МИР ЕСЕНИНА - 2010

 

 Home      Об авторе      Биографические очерки      Ташкентская есениниана      Поэтический венок      Есенин и его окружение

                                            
Содержание:
 
 

Есенин С.А.  «Свищет ветер, серебряный ветер,..»      

      Зинин С.   Ташкентские адреса Сергея Есенина

      Михайлова Л. Дом, где согреваются сердца

      Субботин С. Служение

      Мешков  В.  Сергей Есенин и Михаил Булгаков

      Середа  В.  Сергей Есенин и Иосиф Левин

      Гопп Ф.  В те давние времена

      Паркаев Ю. «В лайковой перчатке смуглая рука…»  

      Голь Н.   Глубинное каламбурение

      Воронцова Г.  Еще раз про любовь 

      Ферапонтов Н.  "Знала, что иду на крест..."

      Арго А.  Сатирические очерки из истории  русской литературы в четырех частях.

Хроника. Открытие  общественного музея Сергея  Есенина в городе Тольятти

               
 pink_blue.gif
                                        
                                            С.А.Есенин
 
Свищет ветер, серебряный ветер,
В шелковом шелесте снежного шума.
В первый раз я в себе заметил,
Так я еще никогда не думал.
 
Пусть на окошках гнилая сырость,
Я не жалею, и я не печален.
Мне всё равно эта жизнь полюбилась,
Так полюбилась, как будто вначале.
 
Взглянет ли женщина с тихой улыбкой  -
Я уж взволнован. Какие плечи!
Тройка ль проскачет дорогой зыбкой –
Я уже в ней и скачу далече.
 
О, мое счастье и все удачи!
Счастье людское землёй любимо.
Тот, кто хоть раз на земле заплачет, -
Значит, удача  промчалась мимо.
 
Жить нужно легче, жить нужно проще,
Всё принимая, что есть на свете.
Вот почему, обалдев, над рощей
Свищет ветер, серебряный ветер
 
14 декабря 1925
 
 
 
  Зинин  Сергей
 
ТАШКЕНТСКИЕ АДРЕСА СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
 
Железнодорожный  вокзал
    Первым  ташкентским адресом, связанным с именем Сергея Есенина, следует считать  железнодорожный вокзал Ташкента.  Сюда он приехал вместе со своим другом  Григорием Романовичем Колобовым (1893 – 1952)  12 или 13 мая 1921 года и прожил в специальном служебном вагоне  до самого отъезда в  Москву.
              Красивое здание вокзала Среднеазиатской дороги было сооружено  в 1901 году по проекту архитектора Г.М.Сваричевского.  Фасад здания был разделен на три части. Высокая центральная часть была перекрыта куполом, кровля которого  имитировала черепицу. Над центральным подъездом были установлены большие часы. Кроме  здания вокзала на территории  станции находились  главные мастерские,  депо, большой материальный склад, нефтехранилище, приемный покой, дешевая столовая для железнодорожников,  чайная. Железнодорожная станция Ташкент  была отделена от  города  каналом Салар.  С городом    станцию   связывали три  широких улицы: Госпитальная,  Духовская и Куйлюкский проспект.              
      С.Есенин  и его спутники приехали в Ташкент  в специальном  вагоне  1-го класса, который   имел бронированные до окон боковые стенки зеленого цвета, а  внутри был небольшой салон и два двухместных купе. Вагон  после  революции    был передан в распоряжение  Контрольной  фронтово-разгрузочной  комиссии Народного комиссариата путей сообщения, которую в 20-е годы возглавлял Г.Р.Колобов, близкий друг С.Есенина.  Кроме стола, стульев и дивана, у последнего окна салона с левой стороны к стенке бы прикреплен столик для пишущей машинки.   С. Есенин писал А.Мариенгофу:  «Вагон, конечно, хороший, но все-таки жаль, что это не ровное и стоячее место. Бурливой голове трудно думается в такой тряске». Спецвагон в Ташкенте  поставили за зданием вокзала на дальнем запасном пути.          
            Во время пребывания в Ташкенте С.Есенин со своими спутниками ночевал  в служебном вагоне.  «Жил Есенин в своем вагоне,- вспоминал художник Ф.В.Лихолетов,- стоявшем где-то на дальних путях Ташкентского железнодорожного вокзала. Утром, переступая через многочисленные рельсы, вместе с Колобовым и их спутником шли на привокзальную площадь, брали извозчика и ехали в город – либо к Ширяевцу, который, по-моему, в эти дни не ходил на службу, либо сразу  в какую-нибудь чайхану в Старом городе – завтракать. Иногда по дороге прихватывали и меня (я жил  в одном из переулков, близ Пьян-базара, так прозвали  Воскресенскую площадь)». 
              Нередко. С.Есенин   принимал   ташкентских  друзей  у себя в купе.  «В вагоне мне приходилось бывать, - вспоминала Е.Г.Макеева (Михайлова).-  Есенинское купе  всегда было в порядке, на столике лежали местные  газеты и стопка бумаги, полка была застелена одеялом, на котором тоже были бумаги и книги. Помню, там лежала большая  кипа сборников Есенина, которые он привез с собой и дарил потом  перед отъездом».             
             В настоящее время железнодорожный вокзал Ташкента  значительно   реконструирован, стал крупным железнодорожным узлом, от которого по  разным  направлениям  следуют дальние и местные  поезда.           
 
Кинотеатр «Туран» в  Ташкентском  городском  саду
     Ташкентский городской сад был излюбленным местом отдыха горожан.  Парк был  заложен  в 1882  году,  здесь  организовывались  народные гуляния,  проводились различные выставки. В 1894 году на территории парка построили  летний театр для выступлений  драматических и музыкальных коллективов. В этом же летнем театре в  1897 году  ташкентские зрители впервые увидели кинофильм.  В конце 90-х годов Х1Х столетия в парке был построен  кинотеатр «Туран».
       С.Есенин с друзьями  часто посещал городской парк, присутствовал на  просмотре  кинофильма  в «Туране».
        В настоящее время  после значительных архитектурных изменений,  реконструкции  и строительства административных зданий  городской парк   утратил свое предназначение    быть  местом отдыха горожан. 
                    
                                    Воскресенский  базар.
            С. Есенин  бывал  на шумном Воскресенском рынке, расположенном  в центре Нового города. В быту этот рынок был известен под названием Пьян-базар, так как увеселительных заведений, где  можно хорошо покушать и выпить, было предостаточно.  На рынке  бойко шла торговля как с прилавков маленьких магазинов и торговых лавочек, так и с рук. 
         Воскресенский базар в русской части города  образовался  сразу же  после возникновения  Нового города. До 1883 года  на базаре было много  грязных  лавочек, в которые обычно  набивались любители  выпить. Здесь была разрешена продажа вина и пива, поэтому  не только в праздничные дни, но и в будни топилось много  мужчин. После того, как Ташкент стал обустраиваться новыми зданиями,   городские власти  начали   наводить порядок и на центральном рынке. Были построены  главные торговые здания из двух отдельных полукруглых корпусов. Тем не менее,  в центре базара остались мелкие торговые ряды  для  торговли зеленью, фруктами, молоком, рыбой, обувью, галантереей,  хлебом и  другими товарами. В среду и субботу шла бойкая торговля  редкими старыми вещами, украшениями.
             До Воскресенского базара от железнодорожного вокзала нужно  было доехать на трамвае,   нанять кучера или  за час-другой дойти и пешком
           На Воскресенском рынке С.Есенин случайно  встретился   с   Ф.Ф.Раскольниковым   (1892 – 1938),.   известной личностью  времен   революции и гражданской войны, первым послом советского государства в Афганистане.  «Я познакомился с Есениным в мае 1921 года, в Ташкенте,- вспоминал Ф.Раскольников.- на базарной площади в знойный солнечный день. Прислоняясь  к выбеленной известкой глинобитной стене, Есенин в новеньком сером костюме скромно сидел  в базарной чайхане и с огромным аппетитом  ел дымящийся плов с бараниной, запивая зеленым чаем  из широкой, как маленькая миска, пиалы. В его глазах сияла безоблачная лазурь знойного ташкентского неба. Здороваясь, он привстал  с вежливостью благовоспитанного пай-мальчика, очень приветливо улыбнулся и с интересом стал расспрашивать об Афганистане, куда я ехал. Мне сразу понравились ясные, голубые лучистые глаза Есенина, желтые волосы цвета спелой соломы, скромная сдержанность и пытливая любознательность ко всем проявлениям жизни».         
            Сегодня Воскресенский рынок стал достоянием истории.  На его месте расположено великолепное здание Театра оперы и балета имени Алишера Навои, окруженный ансамблем  красивых сооружений Главного  универсального магазина, банка,  гостиницы и различных  административных зданий.
 
Публичная библиотека в Ташкенте
( улица Ленина, бывшая Романовская)
               Есенин не планировал публичных выступлений, но и не мог  отказаться от предложений  рассказать о себе и своем творчестве ташкентским читателям.  В.И.Вольпин вспоминал:  «Ташкентский союз поэтов  предложил Есенину устроить его вечер. Он согласился,  но просил организовать его  возможно скромнее, в более или менее интимной обстановке. Мы наметили помещение Туркестанской публичной библиотеки».
           Туркестанская публичная библиотека была основана в 1870 году. В книжных фондах были собраны многие  издания по истории, филологии, географии, военному делу,  о Средней Азии, Узбекистане. Известность получил уникальный «Туркестанский сборник», состоящий из 594 томов, в которых были собраны вырезки из книг, различных периодических изданий с материалами о Туркестане и сопредельных с ним стран Востока.
        Литературный вечер состоялся 25 мая  1921 года. «Туркестанская публичная библиотека, - вспоминала М.Костелова, - где выступал Есенин, представляла тогда  небольшое одноэтажное здание, в котором была прихожая, затем маленькая комната с картотеками и читальный зал, тоже не очень большой, рассчитанный человек на тридцать. Находилась библиотека  на углу улиц Романовской и Воронцовской, впоследствии неоднократно переименованных. Помню хорошо, как будто вчера это было. В полдень 25 мая 1925 года  к нам, на Самаркандскую, примчался Александр Ширяевец, поэт. Я с ним дружила. Он  сообщил, что сейчас в Туркестанской публичной библиотеке состоится встреча Есенина с читателями. Когда мы подошли к библиотеке, на верхней ступени крыльца в окружении множества людей стоял Сергей Есенин. А. Ширяевец принарядился  для этого есенинского вечера; вокруг стояли  люди в мешковатых  брюках,  а  он был  в  праздничном  костюме, в белой рубашке с цветочками, весь сверкающий, нарядный – он воспринимал всё, связанное с Есениным, как свое кровное и как праздник русской поэзии, в которую был влюблен».
             Организацией вечера занималась заведующая   детским  залом библиотеки  Александра  Евгеньевна  Николаева.  В первой комнате продавались сборники стихов Есенина.  На вечере присутствовали   ташкентские  поэты  Джура, Ширяевец, Светлый, Вольпин, Дружинин и др. Любителей послушать С.Есенина  собралось  много, было душно, окна не пропускали воздуха, так как на них висели желавшие слушать поэта  и не попавшие в зал, который был переполнен. Преобладала молодежь.  Вечер был организован Туркестанским отделением  Всероссийского союза поэтов. Вступительное слово  произнес  председатель отделения  поэт Георгий Светлый (Павлюченко).
             Читал Есенин с обычным своим мастерством  очень выразительно, и его чтение оставляло глубокое впечатление. Овации  были бесконечны.  « На  аплодисменты он отвечал все новыми и новыми стихами, - вспоминал В.И.Вольпин, - и умолк совершенно обессиленный».  В зале стало  от обилия публики  очень жарко. Есенин стоял весь мокрый, но пиджака не снял; мокрый чуб свисал на вспотевший лоб. Он  прочитал  «Песнь о хлебе», «Песнь о собаке», «Сорокоуст». . Публика не хотела расходиться, а в перерыве покупала  книги Есенина, выставленные  союзом для продажи.
           С.Есенин  передал в фонды Туркестанской публичной библиотеки  по одному экземпляру своих книг, привезенных в Ташкент. В отделе редких книг Государственной публичной библиотеки имени Алишера  Навои с 1921 года  хранятся  книги С.Есенина, изданные в 1918 – 1921 годах: «Сельский часослов» (М.,1918), «Трерядница» (М.,1920), «Звездный бык» (М.,1921,  «Радуница» (М.,1921). Купить их в то время из-за материальных трудностей библиотека вряд ли могла
              В настоящее время Библиотека Узбекистана имени А.Навои переехала в другие помещения.  Здание же, в котором выступал С.Есенин, сохранилось и входит в ансамбль  Дома приемов Министерства иностранных дел Узбекистана.
 
Ташкентская  Ассоциация Пролетарских Писателей
Городской Дворец труда, Клуб Профинтерна
.       Незапланированный приезд С.Есенина в Ташкент для   местных литераторов был незаурядным событием. Он  побывал в помещении Ташкентского Союза поэтов, который размещался в небольших комнатах городского Дворца Труда, оставил здесь несколько своих книжек для реализации желающим.  При встречах  рассказывал собратьям по перу  о деятельности литературных объединений в Москве, о проводившихся дискуссиях и спорах, о встречах с читателями. 
              В Ташкенте было немало прозаиков и поэтов, претендующих на признание своего таланта. По публикациям и выступлениям на поэтических вечерах  читатели знали произведения Александра Ширяевца, Валентина Вольпина, Семена Окова, Павла Дружинина, Бориса Лавренева, Александра Зонина, Анну Алмаатинскую, Джуру (Ю.Пославского), Георгия Светлого (Г.Павлюченко), Алексея Плотникова, Аполлона Нормана, Александра Балагина  и других.    В 1919 году  был создан «Кружок поэтов», члены которого выпустили сборники стихов «Лирика», «Рассвет» и др. Поэты при вступлении в кружок  указывали на свою принадлежность к какому-нибудь  литературному  направлению. Среди них  были «футуристы» (Г.Светлый), «имажинисты» (В.Вольпин), «крестьянские поэты» (П.Дружинин, А.Ширяевец)  и др.
              В  1920 году  было  организовано   Ташкентское отделение Всероссийского Союза поэтов, но  это было  формальное малочисленное    объединение литераторов, в котором не было лидера, не было  своей  программы и  единой  четко выраженной поэтической школы. Поэтические сборники издавались редко. 
             Многие   опубликованные  в Ташкенте  стихи  местных  поэтов  были  слабыми.  С.Есенин мог познакомиться  с  изданными в 1919-1920 годах   книгами  «Мотивы города и революции», «Солнцебунт и ржа» Г.Светлого, «Рабочая соната» С.Терентьева, «Стихи и проза»  А.Нормана,  «Этапы» С.Окова, «Ярмо и воля» В.Вольпина, «Круг заклятый» Д.Кирьянова и других авторов.
               Приезд С.Есенина дал  возможность ташкентским поэтам  получить   разъяснения  о литературной жизни в России непосредственно из уст одного из лидеров  имажинизма. По воспоминаниям В.Вольпина, принимавшего активное участие в таких встречах, «литературная колония в Ташкенте встретила Есенина очень тепло и, пожалуй, с подчеркнутым уважением и предупредительностью как большого, признанного поэта, как метра. И это при враждебном к нему отношении как к вождю имажинизма – течению, которое было чуждо почти всей пишущей братии Ташкента».
 
Старый город.  В гостях у  Нарбекова.
                    Больший интерес  у  С.Есенина   вызывал Старый город.  Эта часть Ташкента заметно   отличалась от  Нового города. Вдоль  узких и кривых   улиц и переулков стояли  желтовато-серые  одноэтажные глинобитные дома без окон на улицу. На многих улицах не было деревьев и зелени, очень мало арыков. Все сады, виноградники расположены внутри дворов за высокими заборами из сырца. В городе много мечетей с невысокими минаретами, на которых аисты вьют гнезда.
                       Сергей .Есенин проявлял  интерес  к литературе и искусству узбекского народа. Сказывалось, конечно, незнание узбекского языка, а также отсутствие прочных творческих связей  с узбекскими литераторами. Известные контакты С.Есенина  с  узбекской культурой  были случайными, ознакомительные.  «Есенин  очень хотел встретиться с «живым Востоком», с его людьми, искусством, поэзией, - вспоминала  Е.Г.Макеева. – У меня были знакомые  в каком-то учреждении, ведавшем культурой, у них  я выяснила, что никакой возможности  сделать это, так сказать, в официальном  порядке нет. Национальное искусство  находилось еще  в состоянии становления, не было ни узбекского театра, ни творческого союза, послушать стихи и музыку  можно было лишь  у кого-либо дома, пригласив артистов, обычно выступавших в основном на свадьбах и тоях. В старом городе  у отца были знакомые, устраивавшие такой той, фамилия их была Нарбековы. Мы с сестрой Ксаной, отцом, Колобовым и Есениным  (был еще кто-то, но я не запомнила больше никого) отправились туда. Не знаю, по какому поводу был праздник, но помню, что ревели карнаи  и дробно гремела дойра, выступали певцы, которым аккомпанировали на дутарах молодые, похожие друг на друга  музыканты, все в одинаковых тюбетейках  и халатах.  Есенин был, мне кажется,  несколько оглушен этим шумом, но не подавал виду, был, как всегда,  внимателен и галантен, шутил и смеялся, однако чувствовалось в нем какое-то напряжение, он пытался вслушаться в чужие напевы, ощутить их мелодию, но, видимо, это ему не удавалось. Он быстро устал, музыка, пение, казалось, превратилась для него в общий, ровный гул, и он молча жевал какие-то сладости. На вопрос, понравилось ли ему  на узбекском празднике, Есенин неопределенно  пожал плечами  и ответил в том смысле, что об этом трудно судить  с первого впечатления, но во всем виденном чувствуется какая-то своя жизнь  и своя очень живая  и естественная радость. Этот разговор произошел между отцом и Есениным уже у вагона, в котором жили они с Колобовым и куда мы их проводили». 
 
 
Чайхана  и  Мавзолей  Шейхантаур
                 Есенину   хотелось   как можно ближе познакомиться с  «живым Востоком». «Чаще всего ехали на Шейхантаур – там была отличная чайхана недалеко от мечети и мавзолея  Ширдор»,- вспоминал художник  Ф.В.Лихолетов.
           В дореволюционном Ташкенте Шейхантаур был одним из четырех частей старого города. Из нового города, проехав по узкому мосту через канал Анхор,  в этот    можно было  добираться  на извозчике по пыльной Шейхантаурской улице, которая уходила вглубь  Старого города. Большой популярностью у всех горожан, в том числе и жителей Нового города,  после революции стала пользоваться  чайхана, расположенная недалеко от  Мавзолея Шейхантаур.  От чайханы по  тенистой аллее можно было попасть на территорию древнего Шейхантаурского  кладбища.    В конце аллеи   открывалась  панорама  восточных сооружений.
           Во время приезда С.Есенина в 1921 году  древние  построения  были ветхими, запущенными,  требовали  реставрации и ремонта. Мавзолеи в форме шарового купола производили  впечатление величественно  застывших  памятников   древности.  Самое большое историческое здание в древнем архитектурном ансамбле  связано с именем  шейха  Ховенди Тахура, жившего в эпоху правления Тимуридов  Х1У – ХУ веков, в честь которого и была названа данная территория города. Шейхантауром.  Шейх считался святым, так как  прославился  умением исцелять  больных.
           Мавзолей шейха, возведенный в  ХУШ-Х1Х вв. на фундаменте белее раннего мавзолея (ХУ в.),   с двумя куполами, высоким порталом со стрельчатой аркой, без каких-либо украшений  выглядел  скромным сооружением.  Рядом  стоял другой мавзолей,  еще  более скромный и простой. По преданию одних источников  здесь   был похоронен знатный вельможа  Калдыргачбий, а по другой  версии -  это была  усыпальница  принцессы кипчакских степей  Калдыргачбиби.  Более величественным выглядел мавзолей Юнусхана, одного из потомков Чингизхана. Перед этим  мавзолеем поднимались высокие минареты, а рядом находилось  несколько мечетей и медресе.
               К  историческому  ансамблю  примыкало  древнее мусульманское кладбище, которое было в ХУ1-Х1Х веках  самым популярным «святым местом» в Ташкенте.  Здесь  справлялись религиозные  мусульманские обряды, сюда приходили из разных мест верующие для  поклонения. В дни мусульманских праздников  при большом стечении любопытных зрителей проходили  захватывающие перепелиные бои. Повсюду  шла бойкая торговля  лепешками, напитками,  сладостями. В 1884 году  в одном из медресе была открыта первая светская  школа для  узбекских детей, в которой    обучали арифметике, географии, истории, родному и русскому языкам.
             В настоящее время  исторические  памятники реставрированы, вызывают интерес у многочисленных туристов.
 
Дом  художника  А.Волкова  на Садовой улице..
        С.Есенин  подружился с ташкентским   художником  Александром  Волковым. Его дом на  по улице Садовой, где жил художник,  был обычным зданием из местного сырца, с самыми примитивными бытовыми удобствами.  Таких зданий было много на тихой Садовой  улице, которая упиралась в зеленый массив,  на территории которого   в 1924 году будет открыт по инициативе ученых-зоологов  Среднеазиатского университета  Зоопарк Ташкента.
         Александр Николаевич Волков (1886 – 1957) был родом из Ферганы, где военным врачом служил его отец.  Получил художественное образование в Петербурге и Киеве. В Ташкент вернулся в 1916 году. После революции  А. Волков обучал  рисунку  в Туркестанской народной школе живописи, а с 1920 года работал  инспектором школьного отдела по организации художественного образования во всех школах первой и второй ступени. Во время знакомства с Есениным в мае 1921 года А.Волков  преподавал  на педагогическом факультете Туркестанского государственного университета и в Центральных художественных мастерских.
О  первой  встрече  позже вспоминал художник: «Он вошел в открытие двери моей квартиры в Ташкенте на Садовой улице.  Это было так неожиданно и так просто. Совсем юный, прекрасный, радостью сверкающий. Мы встретились, будто давно знакомы. Читали друг другу стихи, сидели прямо на полу и рассматривали акварели. Часа три сидели  мы все вот так на полу.  Вдруг Есенин нервно вскочил, прислонился к стене и стал читать  прекрасным звонким голосом. После этого пошли с ним в старый город».      
         А.Волков оставил очень краткие   воспоминания о встречах  с Есениным, хотя дружба их продолжалась и после  возвращения  поэта в Москву. Известно, что  С.Есенин принял   участие   в  организации персональной выставки ташкентского художника  в Москве, когда в 1923 году А.Волков на суд столичных ценителей живописи выставил 120 полотен и акварелей.
                Дом, в котором жил А.Волков, не сохранился.
 
                               Ташкентский художественный музей    
                                    (улица Карла Маркса, дом 17)                                    
               В 1919 году  Волков  стал  первым директором  первого Государственного музея искусства в Средней Азии. Музей открыли в бывшем  дворце великого князя Николая Константиновича Романова, двоюродного дяди императора Николая П.  . Великий князь  в  1918 году   был арестован органами ЧК и расстрелян.  
                 Здание, выделенное для  Музея искусств,  было невелико, но оригинально по своему архитектурному решению. Проектировал его  известный архитектор А.Л.Бенуа.  Строение  располагалось в глубине участка за кованной металлической решеткой.  При планировке и строительстве здания соблюдалась абсолютная симметрия.  Один зал дворца был расписан в местном национальном стиле, другой сохранил своеобразие европейской средневековой традиции.  Вокруг дворца были высажены  дубы. 
            А.Волков на территории Музея  организовал  свою  студию. Материальное обеспечение  работы студийцев  было  скромное. Сотрудничали с художественным техникумом-интернатом в старой части Ташкента. Иногда приходилось выезжать на арбах в Старый город. Привозили на людные места краски, оставшиеся на складах текстильных фабрик, старую оберточную бумагу или обои и раздавали молодежи, предлагая им  попробовать что-нибудь нарисовать. Затем  рисунки привозили  в Музей, где устраивались  выставки народного творчества.
        Долгие годы в здании размещался Дом пионеров.  В настоящее время  здание реставрировано. В нем расположен Дом приемов Министерства иностранных дел Узбекистана. 
 
Здание САГУ на Куйлюкской улице.
           Весной  1921 года  отмечали первую годовщину открытия в Ташкенте Среднеазиатского Государственного Университета (САГУ), разместившегося в учебных зданиях на Куйлюкской улице.  К этой дате была приурочена и выставка художественных работ А.Волкова,  на которой  художник  демонстрировал  свои  новые  картины и эскизы, сильно отличающиеся от традиционных реалистических полотен. Есть упоминания очевидцев, что на этой выставке побывал и Есенин. Он мог увидеть   картины А.Волкова   «Караван», «Солнце», «Женщина на верблюде», «Старый мавзолей», «Арба с собачкой», «В чайхане», серию  работ  цикла «Восточный примитив». Картины «Беседа под веткой граната», «Беседа под сенью шатра» были  написаны в отличной от реализма манере,  напоминающая  живопись Ван Гога,  рисунки Матисса,  полотна Гогена, творчеством которых А.Волков  в то время интересовался. С.Есенин не был пассивным зрителем. В 1921 году он проявлял интерес к работам западноевропейских современных  художников. «Мы несколько раз посетили с Есениным музей новой европейской живописи: бывшие собрания Щукина и Морозова, - писал И.Грузинов. – Больше всего его занимал Пикассо. Есенин достал откуда-то книгу о Пикассо на немецком языке, со множеством репродукций с работ Пикассо».
             В здании долгие годы располагалась Фундаментальная библиотека  университета. В настоящее время в нем находится  факультеты  Веймстерского  университета, осуществляющие подготовку специалистов по специальным зарубежным программам.
  
Государственный оперный театр им. Свердлова
(бывший Театр «Колизей»)
(улица Джизакская, дом 27).
              Это было привлекательное здание в центре города.
          .  Первоначально на месте «Колизея»  в 1903 году  было  построено  сооружение   по проекту архитектора  Э.Ф.Гофмана  для выступления цирковых коллективов. В 1913 году  здание было реконструировано под театр. До  революции  здесь  был самый крупный  зрительный зал, принадлежавший предпринимателю   О.М.Цинцадзе. После революции  театр «Колизей»  национализировали  и переименовали   в Театр им. Я.Свердлова. Сцена театра стала  революционной трибуной. Здесь проводились съезды Советов, партийные съезды, собрания интеллигенции, женщин, профсоюзного актива. В  бывшем   «Колизее»   проводились  концерты,  ставились спектакли, организовывались  выступления  гастролирующих театральных трупп.
            «Однажды мы с Есениным отправились в театр «Колизей» на какой-то спектакль (или концерт), - вспоминала Е. Макеева. – Неожиданно кто-то  встал с кресла  и объявил: «Товарищи, среди нас находится  известный поэт Сергей Есенин!»  Реакция публики была восторженной – отовсюду неслись приветственные крики, аплодисменты, кто-то бросил к нашим местам цветы. Есенин был весьма смущен.  Начало спектакля задержалось на несколько минут».
                В наше время здание подверглось реконструкции, было предназначено  для  административных целей. В современном здании размещена республиканская биржа.
                
Партийный Дом имени Луначарского
(улица Джизакская, дом  6)
            В центре дореволюционного  Ташкента  на Московской улице  обращало на себя внимание  здание Военного собрания (Современный Центральный Дом Офицеров). Это  был целый комплекс разноэтажных построек с зимним садом, хорошим зрительным залом и  внушительным сквером.  Здание было сооружено в 1885 году. До революции проводились разнообразные  культурно-общественные мероприятия. Перед горожанами выступали ученые, писатели, путешественники. Например, о своем  путешествии по Средней Азии рассказывал  Н.М.Пржевальский. После революции в здании  Военного  собрания  располагался Партийный дом им. А.В.Луначарского. Здесь проводились заседания партийных активов, состоялся Первый съезд комсомола Туркестана.  По решению Всетуркестанского съезда Советов  23 февраля 1924 года   был открыт  Дом Красной Армии, переименованный в 1945 году в  Окружной дом офицеров (ОДО), который  приобрел  популярность  среди горожан, особенно  среди  молодежи столицы. 
         На второй день пребывания  в Ташкенте   в   субботний  день 14 мая 1921 года       С.Есенин, А.Ширяевец, П.Дружинин  присутствовали на     литературном   вечере   ташкентского поэта  С.Окова,  который состоялся  в Доме имени Луначарского.  
           Во второй половине   мая  1921 года в  зале  Партийного  дома имени А.В.Луначарского   С.Есенин  выступал  с лекцией об имажинизме и имажинистах.  Горожан привлекла  афиша, на которой кратко было написано название лекции – «Бунт нас». Такое название  предложил сам поэт. В первом отделении С.Есенин подробно объяснял основные положения имажинизма, для иллюстрации привлекая стихотворения различных авторов. Однако больший интерес  у публики  вызвало второе отделение, где С.Есенин стал читать свои   стихи, не объясняя  теоретических положений  о ритмике и образности произведения. По воспоминаниям  Е.Макеевой,  «особенно тепло  публика встретила стихотворения «По-осеннему кычет сова…», «Песнь о хлебе», «О пашни, пашни, пашни…», а чтение «Исповеди хулигана» многих  смутило и шокировало. Можно предположить, что поэта раздражала  собравшаяся разношерстная публика, среди  которой было определенное число  случайных, далеких от поэзии лиц, поэтому он не убирал  из текста  малопоэтические  слова, словно нарочно, грубо и обнажено».
              В современном Ташкенте  в здании  Центрального  Дома   Офицеров сохранились только некоторые фрагменты  бывшего помещения Военного собрания.
 
Кинотеатр  «Хива»
(Проспект Карла Маркса, дом 19)
          Большой популярностью у горожан пользовался зимний кинотеатр «Хива», построенный в 1910 году на перекрестке Кауфманского проезда и Романовской улицы по проекту архитектора Г.М.Сваричевского.  В 1916 году после пожара здание было реконструировано.
          В  Ташкенте   горожане  старались не отставать от  европейской культуры,  стремились  следовать последней моде в кино, танцах, песнях. Есенин относился к этим веяниям  с прохладцей. Художник А.Волков вспоминал: «В Ташкенте на все была мода… на танец шимми, на Джимми, остроносые ботинки. В кинотеатре «Хива»  шел фильм  «Кабинет профессора Калигари» с Конрадом Вейтдом в главной роли. Есенин в кино не пошел. Сказал: «Надоело».  
             В фойе  кинотеатра  «Хива»   перед началом сеанса  играл  оркестр, нередко  проводились  краткие выступления поэтов, писателей, артистов.
           Встреча С.Есенина со зрителями  состоялась благодаря А.Ширяевецу.   «Однажды, - вспоминала  Н. М. Саввич, - перед началом сеанса в кинотеатре «Хива» вместо оркестра выступили поэты, среди них прочел одно  свое стихотворение и Есенин, делал он это непринужденно и весело, а потом пригласил собравшихся  познакомиться со стихами  имажинистов, покупать их книги, - помнится, это можно было сделать в помещении Ташкентского союза поэтов».
            Кинотеатр «Хива» был разрушен во время землетрясения 1966 года.  
 
Квартира  Н.Н.Кулинского
        .Есенина познакомили с Николаем Николаевичем Кулинским,  первым  директором  Туркестанской публичной библиотеки  после  революции,  хорошим знатоком поэзии и великолепным собеседником.  С.Есенин, А.Ширяевец, В.Вольпин побывали  в гостях у Н.Н.Кулинского. За накрытым для гостей  столом на террасе велась задушевная беседа, читались  любимые стихи                                                           
              Для привлечения читателей  Н.Кулинский  с 1918 по 1922 годы  создал  при библиотеке  «Студию искусств», которая представляла собой небольшой самодеятельный театр с весьма интересным репертуаром. Постановки осуществлялись в помещении библиотеки. Н.Кулинский возглавлял студию и  был постоянным режиссером всех спектаклей.. В репертуаре «Студии искусств»  были не только произведения классиков, но и современных авторов.
          По приглашению директора библиотеки  С.Есенин выступил перед слушателями  «Студии искусств», которая называлась также и «Студией  живого слова». «Занятия наши проходили  в помещении библиотеки, когда в ней не было посетителей, - вспоминала Е.Ромонат. -  Есенина сюда привел Ширяевец, которого мы все хорошо знали. Он представил своего друга,  и тот без предисловий и уговоров стал  читать свои стихи. Читал очень просто, без рисовки  и завывания, как иные поэты. Каждое его слово будто ложилось в душу, а все мы, студийцы, именно в этом кое-что понимали после серьезных занятий с  Кулинским.  Не могу забыть, как  он читал «Песнь о собаке» - удивительно точно и человечно, так что слезы  появились у многих на глазах, да и сам поэт, кажется,  был растроган, и голос его дрожал. Чувствовалось, что он не декламирует, а переживает то, что запечатлено в слове. В этот  момент  для нас не важно было, что это читает сам Есенин, и значительным казалось то чувство сострадания и боли, которое поэт донес не только словом, но и сердцем, голосом, душой. Эта встреча произвела на нас  всех огромное впечатление и наложила отпечаток на дальнейшие наши занятия: Хотелось проникнуть  в глубины поэтического слова, ощутить в нем ту  проникновенность и человечность, какие слышны были в голосе Есенина».
              Дом, в котором жил  Н.Кулинский, и здание библиотеки не сохранились после реконструкции центральной части столицы Узбекистана.
Квартира   В.И.Вольпин.
(улица Ирджарская)
                 .Есенин побывал в гостях у ташкентского поэта В.И.Вольпина (1891 – 1956), с которым познакомился в Москве.                              
            В.И.Вольпин жил  в доме на Иржарской улице в центре Нового города. С Есениным он часто встречался. Устроить отдельный прием дорогому  гостю  считал своим  долгом, так как в Москве  был радушно принят  С.Есениным. Вместе с женой Миной Соломоновной   подготовили  для  гостей  богато убранный  стол, украсив его  ягодами и фруктами, о которых в Москве можно было только мечтать. Были приглашены близкие друзья С.Есенина.
             В этот  день никто не спешил на службу.  В непринужденной  обстановке  велась беседа на различные темы. Говорили и о скором  отъезде  московских друзей.  Когда зашел разговор о поэме  «Пугачев», то многие стали просить гостя  прочитать вновь написанное. Есенин  не стал возражать.  В.Вольпин писал в воспоминаниях: «Есенин стал читать. Помнил он всю трагедию на память и читал, видимо, с большим наслаждением для себя, еще не успев привыкнуть к вещи, только что законченной. Читал он громко, и большой комнаты не хватало для его голоса.  Я не знаю, сколько длилось чтение, но знаю, что, сколько  бы оно не продолжалось, мы, все присутствующие, не заметили бы времени. Вещь производила огромное впечатление. (…)     Он кончил. И вдруг раздались оглушительные аплодисменты. Аплодировали не мы, нам это в голову не пришло. Хлопки и крики неслись из-за открытых окон (моя квартира была на первом этаже), под которым собралось несколько десятков человек, привлеченных  громким голосом Есенина. Эти приветствия незримых слушателей растрогали Есенина. Он сконфузился и заторопился уходить. Через несколько дней он уехал дальше в глубь Туркестана, завоевав  еще один город на своем пути».  Дом, в котором жил В.И.Вольпин, не сохранился после реконструкции центра Ташкента.
 
Дом  Михайловых
(улица Первомайская, дом 4).
               В один из свободных от служебных дел дней     С.Есенин и Г.Колобов  побывали  в гостях  у Гавриила Михайловича и Юлии Александровны Михайловых, проживавших по улице Первомайской, дом 4. Это была типичная  интеллигентная городская   семья, которая  связала свою судьбу с Туркестаном.    Гавриил Михайлович Михайлов (1860 – 1947) приехал в 1892 году  в Ташкент из Москвы, где он родился.  Стал заниматься коммерцией. Для магазинов   у сельских жителей закупал  хлопок, шелк. После революции работал начальником транспортного отдела,  затем  в Узбекском союзе кредитно-сельскохозяйственных и кустарно-промысловых товариществ (Узбекбрляшу) и  в других  заготовительных организациях.   Его жена Юлия Александровна Михайлова (1873 – 1953)   родилась в Каттакургане, окончила  женскую гимназию в Самарканде, была начитанной,  писала стихи, любила  играть в любительских  спектаклях.    В семье Михайловых было  две дочери и сын.  Их возраст позволял  непринужденно  общаться с Есениным. Все они  получили хорошее  
             На одной   из   встреч в доме Михайловых   Есенин читал отрывок из «Пугачева».  Здесь же   З июня 1921 года состоялся  прощальный обед.   .Во время  гостеприимного  застолья  московские гости делились впечатлениями о пребывании  в Ташкенте и Самарканде, обменивались мнениями  о происходящих событиях в России и  Туркестане.   Дом Михайловых не сохранился.
 
Квартира  А.Ширяевца.
( улица Новая, дом 54, квартира  15).
          С.Есенина  приглашали  в гости  ташкентские друзья и знакомые...  Чаще всего он бывал  на квартире  своего друга поэта А.В.Ширяевца   в двухэтажном коммунальном доме № 54  на Новой улице.   В небольшой и бедно обставленной комнате А.Ширяевец жил со своей матерью Марией Ермолаевной,  приветливо  встречавшей   московского гостя.  Теплые материнские чувства она проявляла  к Сергею Есенину, его  здесь   всегда ожидал радушный прием. Мария Ермолаевна  старалась каждый раз приготовить  к обеду  или к ужину  какое-нибудь новое блюдо, в том числе  предлагала и  узбекские национальные кушанья. Он  особенно пристрастился к зеленому узбекскому чаю, который Мария Ермолаевна  заваривала по-особенному, вкусно, смешивая различные сорта.
              Жила семья Ширяевца очень скромно.  Вечерами, после ужина Мария Ермолаевна  нередко  пела любимые русские песни, которые внимательно слушал Есенин, порой стараясь ей подпевать.
            На квартире   друзья   спорили   на литературные темы, вели  разговоры  о  работе  С.Есенина  над поэмой «Пугачев», требующей еще  тщательной  редакторской шлифовки. Не все в творчестве А.Ширяевца до встречи  в Ташкенте нравилось Есенину.   Теперь же, после краткого знакомства с подлинным Востоком,  С.Есенин  стал лучше понимать те условия, в которых жил и занимался литературной деятельностью А.Ширяевец,  по воле судьбы оказавшийся отрезанным на длительное время  от своей этнической  Родины.    После смерти А.Ширяевца   С.Есенин говорил В.Вольпину, что «до поездки в Ташкент он почти не ценил Ширяевца и только личное знакомство и долгие беседы с ним открыли ему значение Ширяевца как поэта и близкого ему по духу человека, несмотря на все кажущиеся разногласия между ними»..
               Дом, где жил А.Ширяевец, не сохранился, как и улица, на которой   находилось жилое здание.  
 
 
 
Михайлова Людмила
 
ДОМ, ГДЕ СОГРЕВАЮТСЯ СЕРДЦА
Еще раз о Есенине в Ташкенте.
            Передо мной газеты и книги, в которых в разные годы писали о пребывании Есенина в Ташкенте и открывшемся музее. Вот книжечка Петра Иосифовича Тартаковского «Свет вечерний шафранного края» (Средняя Азия в жизни и творчестве Сергея Есенина), издана в  Ташкенте в 1981 году.  Это наиболее полный труд профессионала-литератора, где автор приводит не только воспоминания людей, которые общались в поэтом в Ташкенте.  И еще одна книжечка на эту тему  -  сборник документальных рассказов Константина Курносенкова, здесь в очерке «Под бирюзовым небом» рассказывается о том, как автор побывал у моего отца, приводит его воспоминания о встречах с поэтом.
               И вот уже в наши дни, в феврале 2007 года в газете «Даракчи» был опубликован очерк Бориса Голендера «Сергей Есенин в Самарканде». Здесь идет речь о поездке поэта в Самарканд вместе с родной сестрой моего отца Еленой Гавриловной Макеевой (урожденной Михайловой).  
              Я затрудняюсь сказать, когда возник острый интерес к пребыванию С.Есенина в Ташкенте.  Однажды к моему отцу стали приходить разные люди.  Среди них были не только журналисты и писатели, но и совершенно, казалось бы,  далекие от литературы и истории люди.  Все они расспрашивали отца о его встречах с Есениным в Ташкенте в 1921 году, о посещениях потом семьи моего отца.  Отец по своему обыкновению щедро делился со всеми воспоминаниями,  никому не отказывал во внимании. Он сам не предавал особого значения поездке Есенина  в Ташкент. Мало ли какой поэт или писатель куда ездил, с кем встречался? Ну,  был Есенин в Ташкенте,  ну обедал в доме Михайловых, что в этом особенного?  Отец признавал талант Есенина, но поклонником его не был. Его кумиром был Александр Блок, любовь к его поэзии отец пронес через всю свою жизнь.
             Буквально через  несколько дней после смерти папы (4 марта 1981 года) пришли к нам домой двое: художник Вадим Николюк и его мать  Галина Ивановна  -  зачинатели и основатели Музея Есенина в Ташкенте. Они буквально по кусочку своими руками собирали этот музей. У нас в семье осталось всего два стула из английского гарнитура квартиры Михайловых. На этих стульях сидели Есенин и его друзья.  Один из них перекочевал в экспозицию музея, а последний до сих пор стоит в нашей квартире.
             Рассказ моего отца был полностью записан  П.Тартаковским и приведен в его книге, а В. Николюк  записал голос моего отца на магнитофонную ленту.  
            «Вот прожил жизнь и думаешь: сколько интересных людей тебе  встретились, и встречи эти как-то мимо прошли. Почему, например, я ничем не закрепил свидания с Юлисом  Фучиком    Алексеем Толстым, Анной Ахматовой, академиком Филатовым, Владимиром Луговским… А раньше всех, пожалуй, еще в пору своего духовного созревания, я встретился с Сергеем Есениным. Свыше полвека прошло, и так жалеешь, что не записал каждое слово. Почему Есенин попал в дом моих родителей? Он дружил в Москве с Григорием Колобовым, который тогда по-модному назывался председателем Контрольной транспортной комиссии, а отец, Гавриил Михайлович, имел непосредственное отношение к работе транспорта. Колобов захватил с собой в Среднюю Азию Есенина и еще одного товарища.  Высокий брюнет с волосами, зачесанными на комой пробор.  Он тоже декламировал свои стихи  -  сестра уверяла, что это Мариенгоф, но я в этом не уверен.  
            Придя домой, я застал всю компанию за столом.  Есенин сидел в сером костюме и, как мне казалось, застенчиво поправлял нависавшие на лоб золотые кудри.
              В первую встречу разговор с ним был очень короткий. Он спросил: «Нравятся вам мои стихи?» Мой отрицательный ответ его несколько озадачил. Потом его отозвали… Мы встретились вскоре, когда поехали на пикник к богатому землевладельцу Азимбаю возле станции Келес.  Там состоялся более конкретный разговор.  Я, еще зеленый, мало что видевший юноша, сказал, что мне чужда российская природа, березки, деревни, ржаные поля. Я, мол, люблю горы,  кишлаки, сады. Я показал ему вдаль на клеверное поле, где люди сетями ловили перепелок. Есенин посмотрел на меня с сожалением: «Вы же не видели России, вы её не знаете. Здесь все искусственное: и сады, и насаженные деревья и даже реки Салар, Боз-су вырыты людьми. Это не то. Красиво, но не то». Больше разговора не было в тот день.  «Старый город» Есенину и его спутнику показывала моя сестра Елена. Она же возила его в театр имени Свердлова  -  тогда «Колизей»
             Потом у нас  состоялся обед. Есенин после обеда прочел монолог Хлопуши из «Пугачева», над которым он тогда работал.  Я слушал очень внимательно и был потрясен силой, звучащей в этом произведении.
             И последняя встреча во время прощального обеда там же, на Первомайской. Они пришли, и у каждого в руках букет. Колобов подарил соей матери ирисы, брюнет преподнес младшей сестре Ксаночке  букет алых роз, а Есенин  вручил старшей сестре Леле розы».  
            Наверное, настала очередь добавить кое-какие штрихи. От себя лично я приведу подробности, которые отец в своем интервью опустил, оставив только главное.  Сейчас я оглянусь назад, вернусь в свое детство и постараюсь, возможно,  точнее рассказать о том, что поведала  мне моя бабушка Юлия Александрова Михайлова.  Она была хозяйкой в доме  на Первомайской,  и сама принимала и потчевала Есенина и его спутников.  
            Бабушка было человеком образованным, владела французским, много читала, увлекалась идеями Чернышевского, великолепно знала литературу. С моим дедом Гавриилом Михайловым они всю жизнь прожили в Ташкенте. В доме Михайловых всегда были новинки русской и зарубежной прозы и поэзии, книги и журналы, где печатались русские классики и современные авторы.  
           Итак, 1939 год. Мне 10 лет. Летнее время, и родители иной раз подбрасывали меня к старикам.  По вечерам папа забирал меня домой.
            Мы сидели с бабушкой Юлией Александровной в столовой за большим обеденным столом. Бабушка крутит ручку мельницы, а я подсыпаю в горлышко ящика кофейные зерна. Мы сидим молча и блаженствуем: она пьет кофе с бутербродами, а я поглощаю черешню.
             И вот Юлия Александровна рассказывает мне следующее.
             - Однажды в один из майских вечеров 1921 года Гавриил Михайлович  (мой дед) вернулся домой позже обычного. Бабушка хотела накрыть стол к ужину, но дед отговорил её.
             - Не надо, Юлия, не беспокойся, я ужинал с Колобовым.
               - С Колобовым? Да разве он в Ташкенте?
                 - Представь, да. Вчера приехал из Москвы и привез  поэта Сергея Есенина! Он остался в салон-вагоне на вокзале на запасных путях.
                - Боже милостивый! Есенин на запасных путях!.. Это же неудобно, неприлично: неужели для него хорошей квартиры в городе не найдется? Да хотя бы у нас…
                - Не хочет он, Юля. Уговаривали его, но он стоит на своем. Пусть живет, где ему нравится. И вот еще что… Я пригласил их завтра к обеду. Как ты на это смотришь?
                - Как я на это смотрю? Прекрасно смотрю. Это же замечательно!
                В доме у Михайловых с утра суета. Дочери занялись уборкой, а хозяйка встала у плиты. По просьбе матери Володя осторожно достал из шкафа голубой фарфоровый сервиз, которым пользовались только в исключительных случаях.
               Наконец появляется Гавриил Михайлович и вместе с ним Колобов, Сергей Есенин и сопровождавший его господин.
               Можно только представить, как они знакомились, что говорили, как приветствовала радушная хозяйка. Но не будем  фантазировать. Сейчас уже никто не знает, как всё это происходило. Главное  -  гости пришли, и их радушно, приветливо, сердечно приняли. Бабушка всё это мне описала, как сама помнила.
               Я продолжала приставать с расспросами. Мне «загвоздило» узнать о Есенине побольше. Я выспрашивала, о чем говорили, кто что сказал, как кто выглядел…
            - Бабуля, а мой папа читал Есенину свои стихи?
              - Кажется, на даче у Азимбая он читал одно свое стихотворение. Кто такой Азимбай?  Богатый человек, имел земли, кажется, возделывал хлопчатник, имел фруктовые сады и виноградники. Мы  с ним были близко знакомы,  -  говорила бабушка, -  он у нас часто бывал запросто и иной раз в трудные моменты помогал нашей семье.  Сам Азимбай был человек незаурядный, я бы сказала, яркая личность. Он был хорошо образован, прекрасно говорил, писал и читал по-русски. Хорошо знал арабский, фарси и даже говорил по-английски. Он много читал русской и зарубежной литературы, имел дома хорошую библиотеку. У Азимбая была тайная слабость  -  он сам писал стихи, но стыдился этого.  Об этом знал только твой дед, которому он читал свои стихи. Когда он узнал, что к нам приехал известный русский поэт, то сразу же загорелся идеей пригласить его к себе на дачу.
                И вот наняли мы две коляски, загрузили их при пасами и поехали. А красота на дачном участке неописуемая! Райский уголок! В тени чинар беленький домик, перед ним изумрудная лужайка и цветники. С одной стороны дома клеверное цветущее поле, а с другой  -  на взгорочке живописная арчовая рощица. Рядом журчит прозрачная вода глубокого арыка.  Расположились мы на лужайке на айване.  
               Азимбай ящик шампанского поставил в углу айвана. В арыке охладили несколько бутылок.  Потом хозяин разлил шампанское по бокалам и произнес тост в честь дорогого гостя, сказал, что он гордится тем, что замечательный русский поэт оказал ему честь своим посещением.  Выпили за здоровье Есенина. Тот ответил хорошей теплой речью. Вот так сидели, ели, пили, шутили.  Стало вечереть.  Воздух весенний, пьянящий, вдали холмы,  позолоченные вечерними лучами солнца, кругом поля необозримые, а по их краям ряды серебристых тополей. Смотрю на Есенина, а он невеселый какой-то, грустный или озабоченный  -  не поймешь. Где-то издалека раздавались звуки дойры. На соседней даче праздник, слышно хоровое пение, выкрики. Вдруг в момент небольшой паузы раздался голос Есенина. Начал он нам свои стихи читать…
Стелится над озером
Алый свет зари,
Где-то с переборами
Плачут глухари…
             Слушали его, затаив дыхание. Все прониклись каким-то подъемом, вдохновением. Почувствовали себя поэтами, стали наперебой читать свои стихи.  Ксана и Леля очень хорошо писали. Володя у нас настоящий поэт был, даже я что-то пролепетала, и вдруг… сам хозяин Азимбай-ака встал  у костра, руку вытянул и стал декламировать газели.
              Азимбай был великолепен  -  в зеленом щелковом халате, на голове остроконечная  золотая, шелковая тюбетейка, обвязанная тончайшей белой тканью (словно чалма) и конец её спадает на левое плечо. Высокий, величественный чернобровый красавец вдохновенно читал стихи. Голос его модулировал: то затихал, то становился громче, переходил то в шепот, то в сдержанный крик. Есенин изумился, глядя на него. Он не отводил от него восхищенных глаз. Куда делась его меланхолия! Он сорвался с места, подбежал к Азимбаю, обнимал его, тряс  руку, благодарил. А мы дружно аплодировали. Есенин вновь читал, и в заключение Володя прочел свое стихотворение:
 Ночью на старой проезжей дороге
В скрипе арбы снова тот же мотив,
Звуки сплетая, про месяц двурогий
Пел арбакеш, повода   опустив.
 
Сердце от сутолки жизни устало,
Шум бесконечных событий жесток.
Тихо скользя, среди зарослей тала,
Слушай, как молится древний Восток.
 
В храмах Вселенной тоска испарится,
Степи Востока ночами не спят,
В листьях чинара встревожилась птица
.Зори цветы жемчугами кропят.
 
Сердце, не бейся! Залечится рана
В храмах бессмертья услышало ты
Песню всё ту же долин Туркестана,
Вечные сказки ночной темноты.
              Некоторое время все мы молчали. Потом Есенин сказал Володе, что это очень хорошее стихотворение.
              Поздно уже было, ночь опустилась, где-то далеко лаяли собаки, кричала ночная птица, звёзды ярко горели на темном небе. Костер догорал. Хозяева пригласили поэта в дом, но он отказался, сказал, что останется на свежем воздухе.
             Утро было очень свежее. Плотно позавтракали. Хозяйка принесла горячих лепешек, сливочное масло, мёд.  Распрощались с хозяевами, поблагодарили за прием, завалились всей кучей на извозчика.
             С гиканьем тронулись, с хохотом, с разговорами.  Ехали мы среди весенних изумрудных полей. На этой зелени ярко рдели тюльпаны и маки.
             Дома, когда мы прощались с поэтом, я спросила его: отчего он был такой невеселый. Он меня успокоил, сказал, что всё было прекрасно,  и его хандра совершенно улетучилась. Он спешил в свой вагончик на вокзал.
           - Жаль, что Есенину у нас не понравилось.
            Бабушка руками развела:  
             - А не знаю, может быть и понравилось, но мне стало ясно, что для твоего будущего отца «арбакеш на проезжей дороге»  -  это откровение, целая поэма, что-то родное. Это красота и самобытность, а Есенину это ни о чем не говорит…
          - Баба Юля, так они и уехали? И больше ничего не было?
           - А что могло еще быть? Мы их хорошо принимали, угощали, тепло, гостеприимно отнеслись. Да, кстати, Колобов на прощание сказал нам, уже в дверях: «Ваш дом  -  это дом, где согреваются сердца»
           - Так и сказал?
            - Так и сказал. Есенин горячо поблагодарил меня за всё, а Колобов взял обе мои руки в свои, поцеловал их по очереди, и они ушли. Вот и всё… Пора пирогом заняться… Почисти-ка мне орехи…
 
             Газ. «Гармония». Ташкент, 2009, № 49,50, с.10 – 11.
 
 
Субботин Сергей
СЛУЖЕНИЕ
К 90-летию со дня рождения Ю. Л. Прокушева
По плодам их узнаете их.
Матф. VII, 16
            
               Вся жизнь Юрия Львовича  Прокушева (1920–2004) прошла, можно  сказать, «под знаком Есенина». С начала 1950-х годов он – последовательно и неуклонно – делал всё возможное (а порой, казалось, и невозможное) как для возвращения имени поэта в русскую литературу и всестороннего изучения его творческого наследия, так и для того, чтобы образ Есенина, глубоко укоренившийся в духовной памяти народа (вопреки намеренному замалчиванию его имени в 1930-е – 1940-е годы), получил соответствующее материальное воплощение – в виде музеев, памятников, названий улиц… И своего рода венцами этой многогранной (и многотрудной) деятельности Ю.Л. Прокушева стали – установка памятника Есенину на Тверском бульваре Москвы (1995) и издание Полного собрания сочинений поэта (в 7 т., 9 кн.; 1995–2001).   
            Юрий Львович был не просто главным редактором этого академического труда, но его вдохновителем и организатором в самом полном и точном смысле этих слов. Этот проект он вынашивал не одно десятилетие, не раз предлагая его к рассмотрению в соответствующих официальных инстанциях. И, в конце концов,  время для издания есенинского академического собрания пришло.  
             В Институте мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук (ИМЛИ РАН), куда Ю.Л. Прокушев был приглашен возглавить этот проект (между прочим, на общественных началах), в 1989 году началась его реализация.  
              Куратором работы над подготовкой издания и арбитром в научных спорах стала Л.Д. Громова – многолетний сотрудник ИМЛИ, крупнейший специалист по текстологии произведений русских классиков XIX века. К участию в проекте были привлечены специалисты, в 1960-е – 1980-е годы, готовившие предыдущие собрания сочинений поэта (В.А. Вдовин, А.А. Козловский, С.П. Кошечкин), и глава есенинского общества «Радуница» Н.Г. Юсов, представитель той ветви исследований жизни и творчества поэта, которую теперь называют народным есениноведением. Деятельным участником коллективной работы оставалась (вплоть до своей безвременной кончины) племянница поэта Т,П. Флор-Есенина. Как штатные сотрудники, вошли в есенинскую группу ИМЛИ вновь принятые в Институт Н.И. Шубникова-Гусева и автор этих строк.  
             Ни она, ни я до этого не имели опыта работы с текстами Есенина – я, к примеру, занимался (и продолжаю заниматься) текстологией произведений Николая Клюева. Но чрезвычайно продуктивное общение с коллегами – знатоками есенинского творчества – дало нам возможность быстро войти в курс дела. Интенсивный обмен мнениями, продолжавшийся на регулярных заседаниях есенинской группы несколько лет (всего за это время под руководством Ю.Л. Прокушева их было проведено более четырёхсот), стимулировал каждого из участников процесса к поискам научно обоснованных ответов на вопросы, встающие при текстологическом осмыслении творческого наследия Есенина.
             – Истина конкретна», – любил повторять Юрий Львович.
            И надо сказать, что приближение к каждой из этих конкретных истин проходило на наших заседаниях в обстановке, далекой от академической бесстрастности. Жаркие споры иногда приводили к тому, что кто-нибудь из участвующих (не раз им бывал и я), в раздражении покидал заседание, хлопнув дверью. Тем не менее, в итоге этих обсуждений, как правило, вызревало многостороннее обоснование решения той или иной конкретной текстологической проблемы.  
             Обстановка коллективного сотворчества при работе с есенинским наследием не только всемерно поддерживалась Ю.Л. Прокушевым, но и постоянно обеспечивалась благодаря его научно-организационному дару. Он умел работать с людьми, искать и находить тех, кто способен внести свой оригинальный вклад в общее есенинское дело. Со временем по разным причинам отошли от деятельности группы В.А. Вдовин и А.А. Козловский. Но в ней стали активно сотрудничать светлой памяти А.Н. Захаров, Т.К. Савченко, В.А. Дроздков, Ю.Б. Юшкин и молодые ученые-филологи Е.А. Самоделова  и М.В. Скороходов, привлеченные Ю.Л. Прокушевым в группу после защиты ими кандидатских диссертаций. Его ставка на всех этих специалистов оказалась безошибочной – каждый из них, найдя в работе над изданием Есенина приложение своим силам в сферах наиболее близких им научных интересов, трудился на избранном им направлении с полной отдачей.  \
             Но подготовка издания к печати – это одна сторона дела. Другая, не менее важная, – его практическая реализация, осуществлявшаяся к тому же в смутные 1990-е... Невозможно сомневаться, что полное академическое собрание сочинений Есенина вышло в свет исключительно благодаря Ю.Л. Прокушеву. Его многолетний административно-управленческий опыт (имею в виду директорство в 1970-е годы в издательстве «Современник»), помноженный на неколебимую убежденность в правоте есенинского Дела, неизменно помогал ему открывать любые (в т. ч. и самые высокие) двери и методично добиваться средств на финансирование проекта и на его техническое обеспечение.
              – Дотюкаем, – говорил Юрий Львович.
              И дотюкивал… Не зря, вспоминая о нем, один из администраторов ИМЛИ как-то признался: «Он нас доставал…»
             Спустя несколько лет после выпуска есенинского собрания сочинений академик РАН А. В. Лавров констатировал:  «…подготовка академических полных собраний сочинений порой растягивается на десятилетия, в том числе и при вполне благоприятных внешних условиях. <…> В сравнительно сжатые сроки (с 1995 по 2002 гг.) осуществлено лишь академическое полное собрание сочинений С. Есенина, но тому сопутствовал целый ряд благоприятных в данном случае обстоятельств: относительно небольшой корпус авторских текстов; столь же относительно небольшое количество сохранившихся черновых автографов, подлежащих описанию и воспроизведению, и авторских текстовых вариантов; достаточно богатая традиция издания и комментирования творческого наследия автора в более или менее полном объеме; наконец, слаженный и высокопрофессиональный коллектив специалистов, трудившихся над изданием».[1]  
              Стоит добавить, что отмеченная здесь слаженность работы есенинской группы ИМЛИ была достигнута не сразу. И это неудивительно – в еще складывающемся коллективе всегда какое-то время идет «притирка» личностей, интересов и т. п. «Командно-административное» прошлое руководителя проекта поначалу тоже давало о себе знать – в первое время Юрий Львович иногда пытался разрешить те или иные проблемы, что называется, в приказном порядке.  
             Не раз это касалось и меня, и, в конце концов, однажды, не выдержав, я сказал ему с глазу на глаз: «Быдло я из себя не позволю делать даже самому Господу Богу». И надо отдать Юрию Львовичу должное – с этого момента он больше ни разу не говорил со мной с позиции «сверху вниз».
             Он без восторга отнесся к сборнику «С.А. Есенин: Материалы к биографии» (1992) и четырехтомнику «Сергей Есенин в стихах и жизни» (1995), подготовленным и выпущенным сотрудниками группы без его участия. Ведь было задето его самолюбие – самолюбие человека, который (после многих лет борьбы за утверждение Есенина в пантеоне советской литературы) к тому времени, по существу, занял монопольное положение организационного лидера этого направления. И то, что его здесь обходят, нравиться ему никак не могло.
                Но очень быстро он понял, что для осуществления академического собрания сочинений Есенина – дела, к которому он шел всю свою жизнь, – «других писателей у него нет». И тогда, отставив в сторону всё   личное, он отдался научной и научно-организационной работе над собранием самозабвенно и без остатка.  
              Его участие в ней было страстно заинтересованным и исключительно активным. Мы – те, кому посчастливилось (и это не преувеличение!) пройти вместе с ним путь созидания собрания сочинений Есенина вплоть до выхода издания в свет, – никогда не забудем той сотворенной Юрием Львовичем благодатной творческой атмосферы, в которой проходила наша деятельность под его руководством.  
              Он поддерживал эту атмосферу не только на рабочих заседаниях, но и в личном общении. Одно из документальных свидетельств тому – его дарственные надписи на выходящих томах есенинского собрания. Приведу то, что Юрий Львович написал мне. Пафос этих надписей, думается, говорит сам за себя. И точно таким же одушевлением проникнуты, насколько я знаю, его надписи другим нашим сотоварищам (или, по слову самого Юрия Львовича, «единодумам») по общему Делу…
               Надпись на третьем томе Собрания (1998):  «Дорогой Сергей Иванович! Спасибо за вклад в этот том, не говоря о других. Хорошо, что Есенин нас породнил на святом пути подготовки этого уникального издания. Удачи тебе, полётности и в будущем ПСС Клюева.
             Твой Ю. Прокушев.
             25 янв. 1998.
             P. S. Один из первых экз.».
             (Добавлю, что Юрий Львович не просто знал о моих систематических занятиях творческим наследием Николая Клюева, но и помогал мне ежегодно выезжать на родину поэта для проведения там Клюевских чтений, выделяя для этого средства из тех очень небольших денег, которые мы тогда получали за свою работу.)   
             На первой книге седьмого тома есенинского Собрания – такая надпись:  «Дорогой Сергей Иванович! Десять лет, в кипении, борении научных страстей, любви и верности Есенину, мы единодушно двигались к дням, когда Академическое собрание будет завершено. Вклад твой в это святое, общее дело – велик и благороден! Тут не убавить, не прибавить! Здоровья тебе, и еще раз здоровья! Остальное всё при тебе. Новогодья светлого!  
            P. S. Тебе, одному из первых в нашей группе!
             Ю. Прокушев.
              28 янв. 99 г. 
               В день, когда 6-й том был завершен тобой, с Божьей помощью!»  
           В том же 1999 году, на восьмидесятом году жизни, Ю.Л. Прокушев защитил диссертацию  на соискание ученой степени доктора филологических наук «Сергей Есенин: (Жизнь, творчество, эпоха)». Лично ему эта процедура не была нужна совершенно. Но он понимал, что среди членов есенинской группы ИМЛИ есть люди (Н.И Шубникова-Гусева, А.Н. Захаров), давно уже выросшие в самостоятельные крупные научные величины,  И чтобы не быть тормозом на их пути, и, самое главное, чтобы укрепить фундамент для дальнейшего развития научного изучения жизни и творчества Есенина, он вышел на защиту своей докторской работы.  
              Помню, уже по окончании процедуры защиты, встретив меня, где-то на бегу, он (полушутя, полусерьезно) сказал, что мероприятие, прошедшее с ним, «тянет на книгу рекордов Гиннеса». Наверное, это так и было. Впрочем, Гиннес-то  Гиннесом, но в 2000 году Ю.Л. Прокушеву было присвоено более скромное, но, кажется, ставшее дорогим его сердцу звание – «Заслуженный деятель науки Российской Федерации»…  
             А впереди его ждали еще три с лишним года напряженной работы над первым томом «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина». Инициатива этого многотомного издания (к настоящему моменту выпущено три его тома (в 4-х книгах), а вскоре выйдет и следующий 4-й том) принадлежала ему, и он пестовал «Летопись…» как любящий отец. Он вникал во все детали композиции, состава приложения и иллюстративного ряда исходного первого тома, стремясь сделать книгу всё совершеннее и совершеннее, К этому тому он написал предисловие, ставшее, по существу, его завещанием… А своим продолжателям он оставил для реализации, кроме «Летописи…», еще целый ряд проектов, в том числе такой важный, как «Есенинская энциклопедия».
              Юрий Львович прекрасно понимал, что в его возрасте каждый прожитый день – это подарок судьбы. И ни один из этих дарованных ему дней не пропал даром. До последнего мига он жил и горел главным Делом своей жизни – Есениным. И практически всё, что можно было сделать во имя поэта за отпущенные времена и сроки, Ю. Л. Прокушев счастливо совершил.
            В России надо жить долго – это сказано не мной…
 
 
Мешков Валерий
Сергей Есенин и Михаил Булгаков  
                Известно, Михаил Афанасьевич Булгаков не любил и современную ему поэзию, и поэтов своего времени. По этой причине даже Анна Ахматова, дружившая с семьей Булгаковых, не осмеливалась в его присутствии читать свои стихи. Свое суровое отношение М. Булгаков не изменил даже по отношению к стихам своего родного брата Ивана. Когда тот, живя в эмиграции в Париже, посылал Михаилу в письмах свои произведения, критика в ответ была весьма строга.  
               Между тем, имеются сведения, что сам Булгаков с молодости был не чужд стихотворчеству, сохранились образцы его шуточных произведений в стихах 1 . Много лет спустя, его сестра Надежда, вспоминала о всесторонней одаренности брата: «Михаил Афанасьевич писал сатирические стихи о семейных событиях, сценки и «оперы», давал всем нам стихотворные характеристики» [1, с.60]. В зрелые годы писатель тоже иногда в письмах родным «срывался» на стихотворный жанр, например, описывая жизнь в знаменитом теперь доме №10 в Москве: «На Большой Садовой/ Стоит дом здоровый» 2 и т.д. [1, с.66]. Но все свои «опыты» подобного рода Булгаков оставлял для узкого круга родных и знакомых.  
               Можно понять, что к поэзии и поэтам Булгаков предъявлял очень высокие требования. Ведь во времена его молодости было модно «баловаться стишками», поэтов было великое множество, одни считали себя «непризнанными гениями», а другие, как Игорь Северянин, наоборот, сами себя объявляли гениями. С публичными выступлениями и поведением поэтов было связано много скандалов, эпатажа и бравады, демонстраций пренебрежения к «мещанам и обывателям», нравственным устоям и духовным ценностям «власть имущих».
            Булгаков и круг его знакомых, уже в юности, критически относились к таким способам вхождения в литературный мир, завоевания известности и популярности. Обращаясь снова к воспоминаниям сестры писателя о киевских дореволюционных годах: «Читали декадентов и символистов, спорили о них и декламировали пародии Соловьева: «Пусть в небесах горят паникадила — В могиле тьма» [1, с.59].  
             О некоторых взглядах писателя на поэзию можно судить из его неоконченного письма к брату, Ивану Афанасьевичу: «Невозможность ли, нежелание ли до конца разъяснить свой замысел, быть может, желание затушевать его нарочно, порождают очень большой порок, от которого надо немедленно избавляться: это постановка в стихах затертых, бледных, ничего не определяющих слов» (от 12.05.1934).  
              По таким косвенным указаниям можно судить, что Булгаков выше всего ставил классические образцы поэзии, и не принимал всерьез стихи, в том числе и свои, далекие от столь высокого уровня. Вполне возможно, что единственным таким образцом для Булгакова было творчество Пушкина. Из автобиографической повести «Записки на манжетах» можно узнать, что первой литературной травле М.А. подвергся во Владикавказе за попытку защитить Пушкина от новоявленных советских «гонителей»:
             «И было в лето, от Р.Х. 1920-е, из Тифлиса явление. Молодой человек, весь поломанный и развинченный, со старушечьим морщинистым лицом, приехал и отрекомендовался: дебошир в поэзии. Привез маленькую книжечку, похожую на прейскурант вин. В книжечке – его стихи.  
         Ландыш. Рифма: гадыш.
    С ума сойду я, вот что!..
          Возненавидел меня молодой человек с первого взгляда. Дебоширит на страницах газеты (4 полоса, 4 колонка). Про меня пишет. И про Пушкина. Больше ни про что. Пушкина больше, чем меня ненавидит. Но тому что! <…> А я пропаду, как червяк» [3, т.1, с.481].   Впоследствии интерес к Пушкину выразился у Булгакова в работе над пьесой о Пушкине «Последние дни» (1934-1935).  
             Все изложенное говорит о том, что тема поэтов и поэзии, отношения к ним общества, не были чужды Булгакову, а его житейский и литературный опыт содержал соответствующие яркие и разнообразные впечатления.  
            Неудивительно, что в главном романе Булгакова «Мастер и Маргарита», одним из главных героев «второго плана» является поэт Иван Николаевич Бездомный. Ныне существует целая «отрасль» популярной литературы, изучившая роман вдоль и поперек, толкующая его вкривь и вкось. А один из разделов этой «отрасли» посвящен поиску прототипов героев романа.  
            Разумеется, образ Бездомного является собирательным, он не был полностью «списан» с одного конкретного человека, хотя и такое в литературе случается.  
            Мариэтта Чудакова, наиболее авторитетный исследователь Булгакова, отмечала: «И сам Есенин, и молодые поэты из его ближайшего окружения последних московских лет <…> Иван Старцев и Иван Приблудный — стали, на наш взгляд, материалом для построения «двух Иванов» — сначала Ивана Русакова в «Белой гвардии», затем — Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите» [2, с.272]..  
              Комментаторы первого собрания сочинений Булгакова видели в нем «черты многих лиц: Д. Бедного, Безыменского, Ив. Ив. Старцева и др.», но Есенина уже забыли. Хотя отмечали, что псевдоним Бездомный (Понырев), выбран вполне в духе того времени, согласно «идеологическому шаблону»: Максим Горький (Алексей Пешков), Демьян Бедный (Ефим Придворов), Иван Приблудный (Иван Овчаренко) и т.п. [3, т.5, с.632].   
             Автор «Булгаковской энциклопедии» [5] пошел дальше, и основным прототипом Бездомного считает поэта Александра Безыменского (1898-1973). Однако аргументы в пользу этого выдвигаются весьма немногочисленные, сомнительные и чисто внешние. Достаточно вспомнить, что Безыменский был пролетарским, комсомольским поэтом, а принадлежность Бездомного к этому кругу ничем в романе не выражается. Кроме того, Иван показан в романе как человек бесхитростный, искренний и простодушный, к которому повествователь относится с симпатией. Безыменский же входил в круг ненавистников Булгакова, принимал активное участие в его травле в печати. Такого человека Булгаков мог вывести только в ряду таких персонажей романа, как критик Латунский, Алоизий Могарыч, или поэт Рюхин.  
              Невозможно представить, что Мастер, в ком отражены многие автобиографические черты самого автора романа, будет исповедально повествовать о своей жизни и судьбе, пусть даже и в романе, человеку типа Безыменского.  
               Известно такое событие в жизни Булгакова, случившееся 7 июня 1934 г. Ему и его жене Елене Сергеевне в унизительной форме было отказано в обещанной поездке за границу во Францию. Это был для писателя страшный удар, и по рассказу жены:  «На улице М.А. вскоре стало плохо, я с трудом довела его до аптеки. Ему дали капель, уложили на кушетку. Я вышла на улицу – нет ли такси. Не было, и только рядом с аптекой стояла машина и около нее Безыменский. Ни за что! Пошла обратно и вызвала машину по телефону.  У М.А. очень плохое состояние – опять страх смерти, одиночества, пространства». [6, с.61]  
             Таким образом, можно сделать вывод, что Безыменский, общение с которым было Булгаковым противно даже в такой трудной ситуации, никак не мог быть прототипом поэта Бездомного в романе «Мастер и Маргарита».  
              Роман этот слишком глубок и многопланов, чтобы по каким-то внешним признакам можно было разгадать замысел его автора. Возникает мысль, что если в образе второстепенного персонажа романа, поэта Рюхина, Булгаков использовал какие-то черты Маяковского [5] (с чем еще можно согласиться), то это скорее глубинные свойства характера, чем какие-то внешние черты. Тогда и приходим к предположению, что прототипом Бездомного должна быть фигура поэта, никак не меньшая для того времени по своей человеческой и литературной величине, чем фигура Маяковского.  
               А это логично и однозначно приводит нас к единственной такой значительной фигуре, соответствующей этому персонажу романа, - Сергею Александровичу Есенину 3.  \
               Оказывается, доказательства этому имеются, только они лежат не на поверхности, а немного глубже. Если взять псевдоним поэта – Бездомный, то действительно он явно пародийный, но в случае Есенина не все так просто. Поэт на самом деле всю жизнь не имел не то что дома, но даже квартиры. Парадоксально, но факт, несмотря на всемирную известность, славу и популярность в своей стране, Есенин не заслужил от советских властей даже простой жилплощади.
              Сам он этим вопросом не занимался, но после его возвращения в 1923 году из длительной заграничной поездки и разрыва с Дункан, друзья пытались решить для поэта квартирную проблему. Были собраны все бумаги, приложены ходатайства из Моссовета, секретариатов Троцкого и Калинина. Как вспоминала Анна Назарова, близкая знакомая Есенина: «Решила: ну с такими «ходатайствами» через 2 часа у меня будет квартира для Есенина. И только через месяц почти ежедневного хождения в РУНИ (Краснопресненское районное управление недвижимым имуществом – В.М.) я поняла, что эту стену никакими секретариатами не прошибешь» [7, с.165].  
            Уместно вспомнить, что «квартирный вопрос» всегда затрагивал Булгакова, это получило отражение и в романе «Мастер и Маргарита». А еще раньше Булгаков записывал в своем дневнике: «Пока у меня нет квартиры – я не человек, а лишь полчеловека» (18 сент. 1923 г.). По этому поводу существенно и замечание Елены Сергеевны [6, с.64]: «Для М.А. квартира – магическое слово. Ничему на свете не завидует – квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него» (23 авг. 1934 г.).  
             Следует понимать, что за персонажем поэта Бездомного у Булгакова между строк выражено гораздо больше, чем видится поверхностному читателю. Это принципиально разное отношение и к жизни и к литературе. В романе ведется спор на эту тему Мастера с Бездомным, и уже из первой главы можно понять, что поэт представляет немалую величину на советском литературном небосводе. В «доказательство славы и популярности» Бездомного «…иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи» [3, т.5, с.17].
             «Педантичный исследователь» может возразить, что «Литературная газета» стала издаваться в 1929 году, и Есенина к тому времени уже не было в живых. Подобные возражения нельзя принять по весьма простой причине. Когда читаешь «труды о романе», часто замечаешь любопытное обстоятельство. Их авторы увлекаются и совершенно забывают, что мир булгаковского романа – это не наш реальный мир, он является только некоторым фантастическим, во многом аллегорическим, но всего лишь его отражением, вне реального времени и пространства. Но приходится удивляться, как персонажей романа и даже его автора часто начинают судить [8], основываясь на религиозных мерках нашего материального мира.  
              Хотя Булгаков именовал свой роман кратко, для родных и друзей, как «роман о дьяволе», надо все же помнить, что это фантастический роман о дьяволе, с большой долей пародийных, сатирических и юмористических элементов. И в этом, фантастическом мире романа, «прославленный» поэт Бездомный унаследовал многие характерные черты, и даже биографические подробности, знаменитого российского поэта советского времени Сергея Есенина. И в самом деле, стихи Есенина с его портретом, при его жизни печатались во многих советских газетах.  
              Любой писатель с ревностью для себя отмечал это обстоятельство, и особенно Булгаков, которому с некоторых пор любые публикации в советской прессе «были заказаны». Но было и обстоятельство, сближающее писателя с поэтом. В советской партийной прессе оба не раз подвергались жестокой травле, была объявлена борьба как с «есенинщиной», так и с «булгаковщиной», а затем книги Есенина и Булгакова на десятилетия стали «запретной литературой». Подобно Мастеру и Бездомному в романе, Булгаков и Есенин были «товарищами по несчастью», часто становились жертвами «дьявольщины» и «чертовщины» реального мира.  
              Но продолжим поиск совпадений. Их немало в первой главе, и одно из главных - богоборческая тема в творчестве Бездомного и Есенина. Редактору журнала Берлиозу не понравилась идея «большой антирелигиозной поэмы» Бездомного, где Иисус выведен поэтом «очень черными красками», но все же как реально существовавший человек.
               Этой темой Булгаков заинтересовался еще в начале 1925 года, и изучив журнал «Безбожник», записал в дневнике: «…был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены» (запись от 5 янв. 1925 г.). Но ко времени действия романа поэт Бездомный, написавший свою поэму в духе этой идеи, уже отстал от новейших «идейных установок» сверху. Их и внушал редактор Берлиоз «непонятливому» поэту: «Нет ни одной восточной религии <…> в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это и нужно сделать главный упор…» [3, т.5, с.10].  
             Сразу после революции Сергей Есенин, как и многие другие поэты, в том числе и имажинисты, отдал дань богоборческой теме. Кульминацией была акция имажинистов, когда в мае 1919-го антирелигиозными стихами ночью в Москве был разрисован Страстной монастырь. Кощунственное для верующих четверостишие Есенина «Вот они толстые ляжки / Этой похабной стены…» прогремело на всю страну, хотя уже на следующий день его замазали [9, т.2, с.268-269]. В 1920-м году на Пасху, Есенина чуть не избили (спасли матросы) в Харькове, когда он стал читать свои поэмы перед праздничной толпой: «Не молиться тебе, а лаяться / Научил ты меня, Господь», «Тело, Христово тело, / Выплевываю изо рта!» и т.п. [9, т.2, с.346-347].
               И зарубежные, и даже советские партийные литературоведы подвергали имажинистов за это направление резкой критике, как правило, выделяя Есенина за талант, а негативные, на их взгляд, тенденции в его творчестве, приписывая их групповому влиянию. С другой стороны, за близость к группе поэтов, выходцев из деревни, Есенина, Клюева, Клычкова и др. определяли как «поэтов мужицко-хлыстовской революции», также чуждых пролетарской революции.
              По отношению к Есенину при его жизни советские партийные критики во многом вели себя подобно редактору Берлиозу по отношению к поэту Бездомному. Ему многое прощали по молодости, советовали овладеть трудами классиков марксизма и далее творить, руководствуясь партийными установками в области литературы. Есенин не был противником советской власти, но он отвергал всякий партийный диктат по отношению к творческим людям. К его несчастью, вольно или невольно, он оказался вовлечен в водоворот ожесточенной борьбы за власть между «наследниками» Ленина. Это и стало главной причиной его гибели.  
               Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» в образе поэта Бездомного, судя по всему, хотел выразить свое отношение и к Сергею Есенину, поэтам и поэзии того поколения. Здесь не содержится глубокого анализа, это ведь роман, а не литературоведение, но все же интересно проследить эту сюжетную линию и попытаться угадать глубинные мысли писателя.  
             Внимательное изучение поведения Бездомного приводит к мысли, что Булгаков очень тонко пародирует бесчисленные публикации советской «бульварной» прессы о Сергее Есенине. При этом связанные с поэтом скандалы, драки, происшествия, как правило, объяснялись пьянством. Во всяком случае, такова была официальная версия советской прессы и советского литературоведения
              И вот Булгаков в своем романе фактически высмеивает эту версию - Бездомный не пьян, но встретившись с чертовщиной и «дьявольскими штучками», пытаясь бороться, ведет себя так, что его принимают за пьяного: «Одинокий, хриплый крик Ивана хороших результатов не принес. Две каких-то девицы шарахнулись от него, и он услышал слово «пьяный!». Далее в сцене у «Грибоедова»: «Бас сказал безжалостно: – Готово дело. Белая горячка» [3; т.5, с.50, с.63].  
             Любопытно, что и сам Есенин, многократно попадавший в милицию, в своих письменных показаниях так же, как правило, объяснял свое поведение «нетрезвым состоянием» 4 . Дело в том, что в те времена это считалось смягчающим обстоятельством, и позволяло в каких-то случаях избегать уголовной ответственности. Но на самом деле существуют воспоминания близких родных Есенина, близких друзей и подруг, что «срывы» у Есенина были редки, выпивкой он не увлекался, есенинский «алкоголизм» придуман тогдашней прессой. Например, в своих воспоминаниях подруга Есенина Надежда Вольпин, как о чем-то второстепенном, замечает, что во время застолья в «Стойле Пегаса» поэт «пьет мало (как обычно, только вино – не водку)» [10, с.406].   
              А вот желающих выпить с известным поэтом, да еще за его счет, было предостаточно, и Есенин по простоте душевной и врожденному демократизму попадал на этой почве в скандалы и переделки. «Друзья» каким-то образом всегда разбегались в последний момент, а милицию почему-то всегда интересовал только Есенин. Потом все эти события живописались в советской «желтой» прессе.
             В этот период Булгаков работал в газете и уже налаживал связи с театральным миром. Случай в Малом театре в апреле 1924-го весьма напоминает поведение поэта Бездомного. 
               Есенин и писатель Всеволод Иванов зашли к одной из артисток в гримерную. Когда она ушла на сцену, «попросили у уборщицы стаканы и, пользуясь одиночеством, изрядно распили принесенное с собою вино». Потом в антракте артистка вернулась для переодевания, попросила «гостей» удалиться, но якобы вразумить их не удалось даже с помощью администрации и работников театра. Вызвали милицию: «Увидя милиционера, Есенин бросился бежать по коридору, причем по пути на лестнице он ударил шедшего навстречу Володю Богачева — мальчика, на обязанности которого было вызывать актеров к их выходу. Это возмутило Н. О. Волконского (режиссера театра – В.М.), и он, обладая значительной физической силой, нагнав Есенина, крепко ударил его в спину. Есенин продолжал бежать и, не зная расположения закулисных помещений, чуть было не выскочил на сцену во время хода действия. К счастью, его успел схватить стоявший на выходе артист А. И. Истомин <…> Есенина повели в кабинет администратора и там начали составлять протокол». Туда же зашел режиссер И. С. Платон. «Увидя его, Есенин, внимательно всматриваясь в лицо Ивана Степановича, не без иронии и сарказма спросил его: „А что вы сделали для революции?!“, после чего И. С. Платон тотчас же скрылся. Составив протокол, милиционер вывел Есенина из театра и этим инцидент был исчерпан» [11; т.7, кн.2, с.346-348].
             Эпизод с Платоном показывает, что Есенин был не столь пьян, чтобы требовалась помощь милиции. По этому поводу близко знавшая его С. Виноградская вспоминала: «Это были обычные истории, которые быстро прекращались, если присутствующие умели подойти к Есенину. И эти же истории легко переходили в скандал в компании тех «друзей», которые, вместо того, чтобы отвлечь его внимание от того, что его раздражало и вызывало злобу, подбивали его на скандал» [10, с.25]. В связи с этим и «инцидент» в Малом театре видится совсем в другом свете. Скандал был явно спровоцирован, вместо того, чтобы успокоить выпившего человека. И почему писатель Иванов был обойден вниманием милиции? Изучение биографии Есенина показало, что скандалы с вмешательством милиции почему-то происходили только в Москве. Как будто именно там его поджидали «слуги Воланда» или другого «черного человека»? Будучи во многих городах СССР, попадая тоже в переделки и неприятности, тем не менее, все проблемы Есенин все же решал без участия милиции. А в Москве на Есенина было заведено 13 уголовных дел!  
                Вот и скандалу, устроенному поэтом Бездомным в «Грибоедовском ресторане», тоже находится аналог среди есенинских скандалов5. Он широко освещался в московских газетах, и Булгаков не мог не читать эти статьи, потому что это тоже было в период его работы в «Гудке».  
            Газета «Рабочая Москва», наиболее отличившаяся в травле и клевете на Есенина, 22 янв. 1924 г. опубликовала статью «Новые подвиги поэта Есенина»:  «Во 2-м часу ночи, 19-го января в кафе „Домино“, на Тверской ул., зашел прославившийся своими пьяными выходками поэт Есенин. Есенин был сильно пьян. Швейцар пытался не пустить пьяного в кафе, Есенин набросился на швейцара и силой ворвался в помещение.
         - Бей конферансье, — закричал скандальный поэт.
          Завязался скандал. Швейцар вызвал милицию.
           Явился постовой милиционер Громов и предложил Есенину:
          -  Пожалуйте в 46 отделение..
           Но справиться одному милиционеру с буйным Есениным было не под силу. Пришлось звать дворника.
              По дороге Есенин совсем вошел в азарт. Дворник и милиционер, не согласившиеся с его лозунгом — „Бей жидов, спасай Россию“, были избиты. При этом поэт совершенно не стеснялся в выражениях, обзывая своих спутников „жандармами, старой полицией, сволочью“ и т. д. Попутно обругал Демьяна Бедного и Сосновского (автора провокационных статей о Есенине – В.М.).  
              В отделении Есенин продолжал буйствовать, кричать и ругаться.  Пришлось вызвать врача, определившего у Есенина сильную степень опьянения и нервного возбуждения.  Наутро, вытрезвившись, Есенин был отпущен под подписку. Это уже третья по счету подписка» [11; т.7, кн.2, с.341-343].  
              Подобным образом, почти всем эпизодам с поэтом Бездомным в романе «Мастер и Маргарита» можно найти аналог в биографии Есенина. Не раз его обворовывали, грабили и раздевали, так что подобно Бездомному, приходилось какое-то время пользоваться чьими-то обносками. Неоднократно Есенин был пациентом психиатрических больниц, в том числе и заграницей.  
             Несомненно, Булгаков обо всем этом знал, и все же, если в его романе Бездомный представлен некой карикатурой на Есенина, то это карикатура совсем другого рода, чем на многих других персонажей. Булгаков явно не был поклонником творчества Есенина, и это он тоже отразил в образе Бездомного. Однако Мастер, прототипом которого является сам Булгаков, и Бездомный (Есенин), оказываются в романе товарищами по несчастью, оба в итоге находят прибежище от «чертовщины» внешнего мира в психиатрической больнице, дружески и доверительно общаются!  
              Что же этим хотел показать Булгаков, в чем тут аллегория, что здесь скрыто между строк? Как говорится, сказка – ложь, да в ней намек…
              Булгаков видит и себя, и Есенина, талантливейших русских людей, попавшими в ненормальные условия. Это мир вокруг сумасшедший, и тогда в этом мире остается одна дорога для таких людей, - больница или психушка, и далее смерть. При этом Булгаков самокритичен – Мастер и Маргарита в итоге идут на сделку с дьяволом и уходят в мир иной, а поэт, хоть и с советских, атеистических позиций, но не приемлет дьявола. Он держится за жизнь, даже оставшись «тяжко больным», чье душевное равновесие зависит от уколов и лекарств.
              Можно понять, что Булгаков не верил тем нагромождениям лжи в советской прессе о Есенине, хотя бы потому, что подобной травле и клевете постоянно подвергался сам. И образ Бездомного явился глубоким проникновением в истинный образ Есенина. В романе поэт Бездомный только ведет себя как пьяный, но ни разу не пьет. Тем самым читатель подводится к выводу, что «пьянство» Есенина раздуто в прессе, и не это главное в его жизни. А вот поэт Рюхин, напротив, показан пьющим водку «рюмка за рюмкой». 
                Этот вывод соответствует воспоминаниям С. Виноградской: «Просто мерзко слушать «предположения», что Есенин писал стихи пьяным. Ни разу в жизни ни одной строчки он не написал в нетрезвом состоянии!» [10, с.29].  
               А как же главный миф советской прессы и советских официальных кругов о «самоубийстве» Есенина? Есть ли в сюжетной линии романа, связанной с поэтом Бездомным, суждения Булгакова о гибели поэта Есенина?  
               Зная отношения Булгакова к лживости советской прессы, уже понятно, что Булгаков явно не верил в созданный ею миф о самоубийстве поэта 6. Косвенно этот вывод следует из сохранившихся строчек дневника писателя: «Мельком слышал, что умерла жена Буденного. Потом слух, что самоубийство, а потом, оказывается, он ее убил. Он влюбился, она ему мешала. Остается совершенно безнаказанным.  
                По рассказу – она угрожала ему, что выступит с разоблачениями его жестокости с солдатами в царское время, когда он был вахмистром» (запись от 17 дек. 1925 г.).   
                Как много читается между строк этой записи! Ведь в той прессе так не писали! На власть имущих законы и тогда не распространялись. А вот дальнейших записей в дневнике писателя не сохранилось, и как видно не случайно. Там должны были быть мысли Булгакова по поводу смерти Есенина. Но 7 мая 1926 года к писателю пришли с обыском, изъяли дневник, рукописи (в том числе «Собачье сердце»). Ныне известны только фрагменты дневника за 1925 год. Причем в основном только за январь 7.  
                Поэтому призовем на помощь логику и зададимся вопросом, почему ГПУ-НКВД-КГБ, возвращая копию дневников в архив Булгакова много десятилетий спустя во времена перестройки, сохранил фрагмент о преступлении Буденного, а о смерти Есенина изъял? Почему, несмотря на то, что теперь имеются неопровержимые доказательства убийства Есенина [12,13], нынешние российские власти до сих пор отказываются признать это официально?  
               Ответ на оба эти вопроса один: потому что преступление Буденного, совершил он его или нет, это дело частного лица, дело семейное. Преступление против Есенина – это преступление государства против своего гражданина, знаменитого российского поэта, совершенное с помощью органов ГПУ-НКВД-КГБ. Преступление это настолько мерзкое и подлое, что в нем не хотят сознаться даже теперь, через 80 с лишним лет. Но все честно мыслящие люди имеют возможность в этом преступлении убедиться, все документы, десятилетия бывшие запретными, опубликованы в Интернете племянницей поэта Светланой Петровной Есениной.  
                Величие Булгакова состоит и в том, что он не написал ни единой лживой строчки о смерти Есенина, даже в аллегорической форме, даже в сюжетной линии поэта Ивана Николаевича Бездомного в романе «Мастер и Маргарита».  
               Но как же тогда понимать сведения о Бездомном из эпилога романа? О нем повествуется, когда он уже «лет тридцати или тридцати с лишним». А это как раз возраст Есенина в 1925 году, на момент смерти. Бездомный оставил поэтические занятия, как и обещал Мастеру, теперь он «сотрудник Института истории и философии, профессор Иван Николаевич Понырев». С помощью врачей, лечения и постоянных уколов, он почти «нормальный»: «Он знает, что в молодости стал жертвой преступных гипнотизеров, лечился после этого и вылечился» [3; т.5, с.381].  
                Трудно поверить, что Есенина, если бы он остался жив, ожидала подобная судьба. Но мог ли разумный человек, такой, как писатель Булгаков, поверить в самоубийство Есенина? Например, что и Есенин стал «жертвой преступных гипнотизеров»? Вот и приходим к выводу, что эпилог романа содержит аллегорическую пародию на версию самоубийства поэта. Ведь если поэт отказывается от своей поэзии, это тоже своего рода духовное самоубийство.
                С точки зрения Булгакова, за свою жизнь неоднократно оказывавшегося в трудных, и, казалось бы, безвыходных ситуаций, Есенин был «баловень судьбы». Множество изданий с радостью печатали его произведения, ему предлагали редактировать журнал, готовилось к изданию его собрание сочинений. Булгаков об этом мог только мечтать, ему вскоре после смерти Есенина пришлось оставить сначала карьеру писателя, потом драматурга, режиссера, и заниматься поденной работой либреттиста и сценариста. А ведь именно литературный или театральный успех и составляет смысл жизни литератора.  
                 Недаром в заключение своих воспоминаний С. Виноградская писала о Есенине: «Издание полного собрания занимало его. Он заранее предвкушал щупать первый том своих стихов и говорил: - Вот в России почти все поэты умирали, не увидав полного издания своих сочинений. А я вот увижу свое собрание. Ведь увижу!» [10, с.36].  Имеется подтверждение и в письме Есенина: «Этого собрания я желаю до нервных вздрагиваний. Вдруг помрешь — сделают все не так, как надо» [11, т.6, с.184].  
              Разумеется, писатель и литератор Булгаков и не мог поверить, что поэт и литератор Есенин вдруг потерял разум, и сам лишил себя такой желанной возможности. Ведь Булгаков был вынужден долгие годы в конце жизни вообще писать «в стол».  Советские пресса, литературоведение и пропаганда многие десятилетия вдалбливали в головы людей абсурдную ложь о самоубийстве Есенина. К сожалению, вольно или невольно унаследовала эту ложь и нынешняя российская власть 8. .
                 А вот художественное чутье писателя Булгакова и здравый смысл Булгакова-человека и в случае Есенина оказались безошибочными. Булгаков и Есенин, в лучших своих произведениях, писали «против шерсти» 9. Они оба не считали нужным придерживаться и советских партийных догм, и догм религиозных. Их творчество было, по выражению Есенина, «сугубо индивидуальным», как и их политические и историко-философские взгляды. При этом получилось так, что Булгаков оказался под покровительством Сталина, а Есенин – под покровительством Зиновьева и Троцкого, врагов Сталина. Это и определило различие в их судьбах. Здесь многое все еще неизвестно, и во многом еще надо разбираться.
Примечания.
1.        В архиве Булгакова сохранился также листок с набросками стихотворения. Он датирован 28 декабря 1930 г. и озаглавлен «Funerailles» («Похороны»). Об этом см. [2, с.450]
2.           В  доме N10 на Большой Садовой много раз бывал у друзей Сергей Есенин - в кв. 21 жила мать имажиниста В. Шершеневича, а в кв.38 была студия художника Якулова, где Есенин познакомился с Дункан. Студию с ее гостями считают одним из прототипов «Зойкиной квартиры». Булгаков проживал сначала в «нехорошей квартире» 50, а затем в кв. 34 [1, с.164-171].
3.        Сведения о Есенине у Булгакова были не только из прессы и книжных публикаций, но и из личных впечатлений. О них рассказывала его первая жена Т. Лаппа (см. также [2, с.272]. Кроме того, поклонницей Есенина была вторая жена Булгакова - Л.Е. Белозерская, воспоминания которой содержат эпиграф из Есенина «О, мёд воспоминаний!», а ее впечатления от встреч с поэтом в Берлине включают обширные стихотворные цитаты – полностью приводятся два его стихотворения [4, с.72-77]. Одним из близких друзей Булгакова был Н. Эрдман, входивший в состав поэтов-имажинистов второго ряда и общавшийся с Сергеем Есениным в годы расцвета имажинизма.
4.        Из показаний Есенина в 48-е отделение милиции Москвы: «6-го сентября по заявлению Дип. курьера Рога я на проезде из Баку (Серпухов — Москва) будто бы оскорбил его площадной бранью. В этот день я был пьян. Сей гражданин пустил по моему адресу ряд колкостей и сделал мне замечание на то, что я пьян. Я ему ответил теми же колкостями» (протокол допроса от 29/X 1925) [11; т.7, кн.2, с.263-264].
5.        Свой последний скандал Есенин устроил перед отъездом в Ленинград в конце декабря 1925 г. в писательском «Доме Герцена», ставшем прототипом «Дома Грибоедова» в романе «Мастер и Маргарита».
6.        О «зомбированности» даже серьезных советских литературоведов официальной версией смерти Есенина можно понять на примере М. Чудаковой. Если отмечается, что для Булгакова и его друзей «самоубийство Есенина прошло в их кругу «незамеченным» [2, с.505], то и мысли не возникает о возможности убийства поэта. Если приводится суждение Булгакова в период тяжелой болезни (1939), что при самоубийстве «есть один приличный вид смерти — от огнестрельного оружия, но такового у меня, к сожалению, не имеется» [2, с.505-506], то забывают узнать, что у Есенина это оружие имелось. Когда об этом напоминают, то начинаются намеки на «внезапное безумие» или «алкоголизм» поэта, и т.п.
7.        У Булгакова изъяли три тетради дневников за 1921 — 1925 годы, рукопись под названием “Чтение мыслей”, и еще два чужих стихотворных текста, имевших отношение к Есенину: “Послание евангелисту Демьяну Бедному” и пародию Веры Инбер на Есенина — образцы самиздата тех лет [14]. «Послание» тогда приписывали Есенину, но сейчас многие исследователи в его авторстве сомневаются.
8.        Досье «органов» на Булгакова, которое вели с 1922 г. стало доступным для исследователей [14], а вот вопрос, где соответствующее досье на Есенина, остается без ответа даже для родственников поэта.
9.        Это понимал Сталин, сказавший однажды Горькому: «Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет!..» [15].
 
Литература.
              1.  Воспоминания о Михаиле Булгакове: сборник. М., Советский писатель, 1988.   
             2. М. Чудакова. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., Книга, 1988  
             3..М..А. Булгаков. Собрание сочинений в пяти томах. М., Художественная литература, 1990-1992.   
             4. Л.Е. Белозерская-Булгакова. Воспоминания. М., Художественная литература, 1989.  Б.В. Соколов. Булгаков: Энциклопедия. М., Алгоритм, 2003.
              5.   Дневник Елены Булгаковой. Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. М., Кн. плата, 1990.
               6. Н. Шубникова-Гусева. Сергей Есенин и Галина Бениславская. С.-Петербург, Росток, 2008.
              7.А. Кураев. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? – http://kuraev.ru
              8.Летопись жизни и творчества С.А. Есенина. В пяти томах. М., ИМЛИ РАН, 2003-2005.
               9. Мой Есенин. Воспоминания современников. Екатеринбург, У-Фактория, 2008.
              10. С. А. Есенин. Полное собрание сочинений: В 7 т. — М., Наука; Голос, 1995—2002
              11.С.П. Есенина. Истина видится на расстоянии (Вновь о гибели С. Есенина). – http://esenin.ru
             12. В. Мешков. Убийство Сергея Есенина. – http://esenin. niv.ru
             13.  В. Шенталинский. Мастер глазами ГПУ. За кулисами жизни Михаила Булгакова. Новый мир, 1997, №10.
             14.  В. Сахаров. Михаил Булгаков: писатель и власть. М., ОЛМА-ПРЕСС, 2000.
        Доклад на Первых Крымских Булгаковских Чтениях в Евпатории.
 
 
Середа Владимир
Сергей  Есенин и Иосиф Левин 
                                                                                  Я на берегу Гудзона, 
                                                                                     А мысли в Тамбове…                                                                                                           Иосиф Левин.
      Литературно-художественный музей Сергея Денисова в Тамбове открылся 8 декабря 2002 года.  Объем «коллекции коллекций», которая собиралась более сорока лет, на сегодняшний день в фондах музея  составляет  более 7 000 картин, 200 тыс. марок, полмиллиона спичечных этикеток; автографы Анны Ахматовой, Николая Гумилева, Алексея Толстого, Ольги Берггольц и других мастеров слова, рукописи, книги, личные архивы известных в Тамбове людей и т.д. За  восемь лет существования музея посетители смогли познакомиться с небольшой частью  его фонда
           В прошлом столетии  в Тамбове существовал литературный музей Н.А.Никифорова, который почти  восемьдесят  лет  занимался собирательством. Его собрание называли совершенно справедливо «коллекцией имен». Их тысячи. Среди них – писатели, поэты, композиторы, художники, актеры, кинематографисты, президенты, премьеры, генсеки, монаршие особы и их ниспровергатели. Процесс объединения наших музеев начался еще при жизни Н.А.Никифорова и сейчас осуществляется  заключительная  стадия  объединения.
           Среди друзей Н.А.Никифорова были американцы  Рокуэлл Кент, Рафаэль  и Мозес Сойеры, Леонид Опалов и др. . Со многими из них Николая Алексеевича познакомил Давид Давидович Бурлюк,   называвший Никифорова  своим духовным сыном. Он же  присвоил ему псевдоним НАН. Их переписка продолжалась более десяти лет.  Давид Бурлюк познакомил Н.А.Никифорова   с Иосифом Михайловичем Левиным,  профессиональным художником, скульптором, писателем и публицистом. Завязалась переписка, которая связала этих замечательных людей на долгие годы. В первом же письме из Нью-Йорка  в Тамбов И.М.Левин 26 февраля 1962 г.  выслал Н.А.Никифорову  свою книгу со своими же рисунками, (скорее всего это «Сказание о вороне») (1). В  постскриптуме приписал: «В свое время я встречался с Маяковским, Бурлюком и др. писателями».  Но только  в четвертом письме от 4 июня 1962 г.  он впервые называет имя Сергея Есенина: «Мои работы есть в «Заяшных сказках» А. Ремизова, «Иисусе-Младенце» С. Есенина». В этом же письме Иосиф Михайлович спрашивает: «Знавали ли Вы С. Есенина, Мейерхольда?»  Сергея Есенина НАН, конечно, не знавал, так как в 1925 году ему было только  одиннадцать лет.     
          28 апреля 1964 г. И.М.Левин высылает  свою статью-воспоминание  «Сергей Есенин», опубликованную  в газете «Новая заря» и  приуроченную  к своеобразному юбилею С. Есенина. Начинается она словами: «Сорок лет как Есенин посетил Нью-Йорк. С Есениным впервые я встретился в Москве в 1918 году. Светло-голубые глаза, льняные волосы, прямая, статная фигура. Он носил тогда цветные рубашки и казался милым пастушком, убежавшим из деревни. Встреча вышла короткой».  
         26 июня 1918 г. в эсеровском «Голосе Трудового Крестьянства» публикуется  анонс готовившегося нового издания «Красный пахарь», редактировать  который  должны были А. Измайлович, В. Левин, Н. Курдюмов, Сорокина.  Был напечатан список  предполагаемых авторов: «I. Портреты и рисунки Пастернака, Иос. Левина и др. II. Стихи и рассказы Сергея Есенина, Петра Орешина, Николая Клюева, Алексея Чапыгина, Александра Ширяевца и др. III. Статьи Вл. Бакрылова, Р.В. Иванова-Разумника, Евгения Лундберга, Вен. Левина, Марии Спиридоновой и др.» (2).    Можно предположить, что, если бы  Блюмкин не совершил покушения на  Мирбаха, после чего  большевики  закрыли все издания социалистов-революционеров, то дружба художника  Иосифа Левина с поэтом  Сергеем Есениным могла быть крепкой  уже в 1918 году. Впрочем, история, как известно, не терпит сослагательного наклонения.
           Встречи И.Левина с Есениным  продолжились в Москве. «Я часто встречался с ним в кафе имажинистов под названием «Стойло Пегаса» на Тверской, - вспоминал И.Левин- Туда приходили поэты, друзья и публика. Бывали там А. Мариенгоф, А. Кусиков, художник Якулов, работающий для «Камерного театра» Таирова и др. Сквозь табачный дым на все глядел с полки над входной дверью деревянный бюст Есенина работы скульптора Коненкова (позднее эмигрировавшего в США, но потом вернувшегося и теперь находящегося в Москве). Много раз мы с Есениным собирались писать его портрет, но стоило только начать, как приходила толпа почитателей и просили читать стихи» (3).
            В своей книге «Скифы» русской революции» Я.Леонтьев пишет, имея в виду 1920 год,: «Вероятно, во время одного из приездов произошел запечатленный в стихотворной форме младшим братом Левина (Вениамина - В.С.) Иосифом случай:
Раз бродили с ним по Москве,   
Снег навален с боков террасами,
На какой-то кривой версте
Завернули в «Стойло Пегаса».
 И в дыму под стук кастаньет,
 он читает «Москву кабацкую»,
 был во фрак и цилиндр одет,
 под манеру одну залихватскую» (4).
         . «События меня забросили в Сибирь, а позже – в Китай с моими выставками картин, - вспоминал И.М.Левин. -  Во второй раз я встретился с поэтом в 1923 г., тоже в Москве, куда он вернулся из поездки по Европе и Америке вместе с Айседорой Дункан. На этот раз меня поразила большая перемена в нем: светлые волосы потемнели, приняв пепельный цвет, глаза выцвели, как выцветает ситец, лицо бледное, мешки под глазами и он несколько сутулился в своем новом американском костюме» (5).                    
           Далее в статье   описываются другие  встречи с поэтом: «Помню один вечер в Политехническом музее в Москве, - писал И.М.Левин. - Он читал свою поэму «Страна Негодяев»… Голос хрипел, он был простужен, но, тем не менее, сильно захватил чтением слушателей. Есенин был в смокинге и цилиндре, из которого он так любил кормить овсом лошадей на Тверской. Сильно напудренный, слегка покачиваясь, что он всегда делал во время чтения, бросал огненные слова, где сидели люди, сплошь в гимнастерках, френчах и шинелях. Цилиндр и фрак служили Есенину средством протеста. Его стихи тогда перестали печатать и травили его самого» (6).   
          Несомненно, встречи Вениамина Левина с Сергеем Есениным имели место  в 1920 г., а вот прогулки его младшего брата  Иосифа с Сергеем Александровичем, скорее всего, надо датировать 1923 годом. Можно предположить, что именно  тогда поэт  и полюбил «кормить овсом лошадей на Тверской» из цилиндра.   
          Заканчивает И.Левин свои воспоминания описанием  похорон  Сергея Есенина: «Последняя моя «встреча» с поэтом была перед гробом, когда я всю ночь зарисовывал лицо покойного. Рядом со мной скульптор Цаплин лепил его из глины. По фасаду дома была растянута черная лента и большими буквами были написаны слова: «Тело великого русского национального поэта Сергея Есенина покоится здесь». В небольшой зале гроб был окружен венками из цветов. Глядя на лик покойного, мне вспомнились слова В.А. Жуковского, написанные им на смерть Пушкина: «Что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Это не был ни сон, ни покой: не было выражения ума, столь прежде свойственное этому лицу: не было также выражения поэтического, нет! Какая-то важная удивительная мысль на нем развивалась: что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубоко удовлетворяющее знание».
            Глядя на лицо умершего Есенина, можно было видеть горькую улыбку возле губ и детское выражение, как будто он только что плакал. Трудно было примириться с мыслью, что его больше нет с нами, что не будет больше живых встреч, что оставили в душе такой след.   
           Во время зарисовки я заметил, как в залу вошли простые люди крестьянской складки. То были его родители. Они не плакали, не убивались, стояли тихо смиренно, ничем не проявляя себя. Раз только всех попросили выйти из залы. Говорили, что родители просили отслужить панихиду.  
            Когда я закончил два рисунка с покойного, пробивался в окна рассвет декабрьского утра. Зала быстро стала наполняться народом. В публике я узнал Вс. Мейерхольда и его жену З. Райх, бывшую жену Есенина, Качалова и других артистов Художественного Театра и поэтов» (7).
           О своих рисунках И. Левин писал неоднократно Н.А.Никифорову. «В местной газете прочел о том,  - писал он 23 марта 1964 г., - что некий Ю. Прокушев в Москве собирает материал для издания книги воспоминаний о С. Есенине, в издательстве «Московский рабочий». Я послал ему письмо, говоря о том, что у меня есть довольно интересный материал: книжка стихов, подписанная поэтом, рисунок с покойного, сделанный мною, когда он лежал в гробу в «Доме «Союза Писателей» в Москве, нигде еще не бывший в печати. Целая эпопея о его пребывании в Нью-Йорке., фотостат с его письма, написанного после одной бурной вечеринки и многое другое. Запросите т. Прокушева, интересует ли его все это. Ведь я и мой покойный брат были очень близки с Есениным». 
          Очевидно, Н.А.Никифорова предложение И.Левина заинтересовало больше, чем Ю.Л.Прокушева.  Тема  уникального рисунка  неоднократно поднималась  в их переписке.   «Сделал снимок с Есенина в гробу, - пишет Иосиф Михайлович, - но боюсь его посылать, ведь пропадет в дороге» (Нью-Йорк, 15 мая 1964 г.). Следующее письмо: «Если Вы будете в Финляндии, то хорошо бы иметь Ваш адрес, куда можно послать Вам рисунок с Есенина» (Нью-Йорк, 27 мая 1964 г.) И на следующий год с  беспокойством: «Я как-то выслал Вам давно фотографию с рисунка сделанного мною с покойного, когда он лежал в гробу, выставленном в доме союза писателей, в Москве, в 1925 г. Эту фотографию, очевидно, Вы не получили. У меня есть другая. Я на этот раз сделаю клише и пришлю Вам оттиск» (Нью-Йорк, 23 февраля 1965 г.). Через несколько дней: «Клише с Есенина вышлю, как только оно будет готово. Очень был обрадован, что фото с Есенина Вы получили» (Нью-Йорк, 12 марта 1965 г.). Той же осенью: «Ваше милое письмо с извещением о получении материала о Есенине я читал и радовался. Спасибо за теплые слова» (Нью-Йорк, 3 октября 1965 г.).   
           И.Левин сообщает 12 марта 1965 г.  Н.А.Никифорову: «Я получил приглашение выступить по радио, прочесть о Есенине, его стихи, а также прочесть мою поэму «Человек в цилиндре».  Еще через три недели: «Буду Вам очень благодарен, если прочтете на юбилее Есенина мою поэму. Я уже сделал три доклада о нем и теперь, 6-го апреля, приглашен говорить о Есенине на радио, Как жаль, что волна не дойдет до Вас, но отзыв будет и в Сан-Франциско и тогда я Вам его пришлю». И в конце года, как творческий отчет: «Посылаю Вам к годовщине С. Есенина добавочные вырезки из «Новой Зари». Пошлите их в с. Константиново. Если у Вас их нет, то я пришлю их Вам позже». (Нью-Йорк, 3 декабря 1965 г.).
           И.Левин делится своими творческими  планами. В октябре 1965 г. писал Н.А.Никифорову: « …была прислана партия корректуры моей книги стихов и поэм под девизом «Улов». В книге будет поэма «Человек в цилиндре», посвященная Есенину, и рисунок с него, на смертном одре. Кроме того, - мой автопортрет и рисунки абстрактного содержания. Так что лето провел в труде над книгой, которая, надеюсь, выйдет из печати в начале декабря. Вам пошлю первому экз. кн. Когда получите, пришлю добавочные с тем, чтобы Вы смогли их передать в музей им. Есенина, а также Никитиной в коллекцию. Я хотел бы передать книгу в библиотеки Москвы и Ленинграда, потому что в столицах Америки Соед. Шт. и Европы моя книга и брата имеются». В этом же письме: «Я был очень рад, что Вы показали в Рязани мои работы литературные и художественные (рисунок с Есенина)» (Нью-Йорк, 28 октября 1965 г.).  
           В 90-е годы я редактировал тамбовскую областную демократическую газету «Послесловие»,  в которой помещал рассказы и статьи Н.А. Никифорова. Одной из них: «И все-таки убийство…» автор предпослал эпиграф:
 
«И хлестала кровь из рук,
Обмакнув в ней перо стальное –
Написал: «До свиданья, мой друг».
А потом и все остальное…
                                  Иосиф Левин.
                           Нью-Йорк, 1949г».
         Заканчивается статья постскриптумом: «Сегодня впервые в России публикуется рисунок художника Иосифа Левина. Это портрет Есенина на смертном одре, сделанный 30 декабря 1925 года. Иосиф Михайлович подарил мне его в октябре 1969 года в Москве, когда мы встретились на знаменитых «Никитинских субботниках», где собирались многие литераторы» (8 ).
             Н.А. Никифоров, получив подлинник рисунка И.Левина,  через несколько лет, очевидно,  вернулся к вопросу о втором рисунке. Ответ художника  пришел из Парижа.: «Благодарю Вас за то, что показываете мои книги любителям словесности. Пробовал несколько раз набрасывать голову Есенина, и не получается. Вероятно, необходимо соответственное чувство. Каждый раз получается что-то другое. Я вообще не могу копировать свои рисунки, поищу среди своих бумаг оттиск клише и вышлю Вам, если это может служить вместо рисунка» (Париж, 10 июля 1972 г.). И все-таки через неделю он сообщает: «Посылаю Вам скопированный рисунок. Не знаю, будете ли Вы удовлетворены». И в конце письма: «Дайте знать, что получили рисунок» (Париж, 18 июля 1972 г.)  
             На протяжении всей жизни в эмиграции Иосиф Левин популяризировал Сергея Есенина, пропагандировал его творчество. «Доклад мой о творчестве Есенина, - писал  он Н.А.Никифорову, - по просьбе, был повторен в другом месте и поступила просьба прочесть поэму «Человек в цилиндре» еще на другом собрании». (Нью-Йорк, 23 февраля 1965г.)  В конверт вместе с этим письмом была вложена вырезка из газеты –  заметка Б. Касселя «Годовщина кончины С.А. Есенина. (Воздушной почтой «Новой заре»). В ней сообщалось: «16-го января с.г. в студии художника и поэта Иосифа Левина состоялся литературный вечер нью-йоркских поэтов и писателей, почтивших память 40-летия кончины Сергея Александровича Есенина (1925г.)   Иосиф Левин сделал доклад о творчестве покойного поэта, а также прочел свою поэму «Человек в цилиндре», посвященную С. Есенину и прочел главу из своей книги (роман) – «Передел» под заглавием «Есенинская Москва». Иосиф Левин так же показал рисунки, сделанные им с покойного Есенина, когда последний лежал в гробу, выставленном в ночь на 31-е декабря 1925г. в Доме союза писателей в Москве. Собравшиеся друзья и почитатели покойного поэта глубоко были захвачены материалом, посвященным памяти поэта. Настоящим докладом открыт год поминания великого русского поэта Сергея Есенина» .    
            Нигде в своих письмах И.Левин  не называет свой роман «Передел» автобиографическим, хотя,  очевидно, его можно считать таковым, так как  автор наделяет главного героя то фактами своей биографии, то чертами брата Вениамина.  Специальной главы под заглавием   «Есенинская Москва» в «Переделе», к слову сказать, нет, но есть строки, посвященные Сергею Есенину. Уже в начале романа главного героя Петра Кашина в кандалах привозят в Иркутск и там освобождают. Он идет в редакцию на розыски знакомых. Редактор делает ему заказ: «Дайте нам статью о новой литературе, скажем о Блоке, или о Есенине, Клюеве…» Петр ответил: «Я напишу о Есенине» (9). Эпизод, когда Кашин знакомит свою  подругу с Есениным и Айседорой очень напоминает то место воспоминаний Иосифа Левина, где идет речь о встречах с поэтом в «Стойле Пегаса». И даже заканчивает описание встречи в кафе словами: «Кашин пробует делать зарисовки с поэта, но все время мешают поклонники» (10). 
          В переписке есенинская тема активно обсуждалась в 1975 г.  21 апреля И.Левин писал из Парижа Н.А.Никифорову: «Спасибо за письмо с вложением Есенинианы. Вы мне напомнили, что в этом году ему бы исполнилось 80 лет»  Вероятно, Иосиф Михайлович задумался и о своем возрасте - ведь они с Есениным были ровесники – и о дальнейшей судьбе своих материалов, связанных с биографией и творчеством поэта. «Ваша «Есениниана», - пишет он Н.А.Никифорову через три недели, -  меня настроила найти мои статьи и стихи, посвященные  Сергею Есенину. У меня,  кроме своих, много материала и моего покойного брата, который также встречался с Сергеем Александровичем и кроме статей написал целую книгу о жизни и творчестве Есенина. Если бы лично Вам, я передал бы этот материал на хранение в литературный музей, но по почте он не дойдет до Вас, а материал из первых рук, я считаю уникум, ибо он свидетельский, с документами, которые Есенин лично, при встрече с братом в Нью-Йорке ему передал. В этом письме шлю Вам стихи, посвященные  мною Сергею и статьи. Пришлю Вам еще, что можно». За время переписки с Н.А.Никифоровым  И.Левин прислал в Тамбов более сотни рукописей и вырезок со своими статьями, главным образом, из «Новой зари». С другими газетами он не сотрудничал по принципиальным соображениям.  
               Иосиф Левин постоянно обращался в своих стихах и прозе к образу Сергея Есенина, его биографии и творчеству. Кроме статьи «Сергей Есенин», в газете «Новая  заря» была опубликована его статья «А. Блок, С. Есенин и В. Маяковский», в которой автор пишет: «Надо хорошо уяснить, что Есенин до революции ни разу не подпал под влияние подпольной организации, и ни разу не отдал свою лиру какой-нибудь партии. Есенин был сын народа, крестьянин. Он сознавал всю ответственность своей миссии, которую предстояло выполнить».    
             В  статье «Поэты 20-х годов» И. Левин пишет о Маяковском, Пастернаке, Цветаевой, Фадееве, Блоке, но, несомненно, самые добрые, и вместе с тем грустные,  слова он оставляет для Есенина: «Когда «старая, кондовая, избяная Россия» Блока ушла навсегда в прошлое, вместе со старой есенинской деревней: «Я последний поэт деревни», а новая еще не народилась, Есенин в своих песнях давал этот переходный период истории в муках, оставаясь чистейшим лириком. Старая Россия не ушла в прошлое без своего выдающегося поэта-певца, она взяла его с собой, но она обрекла его в жертву, он был правдив и искренен до конца, в то время, когда многие скрывались под лживой маской. Есенину был отпущен необыкновенный талант, он вошел в литературу, как поэт, ищущий «Града иного». Об этом он прекрасно сказал в своей поэме «Инония», когда он пророчески предсказывал, куда мы идем» (11). 
              Среди героев его статей, очерков, рецензий  -  Маяковский, Ремизов, Пикассо, Мейерхольд, Маковский, Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина и многие, многие другие. Это все  друзья и знакомые И.Левина. Следует  сказать, что  Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Беллу Ахмадулину и  многочисленных тамбовских поэтов с Иосифом Михайловичем Левиным  познакомил Николай Алексеевич Никифоров.   И.Левин писал  рецензии на книги Н. Никифорова,  очень был ему благодарен за расширение круга друзей, как в России, так и в Америке. И в  своих материалах непременно возвращался к Сергею Есенину.   
            Вот он в письме делится воспоминаниями о встрече с А.Вознесенским в Америке в 1966 году: «…Мы обменялись книгами. Я ему подарил свой «Улов», а он мне дал «Антимиры». Я  о нем написал три статьи в «Новой  Заре», высоко ставя его мастерство, даже выше Евтушенко, о котором я в свое время тоже писал. Я дал большую статью о «Братской ГЭС». С Евтушенко мне не удалось встретиться, то он в Нью-Йорке, а я в Париже, то наоборот» (Париж, 15 мая 1967г.).  
           В статье  «Поэт А. Вознесенский», процитировав его стихотворение об Америке:
«Может ты душа Америки,
 уставшей от забав?
 кто ты, юная химера
 с сигареткою в зубах?»,
Иосиф Левин вновь  обращается к Есенину: «Нам это подсказывает о юной химере, о которой еще С. Есенин сказал в своей поэме «Инония»: «И тебе говорю, Америка, отколотая часть земли».                    
            Высоко оценивая «Братскую ГЭС» Е.Евтушенко,  И.Левин  вспоминает Есенина: «Поэма, вроде «Илиады» Гомера, ее надо хорошо изучить, чтоб понять. Она написана просто и, вместе с тем, сложно. У Евтушенки порой слышатся Блок, Есенин, Маяковский, об этом он сам говорит в своей молитве в начале поэмы».
              И в стихах тамбовских поэтов И.Левин непременно находил есенинские мотивы. Уже через несколько месяцев знакомства с Н.А. Никифоровым он начал публиковать рецензии на сборники тамбовских поэтов, которые по его просьбе посылались  ему в Нью-Йорк и Париж.  
            В рецензии на стихи поэта В.А. Журавлева И. Левин не скрывает своего  восторга: «Я раскрыл книжку стихов «Притамбовье» Журавлева и оттуда полились такие свежие строки, которые могут быть сравнимы с майскими днями в Тамбове». Приведя несколько цитат из сборника, продолжал: «У Журавлева любовь к человеку идет впереди, как девиз. Что особенно поражает! Если у Есенина природа сострадает поэту, достаточно вспомнить только одно его стихотворенье: «О пашни, пашни, пашни, Коломенская грусть, На сердце день вчерашний, А в сердце светит Русь», то у Журавлева природа совсем иная потому, что поэт сам перестраивает природу…» (12). Приведя отрывок из стихотворения «Урожай», И. Левин говорит: «Этот стих напомнил  мне «Песнь о Хлебе» С. Есенина» и приводит строки о людоедке-мельнице.  
         Не менее эмоционален и отзыв на  сборник «Красное лето» С. Милосердова: «Просто чудо! Полна богатырями русская земля. В данном случае - поэтами. Как спелые колосья вызревают они. Мне довелось писать о Марине Цветаевой, В. Хлебникове, С.К. Маковском, С. Есенине, А. Блоке и др. О новых поэтах приходится думать уже в рамках сходных с прежними, жившими в серебряный век русской литературы.» (13). Процитировав автора:
 
 «А вдали за хлебами,
 на раздолье лугов
 костяными серпами
 машет стадо коров»,   
           И.Левин находит аналогичные образы в есенинских стихах.  
           В отзыве на  сборник  Сергея Голованова «Равнина неоглядная» (Тамбов, 1961) автор   проводит параллель сначала с творчеством земляка и приятеля С. Есенина Ивана Евдокимовича Ерошина, а потом и самого Сергея Александровича: «Мне запомнились стихи другого крестьянского поэта Ивана Ерошина:
   «О, изба, непочатая книга,
 Нераскрытая книга всех книг».  
          Голованов знает деревню и поэтому ему так близки ее радости и печали. В этом он роднится с И. Ерошиным. Мне казалось, после стихов С. Есенина, «Я последний поэт деревни» больше уж не будет телок крестьянской темой стихов, потому что «Степных лошадей, обогнала стальная конница» (С. Есенин), а вот оказывается,  эта тема все еще волнует и не сходит с актива и в колхозной деревне» (14).  
         Друг  И. Левина и Д. Бурлюка поэт Леонид Опалов   при посещении  Иосифа Левина  узнал от него,  что в Париже, тот  провел несколько литературных вечеров, из которых один был посвящен памяти покойного брата Вениамина Левина.  На одном из вечеров  И.Левин,  прочел главу из книги В.М. Левина: «О Есенине», которая  была подготовлена к печати.    Присутствовавший на том вечере Сергей Константинович Маковский высоко оценил покойного поэта Вениамина Михайловича Левина и поддержал мысль об издании его произведений  «Золотое Детство» (проза),  «Есенин в Америке», «Письма, статьи и стихи» (15).
 Надо сказать, что воспоминания В. Левина "Есенин в Америке" И. Левин опубликовал еще в августе 1953 года в "Новом русском слове" и потом в сокращенном варианте - 3 ноября 1965 года в "Новой заре".
  После смерти брата, на творчество которого Сергей Есенин  оказал огромное влияние, И. Левин издал сборник стихов В.Левина «Лик сокровенный», отредактировав его, оформив обложку, изготовив марку издательства и дополнив биографическим очерком. Первое издание вышло в Нью-Йорке в издательстве «Гриф» тиражом в 200 экземпляров в 1954 г., второе там же в 1956 г., таким же тиражом.  
           1 августа 1962 г. И.Левин  сообщал Н.А.Никифорову: «Подготовил к печати сборник избранных стихов, роман, пьесу и две книги брата. Одна «О Есенине»,  другая повесть «Золотое детство», итого пять книг»  Трудолюбию этого человека мог бы позавидовать любой трудоголик. «За лето я написал для целой выставки, - писал  он  из Парижа 18 октября 1973 г. уже в семидесятивосьмилетнем возрасте, - около 20-ти холстов и больших, около  2-х метров вышины. Сам удивляюсь своей работоспособности»  Почти каждое его письмо – это своеобразный отчет о проделанной работе. За год он мог нарисовать  полсотни картин, завершить  роман,  издать сборник стихов,  написать десятка два-три статей, изваять десяток скульптур и при этом отнюдь не пренебрегал эпистолярным жанром.  
           Иосиф Михайлович Левин, несомненно, был человеком увлеченным и увлекающимся. Таким увлечением для него стало  творчество американского поэта Эзры Паунда. Прочитав несколько его стихотворений на английском языке, он тут же стал  переводить их на русский. «Поэзию Эзра Паунда, - пишет он Н.А.Никифорову 28 апреля 1964 г., - я сейчас перевожу на русский и у меня составляется уже целая книга. Из моей статьи о нем Вы можете судить, что это за поэт. Его судьба чрезвычайно необыкновенна. Здесь его знатоки считают гением. Его поэзию нужно знать русским читателям. Он начал в двадцатых годах «имажинизм». Взял ли Есенин у него идею, и изменил в русском фольклоре, точно я еще не установил. Я хотел бы эту книгу стихов предложить Госиздату. Как это лучше сделать?»   Через полтора месяца он   сообщает: «Выслал Вам в двух конвертах переводы поэзии Э. Паунда. Всего будет пять посылок. В одном конверте фотография поэта, а  также биографические сведения о нем» (Нью-Йорк, 12 июня 1964 г.). Биографию американского поэта И. Левин  писал сам. Скорее всего, связи американского имажинизма с российским он не обнаружил, по крайней мере, в письмах Н.А.Никифорову  к этой теме больше не возвращался.   
          Иосиф Левин большую часть жизни прожил за рубежом, но всегда оставался российским патриотом, хотя в западной прессе его и называли «натурализованным американцем».  Тем не менее, 10 сентября 1966 г. он писал  из Парижа, по пути на родину: «Я до сих пор считаю Союз своей  первой и единственной родиной, и мне хочется пробыть  как можно дольше, чтобы выяснить, могу ли я совсем остаться в Союзе».  После возвращения из СССР в Париж писал 30 октября 1967 г.:  «Последние дни в Союзе были так расписаны, что мы едва успевали поесть и неслись осматривать выставки и делать последние визиты… Теперь еще больше стал скучать по родине». Спустя шесть лет, 2 августа 1972 г.,  он напишет тамбовской поэтессе Майе Румянцевой: «Милая Майя Александровна! Благодарю Вас за Ваше участливое письмо. Мне запомнилась одна Ваша подпись на Вашей книге, присланной мне давно, в которой Вы заботливо говорите о том, чтобы мне не сбиться с дороги на чужбине. В этом случае мне помогает наш русский язык и наша дорогая поэзия, с которой я не расстаюсь все эти годы на чужбине». В последующих  письмах Н.А.Никифорову звучит все та же ностальгия: «Получил Вашу открытку из Ленинграда. Она доставила мне радость увидеть Мойку и Исаакий. Это ведь район моего детства, как Вы знаете. Вы даже видели дом и окна,  я Вам показывал, где я родился. Вы пишете, что отправляетесь в Благовещенск, вообще на Восток. Если будете в Чите, найдите здание (если оно еще существует) быв. Пассаж «Второй», где я расписал большую стену, сделав фреску мне порученную Иннокентием Жуковым… В Чите я прожил около 3-х лет. Там молодость моя текла, и первая моя выставка картин прошла…».  В другом письме И. Левин просит  отыскать  для него  в Чите  оформленную  им и изданную братом книгу  Сергея Есенина «Иисус-Младенец». В случае неудачи рекомендует поискать в Харбине.  
          Еще одна удивительная черта  И.Левина – его любовное  отношение к природе, которое можно сравнить, пожалуй, только с есенинским. Это отчетливо  проявляется в его  стихах, романах, письмах и даже литературоведческих  статьях. В  его лирической заметке «Лето красное» воспевается  приличный участок  вокруг его дачи (в Нью-Сити, или Новограде, как называет его Левин), на котором есть место   курам, черепахам, скунсам, белкам, сусликам, зайцам и даже журавлям и аистам. «На рассвете слышу крик фермера, он загоняет с ночного пастбища коров, - пишет И.Левин. -  Невольно вспоминаю детство в деревне и пастушка игравшего на дудочке… Сколько было прелести в этом звуке и романтики… Сожители мои: кот, щенок породы овчарки и куры. Кот по временам приносит к моим ногам мертвую полевую мышку, либо птичку. Привязывал ему на шею колокольчик, чтобы отвадить его от душегубства. Кот умудрялся и с колокольчиком ловить все, что движется в траве» (16).  В  рассказе об обитателях своего имения автор дважды цитирует С. Есенина. Говоря о недопустимости «душегубства» пишет: «Пропел же нам поэт «Песню о хлебе»:  «Режет серп колосья, как под горло режут лебедей». Сам Иосиф Михайлович несколько часов отгонял  шестом змею от птичьего гнезда, потому что: «Я должен Вам сказать, из принципа не убиваю ни животных, ни даже насекомых…».
        Иосиф Михайлович Левин оставался восторженным романтиком до конца своей жизни. Во время поездки по югу Франции он писал 15 сентября 1970 г. Н.А.Никифорову: «Были в горах Савойи. Из окна комнаты был виден Монблан и «Шамони». Это родина поэта Ламартина. После двух месяцев пребывания там, проехали по дороге Наполеона. Это вроде Военно-Грузинской дороги. Целый день, с 8-ми утра до 8-ми вечера, в машине по горам Альп. Фантастика!».  Искреннюю  радость  выразил по поводу дорогого для него подарка от Н.А.Никифорова: «Благодарю вас также за присылку каталога Есенинского музея с листиками березы. Эту реликвию храню как зеницу ока и показываю поэтам и писателям, как редкость».  Оптимизм этого человека можно черпать из каждого его письма.  15 мая 1975 г. писал в Тамбов: «Скоро получу цветные снимки с моих холстов «Космического реализма» и отошлю их вам. По этим снимкам вы можете судить о работе, которую я проделал, сам себе дивлюсь, и которая успешно продолжается. Похоже, на старости я сызнова живу, хотя и болею, но старости говорю, когда она стучится в дверь: «Меня дома нет!»
           7 июля 1979 г. в Тамбов пришла печальная весть.  Племянница поэта и художника писала Н.А.Никифорову: «Дорогой и многоуважаемый Николай Алексеевич! Мой дяд умер у меня в Мазане 12 июня 1979 года».  И.М.Левин умер от рака.
  Примечания:    
         1.Левин И.М. Сказание о вороне. Нью-Йорк, «Индер-Зверь», 1945.
         2.Леонтьев Я.В.  «Скифы»  русской революции. Партия  левых эсеров и её литературные попутчики. –М., АИРО-ХХ1, 2007. – С. 218.     
         3.Левин И.М.  Сергей Есенин.  -  «Новая Заря»,  1963, 19 октября.            
         4. Леонтьев Я.В.  «Скифы»  русской революции. Партия  левых эсеров и её литературные попутчики. –М., АИРО-ХХ1, 2007. – С. 210.              
          5. Левин И.М. Сергей Есенин.  -  «Новая Заря»,  1963, 19 октября.          
          6.  Там же.          
          7. Там же.           
          8. Никифоров А.Н.  «И всё-таки убийство…». – «Послесловие, 1995, ноябрь.             
          9. Левин И.М. Передел. Париж-Нью-Йорк, «Гриф», 1967. – С.20.  
         10. Там же. С. 81 – 82.          
         11. Левин И.М. Поэты 20-х годов.  – «Новая Заря»,  1971, 20 января.
         12. Левин И.М.  Поэт В.А.Журавлев.  -  «Новая Заря»,  1962, 4 августа.
         13. Левин И.М.  Красное лето. – «Новая Заря»,  1962, 26 октября.
         14. Левин И.М.  Сергей Голованов. – «Новая Заря»,  1962, 16 ноября.
         15. Опалов Л.  К годовщине кончины Вениамина Левина. – «Новая Заря»,  1961, 6 декабря.           
          16. Левин И.М.  Лето красное.  -  «Новая Заря»,  1963, 29 октября.
 
  
 
О малоизвестных воспоминаниях о С.Есенине
 
 
 Гопп Филипп
В те давние времена
 
Филипп Ильич Гопп родился и провел юность в Одессе.  Во время гражданской войны  во время уличных боев в городе был контужен. На долгое время оказался прикованным к постели. Начал писать. В начале 20-х годов переехал в Москву, стал печатать в столичных газетах рассказы, сюжеты некоторых из них использовались для сценариев в кино.  В мемуарах писал о современниках, с которыми встречался и общался. Был близким другом писателя и драматурга Ю.Олеши.  В воспоминаниях об Ю.Олеше имеется рассказ Ф.Гоппа о встрече с поэтом Сергеем Есениным, который предлагается читателю, так как в мемуарные сборники о поэте этот эпизод не включался.
 
      «Я спросил Олешу, был ли он знаком с Есениным.
         - Видел Есенина всего один раз в жизни. У Валентина Катаева. Есенин там пробыл недолго, я не успел с ним даже познакомиться.
          - А я был знаком с Есениным, он читал мне свои стихи.
          - Расскажите мне об этом, Филипп, - попросил Олеша.
          И я рассказал.
          Произошло это за несколько месяцев до смерти Сергея Есенина. Я жил тогда на Рождественке в старом двухэтажном доме, от которого теперь и помина не осталось. В это время я уже был знаком с поэтом Иваном Приблудным.  Он был широкоплечий, с богатырски развитой грудью парень. Человек, несомненно, способный, он на литературных вечерах с особенным успехом читал свое стихотворение о России. Написанное под  влиянием Есенина, с которым Приблудный дружил, оно прославляло крестьянскую Россию, было явно антиурбанистическим.  Успех же этого стихотворения объяснялся горячей любовью поэта к своей стране, гордостью за свой народ.
          Приблудный был женат на дочери какого-то профессора, но вел цыганский образ жизни. Его всегда можно было видеть с маленьким чемоданчиком в руке.  В этом чемоданчике заключалось всё хозяйство поэта: зубная щетка, зубной порошок, полотенце, майка, трусы, тетрадка со стихами и карандаш. Приблудный часто ночевал у знакомых, а порой и у малознакомых людей, но, несмотря на такую кочевую жизнь, был очень чистоплотен.  Как-то раз Приблудный напросился ко мне ночевать. Потом, время от времени,  он появлялся у меня по ночам оригинальным способом английский замок входной двери: от могучего рывка Приблудного язычок замка просто выскакивал из гнезда.
        Однажды на рассвете я внезапно открыл глаза, словно почувствовал какой-то удар.  Однако никто до меня и пальцем не дотрагивался.  Я открыл глаза и увидел, что в комнате стоит небольшого роста, очень элегантный молодой мужчина.  Он курил дорогую папиросу.  В комнате горел свет, и незнакомец  внимательно смотрел на меня своими синими, немного поблекшими глазами.
     - Проснулся, - сказал незнакомец.
     - Здравствуйте, товарищ Есенин, - сказал я и сел на тахте.
     - Вы меня знаете? – спросил Есенин.
     - Кто же вас не знает! – с восторгом воскликнул я.
     На мгновение довольная улыбка осветила усталое, печальное лицо Есенина.
      Мой восторг от этого чудесного посещения был настолько велик, что я с ходу стал читать стихи Есенина.  Он не прерывал меня ни на минуту,  внимательно, чуть наклонив голову, словно чужие, слушал стихи.
     - Читаете  вы неплохо, - сказал Есенин, когда я остановился. –Вы комсомолец? – спросил он меня после небольшой паузы.
        -Да. А откуда вы это знаете? – в свою очередь спросил я.
         - По глазам вижу, - сказал Сергей Александрович.
       - Кто-то хмыкнул за спиной Есенина, и только тогда я увидел Приблудного, который стоял, опершись о дверной косяк.
        Помолчав немного, Есенин сказал:
       - Люблю бродить по ночным улицам… Приблудный говорил мне, что вы пишите стихи…
       - Писал, - смущенно пробормотал я.
     - Писал! Вы сказали это так, как будто вам уже лет шестьдесят и вы решили перейти на прозу. Сколько вам лет?
       - Девятнадцать, - ответил я.
     - А мне скоро уже тридцать… да разве стихи бросишь? – сказал Есенин.
        - На столе лежал толстый журнал, раскрытый на каких-то стихах. Есенин подсел, прочел вслух два-три четверостишия, потом сказал:
      - Дрянь!
       - Почему? – удивился я.
        - Потому что неживое.
       - Нужно ли говорить о том, что подразумевал Есенин, говоря о стихотворении «неживое»! Всё то, что было деланно, выдумано,  не шло от сердца, не было пронизано чувством  и вместе с тем не имело признаков настоящего мастерства,  -  всё  это он считал неживым, мертворожденным.
      - Вы вот лучше послушайте мою последнюю вещь, - сказал Есенин.
      И он стал читать мне своим хрипловатым, проникающим в душу голосом. Читал долго.
 
…Месяц умер,
Синеет в окошке рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И разбитое зеркало…
 
         Так я от самого Есенина услышал его поэму «Черный человек».
          Я был потрясен не только силой этого удивительного произведения, но и той болью, которая звучала в голосе поэта.  Никогда, до самой смерти, не забыть мне этот московский рассвет и эту мою встречу с Сергеем Александровичем Есениным…
               «Звезда», 1975, № 8, с.191 – 192.
 
 
Паркаев Юрий
«В лайковой перчатке смуглая рука…»
(Воспоминания  Ларионова Георгия  Петровича).
 
    "Осенью 1923 г. мне исполнилось 14 лет. Жил я в то время с родителями в большой уплотненной квартире в самом центре Москвы, рядом с Кремлем — в Лебяжьем переулке. Мы занимали две комнаты, одну комнату — очень шумный сосед Семен (не помню ни отчества, ни фамилии) и две комнаты — артист Александр Борисович Оленин с женой, тоже артисткой в театре Таирова. Фамилия ее была Горина, а настоящая фамилия Оленина была Гиршберг, Оленин — псевдоним. С Олениным мои родители находились в дружеских отношениях, а вот с соседом Семеном отношения были напряженные: он любил прикладываться к. стаканчику, и когда бывал пьян, ругал жену совершенно непотребными словами. Самое "приличное" слово среди его брани было слово "сука". Я долго был уверен, что слово это — матерное, до тех пор, пока не узнал — что же оно на самом деле означает. Но это так, к слову. Однажды вечером (это было вскоре после моего дня рождения) дядя Саша (Оленин) пригласил моих родителей к себе, сообщив, что завтра у него будет в гостях известный поэт Сергей Есенин. Вообще, они крутились в одних компаниях, а дядя Саша писал недурные стихи.
         О Есенине в нашем доме говорили часто и много. Родители  (отец работал в кинотеатре тапером, мать — костюмершей в театре) любили литературу, ходили на поэтические вечера и диспуты. Мама сама сочиняла стихи и даже поэмы, хотя никогда ничего никому не показывала и, конечно, не печатала. Что касается Есенина, то я  к своим 14 годам знал, что это очень известный в стране поэт, что на его вечерах всегда полно народу и что он всегда бурно выступает. Слышал разговор своих родителей и о том, что поэт ездил за границу вместе с иностранной звездой — Айседорой Дункан, танцующей босиком на сцене, и что она бегает за ним по пятам.
      Мне было интересно увидеть Есенина, тем более, что он сам придет в нашу квартиру. Но отец категорически возразил:
     - Тебе нечего делать во взрослой компании, лучше занимайся уроками. Мало ли о чем он будет рассказывать? Ни к чему слушать взрослые разговоры!
       Вечером следующего дня в назначенное время в квартиру вломилась большая шумная компания с большим количеством бутылок пива и вина. Я так и не понял — кто же из них Есенин, так как родители меня тут же турнули в комнату. Но любопытство не давало покоя. Какие уж тут уроки, если через стенку доносились крики взрослых и смех! Я вышел в коридор и тихо отворил дверь к Олениным. Никто не обратил на меня внимания, потому что все сидели за столом, курили и попивали из стаканов. Стоявший спиной ко мне светловолосый человек был в центре внимания гостей. Он читал стихи, как мне показалось, довольно неприличные, держа в правой руке стакан, из которого на скатерть плескалось вино. Голос был немного простуженный, весьма громкий и не очень трезвый. Он читал:
Сыпь, гармоника! Скука, скука.  
                             Гармонист пальцы льет волной.  
                              Пей со мной, паршивая сука!   
                                Пей со мной!..  
           Паршивой сукой наш сосед Семен называл по утрам свою жену, посылая ее за пивом, поэтому, услышав эти строки, я невольно и весьма громко хохотнул. Мгновенно на меня обернулись все гости, в том числе и тот, кто читал стихи.
       - Ты как сюда попал? – рассердился отец. – Немедленно вон!
         А тот, который читал стихи, вдруг улыбнулся  и сказал:
         - По-моему это будет несправедливо. Садись-ка, брат, к столу, и давай  знакомиться. Сергей…
          Он протянул мне руку и, разглядев меня, добавил, уже серьёзно: - Александрович!
          - Есенин! — шепнула на ухо мама, освобождая место рядом, но я уже и так понял, с кем имею дело.
            Есенин между тем достал из вазы конфету, протянул  её мне и, как бы извиняясь перед, присутствующими, развел руками: 
        - Предлагаю сменить пластинку и перейти, так сказать, на чай. А стихи есть ведь и другие…
         - Читайте, просим! - закричала компания вразнобой, и Есенин, зачём-то взъерошив мои волосы, стал читать.
         Я не помню, что он читал в тот вечер, но читал он здорово. Мама не раз всплакнула. А когда он уходил со своей компанией и прощался в коридоре у дверей, протянула ему руку, и он ее весьма элегантно поцеловал.
         - А теперь, брат, спать! — сказал он, обращаясь ко мне, и весело подмигнул.
        - Запомни этот вечер,— сказала мама, когда мы остались одни. — Придет время, — расскажешь своим детям, что слышал живого Есенина.
        Сказать по совести, я не придал большого значения ее словам, хотя стихи мне понравились. Точнее — понравился сам поэт: молодой, красивый, веселый. И очень добрый...
        Наутро в прихожей под вешалкой мама нашла белую лайковую перчатку.
       - Это кто-то из гостей обронил, — заметил папа, но мама, будучи очень наблюдательной, уточнила:
         - В перчатках был только Есенин, это его потеря... Ничего! В следующий раз мы ему ее вернем.
         Однако следующего раза пришлось ждать долго. Что касается перчатки, она легла до поры в ящик письменного стола.
          Когда Есенин снова оказался в нашей квартире, он заглянул в нашу комнату и первым делом спросил:
          -Где тут племя молодое, но знакомое?
        Я был польщен. Есенин опять потеребил мои волосы и заметил, что я сильно вырос. Для меня это не было открытием. Просто было приятно, что знаменитый гость меня не забыл. Он расспросил меня об учебе, поинтересовался — что я читаю, люблю ли Пушкина.
        Пушкина обожали и отец, и мать, но во мне вдруг взыграл дух противоречия, захотелось быть самостоятельным. Не знаю, почему — я выпалил:
          - Читаю Демьяна Бедного!
         Есенин нахмурился и грустно покачал головой
         -Не знаю, не знаю...
          Меня очень удивило, что Есенин не знал стихов этого едва ли не самого популярного тогда в России поэта. Но гость, заметив мое недоумение, вдруг рассмеялся и сказал примирительным тоном:
         - Ладно, Демьяна своего будешь читать потом. А сегодня я почитаю Есенина.  Не возражаешь?
         Мне было чрезвычайно лестно, что мое мнение для него что-то значило и с радостью кивнул:
            -Ну, конечно, разумеется...
           В тот вечер народу опять было много. И Есенин читал до хрипа, до изнеможения. Когда он дошел до стихотворения, начинающегося строчками: "Я иду долиной, на затылке — кепи, в лайковой перчатке смуглая рука", — я вспомнил про оброненную в нашей прихожей перчатку и неожиданно рассмеялся.
          В словах не было абсолютно ничего смешного, и поэт, прервав чтение, с недоумением посмотрел в мою сторону. Я только тут увидел, как здорово он постарел за то время, что не был у нас. Воцарилось молчание, не сулившее для меня ничего хорошего.
         - У меня что-то не так? — спросил Есенин, прищуриваясь, а я густо покраснел и готов был сквозь землю провалиться от стыда за свою выходку.
           - Нет, все так...— у меня и язык прилип к нёбу.
           - Так в чем же тогда дело? — строго спросил Есенин, и лицо его стало суровым
           - В чем дело? — еще строже спросил отец и выразительно показал пальцем на дверь.
            - Просто... Вы забыли у нас перчатку...— выдавил я.
             - Какую еще перчатку?
              - Белую. Лайковую. В прошлый раз. Вы, наверное, уже и не помните?..
               -  Ничего не понимаю, нахмурился Есенин, но  меня понесло:
                - У Вас в стихе как? « В лайковой перчатке смуглая рука..." В одной перчатке!  Вторая-то потеряна: Иначе было бы так: "В лайковых перчатках руки у меня"…
            - Господи! — Есенин хлопнул себя по лбу ладонью и расхохотался. — Ну, каково племя — младое, незнакомое?! Вот поправил — так поправил! В самом деле, а где же вторая перчатка?
           -У нас. В столе. В ящике...
             - Вспоминаю.  Теперь вспоминаю! Когда-то эту пару перчаток мне подарила жена. Черт его знает! — вечно что-нибудь теряю, скоро, видно, и голову. Значит, перчатка у вас? Вот славно! А я в тот раз, обнаружив потерю, вторую-то выкинул: на кой она одна? А теперь — вишь, нашлась первая. Дьявольщина, словом... В лайковой перчатке смуглая рука…  А вторая – нагишом. Вот ведь японский городовой!
         Гости смеялись, а я принес перчатку и положил ее перед Есениным. Он бережно взял ее со стола, положил на ладонь, погладили, лукаво блеснув глазами, сказал:
          - Что теперь делать? Пусть остается тебе на память, младое племя!
           А в конце декабря в Доме печати прощались с поэтом. Родители ходили и на панихиду, и на похороны. Я не пошел, не смог: уж очень не увязывался образ этого милого, живого, синеглазого человека с мертвым телом, засыпанным живыми цветами..."
                                   * * .*.
         .Я дочитал воспоминания, бережно закрыл папку с пятью машинописными листочками. "Немного, — подумал невольно, — но многое..."
         - Ходил я тут в одну редакцию, — сказал вдруг хозяин дома. — Редактор, молодой человек, пробежал глазами первую страничку и вынес приговор: у нас не пойдет. Не понравилось, видать...
           Старик огорченно махнул рукой и, пожевав губами, добавил:
        - Знаете что, возьмите статейку себе. И это присовокупите тоже: мне уж недолго теперь...
           Он не договорил и молча протянул мне чуть порыжевшую лайковую перчатку.
            Ту самую.
 
Просматривая журналы.
Публикация и комментарии С.Зинина.
 
 
Голь Николай
Глубинное каламбурение
(Краткий курс русской литературы).
 
С.А.ЕСЕНИН
Есенину хватило данных,
С рождения от Бога данных.
Пыль гувернанток, мусор бонн
Не приросли к нему, Сорбон
Он не кончал. Иные были
Близки душе поэта были.
Он хоть Эдгара По читал,
При всем,  при том предпочитал
Всем таинствам  Ниобы  -  чайную,
Но мощь имел необычайную!.
 
                   «Вопросы литературы», М., 2008, № 3382.
 
Примечания: 
1. бонна  - (из франц.языка),   воспитательница детей в состоятельных семьях.
 2.Сорбонна  - старейшее высшее учебное   заведение во Франции, часть Парижского университета, основанного в 1253 г. по  почину Р.Сорбона,  духовника короля  Людовика 1Х.
   3. По Эдгар Аллан (1809 – 1849),  американский писатель
   4. Ниоба  -  (Ниобея)  в древнегреческой   мифологии дочь Тантала, жена фракийского царя Амфиона,  после смерти своих    детей, убитых  богиней Лео, окаменела  от горя, и лишь глаза продолжали источать   её слезы.
 
 
Отзывы о книгах ташкентских авторов.
Воронцова Галина
Еще раз про любовь
(Зинин С.  Сергей Есенин и Софья Толстая.
 – М., Алгоритм, 2008. – 224 с.)
            Софья Андреевна Толстая  (1900 – 1957), одна из внучек Льва Николаевича Толстого, унаследовала от своей бабушки не только имя (они были полными тезками), но и судьбу.  В 1925 году она стала женой Сергея Есенина, в полной мере познав и самую большую  свою любовь, и женскую муку спутницы творческой личности, бытие которой определяют законы неподвластные обыденному сознанию.     
             В одном из писем матери Софья Андреевна писала: Я встретила Сергея. И я поняла, что это очень большое и роковое не было ни чувственностью, ни страстью (…) Я просто любила его всего. Остальное пришло потом. Я знала, что иду на крест, и шла сознательно, потому что ничего в жизни не было жаль. Я хотела жить только для него.  Взаимоотношениям Есенина и Софьи Толстой, через призму которых брошен взгляд на завершающий период жизни поэта,  посвящена книга Сергея Зинина, вышедшая в серии «Любовные истории великих». Основанная на воспоминаниях и письмах современников, она несомненно представляет интерес как для специалистов, так и для всех,  кому близко и дорого творчество Есенина.  
            Роман Есенина и Толстой развивался стремительно. Они познакомились в марте 1925 года, последнего в жизни поэта, а уже в конце декабря Сергей Есенин, покинув жену (их брак был зарегистрирован 18 сентября), уехал из Москвы в Петроград, чтобы свести счеты с жизнью. Но  именно Софья Толстая привезла тело мужа в Москву, где с Есениным могли попрощаться его близкие, друзья и многочисленные поклонники.  Смерть поэта стала началом подвижнической деятельности  Софьи Андреевны «без Есенина».  Отстояв в нескольких судебных  разбирательствах  свои права законной вдовы (Есенин женился на Толстой, не будучи разведен с Айседорой Дункан), она делала всё возможное для  сохранения творческого наследия поэта.  Собирала материалы для первого «Музея жизни и творчества Есенина», добивалась переиздания произведений, инициировала написание   воспоминаний его друзей, - и всё это в атмосфере набиравшей обороты  капании по борьбе с «есенинщиной». Благодаря Софье Толстой не прервалась связь времен.  Она успела оказать неоценимую помощь новому поколению исследователей творчества Есенина, щедро делясь с ними тем, что  хранила её память, знакомя с материалами своего уникального архива.  
             Перед автором книги стояла нелегкая задача. В воспоминаниях о поэте был создан крайне противоречивый образ Софьи Толстой, её право на место в истории русской литературы «рядом с Есениным» часто оспаривалось.  Сергей Зинин отдает должное  силе чувства Софьи  Андреевны, испытанной ею «радости любви», которой служила она до конца своей жизни. По справедливому суждению одной из современниц, Софья Толстая была женщиной своего века -  прекрасного и трагического, личностью неординарной, впечатлительной  и волевой, со своими взлетами и падениями.  Её любили и ненавидели, но одновременно восхищались её умением быть самой  собой, даже, казалось бы, в безвыходных ситуациях.
У книжной полки. Журнал для библиотек.
 М., 2008, №  3(19). – С.35.
 
 
Ферапонтов Николай

"Знала, что иду на крест..."

         Ни одна биография Есенина, ни один серьезный биографический очерк о нем не обходятся без упоминания имени тринадцатой внучки Льва Толстого Софьи Андреевны Толстой. Ей суждено было стать последней женой поэта, которая по верному замечанию Вс. Рождественского «внесла в его тревожную, вечно кочевую жизнь начало света и успокоения».  Но только упоминанием этой знаменитой фамилии все, без исключения, пишущие о Есенине, и ограничиваются. Быть может потому, что судьба свела их уже в последний год жизни поэта, да и то ненадолго
           Они познакомились 9 марта 1925 года, брак  их был зарегистрирован 18 сентября, а 28 декабря Есенина не стало. Но воистину, в великих биографиях буквально каждый штрих важен. И вот, как говорится, наконец-то! В конце ушедшего года в издательстве «Алгоритм» вышла книга-исследование Сергея Зинина «Сергей Есенин и Софья Толстая». Признаться, брал я ее с магазинной книжной полки не без мысли: «Наверняка бульварщина, нынче многие охочи до вываливания знаменитостей в грязи». Уже название серии, в которой она вышла - «Любовные истории великих» не обнадеживало. Но к большой радости закрывал книгу, «проглоченную» на едином дыхании, не без благодарности ее автору. Она, как говорится, на все вкусы. Читатель, любопытствующий лишь тем «как все это было» удовлетворится вполне: автор насытил повествование массой деталей и подробностей. От начала знакомства своих героев и до разрыва их отношений, уделив внимание и тому, как сложилась дальнейшая судьба Софьи Есениной-Толстой. Причем надо отдать ему должное и особо подчеркнуть: делает он это с чрезвычайной деликатностью. Лучшими своими страницами эта книга напоминает знаменитое исследование «Любовь в жизни Толстого», именно за его деликатность высоко оцененное тогда еще живыми близкими писателя, в том числе и дочерьми.
         Не разочаровывает книга и  ищущих ответы на множество своих «почему?» и «зачем?» Чем была эта женитьба для Есенина? Почему и этот брак поэта оказался непрочным? Почему решилась на него Софья Толстая? И тут опять приходится употреблять слово «достоинство», но без него обойтись здесь нельзя. Особое достоинство книги С. Зинина не только в том, что он задается этими вопросами. Важно то, что ответы на них аргументированы. В книге приводится такое количество документальных материалов - писем, отрывков из воспоминаний, записок, ссылок на официальные публикации, что ее вполне можно считать изданием научным.
          Вот автор опровергает называемую младшей сестрой поэта Александрой дату первого знакомства Толстой и Есенина: «Сергей, Галя Бениславская и я встречали новый 1925 год у одного богатого нэпмана». Но автору известна запись самой Софьи Андреевны: «9 марта. Понедельник. Первая встреча с Есениным».
         А вот он ищет ответ на вопрос, что побудило Есенина жениться на женщине, которую он все же скорее не любил, чем любил. Читателю есть из чего выбирать, с чем соглашаться или не соглашаться. Красноречиво свидетельство Рюрика Ивнева, одного из ближайших друзей поэта о разговоре с ним накануне женитьбы: «...Я решил жениться. И вот ты должен дать мне совет, на ком.  - Я тебя не понимаю.  - Сейчас поймешь. Я познакомился с внучкой Льва Толстого и с племянницей Шаляпина. Обе, мне кажется, согласятся, если я сделаю предложение, и я хочу от тебя услышать совет на которой из них мне остановить выбор?  - А тебе разве не все равно на какой?  - Дело не в том, все равно или не все равно... Главное в том, что я хочу знать,  какое имя звучит более громко». 
            Значит, брак по расчету? Брак на имени? И Бениславская замечала: «Эта расчетливость в нем органична».
            Но есть и другое свидетельство - писателя Николая Никитина: «Встреча с замечательным человеком, С. А. Толстой, была для Есенина не «проходным» явлением. Это его последнее сближение было иным, чем его более ранние связи, включая и его роман с Айседорой Дункан. Я понимаю, что привлекло Есенина, уже уставшего от своей мятежной и бесшабашной жизни, к Софье Андреевне. В этот период он стремился к иной жизни». 
            Впрочем, так ли и это верно? На листках перекидного календаря - невеста - Софья Толстая пишет только одно слово, но которое позволяет представить всю трагедию этих взаимоотношений:
           «18 июля. Суббота. Одна.                   19 июля. Воскресенье. Дура.
            20 июля. Понедельник. Дура.             21 июля. Вторник. Дура.
            22 июля. Среда. Дура.                          23 июля. Четверг. Дура.
             24 июля. Пятница. Совсем сумасшедшая. Пять дней ничего не соображала».
           Есенин пьет безудержно. А она, несмотря ни на что, пишет ближайшей подруге: «Все пьяно, стены качаются. Сижу на диване, и на коленях у меня пьяная, золотая, милая голова. Руки целует, и такие слова, нежные и трогательные. Милая, милая, если бы Вы знали, как я глаза свои тушила». И еще одно ее признание: «Я знала, что идут на крест, и шла сознательно, потому что ничего в жизни не было жаль. Я себя всю отдала ему».
          А потом было ее большое предсмертное письмо перед так и несостоявшимся самоубийством, в котором она просила мать и брата «ни в мыслях, ни в словах никогда Сергея не осуждать, и ни в чем не винить. Что из того, что он пил и пьяным мучил меня. Он любил меня, и его любовь все покрывала. И я была счастлива, безумно счастлива».
           А что же он, умеющий так тонко передать малейшие движения человеческой души? Почему остаются безответными чувства той, которая «всю себя отдала ему»? И этот неизбежно возникающий вопрос автор не оставляет без ответа. Есенин оставил признание, объясняющее почему никому из любящих его женщин не удалось найти с ним счастье. Оно есть в этой книге. «В этом-то вся моя трагедия с бабами. Как бы ни клялся я кому-нибудь в безумной любви, как бы я ни уверял в том же сам себя, - все это по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины и что я ни за какие ласки,  ни за какую любовь не променяю. Это искусство (...) искусство для меня дороже всяких друзей и жен, и любовниц. (...) искусство я ни на что не променяю. Вся моя жизнь - это борьба за искусство. И в этой борьбе я швыряюсь всем, что обычно другие считают за самое ценное в жизни». 
            Цитировать С. Зинина хочется бесконечно: настолько документальные материалы в его книге органично вплетены в повествование и настолько они любопытны. О многом и многом, читая эту книгу, узнаешь впервые. Впервые, прежде всего,  узнаешь Софью Андреевну как личность - образованнейшую, гордую, оставшуюся преданной Есенину до конца своих дней. Она собрала богатейший его архив, добивалась издания его книг, отбивала, как могла, атаки борцов с «есененщиной». Мы узнаем ее не только преданнейшей, но и благородной: она отказалась от пожизненной пенсии, предоставив ее всю старикам-родителям и младшей сестре покойного мужа. Мы узнаем ее, увы, несчастливой в личной жизни, такой, как несчастливо было большинство женщин рода Толстых. Ее брак с Есениным был вторым, а потом она еще дважды пыталась создать семью.
         Вновь и вновь встречаются в книге и хорошо знакомые имена: Галины Бениславской, Зинаиды Райх, Клюева, Бухарина, Луначарского, Калинина, родных и близких поэта. Но и тут автору удается, пусть в разной степени - о ком-то больше, о ком-то меньше, но сказать то, что широкому читателю вряд ли известно. Сказать по большому счету не о них, а о Сергее Есенине.    
                                                    «Курская правда», 30 января 2009 г.  
 
Просматривая   журналы.
(Публикация и комментарий С.Зинина).
Арго А.М.
 
Сатирические очерки из истории
русской литературы в четырех частях.
М., ГИЗ, 1939 г.
 
Часть третья.
История Новая
 (от Октября до РАППА включительно)
 
Глава вторая.
Имажинеистовая полоса.  
 
В кафе под звон стаканов и ножей,
Слегка скандальны и весьма капризны,
Пришли однажды несколько мужей
       И предались имажинизму.
 
Поскольку им осмысленная речь
Была чужда, они сочли за благо
И логикой и смыслом пренебречь
         И уцепились за «Имаго».
 
«Имаго»  -  значит «образ», и вопрос
Поэзии их не смущал нимало  -
Они  ловили образы за хвост,
           За гриву и за что попало!
 
Искусственный устраивая стык,
Творил поэт и четко и здорово:
Как поглядит на Солнце  -  это Бык,
   А если на Луну  -  Корова.
 
На Звезды глянет: Млечная Халва,
А на Закат  -  Оранжевая Клизма…
И всё в таком же роде…
      Такова  теория Имажинизма.
Поэты, сладя с образом вполне,
Во-первых, захватили все журналы,
А во-вторых, устраивали не-
      вообразимые скандалы.
 
Был Шершеневич, был Мариенгоф,
Был Кусиков и множество ретивых..
По истечении стольких годов
     Где их искать? В каких архивах?
 
Закончен их литературный путь,
О чем жалеть не стоит ни на малость,
Но Пушкина уместно вспомянуть:
    «Прошло сто лет, и что ж осталось?».
 
*    *    *
 
Но среди них, как это ни смешно,
Был истинный поэт Сергей Есенин,
И было у него большое «но»,
     Но этим «но» он обесценен.
 
Он был поэт, что говорить  -  большой,
Но нрав имел до крайности тяжелый.
Одной рукой писал он, а другой
       Подписывал он протоколы.
 
Богемы вымирающей певец,
В скандалах глубоко принципиален,
Он жизнь прожег и пропил, и конец
       Его был горек и печален.
 
Что ж, тема не из радостных ничуть,
И отношенье наше сообразно,
Но дело в том, что этот скорбный путь
       Таил для слабых душ соблазны
 
Да есть поэты, кто их не видал
Едва, едва вкусившие отравы,
Но верящие твердо, что скандал
     Их приведет к вершине славы. .
 
У них есенинский репертуар:
И удаль до сознания потери,
И в некой мере песнопений дар,
    И хулиганство в полной мере!.
                  (стр. 69 – 70).
 
 
                      Арго ( Гольденберг)  Абрам Маркович  (1897 – 1968), поэт-сатирик, пародист, переводчик.
                   Первые стихи Арго  опубликовал в Одессе в 1917 году. Переехал в Москву,  где  выступал как поэт-сатирик и переводчик. С  Есениным встретился в «Кафе поэтов».  Арго любил читать стихи о старой Англии. 14 февраля 1919 года С.Есенин и Арго участвуют в литературном вечере «карнавал на эстраде» в клубе Всероссийского союза поэтов (Тверская, 18). В сентябре  1919 года  Арго был  одним из рекомендующих С.Есенина в члены   литературно-художественного кружка «Звено».    Участвовал с С.Есениным в открытом конкурсе поэтов (1920), на вечере  «Поэтических школ и групп» (17.Х.1921 ) от  группы  «неоромантиков».
В журнале «Россия» (М.-Пг., 1922, № 2, сент.) вместе с поэтом Н.Адуевым напечатал пародии на современных (в том числе и Есенина) поэтов под общим названием «Серенький козлик».
 После смерти С.Есенина в журнале «На литературном посту» (1927, № 3,с.76)  опубликовал эпиграмму «Воскрес Есенин, случай редкий…». В своих «Сатирических очерках из истории русской литературы. В 4-х частях» (М.,1939) в 3-ей части  2-ую главу  назвал «Имажинеистовая  полоса». Об участии  С.Есенина  на вечере в Политехническом музее в 1918 году  написал воспоминания в книге «Звучит слово…».
 
 
ХРОНИКА
 
ОТКРЫТИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МУЗЕЯ
СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
В  ГОРОДЕ   ТОЛЬЯТТИ
 
        Тольяттинским государственным университетом многое делается для того, чтобы из моноавтомобильного города он стал  и городом культурных достижений. Важной вехой в этом направлении стало открытие 12 февраля 2010 г. в  гимназии  № 48 музея замечательного русского поэта С.Есенина, научным руководителем которого стала доцент  кафедры русского языка и литературы, член Международного есенинского общества «Радуница»  Елена Григорьевна Койнова.
         В ТГУ уже не один год  ведется большая работа по есениноведению. С 2005 г. Е.Г.Койнова принимает участие в  Международных есенинских конференциях, организуемых Институтом мировой литературы им. А.М.Горького Российской академии наук.  В университете  не раз проводились заседания Международного есенинского общества, на которые собирались не только преподаватели и студенты, но и любители поэзии города  Тольятти.
      Дважды ведущие ученые-есениноведы из Москвы, Ташкента. Государственного музея-заповедника С.Есенина по приглашению ТГУ были гостями нашего города. В 2006 году они приезжали для сбора материалов о С.Есенине и А. Ширяевце для готовящейся есенинской энциклопедии. А в 2008 году принимали участие в презентации в Доме ученых ТГУ книги любимого друга и единомышленника С.Есенина Александра Ширяевца «Песни волжского соловья», издание которой активно поддерживал ректор ТГУ и председатель фонда «Духовное наследие», издавшего эту книгу, С.Ф. Жилкин.  После этого,  надолго оставшегося в памяти события, приглашение принять участие в ежегодном праздновании дня рождения С.Есенина у него на родине в Государственном музее-заповеднике в  селе  Константинове получили хор ТГУ и участники литературного театра им А.Пушкина, студенты университета. Ежегодно студенты и преподаватели ТГУ принимают участие в днях поэзии в селе  Ширяево.
И вот теперь – музей С.Есенина. Несмотря на школьный статус, он содержит немало раритетов, позволяющих развеять мифы о великом русском поэте на основе научных достижений современного есениноведения. Этому способствуют и витрины с редкими фотографиями из архивов Государственного музея-заповедника С.Есенина, и уникальные книги «Летопись жизни и творчества С.Есенина», академическое собрание сочинений С.Есенина и другие  с автографами авторов – ученых есенинской группы ИМЛИ им. А.М.Горького РАН, научные издания ведущих есениноведов  страны и зарубежья. О международном  значении творчества С.Есенина свидетельствуют многочисленные  книги поэта на различных языках, вплоть до саамского и витрина «Есенин в мировой культуре». Впервые в истории нашего города в музее представлена обширная экспозиция о поэте  Александре Васильевиче  Ширяевце и витрина «Есенинская тема в Тольятти».
Хотя музей открылся совсем недавно, интерес к нему уже проявили  известные люди нашего города. На открытии музея, прошедшем в теплой душевной обстановке, присутствовали сотрудник Департамента культуры мэрии города  Тольятти Кипкало Галина Сергеевна, известные писатели, поэты,   протоиерей Николай Агафонов, В.Г. Сивяков, представители ведущих СМИ города. Депутат Думы города  Тольятти, известный путешественник Артур Чубаркин.  
В  открытии музея  приняли участие профессор кафедры русского языка и литературы Тольяттинского госуниверситета, Президент Дома ученых Г.Н.Тараносова, доцент С.В.Сызранов, научный сотрудник музея ТГУ Т.А. Широкова. В поздравлении с открытием музея из  Государственного музея-заповедника отмечается, что «в настоящее время разработан и начал осуществляться  между Государственным музеем-заповедником С.А. Есенина и Тольяттинским государственным университетом совместный проект  «Есенин - Ширяевец, Ока - Волга» по обмену научными и творческими достижениями наших регионов. Первые контакты и творческие встречи уже состоялись в городе  Тольятти и в селе  Константинове во время презентации Е.Г. Койновой книги А. Ширяевца  «Песни волжского соловья» и фотовыставки В.П.Александрова. Создание музея С.Есенина в гимназии № 48 городаТольятти в год юбилея поэта несомненно является ярким и достойным продолжением  научных и творческих контактов.
В настоящее время создано  25 музеев С.Есенина  (больше, чем у любого другого автора!), география которых простирается от Мурманска и Томска до Узбекистана.  Теперь память о жизни  всенародно любимого поэта  будет воплощена и в музее С.Есенина в Тольятти – первом в нашем регионе, являющимся родиной его любимого друга А. Ширяевца. Это позволит  донести  правду о поэте, познакомить с очарованием  неповторимого  есенинского  слова, воспитывать любовь к нему у новых поколений читателей. Это подтверждает, что, несмотря на трудное  кризисное время, Тольятти стремится создавать свое культурное пространство и входить в число цивилизованных городов нашей страны.
 
Из  «КНИГИ  ОТЗЫВОВ МУЗЕЯ С.ЕСЕНИНА».
 
 Поздравляю город с замечательным событием в его жизни - созданием музея Сергея Есенина. Пусть лирика великого русского поэта входит в сердца жителей нашего города, согревает, наполняет смыслом, помогает жить, творить, чувствовать.
Со стихами Есенина иду по жизни. Пел Есенина и в Антарктиде, и на Северном полюсе. А в далеком Буэнос-Айресе – вместе с эмигрантами из России разных поколений – пели и любили Россию.
Артур Чубаркин, русский, врач, путешественник. Депутат Думы города  Тольятти.
12.02.2010 г.
 
 
Сердечная благодарность создателям прекрасного музея С.А.Есенина, созданного профессионально, вдохновенно, квалифицированно и филологически выверено.
Городу, учащимся подарена редкая возможность приобщиться к поэтическому миру великого национального поэта России.
Для Тольятти особенно важно открытие этого музея, так как С.Есенин был дружен с А. Ширяевцем – «баюном Жигулей и Волги», нашим поэтом-земляком, творчество которого высоко оценено Есениным.
Процветания и развития, полнокровной живой жизни замечательному музею! Пусть он послужит образцом и мотивацией для создания все большего количества артефактов в городе!
      Тараносова Г. Н., профессор кафедры русского языка и литературы Тольяттинского госуниверситета, Президент Дома ученых.
12.02.2010 г.
 
Огромное Спасибо за титанический труд, за Божью Благодать, которую Вы подарили сегодня всем присутствующим на семинаре.
Низкий Поклон за то, что сеете Вечное, Доброе, Умное!
Лицей № 67.
 
Сегодня 12 февраля 2010г. в гимназии № 48 города Тольятти – событие большого культурного значения – открытие Музея Сергея Есенина. Такой  музей в гимназии можно отнести к высокому гражданскому подвигу  нашего времени.
Огромное спасибо двум женщинам, объединенным одной светлой мыслью духовного возрождения в городе подрастающего поколения. Это Ольга Ивановна Сухова – директор гимназии, и Елена Григорьевна Койнова – преподаватель Тольяттинского государственного университета. Переоценить событие невозможно. Сердце переполнено искренним чувством благодарности и уважения к  современным подвижникам.
 Открытие музея поможет сохранить память о великих творцах Земли Русской!
В.Сивяков, поэт, член Союза писателей России.
 
 
Спасибо за осуществление идеи, за духовно-нравственное воспитание наших детей, за заботу о нашем поколении. Мероприятие яркое, нужное нашему городу, нашему краю.
Успехов в вашем нелегком труде.
 Кипкало Г.С,
Департамент культуры мэрии
12.02.2010 г.
 
Рад встрече! Надеюсь на продолжение.
 Александров В.П., фотохудожник.
   Участник межрегионального проекта «Есенин-Ширяевец. Ока-Волга».
12.02.2010 г.
 
 
Спасибо за любовь к русскому поэту!
В школе это особенно важно!
Здесь начинается воспитание души! Успеха и процветания.
Н.Алексеева,
Радио «Лада FM107.9»-«Эхо Москвы»
12.02.2010 г.
 
 

[1] Лавров А. Проблемы научного издания творческого наследия русских писателей начала ХХ века // Текстологический временник. Русская  литература ХХ века: Вопросы текстологии и источниковедения. М.: ИМЛИ РАН, 2009. С. 27.

 

Copyright © 2005 Мир Есенина. All rights reserved.

E-mail: zinin123@mail.ru

 
Дизайн: Яник Ласко
E-mail: yanik-lasko@mail.ru
 

Hosted by uCoz