хочет работать редактором.  Татьяна Сергеевна  переживала, узнав об инфаркте брата   в конце августа 1969 года.  «Я  хоть и не врач, - писала она по этому поводу, - но мне кажется, что причину (его инфаркта) найти можно. Костя упражнялся с тяжелейшей штангой, копался иногда под яблонями и, наверное, давал себе совсем не те нагрузки, которые ему были нужны».  Брат был  всего на два года моложе, почти не употреблял спиртного. Инфаркт этих обстоятельств не учел».
.  Второй раз   Константин Сергеевич  приехал в гости к сестре в 1978 году.  В столице Узбекистана пробыл полторы недели. «Остался  в восторге, - писала Татьяна Сергеевна  в Ленинград,. – Купался в Анхоре. Алайский рынок привел к выводу, что он в сотни раз лучше тбилисского… Очень он тут искусно покупал арбузы и дыни.  «Взвесь-ка ты мне, - говорил он продавцу, - самую лучшую дыню. И если она будет хороша  -  даю тебе пятьдесят копеек сверху». Сама понимаешь, что наш продавец за полтинник лишний раз пальцем не пошевельнет, но тут гипнотизировало другое  -  барственный тон, большой живот и небрежная, но очень дефицитная одежда. И он приносил такой товар, какой я едала только когда-то в колхозах, когда угощали со своей бахчи».
В октябре1980 г. Константин Сергеевич вновь гостил у Татьяны Сергеевны.  Много интересного рассказывал о проведенной в Москве Олимпиаде.  В семье  ташкентских Есениных горячо обсуждался в это время  скоропалительное  замужество  внучки Зины, которая через некоторое время объявила родным о своей беременности. Константин Сергеевич успокаивал сестру,  убеждая, что молодожены  внешне смотрятся хорошо.
Воспоминания Константина о детских годах всерьез Татьяной Сергеевной не воспринимались. По этому поводу она объясняла К.Л.Рудницкому в письме 19 сентября1987 г.: «Я не знала, что вы беседовали  с Костей, теперь могу понять, откуда что взялось.  В футбольных делах Костина память была феноменальна, в голове умещался миллиард дат, чисел, фактов, фамилий и т.д.  Из жизни на Брюсовском он помнил много интересных эпизодов, встреч, разговоров  -  больше, чем я.  Но в обыденной жизни ему были свойственны рассеянность и невнимательность, часто присущие людям, страдающим сильной близорукостью с  раннего детства.  У Кости близорукость ослабла лишь с годами.  Он лучше запоминал не то, что видел, а то, что слышал, на это и полагался. Но многое, связанное с житейскими делами, в том числе с убранством квартир, ему было чихать, не мог он относиться к этому, как к чему-то,  требующему скрупулезности.  Когда уехали с Новинского, Костя был восьмилетним «очкариком», погруженным в свои мальчишеские дела. О том, что  его прямо  не касалось,  он мог помнить лишь смутно, а чего-то вообще не знать. Это я  то и дело прибегала в наше старое жилище к бабушке и тетке, а перед самой войной вообще там жила. Так или иначе, Костя вам чего-то не досказал, в чём-то  вы друг друга могли не понять».
В первой половине марта1986 г. Константина Сергеевича положили на повторную операцию. Во второй половине апреля дело шло к выписке. 25 апреля к нему пришла в больницу жена. Никакого ухудшения здоровья не было. Но в семь часов вечера сердце остановилось. Никто не видел, как это случилось.  Константин Сергеевич один был в комнате, смотрел телевизор.
Получив  печальное известие о смерти Константина Сергеевича,  Есенина.  Татьяна Сергеевна написала  в Ленинград: «Получилось так, что в тот вечер 25 апреля я раскрыла «Литературную  газету» и меня резануло сообщение о смерти драматурга Арбузова. Сама я его едва знала. А с Костей у него более чем сорокалетняя дружба. И я подумала, что Костю в его ослабленном состоянии это сообщение может подкосить. А наутро узнала, что его уже нет в живых. Дикость. Он очень хотел жить».
В  конце июня Татьяна Сергеевна приезжала  в Москву, чтобы решить вопрос с дачей и добиться сохранности архива брата. Сделать это было не так просто. Об этом Татьяна Сергеевна писала   Л.Устиновой: «В Москве я хлебнула нервотрепки на всю катушку. Приходится вступать в борьбу с Костиной вдовицей. Она в сто раз хуже, чем я думала. Это хулиганка, воровка, аферистка. Еще не вступив в права наследства, она распродает по частям Костин архив, втирает людям очки, что на даче жил Есенин и там есть его мебель, то есть собирается задорого продать всякое старье. А на самом деле это барахло принадлежит и Зинаиде Ивановне, Вовиной теще, и Марине, и её матери. На дачу эта ошалелая баба не хочет никого пускать. Когда Ваня с двумя соседями (молодожены) решил побывать на даче, она устроила грандиозный скандал, кричала, что она здесь хозяйка и на дачу никто не вправе приезжать без её разрешения. Приходится обращаться и в милицию и в прокуратуру. Жаль Вову  -  всё это не для его нервов, но в  «борьбу» включились и Марина, и её муж, они взяли адвоката». Только к середине1987 г. после судебных тяжб дача была  поделена между Татьяной Сергеевной, Мариной Константиновной и  вдовой Константина Сергеевича.
Сложнее было с определением  судьбы архива Константина Сергеевича.  Передачу или продажу  было трудно осуществить  из-за  возникшего  спора между наследниками. Вдова стала распродавать по частям  материалы  покойного мужа, а затем заявила, что её обокрали.
Время перестройки.
1986 год  завершился для Татьяны Сергеевны  чрезмерной   перегруженностью  в издательстве.   «А у меня на работе продолжается авральчик, - сообщала она  в Ленинград.   – Мы 30 декабря отправили на подпись высокому начальству кучу книг. Теперь считается, что они сданы в производство в1986 г., но их надо еще доводить. Этим мелким очковтирательством издательства повсеместно занимаются. Когда-нибудь нас  за это проучат, но, по-моему, не скоро. Чтобы покончить с этим, мне кажется, достаточно в назидание остальным, подержать одного крупного начальника сутки в предварилке. И всё прекратится. А еще лучше, если найдут способ отказаться от этих идиотских железных сроков. Авральные работы вечно с ошибками. А сроки нарушаются из-за того, что машинистки и корректоры в дефиците. В конце года у нас почти все редакторы сели за машинки, а я работаю и за себя, и за корректора».
Новый год Татьяна Сергеевна  встречала с детьми и внуками. В последний день уходящего года купила  большой «математический» торт, а в  книжном  магазине  подобрала  для подарков  подарочные интересные издания, которые стали выпускать  в Ташкенте. Внучке Ане подарила «Алису в стране чудес», другим стихи и рассказы И.Бунина и однотомник А.Блока.
В Ташкенте  успешно прошли гастроли Эстонского русского театра.  Неожиданно главный режиссер театра, большой поклонник В.Э.Мейерхольда,  пригласил  на спектакль Татьяну Сергеевну. О том, что она живет в Ташкенте, ему сообщила  в Таллине Мария Валентей.  Режиссер около десятка лет работал в Ленинграде, лично знал Мейерхольда и его дочь  Ирину Всеволодовну. «Это тот случай, - писала о встрече Татьяна Сергеевна, - когда, познакомившись с человеком, тут же забываешь, что видишь его в первый раз». Главному режиссеру театра  хотелось  поговорить с Татьяной Сергеевной.  Он  полагал, что ее не очень будут интересовать музыка современной  рок-оперы  «Веселые нищие».  В первой части спектакля зрители знакомились со смешной пародией на оперу, используя тексты  С.Маршака, а во второй  была показана собственно рок-опера. Автор музыки, эстонский композитор, сам принимает участие в спектакле. Он сидел  на сцене и играет на рояле. Для либретто использовались  произведения Р. Бернса в переводе С.Маршака.   После первой части Татьяна Сергеевна вернулась в зал. «Я сказала, что хочу попробовать выдержать эту музыку, - сообщала она Л.Устиновой.  -  И выдержала. Это все же не эстрадная какофония, а нечто посерьезнее, и хочется понять, почему все-таки эта ультрасовременная музыка в чем-то действительно эквивалентна стихам Бернса».
Начавшаяся   в стране  перестройка не оставила  никого равнодушным.  Большая  роль отводилась  массовой  печати, которая  стала чрезмерно  востребованной. На страницы газет выплескивались  материалы, как определяла Татьяна Сергеевна, «доселе немыслимые». Она верила в силу воздействия печатного слова, считая себя истинным газетчиком.  «Знаю, что печать  -  система мобильная, и резервы (в смысле кадров) для быстрой перестройки всегда есть. Все проблемные статьи  -  предсказуемы, проблемы-то  не из пальца высасываются, а в воздухе носятся», - делилась  она своими впечатлениями с Л.Устиновой.  – И есть обширный контингент, которому всё это до лампочки. Васька слушает да ест. По-моему, сейчас важнее всего оперативная работа газет  -  чтобы чиновничий мир был под постоянным наблюдением, и не приспосабливался к обстановке как тараканы к хлорофору.  Тебе попалась статья Черниченко в «Литературке», где речь шла о некоем «Мясомолпроме»? Надо же  -  оказывается в их жизненных интересах портить и гноить продукцию. И, вероятно, не так легко предвидеть, на каких участках дела  могут пойти резко хуже, а вовсе не лучше, чем в менее светлые времена».
Татьяна Сергеевна верила в необходимость перестройки в стране. Понимала, что процесс этот будет проходить медленно и болезненно, но иного пути не было. Уверовала  в справедливость  лозунгов,  провозглашаемых М.С.Горбачевым. «А я верю одному только Михаилу Сергеевичу, этому милому непосредственному человеку, - писала она в Ленинград, - который, однако, никогда не выкладывает всего, что думает. И когда я вижу, что он, не мешая другим спешить, сам вовсе не спешит, значит, так надо».  В такой оценке она была не совсем оригинальной. Так думали в то время многие.
Большие социальные и политические перемены происходили и в Узбекистане. В Ташкенте прошел республиканский  съезд Компартии, за работой которого Татьяна Сергеевна  внимательно следила.  На съезде была подвергнута резкой критике работа предыдущего руководства республики.  Газеты с отчетами о съезде расхватывались. «Номера «Правды Востока» с отчетами  -  страшнейший дефицит, - писала она 12 декабря1988 г. Л.Устиновой. -  Сережа, собрав четыре номера, читал их до утра, как роман. Теперь они у меня. Прочесть единым духом некогда, но ясно, что самый крупный маразм был у нас. Наконец-то открыто сказали, что Ш.Рашидов вполне сознательно покровительствовал нескольким шайкам преступников».
В связи с реорганизацией  Агропрома  было закрыто издательство «Мехнат». В мае сотрудникам выдали расчет.  Татьяна  Сергеевна  решила выйти на пенсию.  На то были веские причины.  70-летгий возраст сказывался во всем: на здоровье, на работоспособности, на настроении.  Она писала в Ленинград: «Решила не «трудоустраиваться», и когда 5 мая получила расчет, ощутила какое-то прямо-таки неприличное блаженство. Я  очень, оказывается, устала, но, конечно, не из-за последних двух месяцев. Три с лишним года назад, когда стала нарастать нервотрепка из-за Зины и Данилы, ведь одновременно с этим и начались утомительные перетрубации и реорганизации у меня на работе, а с лета прошлого года начался вообще бред, вернее бардак. Никакая редакция не может существовать без идеального порядка в своем хозяйстве и хотя бы относительно нормальной обстановке.  Вот сейчас в «Правде» замечаю иногда опечатки, либо еще что-нибудь вроде несоответствия заголовка содержанию и думаю  -  эге, в этом коллективе сейчас что-то не в порядке. У нас стали пропадать уже сданные в производство рукописи, из шкафов стали исчезать документы, без которых книга не может выйти. Отродясь я ни с чем подобным не сталкивалась. И сама  -  могу долго искать очки, которые у меня на носу, но на работе  - никогда в жизни ни единой бумажки не искала и не теряла.  Сейчас во многих ташкентских организациях по многим причинам хаос и свистопляска».
Решила выехать в Москву, чтобы урегулировать вопросы с пенсией, которую должны были увеличить Татьяне Сергеевне.  Лето провела на даче, где  принимала участие в ремонте.  9 июня отмечали 50-летие сыну Владимиру.  Вместе с Марией Алексеевной Валентей выехали 27 июня  в Пензу на открытие музея.  На следующий 1989 год лето вновь провела на даче в Подмосковье, где продолжался ремонт. Расширили мансарду.
В Ташкенте  обстановка стала неспокойной. Милицию  и  войска власти держали  в полной боевой готовности. На тревожные запросы в письмах друзей и родных Татьяна Сергеевна  отвечала: «Крупных событий не должно быть. Но жить надо осторожно, озверелые фанатики существуют и не надо им показываться в вечернее время где-нибудь на окраине города».
Долгий путь  поэтического  послания  Сергея Есенина  дочери.
В феврале1988 г. Татьяна Сергеевна  получила бандероль из Москвы. Незнакомый ей писатель Гусейн Дадашевич Наджафов прислал  изданную в Баку  свою  документальную повесть «Балаханский май», повествующей  о пребывании  Сергея Есенина в Азербайджане. Повесть была незаконченной, автор продолжал работать над второй частью. Татьяна Сергеевна ответила  благодарственным   письмом.  Её взволновало сообщение Г.Наджафова, что он  имеет на руках автограф  стихотворения «Голубая да веселая страна…» С.А.Есенина, на котором  поэт сделал приписку «Гелия Николаевна! Это слишком дорого.  Когда увидите мою дочь, передайте ей. С.Е.».
«Хранить у себя такую драгоценную реликвию не имею права, - писал Гусейн Дадашевич. – Считаю своим долгом выполнить волю великого поэта и выслать автограф Вам».
Это был автограф  стихотворения  С.А.Есенина,  написанного  им  8 апреля1925 г. в Баку. 
Голубая да  веселая страна.
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря тише дуй и вей  -
Слышишь, розу кличет соловей?
 
 
Слышишь, роза клонится и гнется  -
Эта песня в сердце отзовется.
Ветер с моря тише дуй и вей  -
Слышишь, розу кличет соловей –
 
Ты ребенок в этом спора нет,
Да и я ведь разве не поэт?
Ветер с моря тише дуй и вей  -
Слышишь розу кличет соловей?
 
Дорогая Гелия, прости.
Много роз бывает на пути,
Много роз склоняется и гнется,
Но одна лишь сердцем улыбнется.
 
Улыбнемся вместе  -  ты и я  -
За такие милые края.
Ветер с моря, тише дуй и вей  -
Слышишь, розу кличет соловей?
 
Голубая да веселая страна.
Пусть вся жизнь моя за песню продана,
Но за Гелию в тени ветвей
Обнимает розу соловей.
«Рассматриваю рукопись, - писала  Татьяна Сергеевна. – Стихотворение с трудом поместилось на трех небольших пожелтевших бланках. Написано синим карандашом, может быть, привезенным из-за границы.  Строчки не выцвели, не побледнели. Вверху на бланке крупными буквами напечатано: «Редактор газеты «Бакинский рабочий». Ниже строчка с адресом и телефонами, название улицы до самого последнего времени хоть кого могло заставить вздрогнуть  -  ул. Троцкого… Приписка («Гелия Николавна! Это очень дорого…» и т.д.)  -  на первой странице слева, справа посвящение  -  Гелии Николаевне».
Прошло более шестидесяти лет с тех пор, как Сергей Есенин написал и подарил  Гелии  это стихотворение. Как давно это было! Приписка С.Есенина к стихотворению свидетельствовала, что он  в это время думал не только о Гелии, но и о своей любимой дочери Татьяне, о которой в разлуке  скучал.
Стихотворение  «Голубая да веселая страна…» с посвящением  «Гелии Николаевне Чагиной»  было напечатано в газете «Бакинский рабочий» 10 августа1925 г.,  но в дальнейшем  посвящение было снято и без него стихотворение печаталось во всех собраниях сочинений поэта. Но  о посвящении не забыли. Стихотворение входило в цикл «Персидских мотивов», поэтому необычное имя  Гелия порой  ассоциировалось  не с  определенным  реальным лицом, а   воспринималось  как  вымышленное  имя   какой-то   незнакомой персиянки. Дотошных  любителей  поэзии Есенина  заинтересовала судьба  Гелии Николаевны.  Поиски увенчались успехом. Удалось  в послевоенное время опубликовать не только  сведения о   создании стихотворения, но и обстоятельно   узнать о героине, которой  оно было посвящено.   
В свое время  С.А.Толстая-Есенина,  подготавливая  к публикации сборник  стихотворений С.А.Есенина в1940 г.,  писала  в комментариях : «Голубая да веселая страна…».  -  Стихотворение было посвящено Розе Петровне Чагиной, шестилетней дочери П.И.Чагина, которая сама себя называла «Гелия Николаевна» по имени какой-то актрисы. Все окружающие в шутку так её и называли. Есенин очень любил и понимал  детей и находился с этой девочкой в большой дружбе».
Уже в этом  комментарии содержалась  важная разгадка. Имя Гелия Николаевна,  оказывается, было  выдумано  Розой Петровной Чагиной (1919 – 1979),  дочерью  Петра Ивановича Чагина (1898 – 1967), с которым  С.А.Есенин  дружил, а во время пребывания в Баку  некоторое время проживал в его квартире. П.И.Чагин   был женат, имел  шестилетнюю  дочь Розу.  Был  молод, но занимал ответственные должности второго секретаря ЦК  КП Азербайджана и главного редактора газеты «Бакинский рабочий». Охотно печатал в газете «Бакинский рабочий» произведения Сергея Есенина. Поэт на  изданной  в1925 г. книге   «Персидские мотивы» оставил  посвящение «С любовью и дружбою Петру Чагину».
 Разыскать Розу  Петровну в Баку  удалось есенинолюбу  Владимиру Германовичу Белоусову, автору первой двухтомной  «Литературной хроники. Сергей Есенин» (М., 1970). . 13 января1967 г. Р.П.Чагина   сообщила  ему  о   встречах с С.Есениным:
«Вспоминается мне белокурый, молодой, светлоглазый, красивый дядя. Очень хорошо относился ко мне, с лаской и заботой. Играл по-своему: ставил на голову себе свой бритвенный прибор, брал меня за руки и танцевал со мной.  Или становился на четвереньки, я взбиралась ему на спину, и он катал меня по комнате. Часто купался со мной в бассейне. Клал меня на автомобильную камеру, а сам плавал около меня, брызгал водой или  брал на руки и учил меня плавать. Иногда играл со мной в театр. Я изображала из себя актрису и очень любила называть себя Гелия Николаевна (почему и откуда я взяла это имя, ни я, ни мама не помним). Часто я изображала телефонный разговор, и мы с ним переговаривались. Он называл меня: Гелия. И я радовалась. Однажды он посвятил мне свое стихотворение «Голубая да веселая страна…»  
С.Есенин запомнил девочку  Розу   и в   письмах  П.И.Чагину  всегда упоминал о ней:  «Как жена и Гели Николаевна» (14 декабря1924 г. из Батуми),  «Поцелуй Гелии Николаевне» (3 или 7 марта1925 г. из Москвы),  «Привет Кларе и Розочке»  (8 ноября1925 г. из Москвы), «Ну как Роза и Клара?» (27 ноября1925 г. из Москвы).
Роза Петровна прожила  до1979 г.  Встретиться ей с Татьяной Сергеевной не пришлось. О стихотворении и посвящении Т.С.Есенина узнала поздно. В1952 г. она была проездом  в Баку, заходила в редакцию «Бакинский рабочий», но тогда  не знала ничего о Гелии Николаевне, то есть подлинной Розе Петровне, и о том,  что в этой же редакции она  работает    корректором.
Если бы встреча и состоялась, то  Р.П. Чагина  не    смогла  бы   вручить автограф стихотворения Татьяне Сергеевне, так как его у неё не было.  Так уж случилось, что  первая  семья  Чагина  распалась в конце1925 г.  Покинув дочь Розу и первую жену Клару Эриховну, Петр Иванович Чагин с новой женой, Марией Антоновной Адамовой,   уехал  вслед за С.М.Кировым в Ленинград, прихватив с собой личный  архив, в том числе и автограф стихотворения,  Роза Петровна Чагина  осталась с матерью в Баку.  В дальнейшем всю жизнь проработала  в  редакции газеты  «Бакинский рабочий».
Автограф стихотворения «Голубая да веселая страна…» был подарен незадолго до  своей смерти  вдовой П.И.Чагина,  Марией Антоновной,   азербайджанскому  писателю  Г.Д.Наджафову, который и  передал его Татьяне Сергеевне, тем самым выполнил волю  великого поэта. Это был один из самых дорогих подарков в последние годы жизни  Т.С.Есениной.
Тревожные дни.
И по слухам, и по официальным сообщениям массовые  беспорядки спонтанно вспыхивали в разных концах Ташкента.  Татьяна Сергеевна вынуждена была за разъяснениями обращаться к знакомым.  Позвонила Анне Собчак, заведующей кафедрой общественных наук политехнического института.  Поговорили о ее двоюродном брате Анатолии Собчаке, который блистал своей эрудицией в Верховном Совете СССР. Татьяна Сергеевна  помнила его по совместной  работе в «Правде Востока».  Анатолий .Собчак  давно уехал из Ташкента, стал известным  политиком и  юристом. На вопрос об обстановке в столице Узбекистана Анна Собчак ответила, что в связи с открытием очередной сессии Верховного Совета республики из Ферганской долины и других мест начали съезжаться грузовики с молодыми узбеками  для проведения митинга. На площадь Ленина  их   не пустили. «Аня еще сказала, -  писала Татьяна Сергеевна в Ленинград, - что ее студенты-узбеки, обучающиеся на русском языке, признались ей, что старшее поколение заставляет их выражать разного рода протесты. Они этого не хотят, но не подчиниться им нельзя. Да, этим самым здешняя  молодежь отличается от европейской».
О дальнейших  событиях  в Ташкенте  Татьяна  Сергеевна   писала Л.Устиновой: «Вечером Сережа сказал мне, что на площади был не митинг, а колоссальная драка между  собравшимися.  Били, вроде бы, ферганских. В этом тоже здешняя особенность  -  «консенсуса» между разными регионами не будет.  В этот день порядок пытались наводить только милиция. Но жаждущие митинга на ночь не ушли с площади. А им не разрешили оставаться возле правительственных зданий, отвели для митинга два места на выбор, в разных концах города, устроили сложное оцепление, чтобы беснующиеся массы могли уйти к этим местам, никуда не сворачивая. Но они не уходили. На следующий день, в субботу, на площади появились войска. Резиновыми дубинками они прогнали дураков  с площади и  погнали их по улице Навои. 160 человек было арестовано за сопротивление (об этом говорили по телевидению). Дураки рассеялись, в другом месте проводить митинга  они не стали.  А в воскресенье на площадь пришли аксакалы-старики. Не митинговать  -  предъявлять претензии. Сказали  -  нехорошо так обращаться с молодежью, просили выпустить арестованных. Выпустили их или нет  -  не знаю. Говорят, митинга на площади не допустили потому, что среди собравшихся была группа экстремистов, которые требуют сменить все правительство и всё ЦК».
Неоднозначную оценку  русскоязычного населения вызвал  принятый  Верховным Советом  Узбекистана «Закон о языках». Свою оценку этого законодательного акта Татьяна Сергеевна  дала в письме Л.Устиновой: «Сессия приняла закон о языке. Такой же, какие всюду  теперь принимают. Вкупе с резиновыми дубинками этот закон пока успокоил узбеков  -  они увидели, что открытые проявления национализма теперь даром не пройдут. Отовсюду убрали плакаты «Русские, убирайтесь вон!» и притихли.  Но закон не понравился многим неузбекам  -  тем, что кое-кому придется изучать узбекский язык, на что дается восемь лет. Устраивали тоже митинги, правда, менее бурные. Рабочие тех самых крупных предприятий потребовали, чтобы их вместе и их заводами переселили в другие регионы страны. Их поспешили успокоить  -  ведь рабочих всё это никак не касается. Поспешили, как в Таджикистане, откуда после принятия закона выехали тысячи человек, и их пришлось зазывать обратно. Уверена, что вся эта мышиная возня с языками через годик позабудется, и не только у нас. Все эти вопросы всегда спокойно решались «в рабочем порядке», те, кому надо знать узбекский язык  -  знают его. Мотаясь когда-то по районам, я знала его в нужных мне пределах. И все знают, что статус государственного для узбекского языка  -  лишь формальность. Узбеков, способных грамотно составить документ на родном языке, практически нет. Все равно их будут составлять на русском, а потом переводить».
Татьяна Сергеевна  была непосредственным очевидцем   происходивших  в Узбекистане политических и социальных  событий. Тревожные вести поступали   регулярно. Гигантский Союз  расшатывался и стоял на грани развала.  Получая ту или иную информацию, она  пыталась  её проанализировать. Очень осторожно относилась к распространяемым на бытовом уровне  слухам. Своими впечатлениями делилась с близкими.
«Из Ферганской области выехали уже тысячи русских, - писала в Ленинград. -  Им было чего пугаться  -  три области Ферганской долины всегда были оплотом национализма. Кроме того, всё это напрямую связано с коррупцией. Ведь эти  шесть миллиардов, украденные республикой у государства, где-то осели. Наверняка часть из них образовали некий специальный фонд. Когда в Фергане молодых парней, одурманенных наркотиками, посылали убивать и поджигать, им платили по 50 – 100 рублей за акцию.
Ташкент покидают единицы. Случаи групповых нападений на русских были, но пока достаточно простой осторожности  -  не надо вечером появляться на безлюдных улицах. Однако в последние дни  появились какие-то ужасающие случаи. Якобы на одной из улиц (в центре) толпы узбеков в вечернее время опрокинули четыре троллейбуса и избили пассажиров. В другом месте (тоже в центре города) толпа узбеков ворвалась в вагон трамвая и зарезала всех пассажиров (23 человека), включая детей.  Этих преступников, говорят, поймали. Мы с Сережей решили, что ничего этого не было. Наше местное телевидение, как в Москве и Ленинграде, дает сводки о преступности в городе, но ни о чем подобном не сообщали. Да случись такое, Ташкент закидал  бы  телеграммами сессию Верховного Совета. Да и ввели бы уже комендантский час, но он действует, причем уже давно, только в одном из районов старого города. Эти слухи явно распространяются для запугивания».
Возлагала большие надежды на предстоящие выборы в Верховный Совет СССР. «Как и многим другим, - писала она,  -  мне кажется, что беснующиеся республики не угомонятся, пока не пройдут  у них выборы. Это взрывоопасно, когда в одном бюллетене сталкиваются эти самые «альтернативные» кандидатуры разных национальностей. Ташкент, где есть почти сплошь русские районы, где рабочий класс преимущественно русский, в этом отношении гиблое место.  Мой узбекский округ (он же и Сережин) считается в городе самым «острым». Одним из кандидатов  -  30-летний русский парень по фамилии Золотухин, военный журналист, участник войны в Афганистане. Его прадед более ста лет назад приехал из России осваивать Голодную степь. Узбекский язык он знает в совершенстве. И надо сказать, что и выдвинули-то его узбеки, жители одной «махали»  -  так называются жилищные участки старого города. Второй кандидат  -  узбек, сравнительно крупный хозяйственник, его сторонники подняли жуткую клеветническую кампанию против Золотухина. Не помогло,  Золотухина мы выбрали и считаем, что весной, на депутатском съезде его выступление было самым смелым. Ты, наверное, помнишь, что кандидаты в Верховный Совет выдвигались не  больно-то демократичным способом  -  депутатская группа каждой республики давала свой список. Нашу группу возглавил наш первый секретарь ЦК Нишанов, который сейчас командует Советом Национальностей. Под его руководством в список попали кроме него еще несколько крупных начальников. Золотухин возмутился, выступил,  и список переделали (Нишанова, конечно, оставили). После съезда по Ташкенту ходили слухи, что Золотухина убили, устроили ему автомобильную аварию и т.д. Но он, тьфу, тьфу, жив-здоров. В общем, пронеси, господи. Скорей бы  оказалась  позади свистопляска предстоящих выборов. Крупных акций не должно быть  -  войска давно наготове,  они  в городе, все об этом знают. Вселяет надежду то, что наши новые власти, включая того, кто сменил Нишанова, - нормальные, цивилизованные дядьки.
Страшновато за молодежь. В художественном училище, куда ходит Анюта, висит плакат «Русские, убирайтесь вон!» Слава богу, дальше мелких перебранок дело не доходит. Руководство чересчур интеллигентное, потому боится снять плакат. Где-нибудь на предприятии такой плакат не висел бы.
Так вот, значит, живем. Увы, я давно ожидала чего-то подобного  -  после Алма-Аты, там хуже в основе всего была коррупция. В Фергане один за другим идут процессы. Судят в основном молодых парней. Представляю себе, как оглашаются окрестности воплями матерей. И это продлится долго, подсудимых сотни».
Через год Татьяна Сергеевна  вновь написала в Ленинград  о проходивших в Узбекистане переменах.  Она  одобрительно оценивала деятельность избранного нового руководства  республики, которое  сумело установить в республике  контролируемый порядок.  «Мне рассказали,  - писала  она Л.Устиновой, - что наш умный президент достиг этого двумя ударами. Во-первых, был устроен громкий, освещавшийся в печати,  суд  над какими-то разжигателями вражды. Во-вторых,  велел опубликовать в одной местной газете данные переписи о национальном составе Ташкента, которые обычно не печатались. Узбеки с прискорбием узнали, что их, «коренного» населения, в городе меньше половины, и заткнулись. Из 2 200 000 человек узбеков 900 тысяч, остальные  -  смесь других национальностей, в том числе 750 тысяч русских.
А что преподнесет Ферганская долина  -  это, пожалуй, непредсказуемо. В этих благодатных высокоурожайных краях всегда подбиралось самое омерзительное начальство  -  сверху донизу. Из этих краев какое-то количество русских уехало, больше всего из Андижана, который находится у самой границы с Киргизией, недалеко от Оша, на этой границе все время стояли наготове войска, не знаю, как сейчас. Отъезд неузбеков  -  большая беда для здешней промышленности. Сережа говорит, что  что недавно собирались уезжать работники Сырдарьинской гидроэлектростанции (это Ташкентская область). Беспорядки, когда изгоняли турков-месхетинцев, были не так уж близко от них, наверное, они не хотят ждать, когда моча в голову ударит окрестному населению. Их отъезд был бы катастрофой  -  ГЭС встанет, заменить их некем,  никакой дурак сейчас сюда не приедет. Власти сильно всполошились, не знаю  -  чем это кончилось.
Контингент,  легкий на подъем, в Узбекистане всегда был  -  это из числа квалифицированных инженеров и рабочих, энергетиков и др., которые легко найдет работу и приличные условия. Они, а не старожилы, срываются с места, если что не понравится (землетрясение, конфликты с начальством и т.д.). Конечно, пока обстановка в Ташкенте казалась  нестабильной, кое-кто уехал, но немного. Уехала часть армян, в этом есть свой резон, у них теперича «статус» народа, гонимого азербайджанцами-мусульманами, а это на их здешних полудиких единоверцев действует возбуждающе».
Политическая ситуация в республике не отразилась резко, как это имело место в России,  на материальном благополучии горожан. «У нас житье, видимо, чем-то легче вашего, - делилась Татьяна Сергеевна  в письмах ленинградцам. – Отчасти это объясняется сокращением хлопковых площадей. Освобождающиеся земли по-простому, по-домашнему, без всяких там «судьбоносных» законов о собственности стали раздавать по 0,25 гектара сельскому населению. А поскольку никакого «разкрестьянивания» у нас тут отродясь не было, на эту землю накинулись. С одной стороны, дележ её и породил кровавые «межнациональные» конфликты, например, только из-за этого изгнали турок-месхетинцев. А с другой  -  большая часть освободившейся земли была уже засеяна прошлой весной (а предстоящей весной опять будет большая прибавка). Рынок получил большое пополнение, цены только на немногое слегка повысились, и только потому, что  они повышаются на всё остальное. Талоны существуют  у нас только для детей  -  на сахар и на «моющие средства». Остальное, чего в магазине мало или нет совсем, хаотично распределяется по «трудовым коллективам» и «магазинам для пенсионеров». Ну, а что касается коррупции, «теневой экономики», торговой мафии  -  тут уж мы вам дадим (как, впрочем, всегда) сто очков вперед, всё у нас «весомо, грубо, зримо». В нашем хлопковом царстве, несмотря на то, что текстильные фабрики работают, ни единого метра ткани купить нельзя  -  нахально ждут, когда цены на текстиль повысятся.  Всё мясо, предназначенное для госторговли, уходит налево. На базаре его продают по цене от 7 до 11 рублей  -  совсем без костей. Но за мясом очереди, впрочем, во все годы ближе к зиме его нахватало. Совсем перестали продавать конфеты, а конфетные фабрики у нас есть. Не поступают в магазины  яйца и куры, а птицефабрика  -  единственная отрасль, которая прилично работает.
Эти и многие другие неприятности стали понятнее, когда по велению свыше началась борьба с «саботажем». Надо сказать, что со времен Андропова КГБ  -  единственная организация, которая иногда умела одолеть нашу коррупцию. Говорят, она сейчас развешивает плакаты  -  «Народ и КГБ едины в борьбе в мафией». Обнаруженные залежи на наших складах, умышленная порча продукции, видимо, по масштабам превышает всё, что творится в других регионах. Об этом пишет местная печать, но я её не вижу. Сережа кое-что мне рассказал из прочитанного.  Шел, к примеру, один кореец по берегу реки под Ташкентом. Увидел  -  к берегу подъехали три самосвала и стали что-то выгружать прямо в  воду. Поняв, что его могут убить, спрятался в кустах, когда уехали  -  вышел. Оказалось, что в одном самосвале были сигареты, в двух других  -  подпорченные куры-бройлеры. Он собрал кое-что в сумку (ради доказательства). Поехал в КГБ. Виновников легко нашли. Узбек на месте этого корейца промолчал бы  -  их круговая порука железная».
Мемуары «Дом на  Новинском бульваре».
В эти тревожные дни были и  приятные  неожиданности. Из редакции журнала «Звезда Востока» сообщили, что  будет напечатана   повесть  «Лампа лунного света», которую Татьяна Сергеевна написала четверть века тому назад.  Не скрывала своей критической оценки повести. «Я решила ее не печатать вообще, - писала  она, - считая чересчур легковесной.  Моему приятелю Августу Вулису, который живет наполовину в Москве, наполовину в Ташкенте, она, однако, чем-то нравилась,  и все эти годы он уговаривал меня куда-нибудь её отдать, а я отбрыкивалась. И вот этой весной  Вулис мне звонит: «Ваша «Лампа» запланирована в «Звезде Востока» на второе полугодие 89-го года». Я аж подскочила, от испуга и изумления задрожали поджилки. Оказывается, лет пять назад Август в содружестве с моим сыном Вовой совершили диверсию. У Вовы хранился экземпляр повести. Он перепечатал её в двух экземплярах, а Вулис, приехав в Ташкент,  отдал в редакцию. Там она сначала полежала, потом её потеряли, а когда спустя долгое время нашли, решили печатать. Очень мне хотелось послать Вулиса подальше, но нельзя же так обижать. Единственное, что я сообразила сказать  -  попросила перенести повесть в план 90-го года. Тогда я попробую её улучшить, чего быстро сделать не смогу  -  сначала должна закончить мемуары. И вот теперь этот анонс в «Литературке» окончательно отрезал мне путь к отступлению (…)
Вообще я немного успокоилась, поняв, что «Лампу» можно улучшить… Пустовата она из-за подгонки под требования тогдашней цензуры. Дело можно поправить, конечно, не за счет того, чтобы вписать задним числом какую-нибудь «крамолу», а просто вытащить наружу некоторые подспудные мысли, которые и раньше были. Конечно, эта история усложнила мою жизнь. И на мемуары-то сил едва хватает, а тут еще «Лампа» досрочно и непрошено лезет в голову».
При работе над мемуарами полагаться только на память становилось  рискованно. Многое  в прошлом  представляется порой не таким,  каким оно было в действительности. Необходимо было  привлекать  другие подтверждающие документально источники. Татьяна Сергеевна внимательно следила за публикациями  о своих родителях, о В.Э.Мейерхольде..  В1987 г. Тульское издательство выпустило книгу В. Катанова «Живые письмена», в которой встречались и краткие сведения о З.Н.Райх и её родственниках. Прочитав книгу, Татьяна Сергеевна не могла пройти мимо  допущенных  в тексте оплошностей  и ошибок. . «Со стр. 99 по стр. 109 имеются сведения о моей матери Зинаиде Николаевне Райх, -  писала 5 марта1988 г. в замечаниях Т.С.Есенина, -  и о её родных, проживавших в г.Орле в годы революции и гражданской войны. Из-за невнимательного чтения источников, которыми он пользовался, из-за неточного изложения прочитанного В.Катанов допустил ряд ошибок. Сами по себе ошибки незначительны, но, поскольку они имеют свойство перекочевывать из книги в книгу, считаю нужным внести уточнения:
Стр. 99. Последний абзац. Из первой же строчки следует, что С.Есенин приезжал в Орел не один раз. Тот же вывод читатель может сделать, читая последующие страницы.
Об  одном приезде  Есенина вместе с приятелем в Орел написал в своих воспоминаниях мой брат К.С.Есенин в связи с эпизодом, рассказанным дедом. Об этом же эпизоде я знаю со слов  нашей  матери. Точной даты приезда ни я, ни брат мой не знали.  Это могло быть как  в 1917, так и в 1918 году. Никаких других сведений о приезде (или приездах) Есенина в Орел биографы Есенина не имеют.
Далее В.Катанов упоминает о своем визите к З.П.Викторовой, якобы утверждавшей, что именно в её комнате произошла сцена, описанная в «Письме к женщине». В каком году это могло быть, В.Катанов не уточняет, не объяснил он  -  с кем беседовал.
Зинаида Петровна Викторова  -  двоюродная сестра моей матери, москвичка, поселившаяся в Орле у своей тетки уже после того как все члены семьи Райх перебрались в Москву. В годы, когда  Есенин предположительно мог приезжать в Орел, её там не было. Умерла Зинаида Петровна в начале семидесятых годов в возрасте 85 – 86 лет.
Стр. 100. В письме А. Мариенгофу из-за границы (12. Х1.1922 г.) мой отец упомянул, что он послал в Орел посылку на имя Н.Райха (то есть отца Зинаиды Николаевны). В связи с этим В.Катанов счел нужным поименно перечислить пятерых человек, которых, по его мнению, посылка «обрадовала». Между тем, Зинаида Николаевна с 1920 года в Орле вообще не жила, а меня и барат увезла оттуда летом1922 г. О судьбе посылки ничего не знаю.
Стр. 100. Последний абзац.  Упоминается, что мать Зинаиды Николаевны «выросла в семье» А.Е.Викторова, известного «библиофила». Слово «семья» В.Катанов добавил от себя.  У  А.Е.Викторова  семьи не было, он рано овдовел и не имел детей.
Стр. 101. Второй абзац.  В.Катанов пишет, что о сыне Анны Ивановны и Николая Андреевича сведений «не сохранилось». Следовало бы написать  -  «в печати сведений о нём не встречал». Брат Зинаиды Николаевны, Виктор Николаевич Райх, был моложе её на два года. Окончил гимназию, выучился на лесничего, работал где-то в средней полосе России, был женат, детей не имел.  В1919 г. приезжал в Оред, в том  же году умер от брюшного тифа.
Далее о сестре З(инаиды) Н(иколаевны) написано, что она с 20-го выступала на сцене под псевдонимом Хераскова.  Ещё один мелкий домысел автора.  Псевдоним появился не ранее 1925 года, когда А.Н.Райх поступила в театр Мейерхольда и там оказалась две сестры с одной фамилией. По совету В.Э.Мейерхольда Александра Николаевна взяла псевдоним в честь известного русского поэта.
Стр. 106. Второй абзац.  Неправильно указана дата рождения К.С.Есенина  -  20 марта.  Он родился 3 февраля 1920 года. Ошибка кочует из книги в книгу. Как в свидетельстве о рождении, так и в паспорте у брата было указано 3 февраля.
Третий абзац. Говоря ол разводе Есенина с женой В.Катанов приводит хранящиеся в ЦГАЛИ заявление Есенина в народный суд Орла.  Это заявление, вероятно, сохранилось по той  причине, что оно не было подано в суд.
В.Катанов многое выписал из статьи Л.Г.Варшавского и Н.И.Хомчук. Очевидно, текст заявления выписаны оттуда же  Почему-то В.Катанов не заметил, что далее в статье приведен текст другого документа, также хранящегося в ЦГАЛИ.  Это решение нарсуда 4-го  участка  Орловского судебного округа о расторжении брака, принятое 5 октября1921 г. на основании заявления Райх.  
Стр. 107. Первый абзац.  Указано, что З(инаида) Н(иколаевна) в 1922 году «стала играть в театре В.Э.Мейерхольда».  В.Катановым неправильно поняты слова в статье Варшавского и Хомчук о начале сценического пути З(инаиды) Н(иколаевны) (имелся  в виду её переход с режиссерского отделения на актерский). Свою первую роль З(инаида) Н(иколаевна) сыграла в начале 1924 года.
Стр. 108.  Катанов пишет о З(инаиде) Н(иколаевне): «Она заходила к  В.И.Качалову с новым мужем».
Когда заходила, по какому случаю? Катанову следовало указать  -  откуда он это взял. Насколько мне известно, Мейерхольда с Качаловым ничто не связывало  -  ни работа, ни приятельские отношения. Я свидетель  -  мы десять лет жили на одной улице с Качаловым, почти в соседних домах, но никакого общения не было.
Среди стихов Есенина, которые она считала обращенными к ней, З(инаида) Н(иколаевна) никогда не считала стиха «Собаке Качалова».
Все замечания Татьяна Сергеевна  отпечатала на машинке и отправила  в издательство для передачи их автору книги.  
. Лето1990 г.  она  провела на даче в Балашихе. «Первоначальный план мой  -  не только закончить первую часть мемуаров, но и месяц-полтора посидеть над второй, рухнул, - с огорчением писала  Татьяна Сергеевна  Л.Устиновой. -  Сидела возле машинки иногда по двенадцать-четырнадцать часов подряд. Одно спасение  -  хозяйством заниматься все же приходилось, и это было вроде отдыха.  Спешила я не только потому, что вообще организм требует как можно скорее  закончить эту работу, но и потому, что есть возможность быстро напечатать в одном альманахе. (…) А издательство «Худ. Литература» выразило готовность выпускать мемуары книгой, но сначала надо закончить вторую часть».
Работа над мемуарами требовала сосредоточенности. Не стала  ездить  в гости, да и сама их редко принимала. Есенинолюб В.И.Николаев  из сибирского городка Северска был одним из тех, кому удалось повидаться в это время с Татьяной Сергеевной. Он писал:
«13 октября 1990 года мы были в Балашихе. Позвонили в калитку дома. Володя Кутузов, старший сын Татьяны Сергеевны, долго не пускал нас даже во двор. В конце концов,  сжалился, но перед входом на террасу остановил нас.  Отведя чуть в сторону Малову, стал негромко выговаривать ей:
- Сколько можно было предупреждать, чтобы Вы никого сюда не водили! Мать больна. Сегодня у неё был приступ. Вызвал «скорую помощь».
Нам было стыдно. Маргарита Ивановна, чуть не плача, стала извиняться. Мы тоже подошли к нему и также искренне просили прощения. Волнуясь и не чувствуя колючек, я крепко прижимал к нруди огромный букет алых роз. Вдруг сзади раздался тихий женский голос. В дверях террасы стояла Татьяна Сергеевна Есенина.
- Володя, успокойся. Я уже чувствую себя получше. Гостей так нельзя принимать.
Маргарита Ивановна бросилась к ней, извинялась за свой поступок, ссылаясь на мой приезд издалека. Татьяна Сергеевна спустилась вниз.
- А я помню  -  Вы приезжали к нам  в Ташкент. Маркевич тогда много рассказывала мне, что вы создали в Томске передвижной музей, повсюду устраиваете выставки,  - подав руку для знакомства, она продолжила. – Большое спасибо за фотографии Константина Сергеевича. Их мне передали. Вы сделали большое дело. Ваши снимки бесценны. Ведь никто не думал, что он так рано уйдет из жизни.
Одета Татьяна Сергеевна была легко. Накинутый на плечи белый вязаный шерстяной платок был крест-накрест повязан сзади узлом. Под платком была видна лишь тёплая кофта. Чувствовалось, что она вышла в том же, в чём была одета в комнате. Я взахлёб заговорил лишь о самом главном из того, что за многие годы  думал рассказать ей. Поведал : о живущем в Томске шофере В.Э.Мейерхольда Алексее Романцове;  говорил  о том, что вместе с архивами из музея своего деда Софья Андреевна Толстая-Есенина во время войны тайком вывезла в Томск ценные бумаги своего мужа.
Отдав цветы Володе, Татьяна Сергеевна внимательно слушала. Это ещё больше подстегнуло меня. В то же время с минуты на минуту она должна была уйти. Мы стояли близко друг к другу. Глядя в её голубые-голубые глаза, я поддерживал её, подложив под её хрупкие ручонки свои. Её взволновал рассказ Алексея Ивановича Романцева о том времени, когда он жил в их доме на Новинском бульваре. Я  в буквальном смысле, мазками успел оживить в её памяти тридцатые годы. Когда же я говорил: «Ташкент… начало войны… дом Красной Армии,  девчонка тащит за собой белоголового мальчика… Таня! Ты?», из мокрых, наполненных болью глаз, по щекам потекли  слёзы.
-Мама! Довольно! Ты простынешь. Опять будем «скорую»  вызывать.
-Всё, всё, идем в дом. Вот только попрощаюсь.
Татьяна Сергеевна попросила подготовить письмо в томский горисполком, в котором она подтверждает факт отправки Софье Андреевной Толстой-Есениной в Томск на хранение во время войны архива С.А.Есенина, а также одобряет инициативу общественности Томского университета об установлении на здании Научной библиотеки мемориальной доски. Затем   с сыном  вошла  в дом.
Вскоре Володя возвратился . В руках его была книжонка  -  томик стихов Есенина.
- Это вам. От моей матери.
-Большое спасибо!
Открываю. На титульном листе читаю надпись:
«Владимиру Ивановичу Николаеву  -
На добрую память. Т.Есенина.
13 октября1990 г. д.Горенки».
Мы долго оставались под впечатлением встречи. Я прошелся по усадьбе. Здесь всё сохранилось таким же, как было при Константине Сергеевиче: столик под деревом с вросшимся в него турником, заброшенный гараж, летняя кухня, скамья перед вторым входом в дом, на которой я фотографировал сына Есенина. Только в стенах террасы заметно прибавилось простых стёкол взамен цветных  -  витражных  (хулиганы повыбивали!).
Стояла хорошая осенняя погода, и у меня получилось несколько удачных снимков дачного дома.
Вскоре Володя пригласил нас попить чаю. Мы сидели во второй половине дома во вновь появившейся комнате, отгороженной лёгкой фанерной стенкой. Огромный мейерхольдовский диван куда-то исчез. За чаем разговор пошел о Татьяне Сергеевне. Володя рассказал:
-Сейчас она продолжает писать свои воспоминания. Как раз подошла ко времени ареста Майера (так звали его в семье). Очень волнуется. Часто вижу, как она плачет…
Так мы просидели  часа два. Возвращаясь в Москву, к выходу из двора мы прошли по дорожке вдоль северной стены дома. В конце дома, посмотрев в окно, я снова увидел её. Чуть-чуть остановившись, я успел рассмотреть всё. Татьяна Сергеевна сидела за печатной машинкой. Столик стоял так, чтобы свет падал сбоку, я видел её профиль, чуть сзади.
Татьяна Сергеевна, подавшись грудью вперед, склонилась над машинкой. На плечах у неё был всё тот же белый платок. С правой стороны на столике лежала пачка «Беломора».
20 октября я вновь был в Балашихе, чтобы Татьяна Сергеевна подписала подготовленное мною письмо в Томский горисполком.  Подписать текст не удалось. Не успел.  Татьяна Сергеевна уехала домой в Ташкент. Володя обещал отправить письмо по почте».
Последние  годы  
В 1991 году Татьяна Сергеевна становится прабабушкой. Внучка Зина родила долгожданного  Сережу, а  Анюта, несмотря на тревоги за ее здоровье, родила правнучку Дашеньку.  «Я малявок еще не видела, - делилась радостной вестью Татьяна Сергеевна с Л.Устиновой. – Говорят, Сережа светленький, нежный, голубоглазый, а Дашенька чуть крупнее, смотрит на мир  сердитыми черными глазами (это у Анютиного мужа глаза как маслины)».
К правнукам не могла часто  приходить из-за болезни.  По вызовам  стали часто приезжать    врачи.  О своем  скверном  самочувствии откровенно писала Л.Устиновой: «А я что-то вошла в полное ничтожество. Кажется, я говорила, что после гриппа влезла в аллегорическое состояние  -  то и дело приступы «сейной лихорадки», разные кожные реакции. И субфебральная температура. Всё это недавно увенчалось гипертоническим кризом. Три дня боли сильные, трудно остановимое кровотечение из носа (впрочем, это ведь нечто вроде самолечения)».
Не смогла по состоянию здоровья выехать в Пензу, где проводились торжество в честь В.Э.Мейерхольда.  Драматург М.Шатров добился постановления об  установке  мемориальной доски в честь В.Э.Мейерхольда на  даче  в Балашихе.  Татьяна Сергеевна шутила: «А где ставить-то, неужели на гнилом заборе?!»  Правда, обещали   проблему с забором решить.
Внимательно следила   за публикациями о В.Мейерхольде и З.Райх. В газете «Советская культура» 16 февраля прочитала  письмо В.Э.Мейерхольда из тюрьмы на имя В.М.Молотова. В  первом номере журнала  «Театр» (1990) была напечатана статья Л.Фейгельман о З.Н.Райх.  «Боялась взять журнал в руки, - писала Татьяна Сергеевна в Ленинград, - зная, что на основе своих воспоминаний и впечатлений Любе писать нечего. И вот, представь себе, осталась вполне довольна: Люба  скомпилировала статью из чужих высказываний и воспоминаний, кусочков писем З.Н. (мне неизвестных). Её опус, по-моему, удачно дополняет статью Рудницкого. Хороши снимки, особенно на третьей странице обложки (в роли Анны Андреевны). Снимки эти имеют свою историю. Еще в начале 50-х годов Костя пожаловался мне, что Люба попросила у него несколько снимков З.Н.  -  переснять. И вот, не отдает и не отдает. Так она не отдавала десятилетиями, а Костя почему-то не проявлял решительности, чтобы их отобрать.  Думаю, что это у него были  не единственные экземпляры. Ну, ладно, нет худа без добра. Сейчас всё Костино фотохозяйство у его вдовы, возможно, уже разбазарено, а снимки, которые Люба занимала, - они хоть напечатаны».
Летом 1991 г.  Татьяна Сергеевна  вновь отдыхала  на даче в Подмосковье.  Ташкентскую квартиру в ее отсутствие  ремонтировал Сергей.  В Балашихе не было воды, плохо было с обеспечением продуктами. Спокойно посидеть над второй частью мемуаров не удавалось. В1991 г. в четвертом номере журнала «Согласие» были опубликованы мемуары  «Дом на Новинском бульваре».  Публикация обрадовала, но и расстроила Татьяну Сергеевну, так как текст был напечатан  с корректорскими ошибками. Редакция не присылала автору  гранки для вычитки. Пришлось исправлять в тексте полученного журнала  опечатки и  допущенные ошибки, вспоминая годы своей редакторской работы.
На опубликованные мемуары стали приходить отзывы друзей и знакомых. Л.Устинова  напомнила Татьяне Сергеевне  о приезде Зинаиды Николаевны Райх 29 декабря1925 г.  в Ленинград сразу же после  смерти С.Есенина, о чем мемуаристы умалчивали. Её сопровождала какая-то незнакомая  Л.Устиновой женщина.    Татьяна Сергеевна,   уточняя  некоторые детали этой поездки  матери,  высказала предположение, что вместе с З.Н.Райх  в Ленинград  мог приезжать   В.Э.Мейерхольд. «В Питере, 29-го днем, перед отправкой в Москву, - писала она Л.Устиновой, - гроб стоял на Фонтанке, в помещении Союза поэтов. Групповой снимок возле гроба тоже печатается, З(инаиды) Н(иколаевны) и В(севолода)Э(мильевича) на нем нет, но это еще не доказывает, что они туда не заходили. Мне трудно представить, что Вс(еволод) Эм(ильевич)  отпустил тогда мать без себя. Её целью было разузнать, что именно произошло, по какой причине, но была в состоянии, когда ей это было не по силам. И, конечно, не хотела сталкиваться с тоже прибывшей из Москвы овдовевшей Софьей Толстой, от которой поэт сбежал в Ленинград, и приехавшим  вместе с ней мужем сестры Екатерины  -  собутыльником Есенина. Мейеру, такому в те годы знаменитому и авторитетному, нетрудно было навести справки, не сталкиваясь со всякой шантрапой, и помочь, если требовалось, организовать отправку в Москву.  Кто же она была  -  женщина, появившаяся у вас вместе с З(инаидой) Н(иколаевной)? Вероятно, она из числа ленинградских знакомых, которые начали у нее появляться с 1914 года.  Эта старая знакомая могла оказаться случайной попутчицей моей мамы. Впрочем, упоминать о ней в связи с поездкой З.Н. не обязательно и даже о Мейере  -  тоже.  Я это учту, если сбудется намерение Общества «Милосердие», которому принадлежит журнал «Согласие»,  - после опубликования второй части моих воспоминаний выпустить их книжкой»..
К большой радости Татьяны Сергеевны,  опубликованные мемуары  помогли восстановить утерянные связи с друзьями  довоенных лет. Пришло письмо от Лилии Рихтер, дочери Надежды Чумак. «Я, дабы не думать худшего, - писала Т.С.Есенина, -  предполагала, что это семейство (т.е. Надежда Петровна и две дочери) застряли в Сибири, потому и потерялись. Оказывается, они вернулись из сибирской ссылки в июле 1939 года, о чем мама моя знала, а я нет. У них была пересадка в Москве, и они зашли на Брюсовский. Дома были Зинаида Николаевна и домработница Лидия Анисимовна. Мейера уже недели три как арестовали, я жила на даче с годовалым Вовой и стариками, Костя поехал в с. Константиново навестить бабушку.  Через  несколько дней,   в Ленинграде они узнали о гибели Зинаиды Николаевны. (…) Отец семейства ветеринар Рихтер, приговоренный к 10 годам еще в 30-м году, из лагерей так и не вернулся. Надежда Петровна погибла весной 1942 года  во время  бомбежки Ладоги. Она ехала одна, её… выслали из осажденного Ленинграда, опять как жену вредителя. Не знала я, что в Ленинграде даже во время блокады были такие чистки».
Татьяне Сергеевне  приятно  было сознавать, что её мемуары привлекают  внимание.
В августе1991 г.  она оказалась свидетельницей  событий  неудавшегося путча в Москве. Сын Владимир вспоминает: «Так рвалась к Белому Дому! Мы с Мариной дежурили там три ночи. Домой возвращались утром. Поспав, ехали обратно. И каждый  раз  мать требовала взять её собой. И вдруг нас осенило: ведь там все вокруг сидят прямо на газонах. Где там найдешь туалет? Это её сдержало, но не успокоило. По телевизору она видела много больше нас. Но, встречая нас, выпытывала всё до мелочей».
Важные события происходили и в Ташкенте. 1 сентября1991 г. была провозглашена независимость суверенного Узбекистана.  Начался сложный процесс  становления  собственной государственности. Постепенно  стали рваться прежние  связи с  бывшими союзными республиками  на постсоветском пространстве, ставшими суверенными государствами.  Не очень определенное будущее  в тот период многих  настораживало. Оно  требовало  тщательного осмысления.
Состояние здоровья и материальные затруднения ограничивали  возможность  поездок и встреч с друзьями за пределами Узбекистана. Татьяна Сергеевна очень хотела  встретиться с Лилей и Ирой Рихтер, дочерьми Надежды Чумак, которые жили в Эстонии. «Всего несколько месяцев назад нам было бы просто с ними увидеться, - с сожалением писала  она  Л. Устиновой в начале 1992 года. – А теперича может не хватить и денег, и времени, и чего-нибудь еще. Впрочем,  в нашем непредсказуемом царстве-государстве вся эта свистопляска с независимостями скорей всего приутихнет».
 Надежды Татьяны Сергеевны не  оправдались. Союз окончательно распался. Наступила новая эра жизни провозглашенных  суверенных государств, в том числе и Узбекистана.             
Татьяна Сергеевна продолжала изредка  переписываться  с есенинолюбами. В.Абаньшину в Рязанску область отправила с дарственной надписью журнал  «Согласие» со своими мемуарами «Дом на Новинском бульваре». В последнем письме писала:  «2.Ш.92 г. Дорогой Виталий Александрович! Наконец-то посылаю журнал. Собиралась сделать это гораздо раньше, но у меня, как и прошлой зимой, жестокая гипертония, пойти на почту целая проблема. Потомство бегает за лекарствами, но в других делах выручить меня не успевает  -  у нас недавно появилось два младенца  -  Сережа (у внучки Зины) и Дарья (у внучки Анюты).
Журнал «Согласие» выпускают всего четыре человека, из-за этого множество ошибок, как и, впрочем, в большинстве сегодняшних редакций  и издательств. Кое-что я поправила, но есть ошибки неисправимые  -  это нарушение смысла из-за поспешных сокращений. Корректуру мне в Ташкент не присылали. Будут печатать вторую часть, не буду вылезать из Москвы. Но эту часть еще надо дописать, а я часто болею.
Моего «Женю» действительно какое-то издательство (м.б. «Художественная литература») в позапрошлом году собиралось издавать. Но из финансовых соображений пока воздерживается.
Ремонт музея вряд ли скоро закончится: то того нет, то этого, то слишком дорого. Большой привет. Т.ЕСЕНИНА».
Здоровье продолжало  ухудшаться. Пришлось по настоянию врачей  бросить курить свои  любимые папиросы  «Беломорканал». Продолжала работать  над мемуарами, понимая, что ей отпущено мало времени.
О последних встречах с Татьяной Сергеевной  рассказывает   А.В.Маркевич: «Поднявшись на 5-й этаж и стоя перед дверью, вспоминаю последний свой приход сюда дня за три  до ее  кончины. Заглянула к Татьяне Сергеевне с молочными продуктами из соседнего гастронома. Она почему-то не отвечала на телефонные звонки, и я забеспокоилась, зная от её сына  Сергея Владимировича, что поездка в Москву откладывается. Очень исхудавшая, но бодрящаяся Татьяна Сергеевна отреагировала на мой тревожный взгляд шуткой: "Ничего, скоро поеду к Володе, он меня своими блинами откормит, как он никто их печь не умеет - на дрожжах".           
            Я ей предложила творог со сметаной. Она сначала сказала:
          -Нет! Мне ничего не хочется есть. И  с работой над книгой что-то не клеется, а надо обязательно закончить. Много времени трачу в поликлинике, там есть стационар и медперсонал внимательный, мои-то все очень заняты, да и надоедать им не хочется. А так всем удобно.
         Подумав,  добавила: 
- Ладно, оставьте, что принесли, но возьмите деньги!
             - И не подумаю!- воскликнула я.
 Она засмеялась. На моё предложение ещё чем-то помочь, сообщила, что должен прийти Серёжа и что он всё умеет и сделает. Она часто называла его миллионером  и вообще необыкновенно талантливым человеком, а на Володю досадовала за его издательские вольности с её произведениями, но очень любила обоих сыновей».
Татьяна Сергеевна умерла дома. Гражданская  панихида состоялась в Музее Сергея Есенина 7 мая1992 г, где неоднократно бывала дочь великого русского поэта, где были проведены съёмки для московского телевидения с её участием.  «Казалось, что  дух её витал над нами,  - вспоминает  А.В.Маркевич, - помогая переносить нашу безутешность.  Добрые,  проникновенные,  искренние слова выступавших на гражданской панихиде, надеюсь, были услышаны ею. Художница Аня Донец успела запечатлеть в рисунке  какое-то возвышенное, торжественное выражение её лица, сохраняющего есенинские особенности».  
После отпевания в церкви её  похоронили на  старом  городском  Боткинском кладбище.  В  газетах  «Народное слово», «Правда Востока», «Вечерний Ташкент»,  в  специальном выпуске информационного бюллетеня «Мир Есенина» (1992, № 3)  были  опубликованы  воспоминания  о встречах с Татьяной Сергеевной  директора Музея С.Есенина В.Николюка,  журналиста Г. Димова, поэта Р.Фархади, депутата Верховного Совета республики  С.Зинина,  в которых подчеркивалось, что  «её творчество не было чуждым в Узбекистане.
Приходили телеграммы  с соболезнованием из различных городов. Москвичка М.Малова прислала стихотворение «В память о Татьяне Сергеевне»:
          Я Ваши встретила глаза
Той необузданной теплинки;
Теперь прощальная слеза
Мне видется на смертном лике.
 
ТээС  -  звал Таню-маму внук,
Как Вы, незащищенный тоже,
Когда вся жизнь  -  цепочка мук,
С сомнениями, что вечно гложет.
 
. ТээС  -  бездонность глубины,
Взаимность слабости и силы,
Слова неспешны и умны…
Спасибо, день, осенний, милый.
 
Ах, Горенки! Увы, сюда
Не возвратиться больше Тане.
Не будет теплого гнезда…
И сад давно разлукой ранен.
 
Я Ваши встретила глаза
Той необузданной теплинки.
Покоя не дает слеза
На изменившемся лике. 
Несколько лет над  могилой  Т.С.Есениной  стоял  скромный крест.   С  идеей установить на могиле достойный надгробный памятник  выступила инициативная группа, которую возглавил журналист  Г.Димов.  Откликнулись многие. Строитель-хозяйственник из «Главташкентстроя» Р.Шалманов обеспечил стальной подпор под фундаментом. Руководитель «Узбеклеса» А.Хоназаров содействовал поиску в Тяньшанском заповеднике березок-двухлеток с последующей  посадкой их  у могилы. Руководитель службы гражданского обслуживания города Х.Расулов принял на себя организационные хлопоты.  Красногорское рудоуправление (директор Т.Темиров) оплатило сооружение и установку стелы и плиты из тяньшанского камня   габбро. .Спонсорами также  выступили Навоийский  горно-металлургический  комбинат (генеральный директор Н.И.Кучерский),  региональное отделение газеты «Труд» (собкор В.Бирюков), Есенинское общество «Радуница» Русского культурного центра Узбекистана (Зинин С.И., Маркевич А.В. и др.).
На торжественном открытии памятника Татьяне Сергеевне Есениной в Ташкенте  в 1999 году было сказано  много  теплых  слов  о  дочери великого русского поэта.
С её смертью оборвалась ташкентская ветвь  Сергея  Есенина в Узбекистане. Постепенно в Россию  переехали    её сын, внучки и правнуки.
Ташкентские почитатели поэзии С.Есенина   чтят   память  Татьяны Сергеевны Есениной.  В Музее Сергея Есенина  есть специально посвященный ей  стенд,  о  её творческой биографии  работники музея  с большой теплотой  рассказывают многочисленным экскурсантам. К 90-летию со дня рождения Т.С.Есениной была открыта выставка фотоматериалов о её творческой биографии.   Русский культурный центр Узбекистана издал  специальный 8-ой выпуск информационного бюллетеня «Мир Есенина», полностью посвященного жизни и творчеству Татьяны Сергеевны Есениной.   
 
 
 
 
Краткая библиография
 
Есенина Т.С. Женя  -  чудо ХХ века.  // Новый мир. М., 1961, № 1
 
Есенина Т.С.  Женя  - чудо ХХ века.  Ташкент, 1962.  – 276 с.
 
Jseninova T.  Zazrak  XX  storocia.  1963. Slovensky spisovatee. ( «Женя  -  чудо ХХ века» на словенском языке).
 
Jesenina  T. Zazrak XX stoleti. Praga. 1966  («Женя  -  чудо ХХ века» на чешском языке)
 
Есенина Т. С.  Зинаида Николаевна Райх.  (Воспоминания).   // Есенин и современность. . М., «Современник». – 1975. – С. 357 – 374.
 
Есенина Т.С. Зинаида Николаевна Райх.  // С.А.Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х т.  Т.2. ( Вступ. статья, сост. и коммент.  А.А.Козловского).   М.,  1986. – С. 264 – 273.
 
Есенина Т. . Об В.Э.Мейерхольде и З.Н.Райх. Письма  К.Л.Рудницкому. //   Театр. М., 1993, № 2 – 3,  - С. .72 – 111.
 
Есенина Татьяна.  Дом на Новинском бульваре (С.Есенин. З.Райх.  Вс.Мейерхольд) (1922 – 1928).  //  Согласие. М., 1991. - № 4, апрель.  – С.133 – 208.
 
Есенина Т. Об отце.  //  Мир Есенина. Специальный выпуск по заказу Совета Музея С.Есенина в Ташкенте. -  1992.  - № 1 и № 2. – С. 2 – 3.
 
Есенина Т. О В.Э.Мейерхольде и З.Н.Райх. (Письма  К.Л.рудницкому)  // Театр. М., 1992. № 2-3. С. 72 – 112.
 
Есенина Т.  «Большое видится на расстоянье…».  (Из выступления на вечере памяти В.Э.Мейерхольда в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии 2 марта1964 г.).  // Мейерхольдовский сборник. Выпуск первый. Т.1.  М., 1992. С.178 – 181.
 
Есенина Т. Лампа лунного света (повесть).  // Звезда Востока. Ташкент. 1996. № 6. – С.15 – 66.
 
Есенина Т. Слово о матери. (Из мемуаров «Дом на Новинском бульваре»).  //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2000. –  № 1. – С.4  -  15.
 
Есенина Т.С.   О  В.Э.Мейерхольде и З.Н.Райх. Письма К.Л.Рудницкому. -  М.,  2003, - 240 с.
 
 
 
Абаньшин  В.   Дочь Есенина  (Встреча с интересными людьми).  // «Ленинское знамя». Скопин. Рязанская обл.  1981 г. 24 января.   -  То же.  //   Мир Есенина. Специальный выпуск (девятый)  по заказу Совета Музея С.Есенина в Ташкенте.  – прилож.  «Ташкентская правда», 1995, 4 октября.   -  То же.  // Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.49 – 55. .
 
Абаньшин В.  Последнее письмо дочери Сергея Есенина. //  «Скопинский вестник»,  г.Скопин, Рязанской обл., 1992, 11 июня.   -  То же.  // Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С. 54 – 55.   
 
Агальцов С.  «Топнет ножкой и кричит: «Я  -  Есенина!»  // «Правда»,
1995 г. 20 сентября.   -  То же.  // Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С. 46 – 48. 
 
Архипова Л.  «Я  -  Есенина…». // Рязанские ведомости. Рязань. 2003, 27 января.  -     То же.  //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского  культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2004. –  № 4. – С.35 – 37.
 
 
  В.Бирюков, Г.Димов.  Под узбекскими звездами. (О Т.С.Есениной).  // «Труд»,1999 г., 23 ноября. С.5.   -  То же. //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.80 – 82.   
 
Вулис  А.  Вакансии в моем альбоме. Рассказы литературоведа. – Ташкент, 1989. – С.255- 256. (О Т.С.Есениной и Е.С.Булгаковой).
 
Вулис А.  1.И вот «Женя».  2. «Да мы с ним за одним столом…». (Воспоминания о Т.С.Есениной). // Правда Востока. Ташкент.   –   То же.  -  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.34 – 42.
 
Голендер Б.  Дочь поэта.  // Bella terra. Ташкент. 2008.    № 6, июнь. – С.154 – 161. 
 
Димов Г.  Татьяна  -  дочь Сергея.  // //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2000. –  № 1. – С.16 – 22. .
 
Её творчество  не было чуждым в Узбекистане.( Отзывы о Т.С.Есениной  журналиста Г.Димова, поэта Р.Фархади, филолога С.Зинина).  //   Мир Есенина. Специальный выпуск по заказу Совета Музея С.Есенина в Ташкенте. = 1992.  - № 1. – С.  3.
 
Ершов Л.  В ожидании чуда: Татьяна Есенина. Женя  -  чудо ХХ века. Повесть. // Наш современник. М., 1962, №_, -С.208.
 
Зинин С. Ташкентская биография Татьяны Сергеевны Есениной.  // //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.11 – 33.  
 
Зинин С.  Топнула ножкой:  Я  -  Есенина!  // Правда Востока. Ташкент. 2008, 27 июня. -  С.3. 
 
Идашкин Ю. Несостоявшееся чудо.  //  Октябрь., М., 1962, № 4. – С. 213 – 215. (рецензия на повесть Т.С.Есениной «Женя  -  чудо ХХ века»). 
 
Князев А. Дочь поэта. ( Т.С.Есенина).  // Приокская правда. Рязань, 1971, 19 июля. (портрет).
 
Козлов И.П.  Татьяна Сергеевна Есенина.  //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2006. –  № 6. – С.16 – 23. 
 
Маркевич А.  Встречи и прощание с Т.С.Есениной.  // Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.73 – 76.
 
 Мечик Донат.  Девушка Таня.  //   Мир Есенина. Специальный  (седьмой)  выпуск по заказу Совета Музея С.Есенина в Ташкенте.  – 1993. август. . – С. 3.   
 
Николаев В. Встречи с Татьяной Сергеевной Есениной.  //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С. 60 – 72. 
 
Николюк В.  Дочь Есенина.  // Вечерний Ташкент. 1992, 25 мая. – С.3.   -  То же.  //  //  Мир Есенина. Специальный выпуск по заказу Совета Музея С.Есенина в Ташкенте. -  1992.  - № 3. . – С. 2 .
 
Николюк В. Вспоминая Татьяну Сергеевну Есенину и скульптора Ивана Григорьевича Онищенко.  //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.56 -59. 
 
Письмо С.А.Журавской к Т.В. Ивановой, жене писателя Вс.Иванова (Ташкент.1943 г.)  // //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2003. –  № 3. – С.84 – 85  (О Т.С.Есениной). 
 
 
Ряжский Б.  Как шла реабилитация В.Э.Мейерхольда. // Театральная жизнь. М., 1989, № 5. – С.8 – 11.  (Об участии Т.С.Есениной). 
 
Симонов К. Письма к молодым: (Письмо Е.Е.Поповкину от 2 апреля1960 г. О работе Т.С.Есениной над повестью «Чудо двадцатого века»).  Публикация  Л.Жадовой и  Л.Лазарева. Примеч. Л.Лазарева. // Литературная учеба. М., 1982, № 2. – С.121.
 
Скороходов М.  К истории отношений С.А.Есенина с детьми  -  Татьяной и Константином.  // //  Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  №  8. . – С.5 – 10. 
 
 
Фархади Раим. Её васльковое имя… Памяти Татьяны Сергеевны Есениной.  // Народное слово. Ташкент.,1992 г., 7 мая. – С.4.  -  То же.  // Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.77 – 78.  
 
Южный С.  К.Симонов и Т.Есенина.  // Мир Есенина. Информационный бюллетень Русского культурного центра Узбекистана. – Ташкент, 2008. –  № 8. – С.43 – 45.  

 

Copyright © 2005 Мир Есенина. All rights reserved.

E-mail: zinin123@mail.ru

 
Дизайн: Яник Ласко
E-mail: yanik-lasko@mail.ru
 

 

Hosted by uCoz