Содержание:

 

Зинин С.   Ташкентская биография  Татьяны   Сергеевны  Есениной  Вулис А.  1.  И  вот  «Женя»                       2. «Да мы с ним за одним столом!..» Южный С.  К.Симонов и Т.Есенина Агальцов С.   «Топнет ножкой и кричит: «Я  -  Есенина!»     Абаньшин  В.   Дочь Есенина    Николюк В.     Вспоминая Татьяну Сергеевну Есенину и скульптора  Ивана Григорьевича Онищенко Николаев  В.  Встреча  с Татьяной Сергеевной  Есениной Маркевич А.  Встречи и прощание  Фархади Р.  Её васильковое имя Фархади Р..  ТАШКЕНТНОМА. Сороковые  годы Бирюков В.,  Димов Г. Под узбекскими звездами

 

                                                                                                     С.А.Есенин

Гелии Николаевне Чагиной

Голубая да  веселая страна.

Честь моя за песню продана.

Ветер с моря,  тише дуй и вей  -

Слышишь, розу кличет соловей?

 

Слышишь, роза клонится и гнется  -

Эта песня в сердце отзовется.

Ветер с моря,  тише дуй и вей  -

Слышишь, розу кличет соловей?

 

Ты ребенок в этом спора нет,

Да и я ведь разве не поэт?

Ветер с моря,  тише дуй и вей  -

Слышишь,  розу кличет соловей?

 

Дорогая Гелия, прости.

Много роз бывает на пути,

Много роз склоняется и гнется,

Но одна лишь сердцем улыбнется.

 

Улыбнемся вместе,  ты и я ,

За такие милые края.

Ветер с моря, тише дуй и вей  -

Слышишь, розу кличет соловей?

 

Голубая да веселая страна.

Пусть вся жизнь моя за песню продана,

Но за Гелию в тенях  ветвей

Обнимает розу соловей.

 

Примечание: На автографе из архива Т.С.Есениной  есть приписка  С.А.Есенина: «Гелия Николаевна!  Когда увидите мою дочь, передайте ей. С.Е.».  Стихотворение посвящено Розе Петровне Чагиной, шестилетней дочери  П.И.Чагина, которая сама себя прозвала «Гелия Николаевна» по имени какой-то актрисы.  С.Есенин любил детей и  был с этой девочкой в большой дружбе.

Татьяна Сергеевна Есенина  автограф  стихотворения получила в Ташкенте через 63 года после его  создания.

 

Максим Скороходов

 

К истории отношений С.А.Есенина с детьми  -

Татьяной и Константином

В письмах С.А.Есенин нередко упоминает родных  -  мать, отца, сестер. Сохранились и некоторые из адресованных им  есенинских посланий. О своих же детях С.А.Есенин практически не пишет, именно поэтому особенно важно собрать те немногие свидетельства, которые подтверждают, что поэт со вниманием и заботой думал о них, общался, носил с собой их фотографии.

С.А.Есенин и З.Н.Райх повенчались спустя всего несколько месяцев после знакомства  -  во время совместного путешествия на север России.  Их совместная жизнь после возвращения в Москву оказалась недолгой. Зинаида Николаевна нередко уезжала к родителям в Орел. Там родилась и дочь Татьяна, которая, как отмечено в её воспоминаниях,  прожила с родителями около года. Впрочем,  поэт В.Г.Шершеневич, в квартире которого во время одного из приездов из Орла в Москву (конец апреля  -  середина мая 1919 года) жили З.Н.Райх и Таня,  напишет: «Когда я приехал из Киева или Харькова, я застал у себя в квартире живущую Зинаиду Николаевну Райх (…) Не могу даже вспомнить, жил ли и Сережа тогда у меня. Во всяком случае, они виделись так мало и так редко, что у меня об  них двоих вместе никакого впечатления не осталось».

Сын Константин появился на свет уже в то время, когда С.А.Есенин и З.Н.Райх проживали раздельно.

Согласно решению народного суда 14 участка Орловского судебного округа от 5 октября 1921 года, после развода З.Н.Райх с С.А.Есениным их дети, Татьяна и Константин, были оставлены на попечение матери. С.А.Есенин, спустя семь месяцев после официального расторжения брака с З.Н.Райх, на длительное время покинул советскую Россию.

К сожалению, значительная часть переписки, которую вел С.А.Есенин во время заграничного путешествия, не сохранилась. Мы часто встречаем упоминания о письмах, текст которых неизвестен. Вероятно,  большинство из них утрачено безвозвратно.  О том, что они были, порой можно судить лишь по косвенным доказательствам.

В одном из интервью, данных после возвращения из Америки в Европу, С.А.Есенин упоминает о детях  -  Татьяне  и Константине. Выезжая вечером 15 февраля из Парижа в Берлин, поэт говорит корреспонденту о своем предполагаемом возвращении на родину: «Я еду в Россию повидать двух моих детей от прежней жены… Я не видел их с тех пор, как Айседора увезла меня из моей России. Меня обуревают отцовские чувства. Я еду в Москву обнять своих отпрысков. Я всё же отец».

О своих детях С.Есенин вспоминал  в разговоре,  состоявшемся 12 марта 1923 года.  «Идя, он (Есенин) бормотал, -  писал  Р.Б.Гуль:

-Никого я не люблю… только детей своих люблю.  Дочь у меня хорошая… блондинка, топнет ножкой и кричит: я  -  Есенина!.. Вот какая у меня дочь… Мне бы к детям…, а я вот полтора года мотаюсь по этим треклятым заграницам…

- У тебя, Сережа, ведь и сын есть? – сказал я.

- Есть, сына я не люблю… он  черный,  -  мрачно отозвался Есенин.

Такой отзыв о сыне, маленьком мальчике, меня как-то резанул по душе, но я решил «в прения не вступать»… А Есенин всё бормотал:

- Дочь люблю… она хорошая…и Россию люблю… всю люблю… она моя, как дети…».

В.А.Кострова, с которой С.А.Есенин встречался в марте 1923 года в Берлине, свидетельствует, что поэт носил с собой фотографии детей. «Я спросила, - пишет мемуарист, - любит ли он зверей, как прежде, и рассказала, что на концертах часто читаю его «Песнь о собаке» и что она  особенно нравится детям.

- Детям?  -  обрадовался Сережа.  – Я очень  детей люблю, сейчас вам своих детишек покажу, Костю и Таню. Говорят, девчушка на меня  очень похожа.

Он стал искать по карманам, а потом горько сказал:

- Забыл в другом костюме, обидно, я эту фотографию всегда с собой ношу, не расстаюсь.  У Изадоры тоже двое детей было, разбились насмерть. Она о них сильно тоскует.

При этих словах у Сережи жалостно дрогнули губы».

В Москву С.А.Есенин приехал только в начале августа 1923 года. И вскоре увидел Таню и Костю.  Об этом мы узнаем из их собственных воспоминаний.

«Есенин не забывал своего первенца, иногда приходил к нему, - напишет Татьяна Сергеевна, имея в виду Георгия (Юрия), сына С.А.Есенина и А.Р.Изрядновой.  -  С осени 1923 года он стал навещать и нас.  Зрительно я помню отца довольно отчетливо…

Мне было пять лет. Я находилась в своем естественно-прыгающем состоянии, когда кто-то из домашних схватил меня. Меня сначала поднесли к окну и показали на человека в сером, идущего по двору. Потом молниеносно переодели в нарядное платье. Уже одно это означало, что матери не было дома  -  она не стала бы меня переодевать.

Есенин только что вернулся из Америки. Всё у него с головы до ног было в полном порядке… Глаза одновременно и веселые и грустные. Он рассматривал меня, кого-то при этом слушая, не улыбался. Но мне было хорошо и от того, как он на меня смотрел, и от того, как он выглядел.

Когда он пришел в другой раз, его не увидели из окна. Дома была и на звонок пошла открывать Зинаида Николаевна».

Константин Сергеевич тоже вспоминал об этих первых встречах с отцом после его возвращения на родину. «Самое первое, что сохранила память, - говорил он. – Солнечный день, мы с сестрой Таней самозабвенно бегаем по зеленому двору нашего дома… Вдруг во дворе появились нарядные «по-заграничному» одетые мужчина и женщина. Мужчина  -  светловолосый, в сером костюме. Это был Есенин. С кем? Не знаю. Нас с сестрой повели наверх, в квартиру. Ещё бы: первое, после длительного перерыва свидание с отцом! Но для нас это был, однако,  незнакомый «дяденька». И только подталкивания разных соседок, нянь, наших и чужих, как-то зафиксировали внимание  -  «папа»…

Есенин сел с нами за прямоугольный детский столик, говорил он, обращаясь по большей части к Тане. После первых слов, что давно забыты, он начал расспрашивать о том, в какие игры играем, что за книжки читаем. Увидев на столе какие-то детские тоненькие книжицы, почти всерьёз рассердился.

- А мои стихи читаете?

Помню общую нашу с сестрой растерянность. И наставительное замечание отца:

-Вы должны читать и знать мои стихи…».

С.А.Есенин приходил в квартиру, где проживали его дети, и в 1924  -  1925 годах.  Константин Сергеевич позже вспомнит: «В памяти сохранилось несколько сцен, когда отец приходил посмотреть на нас с Таней. Как все молодые отцы, он особенно нежно относился к дочери. Таня была его любимицей. Он уединялся с ней на лестничной площадке и, сидя на подоконнике, разговаривал с ней, слушал, как она читает стихи. Я пользовался значительно меньшим вниманием отца. В детстве я был очень похож на мать  -  чертами лица, цветом волос. Татьяна  -  блондинка, и Есенин видел в ней больше своего, чем во мне».

Вспоминает об этом и Татьяна Сергеевна:

«У нас появилась первая «бонна»  -  Ольга Георгиевна  - (…). Детской нам служила просторная комната, где мебель почти не занимала места, посередине лежал красный ковер, на нем валялись игрушки и возвышались сооружения из стульев и табуреток. Помню  -  мы с братом играем, а возле сооружений сидит Есенин и Ольга  Георгиевна…

Один только раз отец всерьез занялся мной. Он пришел тогда не один, а с Галиной Артуровной Бениславской. Послушал, как я читаю. Потом вдруг принялся учить меня…  фонетике.  Проверял, слышу ли я все звуки в слове, особенно напирал на то, что между двумя  согласными часто слышен короткий гласный звук. Я спорила и говорила, что раз нет буквы, значит, не может быть никакого звука».

С.А.Есенин приходил к детям и с сестрой Екатериной, которая позже вспомнит об этих встречах:

« - Сегодня я иду к своим детям, хочешь пойти со мной?  -  сказал Сергей, одеваясь более тщательно, чем всегда.

Я согласилась, и через час мы уже звонили в квартиру Мейерхольда.

-Котик, тебя не просят подходить к двери,  - услышали мы женский голос.

Нам открыла дверь домработница, которая, по-видимому, знала Сергея. Она почтительно поклонилась ему и, обратившись к малышу, проговорила: «Котик, скажите Танечке, что папа пришел».

Чудесный мальчик лет трех с любопытством осмотрел нас и, важно положив ручонки в карманы штанишек, закричал во всё горло: «Танечка, к тебе Есенин пришел!».

Мы разделись и пошли в детскую комнату. Из противоположной двери нам навстречу шла девочка. Девочка была белокурая, с голубыми глазками. Потупив взор, она молча подошла к Сергею, и он робко, как к иконе, приложился к её чудесной головке.  Мы все трое стояли и не знали, что делать. Сергей совсем смутился и имел вид мальчика… Наконец отношения наладились, я села за игрушки, а они уселись за маленький детский столик, и Сергей осторожно искал дорогу к детскому миру своей крохотной дочурки».

С.А.Есенин с любовью вспоминал о своих детях и в те минуты, когда видел других малышей.  Об этом мы узнаем из мемуаров. Например, Е.Е.Шаров, у которого Есенин обедал, приехав в Тверь на вечер памяти поэта А.В.Ширяевца, оставил следующие воспоминания: «Не торопясь, пообедали у меня… Узнав, что у меня есть маленький сын, Сергей попросил жену показать его. Она повела Есенина в спальню, где в кроватке спал двухлетний Игорь.  Поэт долго смотрел на спящего ребенка, а потом осторожно поцеловал его в головку. По свидетельству жены, в эту минуту на глазах Сергея появились слёзы, и, обращаясь к ней, целуя у неё руку,  поэт с тихой грустью  сказал:

- А я своих детей растерял по свету.

Есенин, видимо, очень любил детей, но сложная судьба лишила его настоящего семейного счастья».

Последняя встреча поэта с Таней и Костей состоялась за несколько дней до его трагической гибели. 

«Отчетливо помню его лицо, его жесты, его поведение в тот вечер, - вспоминал Константин Сергеевич.  – В них не было надрыва, грусти. В них была какая-то деловитость… Пришел проститься с детьми. У меня тогда был детский  диатез. Когда он вошел, я сидел, поставив руки под лампочку, горевшую синим цветом, которую держала няня. Отец недолго побыл в комнате и, как всегда, уединился с Татьяной».

Об этой встрече вспоминала и Татьяна Сергеевна: «В тот вечер все куда-то ушли, с нами оставалась одна Ольга Георгиевна. В квартире был полумрак, в глубине детской горела лишь настольная лампа.  Ольга Георгиевна лечила брату синим светом следы диатеза на руках.  В комнате был еще десятилетний сын одного из работников театра, Коля Буторин, он часто приходил к нам из общежития поиграть.  Я сидела в «карете» из опрокинутых стульев и изображала барыню. Коля, угрожая пистолетом, «грабил» меня. Среди наших игрушек был самый настоящий наган…На  звонок побежал открывать Коля и вернулся испуганный: «Пришел какой-то дядька, во-от в такой шапке». Вошедший уже стоял в дверях детской, за его спиной. -

Коля видел Есенина раньше и был в том возрасте, когда это имя уже что-то ему говорило. Но он не узнал его. (…) К тому же все мы давно его не видели. Но главное было в том, что болезнь сильно изменила его лицо. (…)

Наконец я его узнала по смеющимся глазам и сама засмеялась. Он объяснил, что уезжает в Ленинград, что поехал уже было на вокзал, но вспомнил, что ему надо проститься со своими детьми.

- Мне надо с тобой поговорить, -  сказал он и сел, не раздеваясь, прямо на пол, на низенькую ступеньку в дверях. Я прислонилась к противоположному косяку. Мне стало страшно, и я почти не помню, что он говорил, к тому же его слова казались какими-то лишними, например, он спросил: «Знаешь ли ты, кто я тебе?».

Я думала об одном  -  он уезжает и поднимется сейчас, чтобы  попрощаться, а я убегу туда  -  в темную дверь кабинета.

И вот я бросилась в темноту. Он быстро меня догнал, схватил, но тут же отпустил и очень осторожно поцеловал руку. Потом пошел проститься с Костей».

Потом дети увидели отца лишь в гробу  -  в день похорон, 31 декабря 1925 года…

Приведенные  воспоминания, к сожалению, не могут воссоздать сколько-нибудь полной картины общения Есенина с Таней и Костей, так как слишком малым числом документов мы располагаем в настоящее время. Но те немногие фрагменты воспоминаний, которые цитируются, показывают, что нечастые и непродолжительные встречи приносили радость, как С.А.Есенину, так и его детям.  

 

Сергей Зинин

 

Ташкентская биография

Татьяны Сергеевны  Есениной

 

Биография Татьяны Сергеевны  Есениной, единственной  дочери великого русского поэта, распадается на два периода: московский (1922 – 1941) и ташкентский (1942 – 1992). Первый период в настоящее время хорошо известен благодаря  публикации  мемуаров Т.С.Есениной  «Дом на Новинском бульваре» в журнале «Согласие» и её писем  К.Л.Рудницому,  автору  книг о  выдающемся  режиссере  В.Э.Мейерхольде.   Московский период, кроме радостных и счастливых  школьных лет,  насыщен такими трагическими  событиями,  как смерть отца  С.А.Есенина,  арест и гибель  отчима  В.Э.Мейерхольда, убийство  матери З.Н.Райх, начало войны.   Эти материалы доступны, не будем на них останавливаться. Очень   кратко  об этих событиях писала Т.С.Есенина  в    «Автобиографии», написанной  в Ташкенте  при поступлении на работу в 1944 г. (публикуется впервые):

Есенина Татьяна Сергеевна

         Родилась в г.Орле 11 июня 1918 г. Мать  -  Зинаида Николаевна Райх, актриса, умерла в 1939 году. Отец  - Есенин Сергей Александрович, поэт, умер в 1925 году. В 1922 году переехала с матерью в Москву, где жила постоянно до 5-го октября 1941 г.  В 1936 году окончила десятилетку.  В 1937 году училась на курсах иностранных языков. В 1937 году осенью поступила на механико-математический факультет Мос(ковского) гос(ударственного) университета. В этом же году вышла замуж за Кутузова Владимира Ивановича, в то время студента механико-машиностроительного института имени Баумана.  В 1939 году зимой в связи с рождением ребенка прекратила учебу в университете. В 1938 году мой муж находился под следствием в органах НКГБ, откуда был выпущен за прекращением дела.  С 1939 г.  -  домашняя хозяйка, училась экстерном в институте иностранных языков, который не закончила в связи с выездом из Москвы. 5-го октября 1941 года эвакуировалась из Москвы в Ташкент. До 1944 года не работала, находилась на иждивении мужа. В 1944 году в марте поступила в редакцию Фото-газеты, где работала около 2-х месяцев. Затем поступила в редакцию  УзТАГА» корреспондентом (в мае 1944 года). В октябре 1944 года начала работать по совместительству в редакции многотиражной газеты «На стройке»,, куда перешла на постоянную работу 1-го июня 1945 г. С 1-го августа 1945 года работаю в редакции «Правда Востока».   Имею двух детей.     Т.Есенина.

В  «Автобиографии»  Т.С.Есенина не могла упоминать имя отчима, В.Э,Мейерхольда, объявленного «врагом народа» и расстрелянного по необоснованному обвинению,  не поведала о причинах  убийства матери З.Н.Райх,  не рассказала  о втором  аресте  своего мужа  и отпущенного  из тюрьмы через полгода.  Время было такое. 5 октября  1941  года  Татьяна Сергеевна вместе с мужем  В. И. Кутузовым, молодым инженером,  студентом   Бауманского технического института,    и двухлетним  сыном Владимиром  выехали в Ташкент вместе с эвакуированным  московским экскаваторным заводом. 

Зима в 1942 г. в Ташкенте была холодной. С нетерпением ждали теплой весны.  Первое время у семьи Кутузовых  не было  ни квартиры, ни работы.   Страшно бедствовали. Ютились в  случайных  пристанищах.  От безысходности в летнее время в   общем дворе, недалеко от ташкентского  зоопарка, построили себе  из подручного материала небольшую времянку, похожую скорее  на  сарайчик для вещей, чем на жилище. В этой времянке  можно было прожить только до холодов.  С большим трудом  В.И.Кутузову удалось  устроиться на работу, а Татьяна  пристроилась   в ташкентский  приют для малолетних детей, оставшихся без родителей,  выполняя  там  самую трудную и грязную работу. Но здесь можно было не умереть с голода, накормить ребенка.  Людское горе, отчаяние, слезы  -  всего она насмотрелась за эти тяжелые годы.   В  это время, чтобы немного успокоиться, она начала курить  свой  неизменный «Беломорканал», сохранив эту привычку до конца жизни.  Недоедание привело к истощению её  организма.  Татьяна Сергеевна заболела тифом. Положили в больницу, где  впервые ей сделали шприцем укол. Было больно. Об этом уколе она позже часто вспоминала и рассказывала. 

О тяжелейшем материальном положении  Т. С. Есениной  писала в  1943 г.  Т. В. Ивановой,  жене писателя Всеволода Иванова,  руководитель Республиканской комиссии Узбекистана  по работе с эвакуированными детьми  С. А. Журавская:  «Если бы Вы знали, как ужасно живет семья Есениных. До получения телеграммы я даже не знала о том, что они еще здесь. Сама Таня Есенина только вчера вышла из больницы после перенесенного брюшного тифа.  Нужда в семье страшная  -  нет одежды, питания, нет квартиры. Наша помощь мало существенна и, конечно,  не сможет подкрепить по-настоящему эту семью.  Мы выдали им 1000 рублей, выдали одежду и обувь для детей и прикрепили  их к нашему детскому магазину (а там норма выдачи продуктов мизерная). Хорошо бы вызвать их в Москву. Поговорите об этом с кем следует, быть может, что-нибудь удастся сделать». 

   Немного окрепнув и подлечившись, несмотря на тяжелые  бытовые  условия,     Татьяна   родила сына, которого назвали в честь знаменитого деда  Сергеем.  При регистрации по настоянию матери  новорожденного записали на фамилию  Есенин.      

  О бедственном положении   Татьяны узнала Софья Андреевна Толстая-Есенина. В феврале 1944 г. она обратилась к  Н.С.Тихонову  в  Президиум Союза советских писателей:  «Многоуважаемый Николай Семенович, обращаюсь к Вам с очень большой и горячей просьбой: скажите, чтобы  послали  через ССП  вызов на въезд в Москву Татьяне Сергеевне Есениной, дочери Сергея Александровича.  Она эвакуировалась в Ташкент с детьми и погибает там в тяжелейших материальных условиях.   Она молода, неопытна, ни к чему не привычна и в жизни не крепка. Наши сведения о ней гнетущие и тревожные. Необходимо срочно вызвать ее сюда, где родня, знакомые, своя дача, вещи и всякие бытовые возможности. В память Есенина, к которому Вы хорошо относились, пожалуйста, помогите его дочери и его внукам. Не пишу подробности их положения, но прошу Вас поверить мне, что оно так плохо, что мне приходится отчаянно и настойчиво просить Вас послать ей вызов в Москву как можно скорее. Очень надеюсь, что Вы исполните мою просьбу. П. 1944.  Необходимые сведения прилагаю».

 Сама  Татьяна  Сергеевна  и её муж  обращаться в городские власти с просьбой о  выделении   хотя бы какого-нибудь   жилья   не могли, так как за семьей  тянулась мрачная анкетная отметина  «дети врагов народа». Отец В.И.Кутузова, известный общественный деятель, открыто  не соглашавшийся с проводимой политикой И.Сталина,  был  осужден, объявлен «врагом народа»  и  расстрелян.

 Неожиданную помощь, по рассказам С.В.Есенина, внука поэта,   оказал писатель Алексей Николаевич Толстой, проживавший в то время в Ташкенте. Узнав о бедственном положении дочери поэта  Есенина, с которым  был лично знаком и высоко отзывался о его творчестве, пользуясь своим авторитетом депутата Верховного Совета СССР,  он  сумел добиться выделения им   небольшой комнаты в доме барачного типа      № 32  на улице Лахути,   возле пожарной части, недалеко от городского канала  Анхор. 

  Позже   родилась светловолосая и черноглазая  дочь Маша. Прожила  недолго.  В 1948-м она умерла от воспаления легких, потому что не было пенициллина,  который  появился только в 1949 году.              

После окончания войны многие эвакуированные  стали покидать  Ташкент, возвращаясь на прежние места проживания.  Татьяне Сергеевне  и Владимиру Ивановичу с сыновьями  практически возвращаться было некуда. Московской квартиры, в  которой они жила до войны,  не было.  Новую  квартиру в столице  им вряд бы в то время выделили.  

   Устроиться на работу в Ташкенте было трудно. Рабочие места имелись, но  Татьяне  Есениной  отказывали, познакомившись с её анкетными данными.  Скрыть свое родство с осужденными «врагами народа» было невозможно. В мае 1944 г. ей удалось временно устроиться на должность технического секретаря редакции «Фото-газеты». Затем  стала подрабатывать    литсотрудником  в УзТАГе, но в штат не взяли. Определенный опыт журналистской работы приобрела, работая несколько месяцев ответственным секретарем многотиражной ташкентской  газеты  Средазвоенстроя «На стройке».  С  этого  времени  она  стала  считать  себя журналистом,  вступив    в профсоюз   работников печати  ( № билета 222165).

   4 июня 1945 г. после тщательной проверки и  поручительства за ее благонадежность  секретаря партийного комитета  газеты «Правда Востока»  Р Помрих  Татьяну Есенину зачислили   в штат  республиканской  газеты на должность литературного секретаря.  В анкете указала: «Отец мужа Кутузов Иван  Иванович был арестован в   1937 году до моего замужества  органами НКГБ и умер   в заключении».

   В республиканской газете «Правда Востока», органе ЦК Компартии Узбекистана,    в это время работали опытные  журналисты    Г.Димов, В.Попондопуло,  Р.Помрих, А.Егоров, В.Зюганов, В.Седов, Е.Сорокин, которых  знали  в республике по их  интересным  публикациям.   С ними Татьяне  было интересно общаться. Дружеские отношения у неё  сложились с Г. В.  .Димовым, хорошим очеркистом и мастером писать  злободневные статьи на важные общественно-политические темы. Интересные материалы печатали в «Правда Востоке»  внештатные корреспонденты  В.Рацек,  В.Костыря, А.Аулов, В.Курносенков и др..

Журналист  Г.Димов  вспоминал, что «все пережитое Татьяной Сергеевной не могло  не отпечататься на ней. Она пугалась стука, по-прежнему избегала случайных  общений. Но она все еще так походила на отца синевой глаз, искрометностью взгляда, скорой походкой,  а от отчима унаследовала нетерпение к банальности в языке и суждениях, холодноватое отношение к традиционному в искусстве, тягу к модернизму и была по-немецки обязательна».

 Татьяна Сергеевна  первые информации печатала под фамилией Кутузова. Только один раз свой очерк «Мастер Алексей Иванович Зотов» («Правда Востока», 1947, 23 ноября) она подписала Т.Есенина.  Но в это время активно обсуждалось разгромное  партийное  Постановление  о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором   резко  клеймилось  творчество А.Ахматовой и М.Зощенко, всех  поэтов  и писателей, не восхваляющих  генеральную линию партии. Имя Сергея Есенина еще было в загоне, поэтому Т.С.Есениной, вероятно, посоветовали не привлекать внимание  фамилией отца во избежание всяких неожиданностей. С тех пор она подписывала свои многочисленные  заметки, очерки, фельетоны, рассказы   фамилией Т.Кутузова или псевдонимом Т.Сергеева.

 В редакции газеты  «Правда Востока» за Т. С.Есениной  закрепилось мнение как о человеке справедливом, честном, не идущим на компромиссы. В своих публикациях  она не боялась писать правду, хотя могла  за это и пострадать.   Её статьи в газете в основном были критического направления. Часто выезжала в колхозы и совхозы Ташкентской области. В  первом полугодии 1947 г.  в «Правде Востока» печатались  ее большие по объему  заметки «Ускорить ремонт тракторов в хлопковых колхозах» (1 февраля), «В Хавасте покрывают нарушителей колхозного устава» (21 февраля),   «Освоение перелогов предоставлено самотеку» (9 апреля), «Улучшить уход  за шелкопрядом» (28 апреля),  «Создать в колхозах пригородных районов  образцовые молочно-товарные фермы» (27 мая),  «Посевам  семенной люцерны  -  хороший уход» (1 июля) и др.  Материалы на различные темы из жизни тружеников Бухарской области, Ферганской долины  она как  специальный  корреспондент газеты  готовила по заказу редакции. От простых информационных заметок  Татьяна Есенина быстро  перешла  к объемным  очерковым  зарисовкам,   едким  фельетонам.

 В это же время пробует писать и  небольшие рассказы. 18 мая 1952 г.  она держала свежий номер газеты «Правда Востока», в которой был напечатан её первый  рассказ «Друзья». Сюжет рассказа  прост, он   был позаимствован из жизни редакции областной газеты. Когда-то  одну и ту же сельскую  школу закончили два  друга,  но затем  их  жизненные  пути-дорожки   стали все реже и реже пересекаться. Оба добились неплохих успехов.  Ибрагим Сатаров стал опытным журналистом, а Юлдаш Мансуров возглавил колхоз, о котором говорили как о крепком хозяйстве. Однажды Юлдаш принес в  редакцию газеты  написанную им статью о достижениях в колхозе.  Ибрагим начал править текст, отнес редактору, который рекомендовал внести в текст больше самокритики, так как  есть сигналы, что не всё  так благополучно, как  об этом  пишет автор статьи. Но как  сказать другу, вдруг неправильно поймет, дескать, подкапывается.  Каково же было удивление Ибрагима, когда Юлдаш, прочитав перепечатанный на машинке текст своей  статьи, сам предложил внести  в конец   сведения о некоторых недостатках.

Второй рассказ  «Альбом»  был напечатан в первом номере газеты в 1953 года.  Сюжет взят из повседневной жизни районного руководителя. Секретарю райкома Хакимову  в канун Нового года  случайно  два художника показывают альбом с рисунками, которые они набросали во время посещения сельских тружеников во время уборки хлопка. «Мы искали только положительные сюжеты», - пояснил художник.  Рисунки эскизные, но разнообразные. Зоркий взгляд художника останавливался на самых  обыденных приметах  жизни сельчан.  Некоторые рисунки  радовали глаз Хакимова, но попадались и такие, которые  заставили его досадливо поморщиться. Вот, например, очередь у заготпункта.  Конечно, можно говорить о богатом урожае, о чем свидетельствовала колонна машин, но напрашивался вывод и о плохой организационной работе  коллектива заготпункта, не сумевшего наладить ритмический прием поступавшего с полей хлопка-сырца. А вот нарисована женщина, которая пытается сбросить  с себя паранджу.  Секретарь райкома не  был уверен, что снять паранджу ей  разрешат, еще сильны старые шариатские традиции,  и в кишлаках некоторые женщины ходили  в парандже. С этим  еще придется повозиться при проведении воспитательных мероприятий. На такие же или сходные размышления подтолкнули секретаря райкома и другие рисунки в альбоме. Рассказ заканчивался  на оптимистической нотке: в новом году предстоит  интересная работа по выполнению намеченных  планов и устранению  недостатков в работе.

Татьяна   Сергеевна продолжала  беспокоиться о судьбе В.Э.Мейерхольда. Она не знала, что родственники  в Москве уже получили уведомление  о смерти режиссера.   В 1950 г.   написала письмо И.В.Сталину, в котором сообщала, что десять лет тюремного заключения Мейерхольда истекли, но о нем нет никаких сведений.  Ответ пришлось ждать долго. Однажды ее вызвали в ташкентское  отделение  госбезопасности. .  «Шла туда, пытаясь угадать  -  чего им надо, - рассказывала  Т.С.Есенина. – Меня встретила зловещего вида женщина.  Она достала какой-то документ, налила стакан воды из графина.  Велела прочесть, расписаться и тут же протянула стакан  -  выпейте воды.  В документе был ответ на мой вопрос Сталину  - Всеволод  Эммануилович  умер в марте (кажется,  14)  1942 года в исправительно-трудовых лагерях.  Я расписалась, на руки мне ничего не дали».     

  В  «Правде Востока» Татьяна Сергеевна  исполняла обязанности    литературного консультанта.  Работала  с внештатными корреспондентами, читала   присылаемые   в редакцию письма, любительские  стихи,  прозаические  опусы,  отбирая  из них лучшие для публикации.  Журналистика и редакторство стали для неё основной  профессией  на долгие годы. Пришлось  для повышения профессиональной квалификации   поступить на  редакторское отделение заочного факультета   Московского полиграфического  института.

   В 1958 г.  опубликовала очерк «Сельские комсомольцы»  об участии молодежи в освоении целинных земель. Писать о  простых тружениках  ей было интересно. Старалась  избегать  громких фраз о патриотизме, не  ссылалась  на решения партии, чем грешили в то время   многие корреспонденты. Ее интересовала жизнь  простого  человека.  20 февраля 1959 г. в    очерке  «Валентин Тюпко»   живо, неформально охарактеризовала     мастера-испытателя  новых сельхозмашин, которого  рабочие   выдвинули  кандидатом в депутаты Верховного Совета республики.

    В  очерке «На рабочей окраине»    остановилась  на    социальных   изменениях  в жизни рабочих, которым  стали выделять  новые квартиры на   жилом  ташкентском  массиве Чиланзар.  В статье   «Колхозницы»   героинями стали  женщины   сельских кишлаков, в жизни  и трудовой деятельности   которых  наметилось заметные улучшения в  оживлении  их общественной активности, в стремлении отказаться  жить по принципу «моя хата с краю». В статью «Воспитатели»    ( 9 августа 1959 г.) включала    зарисовки  своих  наблюдений за повседневной жизнью горожан.  Она избегала призывов   о необходимости соблюдения  основных  принципов провозглашенного партией  морального кодекса.   Обобщая обыденные    факты,   раскрывала    новые социальные   ростки   в жизни ташкентцев.  Вот как   она писала   о народных воспитателях:

       «Утром он  едет в трамвае и не смотрит в окно. Он следит за тем, что происходит внутри.

     -Молодой человек, уступите место женщине с ребенком. Не стыдно вам?  А вы, будьте добры, зайдите с задней площадки, ведь не инвалид. А вы, гражданин, спрашиваете, кто выходит, а сами билет еще не взяли.

        Но он не контролер.

        Вечером, идя по улице, он отправит домой спать тихого пьяного, возьмет за шиворот буйного, заткнет глотку разбушевавшемуся хулигану.  Но он не милиционер.

        В течение дня ему приходится разговаривать со многими людьми.

          -Ну как, друг, помирились с женой? То-то.

           - С соседями все уладил? Да ты потерпи, не хорохорься. Получишь новую квартиру, будут у тебя новые знакомые  более приятные.

         Кто же этот во все вмешивающийся, готовый всюду навести порядок и каждому прийти на помощь гражданин? Таких ведь много. Оглянитесь вокруг себя, если вы сами не такой. Но в каждом случае речь идет о совершенно конкретном лице. Он простой рабочий. Слесарь завода имени Ильича Александр Митрофанович Паршенков» .

 Именно такой рабочий человек, по убеждению Татьяны Сергеевны, должен  играть   важную роль в общественной жизни трудового коллектива. Его уважают. Он делами, а не пустословием  выделяется среди других.  Его избирают  общественным  контролером  за работой столовой и магазина, чтобы в них не  обсчитывали  клиентов. Он возглавляет народную дружину  - и правонарушители  быстро поняли, что их беспредельность кончена.  Он входил в жилищно-бытовую комиссию, чтобы следить за правильным и объективным распределением предоставляемого жилья рабочим.  И таких Паршенковых становится всё больше и больше. Это радует, так как от их активности  улучшается  и окружающая  жизнь.

  Духовный мир простого человека  интересовал Татьяну Сергеевну  больше, чем производственные показатели  предприятий,  где  они  работали. После  командировки в город  Маргелан  в  очерке «Хозяйки шелкового царства» рассказала  о    поучительных    историях  из жизни  работающих  узбечек.   Не побоялась подчеркнуть, что  они только  на производстве   ведут   себя раскрепощено, а   в семейном  быту   не могут  похвастаться  личной   свободной, так как  должны    соблюдать  строгие  требования  мусульманских обычаев.  Смелых женщин, отстаивающих личное достоинство, было немного.  Татьяна Сергеевна обратила внимание на  Хайринису  Убайдуллаеву, которая   рассказала о своей трудной жизни в прошлом: :  «Я родилась в этих краях, в кишлаке. Рано осиротела, и выдали меня родственники замуж за пастуха.  Пасли с ним вместе коров. Только с первых же дней мне стало доставаться побоев больше, чем коровам. И вижу я, что конца этому не будет  -  быть мне битой и завтра, и послезавтра, и через десять лет. Куда бежать? Как хорошо, что в то время было уже куда бежать  -  шел 1924 год и я уже много слышала о Ленине и Советской власти. Я ушла из дома и зайцем, как настоящий беспризорник, только в парандже, приехала в Ташкент.  Работала сборщицей в деревообделочной мастерской, но вскоре вернулась в Маргелан, устроилась на открывающийся шелковый комбинат, агитировала узбекских  женщин  последовать ее примеру». 

 

  Т.С.Есенина  для  публикаций   выбирала  злободневные  темы.  Г.Димов вспоминал, как в одной заметке  она указала на ошибку крупного партийного деятеля, не называя его по фамилии,  при выборе центральной усадьбы во время  освоения  Голодной степи. «Началось освоение Голодной степи, - писал  Г.Димов. – Где быть ее «столице»? Татьяна  мчится туда и по возвращении в обширной корреспонденции убедительно доказывает, что для центра района нового освоения выбрано не лучшее место, сделано это вопреки наметкам проектировщиков, без совета со специалистами, по указанию, как оказалось, некого перста. Назвать его по имени в газете было невозможно, тем более в органе ЦК. Но все знали, в чей огород камень. Перст-то принадлежал только что избранному  тогда первому секретарю ЦК».

Сотрудники редакции заметили, что Татьяна Сергеевна  не любила слушать и рассказывать анекдоты, но была в восторге от смешных житейских историй. Г.Димов вспоминал: «Пожилая стенографистка в приемной как-то рассказала ей по секрету, как шеф диктует передовые. «Разложит вокруг себя подшивки «Правды», других газет и, как колобок,  - шеф был полный и низкого роста,  -  катается от одной подшивки к другой, от другой  -  к третьей…» Таня вернулась в отдел, рассказала услышанное и  хохотала до слез, а потом сказала: «Это  же она вся,  -  наша печать». И что  можно было ей возразить?!  Авторы передовых статей в те годы, действительно, как колобки, катались вокруг директив сверху».

С юмором  в  стране  было не всё так просто. Нужно было постоянно следить, чтобы не перешагнуть установленную черту идеологических  ограничений. Об этом  Т.С.Есенина  хотела  рассказать в выступлении  на среднеазиатском семинаре сатириков и юмористов   в Ташкенте.  На семинар пригласили заместителя главного редактора журнала «Крокодил» и главного сатирика московского радио, про которого в кулуарах говорили, что при его личном участии  прекратилась радиопередача «Веселый спутник». На семинар съехалось  до сотни  работников сатиры и юмора, которые  «жаждали  своим оружием нанести ощутимый удар  всякому отребью в социалистическом обществе».  С яростью нападали на редакторов, которые  самовольно кромсают тексты, снижая юмористическую и сатирическую остроту, боясь, чтобы им не досталось  от начальства свыше. Участники семинара  в выступлениях отводили душу, но после  убеждались, что  все остается по-старому. Сама Татьяна Сергеевна  говорила  в редакции,  что  подобные семинары  - это «невидимые миру слезы», их очень много. А  «видимого миру» смеха очень мало.

  Свой внутренний протест против фальши в  окружающей  жизни  Татьяна Есенина выразила в сатирической  повести - гротеске «Женя  -  чудо ХХ века»,  опубликованной   в 1962  году в «Новом мире», а позже изданной  отдельной книгой  в Ташкенте  и  Чехословакии.   

За свою журналистскую практику она встречалась с разными  людьми. Обращала внимание, что нередко  у  непохожих   людей проявляются одни и те же поступки, действия. Постепенно складывалось обобщенное представление о подобных лицах, вырисовывался   их образ,  незримыми нитями уходивший  к многочисленным прототипам, но    не напоминая    конкретного человека. Это в фельетонах нужно   придерживаться конкретики, а  в художественном произведении автор не боится вымысла. Постепенно типичных образов   накопилось много  не только в памяти, но   и в  черновых набросках. 

Чаще Татьяне Сергеевне  приходилось  встречаться и общаться  с людьми, наделенными   властными полномочиями. Это были работники районного, областного и республиканского масштаба, имеющие персональные  машины  и личных секретарей. Обычно их  боялись, особенно при случавшихся неприятностях  на службе или  при невыполнении планов  и обязательств. В ряде случаев  профессионального авторитета  у них  не было. Свое мнение такие начальники  боялись  высказывать публично,  все больше стремясь  сослаться на директивные установки свыше. Так постепенно у Татьяны Сергеевны  сложился  образ  типичного  современного  советского вельможи. Неудивительно, что в   повести «Женя – чудо ХХ века»  она  создала образ Петра Кирилловича,  о  котором писала, что она не знает ни его фамилии, ни его должности. Похожих  на Петра Кирилловича людей  можно было  встретить повсюду в учреждениях. Нередко   их жены  умело пользовались    должностным  положением  супругов  для улучшения  своего благосостояния,  порой  прибегая  к поборам,  получению  взяток в виде крупных подарков.

Встречались  и бездарные изобретатели-плагиаторы, которые не стеснялись присваивать себе чужие идеи,  были   самодурами   в семье,  любили изводить соседей по квартире.  По рассказам мужа и поступавшим в редакцию  письмам  сложился  образ управляющего стройтреста, который не стеснялся брать взятки  при распределении заказов. Обычно их  окружают   подхалимы  и угодливые служаки, благодаря которым  начальник  мог построить за короткий срок  за счет ворованных стройматериалов  не только личный  особняк, но и обеспечить хорошим жильем своих близких родственников. В  органах милиции, прокуратуры  также  встречались  должностные лица,  которые  халатно относились  к соблюдению  закона, закрывали    глаза на явные  правовые нарушения влиятельными чиновниками.  Свою активную, по их мнению,  деятельность  выражали в  рапортах  о большом количестве раскрытых правонарушений, часто используя  статистику  о мелких  хулиганствах  или вообще  прибегая к припискам. 

И в  среде журналистов   было достаточно  любителей не углубляться в анализ сложных социальных проблем, а  стремившихся  ограничиваться  скуповатой информацией  или отделываться  статистическими данными, за которыми  не  всегда просматривался  живой человек.  Среди редакторов  сложился тип  газетчика, который всегда  был  готов жертвовать своей  принципиальностью  в угоду приказам, а то и капризам вышестоящего начальства.

Накопилось много и других образов, о которых  она  писала   в фельетонах  и очерках.  Хотелось это художественно выразить. Татьяна Сергеевна постепенно приходит  к убеждению, что  ей  необходимо   написать художественное произведение.  Не роман, но и не рассказ. Наиболее идеальной казалась  форма повести.   

Сюжет  задуманной повести был  прост. В одном из городов  некий ветеринар пытается искусственным путем синтезировать живую клетку. Он уверен в своем успехе. В его воображении реально видится искусственный синтезированный человек. Но  ветеринара  всегда мучил вопрос: «Какой нравственный облик должен быть запрограммирован «химическому» человеку?».   Не очень полагаясь на свой опыт и знания, он обращается за помощью к молодому  журналисту из местной газеты, от лица которого и ведется повествование.  Ветеринар сообщил журналисту, что своего «химического» человека  хочет назвать Евгением Александровичем Смирновым, потому что  так зовут его любимого племянника.  Вскоре ветеринар с женой покидают город, а в их квартире неожиданно поселяется высокий стройный юноша, который представился как Евгений Александрович Смирнов.  По городу пронесся слух, что поселившийся в квартире ветеринара юноша и является  тем самым «изобретением», о котором мечтал ветеринар.  В эту версию поверил и журналист, который   стал рассказывать  о  многих хороших и не очень хороших поступках Жени Смирнова. Но постепенно  все  убеждаются, что Жена не «химический», а вполне нормальный молодой  советский  человек, у которого отец  к тому же  работает секретарем райкома партии.

Закончив повесть, Татьяна Сергеевна дала прочитать первый вариант  заведующему отделом литературы и искусства в «Правде Востока» известному литературоведу А.Вулису.   После ознакомления с рукописью  А.Вулис  показал её  К.Симонову, который уже несколько месяцев жил в Ташкенте. Состоялось обсуждение повести.  Одобрив произведение, К.Симонов предложил напечатать «Женю – чудо ХХ века» в журнале «Москва», где он числился в составе редколлегии. В  рекомендательном   письме  отмечал: «Посылаю   Вам  в «Москву» это письмо вдогонку за уже отправленной рукописью повести Татьяны Сергеевны Есениной «Чудо двадцатого века» (название, быть может, и не самое удачное)».

А.Вулис вспоминал, что Татьяна Сергеевна после встреч с К.М.Симоновым сказала: «Добрый покровитель злых сатириков». Несмотря на  рекомендацию,  повесть  Т.С.Есениной  не  появилась  в журнале «Москва». Она увидела свет только в 1962 г. в первом номере  «Нового мира», который редактировал АТвардовский, опять же при содействии К.М.Симонова.

    После публикации  повести   Татьяна Сергеевна с интересом ожидала отзывов читателей.  Узнав, что  «Женю – чудо ХХ века»  собираются  обсудить  в Ленинграде  на одном из собраний научных работников, писала  Л.Устиновой  11 апреля 1962 года: «Лидочка, дорогая! Что же сказали твои инженеры о моем «Жене»? Мне досмерти интересно. Правда, у меня давно (еще до опубликования) голова распухла от противоречивых мнений, но бог с ней  -  пусть пухнет дальше».

Вскоре в печати  появились  рецензии.  Они были  написаны в критических тонах.    В журнале «Наш современник»  Л.Ершов в отзыве «В ожидании чуда» отметил : «В повести «Женя – чудо ХХ века», кажется, впервые в нашей обличительной литературе намечена связь между миром уголовных преступников, вроде бандита Ваньки Бубнового Валета, и живущим в двухэтажном особняке управляющим трестом взяточником Гурьевым. От Гурьева вьются нити к внешне благообразному и респектабельному Петру Кирилловичу. А вокруг этих двух лиц распространяется неуловимая для органов официального надзора, но вполне реальная атмосфера духовно-нравственного неблагополучия, морального растления.

Однако этот очень важный мотив не получил в повести достаточного  углубления и развития. Более того, он подмят калейдоскопом пестрых, местами по-фельетонному острых, местами лирически-бытовых, а чаще  легковесно-опереточных историй., довольно  искусственно  сгруппированных вокруг судьбы «идеального героя» и разоблачителя пороков Евгения Александровича Смирнова».

Рецензент  увидел главный недостаток  повести  в обилии противоречий в описании главного героя, «человека без недостатков», но у которого нет и достоинств. Любую справедливость  он добивается  физической силой, так как, по мнению одного из персонажей повести, у Жени «кулаки заменяют ему логику».  Отсюда делается  вывод, что «главный герой юмористической повести вовсе  не пользуется юмором как оружием в жизненной борьбе, а либо произносит карательные речи, либо физически расправляется со своими противниками.

Л.Ершов упрекнул, что у персонажей повести  нет внутренних контрастов, которые движут развитие юмористического образа, поэтому «герои плоскостны и потому лишены движения», их героизм не очень прочен и долговечен. Положительные герои Женя и Дима выставлены рыцарями не на час, а на минуту. А читатель ждет  «вдумчивого анализа смешных и грустных  явлений жизни, типических обобщений, словом, социальной сатиры и юмора». Констатация отрицательных явлений напоминает  уровень  среднего фельетона, о чем свидетельствуют и позаимствованные из газетного  языка штампы, как  «организовать совещание», «есть уже какие-нибудь наметки», «полезно бы целую дискуссию организовать», «предварительно будет издан закон», а это привело к тому, что  содержание не приобретает смешного юмористического освещения.  «А раз нет смешного, значит,  нет и правды, -  заключал  рецензент. – Не того мелкого, бытового  правдоподобия и поверхностного обличительства, которых хоть отбавляй в плохой юмористике, но социальных обобщений, оригинальных открытий, типических характеров. Опыт «Жени – чуда ХХ века» еще раз  подтверждает ту простую, но, как видимо, не совсем очевидную истину, что заменить шутку, иронию, сарказм  словом, искусством   косвенной или прямой, открытой или скрытой насмешкой, лобовыми разоблачениями невозможно».

Еще более категоричен в оценке был  Юрий Идашкин в рецензии «Несостоявшееся чудо», опубликованной в журнале «Октябрь». 

«Повесть эта ужасно «кр – р – р – итическая», - писал рецензент с иронией. – Она бичует такое количество недостатков и пороков, что даже неполный перечень их занял бы целую страницу. (…) Как убоги все эти персонажи, лишенные малейших примет индивидуальностей! Ни новой мысли, ни нового поворота,  ракурса, ни даже новой детали  -  словом абсолютно ничего  своего не внесла писательница в трактовку этих фельетонных образов. Читаешь повесть и думаешь: да ведь любой газетный фельетон значительно полнее, выпуклее, ярче рисует подобных «героев» Теми действительно возмущаешься, против них негодуешь, с ними борешься. А эти… Эти вызывают только скуку» 

Других положительных признаков повести критик не увидел. Он пришел к неутешительному выводу: «Конечно, в юмористической повести допустимы шаржи, гротески.  Но при этом  должен быть четко  виден объект, против которого направлен юмор. В повести положительного начала нет, хотя порок наказывается, а добродетель торжествует. Но «положит»-герои» мелки и скучны.  Читаешь и думаешь, не о городе, описанном Т.Есениной, когда-то сказал Ильф  -  «Край непуганых идиотов»

Татьяна Сергеевна  с достоинством  отнеслась к опубликованным  рецензиям.  Изданная  отдельной книгой в Ташкенте,  переведенная  на  чешский  и словацкий   языки,   повесть продолжала  вызывать  интерес. Более того, центральные  киностудии предложили экранизировать повесть. Пришлось Татьяне Сергеевне  срочно садиться за  киносценарий.  Перечитав  французские, итальянские и американские  сценарии, она  пришла к выводу, что зарубежные сценаристы   больше учат,  как  надрывать людям душу, а ей  же хотелось  написать веселый сценарий. «Через несколько дней перестану мыть полы, посуду и может быть даже причесываться и засяду за сценарий, - писала Татьяна Сергеевна в Ленинград, - так, чтобы к маю был уже готовый вариант для поездки в Ленинград. Сохранять в целости надо, видимо, в основном юмористическую интонацию, а многое другое придется кромсать и перетасовывать. Трудно, разумеется, условную вещь, причем в основном умозрительную, переводить в нечто, воспринимаемое глазами и ушами».

В конце ноября 1964 г. отправила сценарий на «Мосфильм»  без всякой надежды на положительный результат.  Писала  Л.Б.Устиновой: «Честно говоря, боюсь я за результаты  - осенью, пока писала, из болезней не вылезала. А сейчас пишу повесть, знаешь какую? По той первой заявке, что я послала на «Мосфильм» и которую тебе читала. Мне что-то показалось обидным терять этот сюжет,  и когда я в него вдумалась, то додумалась, что он очень емкий и в него можно втиснуть кучу мыслей и наблюдений. И действительно, пишется легко и быстро, потому что сюжет слеплен как пчелиные соты  -  только лей в него мед. Не знаю, конечно, что за мед выльется из моей усталой и малость ошалевшей за этот год головы, но будет ли это патока или деготь или что-нибудь еще похуже».

  Сценарий на Мосфильме прочитали.  Возникли некоторые вопросы, которые можно было решить только  в Москве, а  ехать  Татьяне Сергеевне  из-за плохого состояния здоровья   не хотелось.  Она писала в Ленинград: «Мосфильм вызвал меня в Москву, в ответ на этот вызов я тут же поступила на работу и ехать отказалась. Тогда мне продлили срок сдачи сценария до 1-го апреля (меня попросили «прояснить социальную направленность»). Прояснять эту направленность мне до смерти лень, но ничего не поделаешь, раз связалась, надо как-то развязаться. Просто мечтаю о том дне, когда почувствую себя не имеющей никакого отношения к кинематографии. И вот, когда с ней развяжусь, у меня будет много времени для писания «для души»….».

.  В  1965 году   Татьяна Сергеевна  устроилась  на работу в издательство Академии наук Узбекистана «Фан»   шефом-редактором  биологического отделения.   «Я в первых числах января поступила на работу и ни на что времени не хватает, - писала она  Л.Устиновой.. – Поступила в издательство Академии наук и редактирую… научные труды по биологии. Устраивает меня это, во-первых, потому что интересно  -  все остальное надоело. Кроме того,  не надо отсиживать часы на работе, всем, у кого есть телефон, разрешается торчать дома. Очень меня жаждут упихать в отдел  общественных   лженаук, но я отбрыкиваюсь».

 В  новой должности  Татьяна Сергеевна должна была  выполнять установленную редакторскую   норму  обработки  научных текстов, которая  составляла 7 – 8 печатных листов в месяц. Редактировать  специальные   тексты   без хорошего  знания  биологической терминологии   было  трудновато. Приходилось  часто заглядывать в специальные отраслевые словари или в энциклопедию. Добивалась, чтобы  редактируемые  ею книги были безукоризненны по стилю и правильному употреблению   научных терминов. 

 Сложности возникали при  работе   с авторами научных работ. Аспиранты или молодые соискатели легко принимали  стилистическую правку своих работ, а вот   с некоторыми  докторами наук нередко приходилось вступать в спор, доказывая  неправильность  использования   ими того или иного биологического термина.   С  её  редакторскими рекомендациями  не все соглашались, но Татьяна Сергеевна  отстаивала   свою точку зрения, не обращая внимания на научные регалии автора научной работы.  Иногда  дело доходило до неприятных столкновений. После подобных инцидентов позволяла себе сгоряча  делать обобщения в письме Л.Устиновой: «А вообще посмотрела бы ты на наших здешних ученых, тебе наверное  все окружающие  показались  Эйнштейнами. У нас одни аспиранты  -  живые нормальные человеки, а как доктор наук, так обязательно тупица с ожиревшими или высохшими мозгами».

Подобные  резкие отзывы относились к некоторым  ученым,  считавшим    только свое мнение  истиной в последней инстанции. Таких ученых  было немного.   Больше  приходилось общаться  с интересными исследователями. Некоторые встречи  были  полезными и поучительными. Таким запомнился  вице-президент Академии наук Узбекистана  академик В. Ф. Николюк, книгу которого «Простейшие почвы Узбекистана»  она редактировала.  Академик познакомил Татьяну Сергеевну со своим сыном, Вадимом, страстным поклонником  есенинской поэзии, который  заканчивал факультет журналистики Ташкентского университета и писал дипломную работу о  С.Есенине.

В начале 1970 г.  знакомая  ленинградская  художница  сообщила,  что вышла книга  К.Л.Рудницкого «Режиссер Мейерхольд».  Татьяна Сергеевна тут же её  разыскала  и внимательно прочла.   18 марта 1970 г.  она отправила  К. Л.Рудницкому   письмо: «Уважаемый Константин Лазаревич!  Вам пишет из Ташкента дочь З.Н.Райх (т.е. приемная дочь Мейерхольда). Читая Вашу книгу «Режиссер Мейерхольд», я с первых страниц стала удивляться и радоваться. Радоваться  -  тому, что  Вы очень многое так свободно и спокойно,  без лишней полемики, поставили на место.  Удивляться  -  тому, что  эта работа вышла в 1969 году. Некоторые  страницы вызвали у меня  чувство протеста, и я решила Вам написать. Работа Ваша  посвящена только творчеству Мейерхольда, и задачу показать что-то  через вехи его личной жизни, взаимоотношения с людьми и т.д. Вы себе не ставили. В этом плане и выдержана первая часть книги. Во второй же части появляются отдельные беглые характеристики по типу тех, что вольны давать авторы мемуаров».  

   Она  не  могла согласиться с цитированными  в книге оценками   творчества В.Э.Мейерхольда некоторыми его современниками. Наибольший протест у неё  вызвала  интонация, с которой автор монографии  подал материал, касающийся актерской судьбы Зинаиды Николаевны Райх.   Завязалась переписка, длившаяся около  18 лет, вплоть до смерти К.Л.Рудницкого в 1988 году. В своих письмах Татьяна Сергеевна  подробно рассказывала о  важнейших  событиях в жизни  матери,   о спасении архива В.Э.Мейерхольда  после его ареста, о сценической игре   Зинаиды Николаевны.. Это были не столько  письма информационного характера, сколько  в целом   захватывающий монолог свидетельницы событий, о которых раньше запрещалось говорить.  Это были  рассуждения и оценки   человека, который все сам пережил.   

Особенно была недовольна   Татьяна Сергеевна  приводимыми  в книге К.Л.Рудницкого  сведениями  о З. Н. Райх. По этому поводу она писала в Ленинград: «Правда, с матушкой моей сей автор обошелся как-то не очень галантно, видимо, доверившись каким-то авторитетам, хотя о ней, как и вообще об актерах  -  очень мало».              

    Т.С.Есенина  опубликовала   воспоминания о матери  в книге «Есенин и современность»  (М., 1975).  Основное внимание она  уделила малоизвестным страницам биографии  Зинаиды Николаевны  до  её встречи с Сергеем Есениным и дальнейшей  совместной их жизни, а также личным   встречам с отцом.  Она   прекрасно понимала, что интерес к З.Н.Райх  был  вызван  изучением биографии С.А.Есенина. Творчество же  актрисы З.Н.Райх, проявившееся  во всем многообразии в основном  после трагической гибели поэта, не  привлекало  есениноведов.  «Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина, - объясняла сложившуюся ситуацию  Т.С.Есенина. – В годы революции личная жизнь поэта не оставила прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания. (…) Образ молодой Зинаиды Николаевны Есениной, жены поэта, трудно восстановить документально.  Ее небольшой личный архив пропал в годы войны. До того возраста, когда охотно делятся воспоминаниями, Зинаида Николаевна не дожила. Я немногое  знаю из рассказов матери».

Внимательное чтение  книги   К.Л.Рудницкого, знакомство с  другими публикациями о  В.Э.Мейерхольде   подталкивали   Татьяну Сергеевну рассказать подробнее о матери  не только  как о замечательной актрисе,  но и как о  заботливой жене, хранительнице домашнего очага и  воспитательнице своих детей. Первые наброски  обстоятельных  воспоминаний   о матери относятся к началу 80-х годов. «Года три назад я начала небольшие воспоминания о периоде с 1922 по 1939 год, - писала  она К.Л.Рудницкому. – Делается  это, конечно, не для печати и безбожно медленно  -  ничего готового нет. Писательство мне противопоказано. Многолетняя литературная правка (сначала в газете, потом, вот уже 18 лет,  -  в науке, я литредактор в области биологических  наук)  породила дурацкое «профзаболевание»  -  написав две строчки, тянет тотчас же их зачеркнуть. Так вот, в этих воспоминаниях я не собираюсь углубляться именно в то, что вас интересует. Расскажу вам кое о чем, в основном  -  просто о Зинаиде Николаевне. То, какой она была в жизни, во многом предопределяло то, какою она предстала на сцене».  

Татьяна Сергеевна, полагаясь на свою память,  намеревалась  дать объективную оценку роли З.Н.Райх     как  жены В.Э.Мейерхольда. Она приоткрыла некоторые   неизвестные     факты  из  биографии матери.  Впервые рассказала, что выйти замуж за В.Э.Мейерхольда   Зинаиду Николаевну подтолкнула не безвыходность создавшейся в ее личной жизни ситуации после разрыва  с Сергеем Есениным. . В конце 1920 г. З.Н.Райх, расставшись с Есениным,  собиралась  выйти замуж за человека, с которым познакомилась  в Петрограде и  который давно её любил. Этот жених оказался в Германии, когда Зинаида Николаевна встретила  В.Э.Мейерхольда  и влюбилась в него, несмотря на заметную разницу в возрасте.  Это были  не только глубокие чувства к будущему мужу, но и осознанная вера, что она ему нужна  в его творческом росте.  «Когда я выросла, - вспоминала Татьяна Сергеевна, -  она говорила мне, что не допустила бы расставания Всеволода Эмильевича  с его первой семьей, если бы не было ясно, что он там быстро будет стареть и гаснуть. В этом женском царстве, где было три дочери и уже двое внуков (Игорь и Нина, дети Маруси), на Всеволода Эмильевича уже привыкли смотреть как на деда, у которого всё в прошлом. Неумение поставить себя, готовность переносить лишения и неудобства, да ещё радоваться при этом  -  эти его черты  вызывали в ней желание опекать его(…) Мать решила, что она сможет перестроить весь образ жизни Мейерхольда (…). Главной целью матери было  -  внушить окружающим, в том числе самому Мейерхольду,  что его искусство, его занятия, его свободная от всего второстепенного голова, его настроение, режим и отдых  -  превыше всего. На первых порах это было так трудно, что часто получалась палка о двух концах».  

Работа над  воспоминаниями  о матери осложнялась  отсутствием  многих документов, потерянных в военные годы.  В 1988 г. Татьяна Сергеевна обратилась в комиссию при Политбюро ЦК КПСС с письмом, в котором просила установить и дать  ей сведения о виновниках гибели Зинаиды Николаевны Райх.  «Речь идет не только о восстановлении исторической истины, но и справедливости. Загадочное преступление десятилетиями истолковывается по-разному, некоторые версии наносят ущерб памяти моей матери», - писала Татьяна Сергеевна.

Было дано поручение Прокуратуре СССР рассмотреть вновь  дело об убийстве З.Н.Райх.  Через некоторое время  Генеральный прокурор СССР  ответил  в ЦК КПСС: «В настоящее время виновных лиц, совершивших убийство Райх З.Н.,  установить не представляется  возможным».   

Основным источником воспоминаний о матери  была только память Татьяны Сергеевны, но, к глубокому сожалению,  с годами многое стало забываться.  В  начале 70-х годов есениновед В.Ф.Земсков прислал  в Ташкент   написанный на полутора страничках план, составленный З.Н.Райх, который он обнаружил в архиве В.Э.Мейерхольда.  Это были сжатые конспективные наброски задуманных матерью  воспоминаний, включавшие  в себя 33 пронумерованных пункта, большая часть которых  занимала  всего  одну  строчку. В.Ф.Земсков не смог расшифровать ни один пункт плана, хотя хорошо знал творческую биографию С.А.Есенина и его окружения, поэтому убедительно просил  Татьяну Сергеевну  раскрыть смысл   плана.

 Из 33 намеченных в плане  пунктов Татьяна Сергеевна смогла  прокомментировать не больше десяти. Удалось на основании  рассказов  матери  объяснить  разделы  плана, касающиеся поездки    С.Есенина и З.Райх  в деревню под Петроградом, где они пытались  поймать в пруду рыбу,  затем  играли с друзьями в  народную игру горелки, во время которой Зинаида спотыкалась и падала, вызывая своей неловкостью смех. Поддавались расшифровке  разделы  плана, касающиеся знакомства   З.Н.Райх  с критиком Р.В.Ивановым-Разумником, которого обожал и ценил С.Есенин;  а также  о дружбе с поэтом А.Ганиным, посвятившим   Зинаиде Николаевне свои  стихи, которые она берегла долгие годы. Просматривалось стремление  матери  рассказать о поездке  на «Белое море  -  Соловки», о посещении Вологодской губернии, где в  Кирико-Иулитанской  церкви  совершилось венчание  С.Есенина и З.Райх.  Следующие пункты плана  -  «5. Дни революции  -  окт.»  и   « 6.Длинные вечера, короткие дни» - касались  первых дней совместной жизни молодоженов  в Петрограде на Литейном проспекте в доме № 33. 

 О чем хотела рассказать З.Н.Райх, намечая разделы  «9.Вечер поэзии» и «10. А.Блок»,  Татьяна Сергеевна не знала.  Зинаида Николаевна  любила стихи А.Блока, но ни о знакомстве, ни о встречах с поэтом она никогда не говорила.  Вероятно, таких   встреч и не было. О Блоке она  многое  узнавала из рассказов С.Есенина и его друзей. 

Более обстоятельному объяснению  поддавались  пункты плана, относящиеся к проживанию З.Н.Райх в 1918 г. в Орле, где  родилась летом  Татьяна.  Об этом периоде она не раз слышала рассказы  родителей Зинаиды Николаевны и её сестры.

Некоторые разделы  плана  предусматривали отразить  жизнь   Зинаиды Николаевны во время первой её  поездки в Европу,  планировалась и   оценка  первой  сыгранной  ею роли  Аксюши в  «Лесе» А.Н.Островского и др.

Некоторые пункты плана не поддавались расшифровке. В   таких случаях  Татьяна Сергеевна   писала:

«20. Черный человек  -  человек и поэт. Мифы и ложь  -  фантазия, которая не умещалась в стихи».   Ответ: «Расшифровать не могу. Ни мне, ни при мне она об этой поэме  не упоминала».

«31. Скульптура  -  дети, Конст. Желание Кости в Тифлисе. Стихи к женщине (Встреча 1927 н. год с Тат.Ис.)»..    Ответ: «Расшифровать не могу. Театр Мейерхольда гастролировал в Тифлисе летом 1927 года. «Тат. Ис.»  -  не напоминает ни о ком».

«32. Эпизоды со станцией в Лапландии и деревне с крещением девочки (Зинаида)».  Ответ: «Эти эпизоды, несомненно, относятся к поездке на Север. Я о них не знаю».  

Последний пункт плана позволил  высказать предположение о времени  его написания.   З.Н.Райх  наметила  в плане:  «33. Единственное письмо, которое  и напечатать нельзя».  По этому поводу Татьяна Сергеевна писала:  «Последний пункт подсказывает мне, когда примерно мог быть написан план. Она составила его тогда, когда у неё еще хранилось одно из писем Есенина. Не знаю, сколько всего у нее хранилось его писем, я их не видела, знаю только, что она их постепенно, одно за другим уничтожала. Последнее было уничтожено на глазах у меня, Мейера и Кости.  Она не принимала такого решения заранее  --  письмо попалось ей под руку, когда она что-то искала в своем небольшом письменном столе. Пробежала глазами, порвала и бросила. Мы её не удерживали  -  ей лучше знать, надо ли хранить письмо. Было это в тридцатом».

Интерес к творчеству С.А.Есенина  способствовал зарождению  в стране движения  есенинолюбов. Это были страстные поклонники есенинской поэзии, благодаря которым   повсеместно   звучали   стихи любимого поэта, проводились   литературно-поэтические вечера, организовывались  выставки, выяснялись   и уточнялись  различные факты  биографии поэта, определялось  время создания есенинских произведений,  разыскивались   лица, с  которыми  был в дружбе или во вражде  любимый поэт.   В сфере этих интересов оказалась и Татьяна Сергеевна.  Ей писали письма, присылали  газетные и журнальные публикации о Сергее Есенине, напрашивались в гости. 

  В 70-е годы  активизируются   творческие и деловые контакты с  есениноведами и есенинолюбами  страны.  12 октября 1976 г. Л.Варшавский прислал в Ташкент  оттиск статьи «К биографии Сергея Есенина (З.Райх и С.Есенин)», сопроводив текст дарственной надписью «Дорогой Татьяне Сергеевне Есениной с великой благодарностью. Варшавский».   (Хранится в Музее С.Есенина в Ташкенте).         В  1976 г.  И. П. Козлов  привез в подарок книги С.Кошечкина «Сергей Есенин. Раздумья о поэте» (М., 1974),  А.Волкова «Художественные искания Есенина» (М.,1976), другие издания.  «Мое знакомство с Татьяной Сергеевной, дочерью поэта, - писал  И.П.Козлов, - произошло в  Ташкенте, куда я был направлен для дальнейшего прохождения военной службы по окончании Великой Отечественной войны. (…) По окончании военной службы я целиком посвятил себя лекционной пропаганде жизни и творчества С.А.Есенина. Наши встречи и беседы с Татьяной Сергеевной были откровенными и содержательными. Мне, государственному тренеру шахматно-шашечного отдела Спорткомитета СССР,  было приятно узнать об ее увлечении шахматами».

 После отъезда  И.П.Козлова  Т.С.Есенина писала ему в Москву:   «28.1У.78.  Дорогой Иван Пименович! Поздравляю Вас со всеми прошедшими и предстоящими праздниками и желаю Вам всяческого благополучия. Вы знаете, разговор о шахматном журнальчике «64» был у нас с Вами давно, и я успела о нем позабыть. Поэтому, когда «64» стали ко мне регулярно приходить, я страшно удивилась,  и чуть было не впала в мистику. Ваша открытка объяснила мне, в чем дело. Я очень-очень Вам благодарна, тем более, что нынешний шахматный год  -  особенно интересный».

Высылает  копию редкой  дореволюционной  фотографии  Сергея Есенина  исследователю творчества поэта Ю.Л.Прокушеву.  Раритетных вещей, связанных прямо или косвенно  с Есениным, у неё было немного.  По возможности,  отвечала  на настойчивые просьбы есенинолюбов, которые просили  прислать  фотографий отца и матери.  «Уважаемый тов. Исламов! – писала она в Башкирию. -  Переводы стихов Есенина на узбекский язык издавались, но где взять эти книги — не знаю. Я и для себя доставать не умею. Просьб о присылке фотографии я получаю очень много. Иногда я отдаю некоторые переснимать и тут же раздаю или рассылаю. Сейчас у меня нет ни одного лишнего снимка, но они когда-нибудь будут. Не могу обещать, что это случится скоро. Желаю вам успеха. С приветом — Т. Есенина. 5.1.82». В конце того же года  она отправила  адресату  сборник стихов Есенина в переводе на узбекский язык.

Татьяна Сергеевна любила встречаться с рязанцами.  В мае 1989 г. состоялась встреча с В. М. Банщиковым, известным психоневрапатологом. Он был не только ровесником С.А.Есенина, так как родился в 1895 г., но и земляком, родом из  села Борец Сапожковского уезда Рязанской губернии. Прошел удивительный путь от  крестьянского паренька до признанного ученого, автора многочисленных научных трудов.  При встрече речь зашла не только о рязанской земле или проблемах медицины, но и о поэзии Сергея Есенина, стихи которого маститый профессор знал и любил при случае декламировать.  На прощание подарил свою объемную книгу «»Проблемы психоневрологии (научные труды)» (М., 1969)  с  автографом: «Глубокоуважаемой и Дорогой  Татьяне Сергеевне Есениной на добрую память. Земляк и друг С.А.Есенина В.М.Банщиков. Май, 1989 г.» (Книга хранится в Музее С.Есенина в Ташкенте).

Переписывалась  с есенинолюбом И.А.Синеоким, директором  Омского краеведческого музея и обладателя  большой коллекции  материалов о творческой биографии С.А.Есенина.  Отвечала на письма английских исследователей есенинского творчества  Дж.Дэвис и М.Гордона,  писала  филологам  из других стран.  В канун Нового  1990 года сообщала  в Ленинград: «Еще надо ответить на кучу поздравлений, которые любят присылать есенинские поклонники-пенсионеры. Одна дама просит меня приехать к ней познакомиться, поскольку ей очень одиноко на пенсии. И надо написать в Китай двум преподавателям некоего Нанькайского университета, которые взялись писать книгу о Есенине».

Татьяна Сергеевна  на первом этапе  организации общественного музея Сергея Есенина в Ташкенте    не очень верила в возможность его создания. «В Ташкенте, - писала она И.П.Козлову в Москву, - представьте себе, собрались открыть музей Есенина, об этом еще весной было сообщение в газете.  Устроители музея много раз звонили и грозились прийти в конце лета (когда будет отремонтировано помещение)  -  «вытягивать» из меня экспонаты. Конечно, я им могла лишь одно пообещать  - дать переснять кое-какие фото.  Зачем торопиться распылять по разным городам экспонаты, когда еще в Москве нет музея Есенина?». Но через некоторое время она  убедилась, что это не очередное мероприятие энтузиастов, а  серьезное намерение об открытии  культурного  центра изучения и  пропаганды творческого наследия С.Есенина.  Стала активно помогать советами, передала в фонд музея уникальные вещи, связанные с именем отца.  Подарила  малоизвестные  фотографии матери, рукопись своих воспоминаний о З.Н.Райх, редкие книги о творчестве С.Есенина, чемодан, с которым Сергей Есенин путешествовал в Европе и Америке.  Принимала участие в проводимых мероприятиях, посвященных С.Есенину, снималась в документальном фильме о поездке С.Есенина в Туркестан в 1921 году. В другом письме И.П.Козлову она  дала следующую оценку: «Музей в Ташкенте  -  учреждение, по-моему, симпатичное. Приезжайте познакомиться».

Т.С.Есенина активно принимала участие в мероприятиях, посвященных 90-летию со дня рождения С.А.Есенина.  В июле 1985 г. получила   от председателя оргкомитета С. Михалкова приглашение  приехать в Москву на юбилейные торжества в честь великого русского поэта.  

В помещении  ташкентского Музея  Сергея .Есенина было записано телевизионное интервью с Т.С.Есениной накануне 90-летия со дня рождения  русского поэта. Она впервые поделилась с телезрителями воспоминаниями об отце и матери. В  окружном Доме офицеров при участии  Союза  писателей Узбекистана  состоялся  литературный вечер, на котором  народный поэт республики Абдулла Арипов вручил Татьяне Сергеевне  Есениной юбилейную есенинскую медаль, а народный поэт Узбекистана Эркин Вахидов  прочитал стихотворения С.Есенина, переведенные им  на узбекский язык.

В феврале 1988 г. Татьяна Сергеевна  получила  из Баку  от   писателя  Г.  Наджафова   изданную им   документальную повесть о С.Есенине  «Балаханский май».   Её  взволновало сообщение писателя, что он  имеет на руках автограф  стихотворения «Голубая да веселая страна…» С.А.Есенина, на котором  поэт сделал приписку «Гелия Николаевна! Это слишком дорого.  Когда увидите мою дочь, передайте ей. С.Е.». «Хранить у себя такую драгоценную реликвию не имею права, - писал Гусейн Дадашевич. – Считаю своим долгом выполнить волю великого поэта и выслать автограф Вам».  Это был автограф   стихотворения  С.А.Есенина,  написанный   поэтом   8 апреля 1925 г.

В 1991 г.  к Татьяне Сергеевне  обратились  есенинолюбы города Орла  в связи с открытием  памятного знака  и мемориальной  доски на доме, в котором она родилась. .К сожалению, здоровье Татьяны Сергеевны  не позволяло ей выехать в свой родной город.

  Т.С.Есенина  не верила  в убийство С.Есенина. Она писала   17 ноября 1990 года в Англию есениноведу  Г.Маквею: «Дорогой Гордон! Вы просите меня написать о своем отношении к тем «версиям» об убийстве Есенина, которые в последнее время появляются в нашей печати. Надеюсь, вы сами видите, что авторы этих статей никакими убедительными фактами не располагают, что цель их  -  вовсе не поиски истины. Статьи  рассчитаны на то, чтобы вызвать у невежественного читателя подозрения против определенного круга лиц. Конечно, вся эта «мышиная возня» неприятна, но мне кажется, что она скоро прекратится…».

  Татьяна Сергеевна умерла в Ташкенте  5 мая  1992  года. На гражданскую панихиду  в Музей  Сергея Есенина  пришли  почитатели  ее таланта, многочисленные друзья. Похоронили ее  на старом городском  Боткинском кладбище. С её смертью оборвалась ташкентская ветвь  Сергея  Есенина в Узбекистане. Постепенно в Россию  переехали    сын, внуки и правнуки Татьяны Сергеевны Есениной.

 В  газетах «Правда Востока»,   «Народное слово»,  «Вечерний Ташкент» были опубликованы  материалы о кончине дочери русского поэта, а   в  специальном выпуске информационного бюллетеня «Мир Есенина» (1992, № 3)   напечатана    подборка  воспоминаний о встречах с Татьяной Сергеевной Есениной   директора Музея Сергея Есенина  В.Николюка,   журналиста Г. Димова, поэта Р.Фархади, филолога  С.Зинина,   которые  подчеркивали,  что   творчество  Т.С.Есениной  «не было чуждым в Узбекистане».

Через несколько лет на могиле Т.С.Есениной  был установлен достойный  памятник.  Её памяти посвящен специальный стенд в Музее Сергея Есенина в Ташкенте.

 

Август Вулис

 

1.И  вот  «Женя»

Близился к концу очередной рабочий день.

Как раз в тот момент, когда мы собирались домой, открылась дверь отдела, иаошла Татьяна Сергеевна.

-Вы уже собрались? Вы уходите?  А я вас хотела задержать… Или лучше так: вы не задерживайтесь.  Я ведь могу и подождать. Когда будет время, тогда и займетесь мною. Я только что закончила повесть  -  вы будете первыми читателями.

Почему мы? Были на то  разные причины, официальные и неофициальные.  Одна из них:  мы  (то есть я, зав. и сотрудник Зоя Туманова)  являли собой творческий коллектив отдела, ведавшего в «Правде Востока»  литературой и искусством.

Газетный Ташкент того времени располагал весьма значительным  резервом неосуществившихся сатириков, остряков,  готовых в минуту переключиться  с устного регистра на письменный.  Этот взрывчатый материал  растрачивался мало-помалу в фельетонах да юморесках  «Правды Востока» и «Ташкентской правды», но жаждал, настоятельным образом требовал  выхода громкого, масштабного.

Остряки от природы беспощадны. Татьяна Сергеевна со свойственным ей благородством избрала куда более честное оружие. В логике оно имеет четкое обозначение: «доказательство от противного».  То есть ты сводишь к абсурду  точку зрения оппонента, доказывая  закономерность своей. Татьяна Сергеевна  не поленилась написать целый роман, дабы опровергнуть  распространившуюся среди наших писателей  идею, будто ильфпетровская  схема сатирического романа  -  единственная… у нас возможная.

-Каждую главу я отдавала на пробу Вовке  с Сережкой. Если они находили  там хоть малейший след Ильфа и Петрова  -  глава летела в корзину, - сказала она, кладя один экземпляр на мой стол,  второй  -  на Зоин.

Справедливости ради отмечу, я нашел лишь один случай прямой переклички между «Женей  -  чудом ХХ века» (так назвала Татьяна Сергеевна свою повесть) и Ильфом-Петровым. И там,  и здесь отоларинголог доктор Ухогорлонос… А в остальном…

Мы с Зоей прочли повесть запоем, чуть ли не в тот же вечер. Не хотелось отрываться от легкого,  веселого, озорного текста.  Свежесть предвершинной арчовой рощи,  перезвон водопадов  в гульнамских  теснинах, первые тюльпаны  -  примерно такой  комплиментарный ряд из милых сердцу Татьяны Сергеевны тяньшанских  картин  проплыл у меня перед глазами. Но первое, что я сказал на завтра,  было ожидаемое ею.

- Здорово! На Ильфа и Петрова совсем непохоже.

Литературоведы, изучающие сатиру,  обязательно  ищут прототипы. Что касается доктора Ухогорлоноса, его генеалогия достаточно традиционна: это хорошо известный в литературе с давних пор творец искусственного интеллекта, изобретатель всяческих гомункулюсов. На сей раз  -  в пародийном варианте. То есть,   гомонкулюса  на самом деле нет, а есть  псевдогомункулюс, невольный зачинщик мистификаций. Это безусый юнец Женя, провинциальный правдолюб и простак.

Почему Женя? И почему  именно такой? Татьяна Сергеевна никогда не отвечала на этот вопрос прямо, даже двадцать лет спустя.  Но её внимательный взгляд на Женю Сорокина, угловатого, бескомпромиссного,  бесхитростного и грубоватого парня, угодившего с ленинградского журфака в наш сельхозотдел, косвенно отвечал на этот вопрос.

Другой ответ был в поэтическом имени: Евгений Евтушенко. Фрондирующий талант  -  это качество молодого шестидесятника  -  Татьяна Сергеевна ценила.  Тогда, в 1960 году, «Женя» в сочетании с бесстрашным юным героем, ревнителем справедливости воспринимались вместе  с этой фамилией  -  Евтушенко.

Были в повести и другие «люди из жизни».  Так прямо с натуры нарисован  литератор-самодур.

Главной же целью автора  было поднять на уровень литературы обсуждение всех тех проблем, с которыми Татьяна Сергеевна ежедневно  сталкивалась в отделе советского строительства. Проблем этих  -  вопреки распространенным заблуждениям  -  было куда больше, чем сейчас.

Жилищное строительство в мало-мальски  заметных масштабах  только-только начиналось. Валом валили бесквартирные старушки и молодожены из коммуналок.  Судебные злоупотребления, применяясь к новым условиям, видоизменились. Так что не было отбоя от посетителей обиженных законом.  Медицинское обслуживание граждан,  особенно инвалидов, хромало на обе ноги.

А бездомные? А жертвы административного произвола?  Вся эта армада обездоленных  держала отдел советского строительства в непрерывной осаде.  Людей надо было принять, успокоить.  И по мере возможности  -  помочь.  Татьяна Сергеевна постоянно звонила и моталась по исполкомам и райисполкомам, куда-то ходила, кого-то просила, доставала лекарства, давала деньги взаймы, с тем, чтобы  не получить их обратно.

Но благотворительными акциями, сколько бы души в них не вкладывалось, не компенсировать пороки системы, не исчерпать проблем, созданных ею.

Они-то, эти проблемы, и интересовали Татьяну Сергеевну.

Остроумная, ироничная. Изящный слог, зоркий глаз и масса других достоинств.

В те времена, пускай даже и оттепельные, журнал «Звезда Востока» сидел на строгой производственной диете: хлопок, шелководство, животноводство  и  -  в допустимых дозах  -  виноградарство.   В сторону от этой тематики, от канонического председателя колхоза на полях на ролях литературного героя  -  ни на шаг!

Набравшись духу,  я позвонил Константину Михайловичу Симонову, сосланному тогда Хрущевым в Ташкент.

-Очень талантливая журналистка.  -  И повесть очень талантливая.

-Повесть привозите, но поговорить с автором смогу только через три месяца. Устраивает?:

Ровно через три месяца, день в день, даже час в час,  зазвонил у меня на редакционном столе телефон. Симонов приглашал Татьяну Сергеевну к себе.

 -Если хотите, приезжайте с ней вместе.

И вот мы сидим за большим столом у Симонова в кабинете, на втором этаже его ташкентского особняка.  Симонов высказывает автору: в чем достоинства повести, а в чем недостатки, оговорившись предварительно, что профессиональным ценителем сатиры не является.  В разговоре он податлив, уступчив, открыт для спора, причем адресуется как бы ко мне, смотрит на меня.  Помню свое тогдашнее ощущение: поэта Симонова смущает испытующий  взгляд  голубых есенинских глаз.

Большая часть беседы  -  обсуждение практических деталей: Симонов назвал журнал «Москва». Здесь у повести сразу же обнаружились друзья, что планировалось. И враги.  Ну враги не планируются, они появляются сами.  Активным сторонником публикации была Евгения Самойловна  Ласнина.  .Активным противником оказался  сатирик Аркадий  Васильев. Фигура влиятельная, член редколлегии журнала, автор романа-фельетона «Понедельник  -  день тяжелый».

В конечном счете, «Женя» попал к Твардовскому в «Новый мир», где и был опубликован (1962, № 1). «Новый мир» стал событием в жизни Татьяны Сергеевны.

Что еще вспомнить о «Жене»?

Сразу три главные студии  страны предложили Татьяне Сергеевне экранизировать повесть. Так что многие последующие месяцы её жизни были связаны с Москвой, Ленинградом.

В период борьбы с абстракционизмом один администратор местного масштаба и низкого пошиба (кстати, член поэтической секции писательского союза и к тому же коллега Татьяны Сергеевны, журналист)  попытался подверстать «Женю» к абстракционизму.  К счастью, другой более  крупный администратор, воспользовавшись здравым советом экспертов,  помешал  осуществить  идеологическую расправу.

«Женя», бесспорно,  оказал подспудное влияние на наш литературный процесс и явное  -  на знаменитое «Созвездие Козлотура» Фазиля Искандера. И здесь повествование ведет остроумный журналист. И здесь конфликт развертывается вокруг мифического существа.  Как и Татьяна Сергеевна, автор «Созвездия» верит во всепобеждающую силу  смеха.

На новомировском небосклоне «Женя» вспыхнул  одинокой звездочкой. Совсем немного лет прошло  -  и появилось «Созвездие». А потом  - и  созвездия…

2..«Да мы с ним за одним столом!..»

Скромность Есениной была беспредельна.  При длительном общении с ней возникало чувство, что Татьяне Сергеевне претит даже сама мысль о лаврах, заслуженных или незаслуженных, о лишнем внимании, спровоцированных её именем, происхождением, семейными связями и знакомствами.  Сочли бы за честь принимать у себя отца её  -  поэта Сергея Есенина, мать  -  актрису Зинаиду Райх, отчима  -  Всеволода Мейерхольда  -  королевские дома всего мира.  Ещё вопрос: снизошли бы перечисленные лица до принятия такого приглашения, или не снизошли бы.

Татьяна Сергеевна рассказывала мне однажды, естественно, уже после хрущевских реабилитаций, что незадолго до ареста Мейерхольда Зинаида Райх от его  имени и его почерком  (рукописи  их, говорят,  неразличимы) вступила в искусствоведческую дискуссию со Сталиным.  То есть сочла возможным и уместным, и, более того,  естественным, спор о театре с «величайшим гением всех времен и народов». Ответная реакция не заставила  себя ждать. Арест Мейерхольда и убийство Райх.

Зинаида Райх снизошла до переписки со Сталиным, Мейерхольд, кажется, не снизошел…

Татьяна Сергеевна была предельно щепетильна в обращении с громкими именами. Можно пересчитать по пальцам, сколько раз за тридцать лет общения упомянула она при мне великих мира сего.

С ужасом рассказала однажды, как пришел в дом Мейерхольда, к ним, детям,  малолетним Тане и Косте, вконец больной, словно бы уже заглянувший в глаза смерти Сергей Есенин. За несколько дней до самоубийства.

И эти мемуары были вынужденным отступлением в разговоре о нашем общем  знакомом, перешагнувшем удел белой горячки. Мемуары она  считала  некой  заповедной землей, куда заказан вход путаникам или непосвященным, куда закрыт доступ блудливым стяжателям или праздным болтунам.  И мемуары  -  только через храм внутреннего очищения. ..Только на максимальном взлете честности.

Бог мой, сколько торжественных слов я здесь наговорил. Она бы, пробежав их быстрым взглядом, насмешливо поморщилась, рассмеялась:  терпеть не могла вычурности,  нарочитости, высокопарности.   А вот пародию любила – и всегда готова была  спародировать смешное, неуклюжее  гримасничанье…

Андрей Белый мог войти в её  монолог  совсем  невзначай, через запятую, по ходу   простого перечисления,  следом за Эренбургом, или Катаевым, или Олешей  -  с той же естественностью, с какой часом или получасом раньше входили наши сотрудники  и сподвижники:  главный редактор Степан Семенович Черник, ответственный секретарь Илья  Капитонович Костиков, заведующий партийным отделом  Абрам Яковлевич  Шкловер, или безусый новобранец отдела промышленности Юра Кружилин.

А что удивительного? С точки зрения Татьяны Сергеевны, и те, и другие были  равноправными участниками её биографии.  И, кстати сказать,  равноправными участниками общечеловеческой драмы под вызывающим названием «история ХХ века».  Лишь с точки зрения  логики   существовало это разделение на тех, кто попал в учебники, и на тех, кому до столь триумфальной  карьеры еще расти и расти.  Татьяна Сергеевна понимала, сколь условна грань между  маршалом и солдатом, в чьем ранце  дожидается своей звёздной   минуты маршальский жезл. Сознавала она и другое:  сейчас солдат со своими  нереализованными потенциями стоит больше и стоит выше  исчерпавшего себя самозваного маршала.

Впрочем, стоит ли, мудрствуя лукаво, придумывать мотивировки её  спокойного отношения к своим высоким знакомствам.  Дочь Есенина и Зинаиды Райх, падчерица Мейерхольда, она встречалась, не могла не встречаться с этими людьми в своем доме, в гостях, в театре, в поликлинике.  Но считала их просто людьми  -  такими же, как и другие, кто попадался ей на жизненном пути.  И фамильярности, как по отношению к своим коллегам, так и к действующим лицам первой её жизни  -  той, что закончилась с арестом Мейерхольда  -  не допускала.  «Андрияна? Да мы с ним за одним столом…»  Такое от неё немыслимо было услышать  -  ни об Андрее Белом, ни, допустим,  об Андрее Кружилине, повзрослевшем сыне того самого новобранца…

И всё-таки фрагменты той, первой, биографии криками,  хотя и непроизвольными, вспышками, время от времени проникали в её речь. Где-нибудь в березовой роще на берегу голубой-голубой Коксу она могла, глядя на снежный гребень хребта,  врезавшегося в голубое-голубое небо, вспомянуть швейцарский пейзаж.  Или, рассуждая в прокуренной комнате отдела литературы и искусства о современном авторе, сослаться вдруг  на непереведенный французский роман, читанный ею в оригинале.

Она была блестяще образована, знала тьму разных вещей, но старалась этого не показывать.  А, верней, и стараться –то ей  не приходилось, такая была её природа, её натура, её философия: скромность   -  естественное состояние нормального человека.

Минуты полной отрешенности были очень редки.  И, думается,  не из-за чрезмерной замкнутости или сверхосторожности Татьяны Сергеевны.  Скорее всё по той же  причине : она не хотела обременять собеседника собой, перекладывать на его плечи груз своих горестей и забот.

Самый сюжетный из рассказов Татьяны Сергеевны в её первой жизни и самый,  думаю, драматичный, я услышал в Москве, кажется, в 1962 году. Останавливалась она, как обычно,  у своей школьной подруги Мариэль  Шагинян, художницы и жены скульптора Виктора Цигаля, на Арбате.  Там и поведала мне эту историю.

Как и всякая истинно авантюрная история, она тоже  началась  появлением незнакомца.  Как и всякая истинно драматическая  история, она содержала  изрядную пилюлю  горечи.

- Вчера посетил меня здесь  один искусствовед.  Он пишет сейчас книгу о Мейерхольде…  Но сколь ни  странно, целью своего визита провозгласил расшифровку стихотворения, принадлежащего не Мейерхольду, а Эйзенштейну…

Татьяна Сергеевна показала мне его. Стихотворение знаменитого кинорежиссера было написано в традициях  тонкой акварельной лирики китайских поэтов.

Смысл стихотворения приблизительно такой: «Не успела предрассветная роса смыть орхидею у меня под окном, не успела утренняя заря тронуть розовой кистью небесную синеву, как скрипнула дверь моей комнаты, и в раме зияющего проема проступила хрупкая фигура девушки. Девушке было двадцать. Она была прекрасна.  В истлевающих сумерках отступающей ночи нечетким фарфоровым пятном  белело её дивное лицо, зато глаза прожигали  своей яркой  голубизной  пространство. И говорили.  Говорили, вопреки логике всей картины. Да, девушка поднесла к губам палец, взывая к молчанию. Но глаза говорили, как бы требуя от меня: ну, пробудись же!  И я пробудился, и понял, что   это не сон, девушка на самом деле стоит передо мной и молчит, но глаза её рассказывают: «Там, за далекими холодными лесами  Оно, и Оно  -  величайшее сокровище для людей и мой долг стать хранителем Святого Граяни». Я протер глаза  -  никого не было в комнате. Но я уже знал:  Оно  -  там. И мой долг Его спасти…»

С сюжетной точки зрения этюд Сергея Эйзенштейна  -  всего только метафора. А, говоря по-детективному, шифровка.

- Это шифровка? – спрашиваю я Татьяну Сергеевну.

- Во всяком случае, искусствовед  предложил мне  расшифровку, которую я должна была подтвердить  или опровергнуть.

- Ну и?

- Я её подтвердила.

Когда арестовали Мейерхольда, перед Татьяной встала проблема: как спасти  архив великого теоретика сцены,  хранившийся на даче.  Она сложила рукописи, черновики, письма, документы в кладовку под лестницей, прикрыла их  обветшавшей рухлядью А сундуки, комоды и шкафы на верандах и в комнатах набила стенограммами заседаний, старыми газетами, словом, макулатурой.

И села ждать гостей.

Гости не замедлили пожаловать.  Учинили обыск, конфисковали шкафы со стенограммами  -  и этим удовольствовались.

Архив Мейерхольда благополучно пролежал под лестницей до самой зимы. Но вот немцы вторглись в Подмосковье, и Татьяна приняла решение ехать за помощью к Эйзенштейну.

Эйзенштейн встретил её  обращение как должное, не удивляясь, не проявляя сомнений, колебаний, не задавая  оборонительных вопросов:  «Спасать наследие врага народа?» Опираясь на свои силы, он раздобыл грузовой фургон, предназначенный для транспортировки не то хлеба, не то мяса. Архив перебрался на дачу Эйзенштейна на восток Подмосковья. Оттуда, когда подоспело время, он перекочевал в государственные хранилища. Вот какой сюжет содержали метафорические  строки Эйзенштейна.

Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх  -  главные персонажи первой жизни Татьяны Сергеевны.  Воспоминания о них она писала в последние годы своей второй  жизни.  Часть этих воспоминаний успела написать и даже опубликовать. Другая часть осталась в рукописях и замыслах,  которые теперь уже не будут осуществлены. Как и многие другие её планы.

Летом 1962 года вал воспоминаний захлестнул её. Может быть, это было обусловлено хрущевской оттепелью. Но и факторы индивидуальные сыграли свою роль.  После долгого перерыва Татьяна Сергеевна побывала в Москве.

Экспромтом я организовал визит к Елене Сергеевне Булгаковой. Вдова одного великого писателя привечала  дочь другого великого писателя. Татьяна Сергеевна получила доступ к неопубликованному еще  булгаковскому роману «Мастер и Маргарита».

Она прочла роман прямо там, похвалила Булгакова и благодарила  Елену Сергеевну.  Что же касается оценок, их почему-то не было. И лет этак десять она при мне вообще о романе не заговаривала. А заговорила, лишь прочитав рукопись моих воспоминаний   о Елене Сергеевне, где мельком  упоминался и тот наш визит, и  последующее молчание Татьяны Сергеевны, которое я объяснил застенчивостью.

- Застенчивостью?  Ничего вы не поняли.  Я была тогда потрясена. Не знаю, чем больше  -  самим ли романом или двумя  разительными совпадениями.  Первое: атмосфера Великого бала напомнила мне дни после убийства матери. Та же льющаяся кровь, та же непрекращающаяся толчея, те же мельтешащие лица.  И второе.  Мастером называли Мейерхольда  -  и в театре и дома. А любимая сценическая роль Райх из «Дамы с камелями»  -  Маргарита. Хоронили её в наряде Маргариты.

Есенинское имя Татьяна Сергеевна воспринимала и как некое звание. Неуважение к есенинскому имени представлялось Татьяне Сергеевне абсурдом на грани анекдота.  Один подобный анекдот она мне рассказала

Московский аэровокзал. Идет регистрация на ташкентский рейс. Любопытствующий пассажир заглядывает через плечо в её билет и, прочитав фамилию,  оторопело спрашивает:

-Простите, вы не родственница футбольного комментатора Есенина?

Родной брат Татьяны Константин  Сергеевич действительно был большим знатоком футбола и время от времени выступал по телевидению в футбольных передачах.  Анекдот анекдотом, но даже вне всякой статистики он наталкивает на весьма суровые  обобщения.

«Правда Востока».

 

Сергей Южный

 

К.Симонов и Т.Есенина.

Закончив повесть, Татьяна Сергеевна дала прочитать первый вариант  заведующему отделом литературы и искусства в «Правде Востока» А.Вулису.   Тому рукопись понравилась. Решил  рассказать об этом К.Симонову, который в то время  жил в Ташкенте. В газете «Правда Востока» Константин Симонов печатался мало, в редакцию заходил изредка, но контакт с сотрудниками поддерживал. 

Деловой разговор о  повести Т.С.Есениной состоялся.   Обсудили также  практические шаги  издания произведения. К.Симонов предложил напечатать «Женю – чудо ХХ века» в журнале «Москва», где он числился в составе редколлегии. Вскоре   К.М.Симонов отправил  редакторам журнала письмо:

: «Посылаю  к Вам  в «Москву» это письмо вдогонку за уже отправленной рукописью повести Татьяны Сергеевны Есениной «Чудо двадцатого века» (название, быть может, и не самое удачное).

Во-первых, мое мнение о повести. Мне кажется, что очень многое в ней здорово придумано, но в то же время довольно многое еще вовсе никак  не придумано и не поставлено на свое место. Мне кажется, что в повести много здоровья, юмора, и при том, что в ней пока что не получились целые большие куски, по-моему, много таланта.

А теперь перейду к автору. Главное в том, что автор, на мой взгляд, очень природно-талантливый человек. Это очевидно, особенно если прикинуть, что это ее первая прозаическая вещь. Я собственно и позволил себе порекомендовать журналу и притом с практическими целями эту далеко не готовую вещь только потому, что автор, на мой взгляд, безусловно, талантлив, и если ему помогут с этой его первой работой, может еще очень украсить это свое произведение.

Почему я уверен, что в данном случае автор (с помощью редакции) сможет радостно, а не мучительно довести работу до конца? Бывает и так, что по рукописи видно, что автор талантлив, а рукопись все равно не вышла, и довести ее автор до конца не в состоянии. В данном случае у меня обратное ощущение. У автора хватит и запаса таланта, и запаса воли и трудолюбия, и запаса знаний жизни, и запаса желания (а это тоже немаловажно) довести свою вещь до конца.

Татьяна Сергеевна Есенина  -  ей сейчас около 40 лет  - журналистка, она работает в отделе советского строительства газеты «Правда Востока» литературным сотрудником и львиную часть своего времени проводит в командировках как разъездной корреспондент. Это веселая, умная, хорошо знающая жизнь женщина. В «Правде Востока» она работает уже десять лет, до этого работала в других газетах, до этого, как мне сказали ее товарищи по работе, была медсестрой. Имеет незаконченное высшее образование.

С повестью ей здесь разные товарищи  -  и недоброжелательные и доброжелательные  - заморочили голову. Одни уверяли, что надо переписать первую  половину,  другие, наоборот, что надо переписать вторую половину, третьи говорили, что это вообще бред, четвертые, что повесть хороша,  но ее, дескать, никто не напечатает.  Мой взгляд на вещь, который я Вам изложил кратко, а автору подробно, не вызвал в авторе сопротивления. Она ответила, что сама чувствует сейчас, что повесть далеко не готова, что в ней еще надо многое переделывать и заново переписывать, но при этом добавила, что она сейчас как-то совсем запуталась под влиянием избытков советов. Она готова работать сколько угодно, но ей очень необходимы твердая рука помощи и ясные предложения о том, что она должна сделать практически, высказанные той редакцией, которая рискнет взяться и поработать с ней. Насколько я понял из разговора, она в ближайшее время может получить отпуск у себя в газете и использовать его на поездку в Москву и на работу над рукописью. Добавлю еще, что она на меня произвела впечатление опытного журналиста, живого, делового, вполне практичного человека.

Ну, наконец, последнее. Татьяна Сергеевна  -  дочь Сергея Есенина и в то же время, на мой взгляд, талантливый человек, который, если помочь ввести его в литературу, отнюдь не ограничится только одной этой повестью. Если это так, а мне верится, что это именно так, то мне, как старому редактору, кажется, что это радостное дело для журнала  -  ввести в литературу талантливую писательницу, которая к тому же еще дочь Сергея Есенина. В этом есть какая-то своя особая радость для всякого человека, любящего нашу русскую поэзию.

Вот, дорогие друзья, все, что мне хотелось сказать по этому поводу как писателю-единоличнику, который, будь он сейчас редактором, откровенно говоря, ни за что не прошел мимо этой рукописи. Жму Вашу руку. Константин Симонов. Г.Ташкент. 2. 1У.1960 г.».

Татьяна Сергеевна после встреч с К.М.Симоновым сказала: «Добрый покровитель злых сатириков». «Не помню, - писал А.Вулис, - о Симонове  ли, но знаю, что эти слова очень точно подходят к нему…». Известно, что К.Симонов   помог А.Вулису в публикации  материалов о советской сатире и юморе, в издании длительное время находившихся под запретом художественных  произведений  М.Булгакова.

Несмотря на столь лестный отзыв, повесть  не  появилась  в журнале «Москва». Она увидела свет только в 1962 г. в первом номере журнала «Новый мир», который редактировал АТвардовский. Её публикации  опять же посодействовал  К.М.Симонов.

Несколько осторожно оценивал К.Симонов содержание второй сатирической повести Т.С.Есениной. Её  также одним из первых прочитал А.Вулис.  И в этот раз он  показал рукопись К.М.Симонову. «Однажды я навестил его, - писал А.Вулис, - заранее объявившись по телефону, в связи с новой повестью Татьяны Сергеевны Есениной. Эта вещь, написанная в том же юмористическом ключе, что и предыдущая,   -  «Женя  -  чудо ХХ века»   -   была отдана, подобно предыдущей, Симонову на апробацию.

Сюжетные коллизии этого сочинения связаны с летающим совхозом: по каким-то сегодня уже не ясным причинам, сей социальный организм отрывается от земли и носится в пространстве, создавая определенные трудности для разных руководителей и контролирующих учреждений».

Но к гротеску К.Симонов относился с опаской. Он не был ярым  противником  сатирического гротеска в литературе, но,  скорее всего,  такая  манера  не была характерна для его творчества.

О содержании новой повести К.Симонов сказал Татьяне Сергеевне:

- Технология Вашего жанра мне недоступна.

Повесть к печати  не приняли. Рукопись пришлось похоронить в личном архиве. Её читали дети и самые близкие друзья.

 

Сергей Агальцов

 

«Топнет ножкой и кричит: «Я  -  Есенина!»

Осенью 1978 года мы с молодым поэтом Валерием Кудрашовым из родной Рязани отправились в далекую и (как нам казалось) экзотическую Туркмению. Вскоре по приезде нас приняли на работу на Красноводскую студию телевидения. А через два месяца как молодых тележурналистов послали на курсы в Ташкент…

Летели мы туда, окрыленные по двум причинам: надеялись увидеть Ташкент  - «город хлебный» с его достопримечательностями, а самое главное  -  найти живущую там  дочь Сергея Есенина.  Еще в Рязани мы узнали, что Татьяна Сергеевна живет в Ташкенте с военных лет (приехала сюда из Москвы в эвакуацию). И вот решили её найти во что бы то ни стало. Обратились в Союз писателей Узбекистана. И каково же  было наше разочарование  -  там не знали, что у них в городе живет дочь великого русского поэта.

Но мы не отступились: набрав «всемогущий» 09, узнали телефон Татьяны Сергеевны.  И сразу же стали ей звонить.  Помню, как дрожал мой голос, как прерывался, сколько чувств  теснилось в душе.  И еще жила опаска:  а вдруг не примет, откажет?  Ведь многие домогаются встреч с ней, чтобы выловить новые сведения о её бессмертном отце.  В трубке  после длинных, казалось, вечных гудков я услышал живой, молодой голос… И я сразу сказал: «Мы  -  молодые поэты из Рязани. Любим Есенина.  Не могли бы Вы нас принять?».

После короткой паузы Татьяна Сергеевна ответила: «Хорошо, что вы молоды.  Старики есениноведы  просто вымотали мне душу. .. (Вот почему, подумалось,  её, известную журналистку,  в Ташкенте никто  «не знал». Просто оберегали её от назойливых  визитеров).

… На ташкентском базаре мы купили охапку белых роз.  Казалось, что именно эти цветы подходят  для первой встречи с дочерью легендарного поэта. Вот мы у порога.  Дверь открыла голубоглазая  («как васильки во ржи  в лице цветут глаза»), русоволосая, удивительно похожая на Есенина женщина с прической-«бабочкой», почти такой же, как у отца.

Поблагодарив за цветы, она жестом пригласила нас в комнату. Разговор зашел про мемуарную литературу о Есенине.

-Об отце и его окружении, в том числе и о женщинах, с которыми был знаком, написано и опубликовано множество книг, - говорила она. -  Но почему-то почти ничего не пишут о его жене, матери его детей,  -  Зинаиде Райх.  Это жестоко и несправедливо.  – И чуть помолчав (от волнения в её глазах заблестели золотые  искры), Татьяна Сергеевна добавила: - Я обязательно, непременно напишу о ней, непременно…

Она сказала, что очень хорошо помнит свою мать и совсем, к величайшему огорчению, не помнит отца.  Зато в её детскую память на всю жизнь вошел визит Андрея Белого к её отчиму В.Э.Мейерхольду… Она играла на полу, когда дверь в её комнату распахнулась и в дверном проеме  возникла странная фигура незнакомого ей прежде человека. Шея его была обмотана длинным шарфом. Безумные глаза быстро бегали по комнате, словно кого-то или чего-то искали… Вдруг он стремительно подбежал к забившейся от испуга в угол девочке, взял её за худенькие плечи и, впившись в неё долгим,  пронзительным взглядом, почти выкрикнул: «Знаешь, кто твой отец? Твой отец  -  величайший лирик России после Пушкина!»  -  и выбежал из комнаты.

Есенина много переводят в Восточной и Западной Европе. Дочь поэта утверждала, что самые удачные переводы сделаны во Франции, хотя и не рифмованным стихом, а верлибром.

Татьяна Сергеевна в тот памятный вечер обрушила на нас шквал незнакомой нам прежде информации  -  о Есенине, Клюеве, Мейерхольде, Троцком, написавшем предисловие к сборнику, называвшемуся (если мне не изменяет память)  «Поэты  -  Есенину». В него  вошли стихотворения, посвященные памяти только что ушедшего из жизни поэта.

- У отца с Троцким были сложные отношения, - тихо проговорила Татьяна Сергеевна.  – «Не поеду в Москву… Не поеду, пока Россией правит Лейба Бронштейн…» Это вырвалось в Берлине в 1923 году, как крик души… .

Мы заговорили о последователях и преемниках Есенина в русской поэзии. Я прочитал ей стихи Николая Рубцова. Ей понравилось. А вот стихи Павла Васильева, к нашему изумлению,  она почему-то назвала «декадентскими». Из поэтов двадцатого столетия ей больше  по душе Пастернак, Ахматова, Цветаева. (По-видимому, сказалось воспитание в доме Мейерхольда).

 

… На улице уже стемнело, и надо было прощаться (мы пробыли у Татьяны Сергеевны около четырех часов, а казалось  -  мгновение).  Возбужденные, переполненные впечатлениями, мы вышли на улицу, сели в автобус, где, не умолкая, обсуждали с жаром наш визит к дочери Есенина.  И произошло невероятное. Около нас столпились люди. Стали задавать вопросы, расспрашивать нас о встрече с дочерью поэта. Кондукторша, узнав, откуда мы едем, наотрез отказалась  с нас брать деньги за проезд: «Вы от Есениной, и я с вас ни копейки не возьму».

В общежитие мы в тот памятный вечер не попали. Три молоденькие узбечки, три сестры, работавшие в одной из ташкентских библиотек, пригласили нас в гости.  Угощали крепким ароматным чаем с восточными сладостями.  И говорили, говорили, говорили о Есенине. Читали наизусть его стихи: «Я сюда приехал не от скуки  -  ты, меня, незримая, звала». А узбечки подхватили: «И меня твои лебяжьи руки обвивали, словно два крыла». Читали Есенина до зари.

Прошло много лет, нет уже в живых дочери Есенина, но я вижу её есенинскую прическу, «сиянье её волос», слышу её голос, в котором звучат то тоскующие нотки, то радостные и пророческие: «Мой отец переживет всех нас…».

И еще вспоминаю слова её отца о ней: «Дочь у меня хорошая… - блондинка, топнет ножкой и кричит: «Я  -  Есенина».

«Правда», 1995 г. 20 сентября.

 

Виталий Абаньшин

 

Дочь Есенина

(Встреча с интересными людьми).

 

На сердце день вчерашний,

А в сердце светит Русь.

Сергей Есенин.

Десять лет назад у трапа океанского лайнера, названного именем скопинского героя Федора Полетаева, я, пожалуй, волновался меньше. Тогда, прибыв в Новороссийский порт, чтобы отправиться отсюда в плавание вокруг Африки, я был наделен некоторыми полномочиями. Теперь же, в Ташкенте, поднимался по лестнице в квартиру на четвертом этаже, руководствуясь всего лишь собственной инициативой.  Просто мне самому захотелось встретиться с дочерью великого русского поэта Сергея Есенина.

О времени встречи договорились по телефону. Звонить ходил в соседский дом. Набрал нужный номер и услыхал чистый тонкий голос: «Слушаю…»

- Здравствуйте, Татьяна Сергеевна!  - чуть замешкавшись, сказал я. И уверенно продолжал: - Я -  с Рязанщины…

Меня уже уведомили о том, что землякам отца она всегда рада.

Татьяна Сергеевна спросила, где живут мои родственники, у которых я остановился в Ташкенте, и подсказала на каком троллейбусе до нее удобнее всего доехать.

- Днем завтра я буду занята, - предупредила она (Татьяна Сергеевна работает в издательстве сельскохозяйственной литературы). – Вечером в семь, вас устраивает?...

- Вполне!..

Поблагодарив хозяйку телефона, симпатичную узбечку, я объяснил ей, с кем разговаривал: «Есть у нас в России поэт Есенин, а это его дочь…»

- Сергей Есенин , - прервала меня узбечка, оказавшаяся кандидатом наук, - он и наш поэт.  Переводы его стихов на узбекский язык  не залеживаются на книжных  полках.  Кстати,  Сергей Александрович наведывался к узбекам…

В Ташкент  -  столицу тогдашнего Туркестана  -  Есенина манило давно. И случай такой выдался. В мае 1921 года в среднеазиатском направлении шел поезд, в котором был выделен  специальный вагон ответственному работнику НКПС   -  другу поэта. В этом вагоне Есенин и жил во время пребывания в Ташкенте, а потом выехал в Самарканд, в Бухару…

Встретили его тепло. Ему посвящались литературные вечера. Настроение у него было приподнятое.  Обилие солнца и фруктов, восточных красок и музыки покорили его. И, думается, не случайно через годы в стихотворении о родительском доме  -  выражение о «кирпичном верблюде» родилось:

Видно, видел он дальние страны,

Сон другой и цветущей поры,

Золотые пески Афганистана

И стеклянную хмарь Бухары.

           Ах,  и я эти страны знаю…

А не навеяно ли Ташкентом это:

Сам чайханщик с круглыми плечами,

Чтобы славилась пред русским чайхана,

Угощает меня красным чаем,

Вместо крепкой водки и вина.

 

Ночь в Узбекистане наступает внезапно: было светло, и вдруг за какие-то считанные минуты все погрузилось в бархатный сумрак. Но провожатым был у меня коренной ташкентец  -  мой одиннадцатилетний племянник Мурад, и до нужного дома мы добрались без всяких затруднений.

Дверь в квартиру была приоткрытой  -  на цепочке. По-видимому, нас ждали. Едва я нажал на кнопку звонка, раздался уже знакомый голос, и пред нами предстала тонкая, среднего роста женщина.

«А ведь я её где-то видел», -невольно промелькнуло у меня в голове. Круглый овал большого лица. Добрые голубые глаза. Короткие локоны,  золотящиеся в электрическом свете. «…Желтоволосый, с голубыми глазами…». Так это портрет Сергея Есенина!  Как она похожа на отца!  Сходство не стерлось разностью в возрасте. Вероятно, когда ей было столько же лет, как и ему,  она была совершенная копия его…

Мурад вручил Татьяне Сергеевне букет белоснежных астр с алыми хлопьями георгинов. Хозяйка поспешила устроить цветы в вазу с водой. Я в это момент извлек из упаковки сувенир.

- Ну, право, для чего это! – возразила Татьяна Сергеевна, увидев  на столе радужно переливающийся декоративный кувшин – изделие скопинского мастера  Александра Ивановича Рожко.

- Это делалось специально для вас,  - успокоил я. – Александр Иванович даже пытался сделать дарственную надпись, но не получилось: залило лазурью.

- Красиво! 

Глаза  благодарно засветились васильками.

Рассказывая о керамике, я преподнес ей комплект цветных фотографий с изделиями скопинских умельцев. На открытках автографы наших замечательных керамистов, членов Союза художников СССР  М.М. Пеленкина,  Н.К.Насоновой, А.И.Рожко.

Комната украшена  эстампами, фотографиями. Несколько книжных полок. Рядом с фотопортретом знаменитого режиссера Мейерхольда  -  отчима Татьяны Сергеевны  -  его же фарфоровый бюст.  На противоположной стене редкий снимок Есенина  -  во весь рост, молодой, красивый, с локонами до плеч.

Всё, что касается отца, у Татьяны Сергеевны хранится отдельно.  Удобно расположившись на диване, я просматриваю уникальные фотографии и книги. Пожелтевшая тоненькая книжка, но ей цены нет. Она вышла в 1926 году. В ней выступления и стихи о Есенине, часть которых читалась авторами на похоронах.  Интересно воспроизведение первой книжки «Радуница», опубликованной в 1916 году. Нельзя без волнения листать монументальное лондонское издание с множеством редчайших фотографий. На этой  -  посмертная маска поэта, а на этой  -  он сам в первые часы после кончины. А вот у гроба среди провожающих мать Татьяны Сергеевны  -  Зинаида Николаевна Райх.

В семнадцатом году, весной, Зинаида Николаевна работала в редакции петроградской газеты «Дело народа», здесь и познакомился с ней Есенин.  Она отличалась необыкновенной красотой и жизнерадостностью.  Знакомство быстро переросло в дружбу. Месяца через три Есенин с приятелями, в числе которых находилась и Зинаида Николаевна, отправился к Белому морю, в Архангельск, на Соловецкие острова. Возвращаясь, они остановились в Вологде и обвенчались.

Впоследствии в Москве Зинаиде Николаевне довелось работать в секретариате Народного комиссариата просвещения рядом с Надеждой Константиновной Крупской.  И однажды Зинаида Николаевна провела Есенина на совещание, где должен был  выступать Ленин.  Владимира Ильича приветствовали громом нескончаемых рукоплесканий. Ленин уходил, приходил, снова уходил и  возвращался.

Мать рассказывала Татьяне Сергеевне, что Есенин наблюдал за всем этим совершенно бледный, глубоко потрясенный и впивался глазами в Ленина ( «…он вроде сфинкса предо мной. Я не могу понять, какою силой сумел  потрясть он шар земной»).

Есенин любил жену, детей. И даже после размолвки неоднократно навещал их.

- В декабре,  - вспоминает Татьяна Сергеевна,  -  он приходил к нам через два дня после своего ухода из клиники, в тот самый вечер, когда поезд вот-вот должен  был увезти его в Ленинград. Спустя неделю, спустя месяцы и даже годы родные и знакомые несчетное число раз расспрашивали меня, как он тогда выглядел и что говорил, поэтому и кажется, что это было вчера.

Есенин, войдя в дом, сел, не раздеваясь, на низенькую ступеньку в дверях. Затем, объясняя, что он уезжает и задав несколько вопросов, поднялся. В этот момент беззаботная семилетняя девчонка стремглав бросилась от отца.  Сергей Александрович быстро догнал дочь, схватил, но тут же отпустил и очень осторожно поцеловал ей руку. Потом пошел проститься с сыном. Фотографии детей   Есенин возил с собою до последнего дня.

Зинаида Николаевна на пятнадцать лет пережила Есенина: в летнюю,  июльскую ночь она была  бандитами убита у себя на квартире.

Неутомимыми есениноведами отыскиваются прототипы героев есенинских стихотворений.  Находят и тех, кому посвятил поэт то или иное стихотворение. И несправедливо мало, на мой взгляд,  пишется о женщине, горячо любимой Есениным, его жене, матери его детей  -  Зинаиде Николаевне.  Это к ней обращался поэт в своем прекрасном «Письме к женщине»:

 

 

…Любимая!

Я мучил вас…

Я знаю: вы не та  -

Живете вы

С серьезным умным мужем…

 

Разглядывая фотографии, беседуем о литературе, о поэзии  -  о прошлой и современной. Я предлагаю Татьяне Сергеевне, прихваченный мною в дорогу, сборник Андрея Вознесенского.

- Конечно, талантлив, но не все его вещи мне нравятся, - говорит она.

Вспоминали Рубцова: «Читала  -  приносили. В продаже не встречался… Сейчас у нас тяга к литературе возросла до такой степени, что книги раскупаются моментально».

Я пообещал достать что-нибудь из произведений Николая Рубцова и Евгения Маркина, рязанского поэта, который её очень заинтересовал. Забегая вперед, скажу,  что обещанное мною выполнено.  Получив книги, Татьяна Сергеевна ответила теплым благодарственным письмом.

У Татьяны Сергеевны отточенный литературный вкус. Долгие годы она сотрудничала в газете «Правда Востока»  -  органе ЦК Компартии Узбекистана.  Была литконсультантом, через её руки прошла уйма стихов. Сама она отдала предпочтение художественной прозе.  Ею написана юмористическая повесть «Женя  -  чудо ХХ века». Даже до прочтения повести, не зная её конкретных достоинств,  заранее проникаешься мыслью: что  произведение должно быть стоящим.

- Воспользовавшись свободой: дети выросли, а внуков ещё не было,  - улыбается Татьяна Сергеевна, -  вот и написала.

В узбекском издательстве, а потом и за рубежом, повесть вышла отдельной книгой.

Спрашиваю: «Не утомили ли  гости любезную хозяйку?» - . «Пока нет». -  «В таком случае, может быть, послушаем песню  -  о Есенине? Автор музыки Владислав Канидзе, преподаватель Скопинской  музыкальной  школы».

Татьяна Сергеевна помогла подключить магнитофон. Щелкнул клавиш, и комната наполнилась напевом, наверное, необычным для Ташкента:

 

 

…Оки зеркальная полоска

И он на розовом коне.

Ах, этот волшебник Есенин!

Прослушала внимательно: «А кто исполняет?» Я назвал исполнителя  -  Владимира  Степахина,  скопинца,  рабочего, увлекающегося художественной самодеятельностью.  

- Приятно слушается…

- Пришлю вам новую запись. Песню готовит к исполнению вокально-инструментальный ансамбль нашего автоагрегатного завода.

Дарю Татьяне Сергеевне  номер «районки», в котором опубликована песня.

Довольна Татьяна Сергеевна и номером газеты «Рязанский комсомолец» с публикацией И.Бурачевского. На странице  -  фотография Зинаиды  Вениаминовны Гейман, находившейся в дружеских отношениях и с Есениным.  Поэтому-то переписка подруг, дневниковые записи в основном касаются его. Это Райх посоветовала Зинаиде Вениаминовне, которую ласкательно называла Зинушкой: «Пиши, у тебя много за плечами литературных встреч, начни с воспоминаний о Сергее Есенине…». Тепло сказано о Мейерхольде. Упоминается в публикации и имя Татьяны Сергеевны.

Смотрим, читаем, беседуем. А стрелки часов, между тем,  неумолимо бегут. Мой юный  «проводник», непривычный к долгому сидению, начинает ерзать на стуле.. Мурад  вежливо, но решительно отказывается от  чая.  Завтра ему с утра в школу. А мне – в обратный путь  -  на Рязанщину.

- Приезжайте, - приглашает Татьяна Сергеевна, - теперь знаете, где я живу.

- А землякам Есенина большое спасибо, - говорит на прощание Татьяна Сергеевна. – Сергей Александрович страстно желал видеть родную Русь мощной, сильной.

Мы расстаемся. Я пожимаю протянутую мне маленькую  теплую ладонь и думаю:  наверное,  у Сергея Есенина была такая же.

Последнее письмо дочери Сергея Есенина

В конце мая у Татьяны Сергеевны, дочери Сергей Есенина, день рождения. И я  был готов написать о ней юбилейный очерк. Мне хотелось рассказать в нем о незабываемой первой встрече с Татьяной Сергеевной.  Уже тогда между нами как-то сразу сложилось доброе взаимопонимание. Да иначе и  не могло быть:  она оказалась приветливым и отзывчивым человеком. .

После ташкентской встречи у нас с Татьяной Сергеевной установилась долгая и откровенная переписка. Совсем недавно я получил от неё очередное письмо.  К глубокому сожалению, оно стало последним. На днях пришло прискорбное сообщение о кончине Татьяны Сергеевны.

И все же очерк я непременно напишу. А пока  -  её письмо. И чтобы для читателя всё было понятно, сделаю несколько пояснений.

Татьяна Сергеевна прислал мне с дарственной надписью журнал  «Согласие», в котором она опубликовала первую часть своих воспоминаний  -  об отце, о матери З.Н.Райх, талантливой  актрисе, об отчиме В.Э. Мейерхольде, выдающемся режиссере.

Повесть «Женя  -  чудо ХХ века» впервые была опубликована тридцать лет назад в «Новом мире», редактируемом в то время А.Т.Твардовским.

В письме говорится о затянувшемся ремонте действующего в столице Узбекистана Музея Сергея Есенина.

«2.Ш.92 г.

Дорогой Виталий Александрович!

Наконец-то посылаю журнал. Собиралась сделать это гораздо раньше, но у меня, как и прошлой зимой, жестокая гипертония, пойти на почту   -  целая проблема. Потомство бегает за лекарствами, но в других делах выручить меня не успевает  -  у нас недавно появилось два младенца  -  Сережа (у внучки Зины) и Дарья (у внучки Анюты).

Журнал «Согласие» выпускают всего четыре человека, из-за этого множество ошибок, как, впрочем, в большинстве сегодняшних редакций  и издательств. Кое-что я поправила, но есть ошибки неисправимые  -  это нарушение смысла из-за поспешных сокращений. Корректуру мне в Ташкент не присылали. Будут печатать вторую часть, не буду вылезать из Москвы. Но эту часть еще надо дописать, а я часто болею. Моего «Женю» действительно какое-то издательство (м.б. «Художественная литература») в позапрошлом году собиралось издавать. Но из финансовых соображений пока воздерживается.

Ремонт музея вряд ли скоро закончится: то того нет, то этого, то слишком дорого.  Большой привет. Т.ЕСЕНИНА».

«Скопинский вестник», 1992, 11 июня, № 70 (12678).

 

Вадим Николюк

 

Вспоминая Татьяну Сергеевну Есенину

и скульптора  Ивана Григорьевича Онищенко

 

Вглядываясь в прошлое, думаешь: удивительная закономерность, что мне посчастливилось впервые  в  70-е годы  встретиться  с Татьяной Сергеевной Есениной в редакции биологического отделения издательства Академии наук Узбекистана «Фан», где она работала  редактором.  А познакомил меня с ней мой отец Николюк Виктор Федорович, известный  ученый-микробиолог.  Его книга «Простейшие почвы Узбекистана» только что прошла скрупулезную редакцию Татьяны Сергеевны. Отец сказал мне тогда: «Это неимоверный труд, и как удивительно её профессиональное владение спецификой новой ещё отрасли науки  -  микробиологии. Да и почистила она мой текст  порядком».  За свою жизнь Татьяна Сергеевна  блистательно отредактировала десятки научных трактатов крупнейших ученых Узбекистана.

В 1973 г. я заканчивал факультет журналистики Ташкентского университета.  В своей дипломной работе «Публицистичность в поэзии С.Есенина (газета, выступления)»  стремился показать  отражение в поэтическом и публицистическом творчестве великого русского поэта происходящие  в стране революционные  преобразования, пытался дать им объективную оценку. Т.С.Есенина  согласилась  выступить официальным  оппонентом на защите.  Тема дипломной работы была  близка ей.  Кроме того, она почти 20 лет проработала журналистом в республиканской газете «Правда Востока», поэтому могла оценить  дипломную  работу  будущего журналиста  на высоком профессиональном уровне. Защита  дипломной работы прошла успешно. «По важности затронутых проблем, - писала Т.С.Есенина в официальном отзыве, - результативные положения автора о характере публицистичности в поэзии С.Есенина, включая газетные и другие выступления, являются существенным этапом в литературно-публицистическом исследовании, которое целесообразно далее продолжить».

Наши дружеские  встречи  продолжались и после защиты.  От Т.С.Есениной  исходило удивительное внешнее обаяние, мягкая сдержанность и во всем точность  -  истинная интеллигентность. Синеву глаз, искрометность взгляда, легкую скорую походку  -  всё это Татьяна Сергеевна унаследовала от своего великого отца. Поэтичность тоже.   Она магнетически притягивала к себе.  В то же время иной раз довольно не просто было с ней общаться. Человек энциклопедических знаний, она задавала тему для размышлений.

Приятно было видеть  Татьяну Сергеевну на моих  выставках  живописных работ, посвященных есенинской тематике.  У меня сохранился её автограф  о выставке, приуроченной 80-летию со дня рождения С.А.Есенина. В книге отзывов она оставила следующую запись: «Не преувеличивая, скажу, что мне не приходилось еще встречать более удачных попыток выразить настроение поэзии Есенина средствами живописи».

 

В 1973 году  мне посчастливилось познакомить Татьяну Сергеевну с известным московским скульптором И.Г.Онищенко, который приехал в Ташкент для работы над монументальной скульптурой Ленина.  Иван Гаврилович в то время был известен  как автор первых скульптурных портретов С.А.Есенина на его родине, в селе Константинове и Рязани. Стихи Сергея Есенина он полюбил с детских лет, хотя отношение к есенинской поэзии в довоенное время было сложным. Во время Великой Отечественной войны Иван Гаврилович  не расставался  с книжечкой стихов любимого поэта  на фронте.  Многие из них солдат знал наизусть.  В короткие перерывы между боями его всё чаще занимали мысли о создании памятника певцу «страны березового ситца».

И как только окончилась война, молодой скульптор с головой окунулся в творчество.  В есениноведении приходилось в то время  быть   фактически первооткрывателем. К поэтическому наследию великого русского поэта на долгие годы был  закрыт доступ.  Иван Гаврилович  начал с библиотек, копался в архивах, вновь и вновь перечитывал Есенина, изучал воспоминания о нем, встречался с родственниками поэта, внимательно выслушивал их, делая наброски, эскизы. И работал, работал… В  1965 году впервые Иваном  Гавриловичем  был установлен в Константинове бюст Сергея Есенина. А затем вторая его скульптура  из белого мрамора украсила фойе Рязанского драматического театра.

 

У меня   хранится письмо от сестры Сергея Есенина  Александры Александровны.  Хочется привести из него строки, касающиеся  И.Г.Онищенко: «На мой взгляд, Вадим, лучше Ивана Гавриловича никто не может передать ту загадочную  мягкость, теплоту, искренность Есенина, которая удалась ему».  Да и вторая сестра  -  Екатерина Александровна  - отдавала должное мастерству самобытного скульптора.

 

Татьяна Сергеевна высоко оценивала скульптурные работы И.Г.Онищенко  за их простоту и образность  решения.  По её просьбе, встреча  с Иваном Гавриловичем Онищенко  состоялась в мастерской скульптора, расположенной в спортивном зале Ташкентского университета. Рядом, в соседней комнате, Иван Гаврилович и жил.

 

Конечно, спортзал  -  не лучшее место для мастерской: днем здесь шумно, идут тренировки гимнастов. Но Онищенко, человек общительный, жизнерадостный, энергичный, даже из неудобств мог  извлечь пользу: наблюдая за спортсменами, он делал  великолепные карандашные наброски. А шум ему не мешал, в нужный момент он просто «отключался» от окружающего, целиком уходя  в работу.

В  мастерскую Татьяна  Сергеевна  пришла  со своим сыном Сергеем, внуком великого поэта, названного в честь деда.

- Условия, конечно, ужасные, - поделилась позже  со мною Татьяна Сергеевна, - сырость, повсюду комья глины, а за перегородкой  -  постоянный топот,  шум, там   спортом занимались студенты.

И.Г. Онищенко заинтересовался  Сережей Есениным, заметив, что он сильно схож с дедом  не  только лицом, а фигурой, линиями тела ( плечи, торс, посадка головы). Скульптор стал  умолять Сергея попозировать,  и вроде бы уже уговорил, но из-за занятости, а ехать нужно было от дома до университета далеко, с пересадкой, встреча  в дальнейшем не состоялась.

Во время  обстоятельного  разговора   И.Г.Онищенко   в общих чертах пытался раскрыть Татьяне Сергеевне   ход  своей  творческой мысли. 

- Какая бы задача передо мной ни стояла, - говорил он, -  я в первую очередь ищу поэтическое решение.  А оно уже определяет эмоциональную звучность образа.

В разговоре о поэзии Сергея Есенина  скульптор показал свою хорошую осведомленность. Он стал читать  стихи Есенина.  Татьяна Сергеевна была тронута его искренностью и мастерством исполнения, хотя, как известно, всегда очень критично относилась к декламации произведений поэта даже самых известных чтецов страны.

В дальнейшем наши встречи с Татьяной Сергеевной продолжались в открывшемся Музее Сергея Есенина в Ташкенте, в фонды которого она безвозмездно передала ценные экспонаты из своего личного архива.  Поддерживая обширную переписку с известными литературоведами, писателями, есенинолюбами страны и зарубежья, она знакомила нас с новейшей информацией, периодикой. Так, в музее, благодаря ей,  появилась книга С.Есенина «Радуница», репринтно изданная в Англии  переводчицей   Джеси Девис  с её автографом,   и ряд других иностранных и  отечественных изданий.

Изредка  активисты музея встречались  на квартире Татьяны Сергеевны на  Новомосковской улице, а также на квартире её сына Сергея Владимировича на улице Левитана.

Последние годы жизни Т.С.Есенина посвятила работе над воспоминаниями. В тиши своей квартиры, основательно запасаясь папиросами «Беломор», Татьяна Сергеевна подолгу засиживалась до утра. Встретиться тогда с ней было довольно сложно.  Мы понимали, что она творческий человек, и по возможности старались её не беспокоить.  К тому же здоровье её с каждым годом ухудшалось. Сотрудники музея А.В.Маркевич, В.И.Попова посещали Татьяну Сергеевну, помогая её доставать  выписанные врачом лекарства, приносили с рынка продукты.

Подготавливая макет специального выпуска первой музейной газеты «Мир Есенина», мы обратились к Татьяне Сергеевне  с просьбой написать   воспоминания об отце. К просьбе она отнеслась очень серьезно, пересмотрела все свои раннее опубликованные материалы, кое-что уточнила, скорректировала.  Газета с её публикацией «Об отце» стала последним прижизненным опубликованным материалом Татьяны Сергеевны Есениной

 

 

Николаев  Владимир

Встреча  с Татьяной Сергеевной Есениной.

 

1983 год. Вынужденная посадка (первая попытка).

В августе 1983 года мы с женой отправились в отпуск по туристической путевке на озеро Иссык-Куль. Решаем воспользоваться случаем, чтобы слетать в Ташкент и повстречаться с Татьяной Сергеевной Есениной. В Томске на собрании туристической группы перед вылетом в Ош  предупредили, что мы присоединимся ко всем в Чолпон-Ате. Группа улетела без нас, а мы на АН-24  по маршруту  Томск – Семипалатинск – Балхаш  вылетели в Ташкент. В 6 утра вылетели из Томска и через 8 часов должны прилететь  в аэропорт Ташкент.  На утро следующего дня  планировали  пересадку на рейс Ташкент – Чолпон-Ата.  Времени навестить Татьяну Сергеевну, как мы считали, было вполне достаточно.

Но… Как говорят у нас в народе: «Человек предполагает, а Бог располагает».  Едва взлетели, как стюардесса объявила: «Извините за некоторые возникшие вынужденные неудобства. Наш самолет  сейчас сделает посадку в аэропорту Толмачево на заправку».  Это «вынужденное неудобство» обошлось нам почти в три часа потери времени.  В Ташкент прилетели с опозданием.

У нас не было брони на билеты в Чолпон-Ату. Пришлось жене стоять  в очереди. Я же отнес чемодан в камеру хранения, поймал такси и заторопился в Музей Сергей Есенина.  Дверь в музей оказалась закрытой.  На уровне глаз, прямо над дверной ручкой белела записка: «Владимир Иванович! Вас не дождался. Извините! Буду около шести вечера. Зинин».

О встрече в музее с Сергеем Ивановичем Зининым, одним из основателей ташкентского музея Сергея Есенина,  я договорился заранее в письме.

Жду. Сергей Иванович подъехал в начале седьмого на стареньком «Запорожце». На багажнике аккуратной стопкой, переложенные газетами, лежали немалых размеров обклеенные белым ватманом фанерные щиты. Поздоровавшись, Сергей Иванович поинтересовался, как долетели, удивился причине вынужденной задержки и стал быстро отвязывать содержимое багажника, говоря при этом:

- Я ждал Вас более часа и уехал. Сегодня  в летнем парке состоялось закрытие выставки моего собрания книжных знаков.  Экспонаты в выставочном зале оставлять больше нельзя. За сохранность их никто теперь уже  не отвечает.  Там остались щиты еще на один рейс. Сторожить остался мой  сын. Поедете со мной? Втроем мы быстро  управимся. Здесь недалеко.

- Поехали. Я с удовольствием.

Действительно, в восемь мы всё перевезли, разгрузили, занесли в помещение. Я стал ходить по музею, рассматривая экспонаты.  Сергей Иванович, довольный, воскликнул:

-Всё! Поехали!

- Вы знаете, Сергей Иванович, я всё обдумал и решил  -  поздно уже в гости ехать. Если бы это был мужчина, я бы, не задумываясь ни на минуту, ринулся на долгожданную встречу, объяснился с ним, он бы всё понял.

-А Татьяна Сергеевна тоже поймет. Она умная и добрая.

- Нет, она ЖЕНЩИНА. И я не могу быть нахалом. Не получилось  -  значит так нужно. Встретимся в следующий раз. В ней живут гены Титовых и Райх: Татьяна Федоровна прожила 80 лет, Фёдор Андреевич  - 82 года, Райх Николай Августович  -  тоже 80 лет. Будем надеяться, что гены  поработают, и она проживет не меньше своих предков. Вы лучше покажите мне свое детище  -  музей.

Нет худа без добра. Часа два водил меня гостеприимный хозяин по музею, позволил даже посидеть на венском стуле, на котором сидел  Есенин (он приезжал в мае 1921 года в гости к своему другу Александру Ширяевцу в Ташкент), показал и только что привезенную в музей выставку своего собрания экслибрисов, напоил чаем.

Было уже почти десять вечера, и я заторопился в аэропорт  -  ведь там меня дожидалась жена.  Она относилась и относится сейчас бесконечно терпимо ко всем моим есенинским похождениям.  Но и её терпение могло лопнуть.

Сергей Иванович поинтересовался, во сколько мы летим дальше, и предложил переночевать у него.  Я отказался.  Самолет на Чолпон-Ата  вылетал в семь утра. Попросил доставить меня в аэропорт, что и было исполнено.

Теплую ночь провели в аэропорту. В те годы почему-то горные аэродромы не работали.

Нас нисколько не смущало, что главная цель поездки в Ташкент, задуманная еще в прошлом году, сорвалась. Мы верили в будущее и в то, что всё еще впереди, ещё  всё успеем сделать. Встретимся!

1987 год. Снова неудача  (вторая попытка).

Не повторяй ошибок прошлого! На этот раз всё было не только спланировано заранее, но и  самым решительным образом подготовлено.

Будучи в то время и.о. председателя Добровольного общества любителей книги (ДОЛК)  г.  Томска-7, я решил воспользоваться своим общественным положением и упросил ответственного секретаря Томского областного общества любителей книги установить связь с руководством книголюбов Узбекистана.  Вскоре по телефону через ответственного секретаря ДОЛК  Узбекистана Анну Ивановну Карасёву мы получили согласие директора музея Сергея Есенина Вадима Николюка остановиться пожить у него четверо суток.

9 октября вылетели. Из-за  густого тумана вылет несколько раз  откладывали. В Ташкент прилетели с большим опозданием. Из гостиницы  аэровокзала позвонил на квартиру В.Николюку.

– Вадим узнал по телефону, когда прибывает самолет из Томска, и уехал вас встречать, - вежливо ответил мне в трубку немолодой приятный женский голос. – Вы узнаете его: высокий, стройный, с бородкой, одет в черную куртку с белыми полосками, в берете, в руках  -  газета.

Бегу назад. Еще издали увидел рядом стоящего с  моей женой человека, точно соответствующего названным приметам.

Дома у Николюка нас радушно встретили.

10 октября.  Проснулся рано. Свет от  уличного фонаря освещал ещё погруженное в утренний полумрак помещении лоджии. Осмотрелся. Прямо над кроватью висела картина: внизу желтеет земля  -  угадывался песок, голубое небо, в правой верхней части, как у Иванова, идёт в длинных, до земли, одеждах святой  -  над  головой ореол нимба. Лица не видно.  Что это? Христос уходит от людей!!!

Утром, за завтраком, поделился своими мыслями о картине.

- Это гениально! Такого ещё ни у кого у художников не было. А ведь так и есть   -  Бог отвернулся от нас!

Вадим усмехнулся и снова проводил меня на лоджию.  «Христос в пустыне»  -  так назвал свое творение  автор Вадим Николюк.  На картине свет падал сверху с левой стороны. При дневном освещении комнаты  Божье лицо едва просматривалось.

- Он медленно двигается к нам, – пояснил мне художник.

В этот день мы познакомились со многими  сотрудниками и активистами Музея Сергея Есенина, который с  1985 года вместо народного получил  статус государственного музея.

Главная хранительница музея Альбина Витольдовна Маркевич взялась помочь мне встретиться с Татьяной Сергеевной.

Ташкентцы  нас продолжали встречать  на каждом шагу с восточным гостеприимством.

11 октября.  Важнейший день моей жизни. День встречи, которую я терпеливо ждал почти пять лет.

С утра пораньше я сбегал в магазин за продуктами. Вскоре Розалия Ходос принесла опять что-то восточное.  Женщины защебетали на кухне.  Я же превратился весь в комок ожидания. Ничего не видел и не слышал. На душе было неспокойно, чувствовалось, что-то сделано не так.

Около одиннадцати приехала Альбина Витольдовна. Не торопясь, сняла плащ и шляпку. Я спокойно поухаживал за ней, она что-то беззаботно лепетала, затем прошла к женщинам на кухню. Сердце оборвалось. Всё стало ясно. Внешне кажущееся спокойным поведение Маркевич выдало её с головой. Я возвратился в комнату. Через несколько минут вошла Альбина Витольдовна, присела на диван и сдержанно, медленно, с ласковой улыбкой заговорила:

- Татьяна Сергеевна приняла меня очень хорошо. Приняла с благодарностью привет от Вас и цветы, удивилась, что и в Томске знают и помнят, что где-то в Ташкенте живет дочь Есенина. Но она сейчас нездорова, плохо себя чувствует,  и встретиться с Вами не сможет. Она просила извинения за это. Томичам просила передать большой привет.

И хотя к этому ответу предчувствие меня  уже подготовило, он всё же отозвался чудовищной боль. В висках. Причины неудачи уже давно ясны  -  нельзя передоверять ответственное дело никому! Только лично я сам с запредельной искренностью смог бы передать Татьяне Сергеевне свое желание встретиться с нею, убедить её, что эта встреча имела бы взаимный интерес, что у меня есть много для неё информации.

Дождавшись, пока уйдут женщины, посоветовавшись с женой, я уехал в городские кассы аэрофлота перебронировать билет на сегодняшний вечерний рейс. Но  -  увы!  - на пять ближайших дней мест не было. Дома жена мне сказала, что звонила Галина Ивановна Николюк, спрашивала, о чем договорилась Маркевич.  Очень огорчилась, узнав результат. Расстроилась, что я уехал в аэропорт с намерением улететь из Ташкента сегодня.

Вскоре Галина Ивановна позвонила вновь, выразила сочувствие в связи с неудачей, обрадовалась, что досрочно улететь мы не сможем. Телефонный разговор закончила фразой:

-Вы не пожалеете, если останетесь у нас ещё на пару дней, как и планировали.

Сразу же после звонка приехал Вадим. Обедали мы уже с Галиной Ивановной в её огромной старинной квартире.

У каждой медали есть оборотная сторона. Зачастую она тоже насыщена интересной информацией.

Оказывается, родители Вадима, Галина Ивановна и Виктор Фёдорович Николюк, давно знакомы с Татьяной Сергеевной.  В начале пятидесятых годов молодая ещё журналистка по заданию главного редактора газеты «Правда Востока» напечатала острый фельетон, бичующий генетиков Узбекистана. Главный редактор одобрил фельетон. Но один из ученых биологов Ташкентского университета зашел в редакцию газеты и, встретившись один на один с молодым автором, показал ей, в чем ошибочна теория Т.Д.Лысенко и какой вред науке приносят подобные фельетоны. Татьяна Сергеевна сделал выводы из этого разговора. Писать стала только на те темы, которые  хорошо изучила. Особенно она увлеклась микробиологией: изучила её  настолько, что стала одним из главных журналистов-специалистов в этом вопросе.

Семья Николюков приехала в Ташкент еще в 1934 году по направлению на борьбу с эпидемиями страшных инфекционных заболеваний, охвативших Среднюю Азию.  В.Ф.Николюк был учёный-микробиолог. С Татьяной Сергеевной он познакомился ещё в конце сороковых годов. Он любил поэзию Есенина, собирал всё, связанное с  творческой биографией поэта.

К концу обеда Галина Ивановна заторопилась. Ей предстояло ещё поработать над рукописями ученых. Выйдя на пенсию, она продолжала оказывать помощь издательству «Фан».

Удаляясь в кабинет, она сказала:

- А на Татьяну Сергеевну не обижайтесь. Её надо понять. Любители Есенина уже давно не дают ей  спокойно жить и работать: звонят, пишут, останавливают на улице, повсюду ищут встречи. Тут у любого не выдержат нервы, а она  -  женщина, к тому же часто болеет.  

Рассказ о дочери Есенина продолжил Валим Николюк:

- Меня с Татьяной Сергеевной познакомил отец, кажется, еще в 1972 году, в редакции издательства «Фан».  По окончании факультета журналистики Ташкентского университета я выполнял дипломную работу на тему поэзии Есенина. Она написала положительную  рецензию на мою дипломную работу.

Весь остаток этого дня Вадим Викторович был с нами. С ним мы прокатились по старой части города. От довоенной застройки почти ничего не сохранилось. Местами выходили из троллейбуса, бродили по улицам пешком. Дождя не было, но было прохладно. Показывая Ташкент, наш гид постоянно возвращался к разговору о Татьяне Сергеевне.

В свою «гостиницу» возвращались мы в девятом часу вечера. Движения транспорта почти не было.  Неожиданно мимо нас пронесся мотоцикл с коляской. На нём было два милиционера. В коляске, поднявши уши и приподнявшись на передних лапах, зорко смотря по сторонам, сидела овчарка.

- Это заступили на смену ночные наряды милиции, - ответил на наши недоуменные взгляды Вадим. – У нас теперь так дежурит ночью стражи порядка. 

12 октября.  Его можно назвать днём музея. Здесь во всем блеске проявила себя Альбина Витольдовна Маркевич. Она провела для нас очень интересную экскурсию. Особо остановилась на экспонатах, подаренных Татьяной Сергеевной. Это были редкие фотографии её  матери, машинопись её рукописи 1972 года «Воспоминания о родителях», кожаный чемодан С.Есенина, который З.Н.Райх взяла в 1925 году из гостиницы «Англетер». Не скрывая восхищения,  показывала картины Вадима .Николюка, первого директора  государственного музея С.А.Есенина в Ташкенте.

Присутствовавший всё это время в музее Сергей Иванович Зинин свозил меня показать есенинские места Ташкента. Мы осмотрели дом, в котором в 20-е годы жил поэт  Валентин Иванович Вольпин, в котором С.Есенин впервые прочитал поэму «Пугачев», затем осмотрели дом Михайловых, у которых  поэт бывал в гостях  в мае 1921 года.

Возвратились в два часа. Весь актив музея был в сборе. Оказывается, их пригласили  на встречу со мною, но меня же об этом не предупредили. Пришлось говорить экспромтом. Рассказал о своих многочисленных встречах с Константином Сергеевичем Есениным и Алексеем Ивановичем Романцевым.

В музей мы подарили более  двадцати моих фотографий Константина Сергеевича, аудиозапись беседы с А.И.Романцевым, содержащую в том числе и его рассказ о встречах с Татьяной Сергеевной в Ташкенте в военные годы. Также подарили музею книгу для чтения в школе, изданную в 1925 году и содержащую разделы о С.Есенине, Н.Клюеве, Демьяне Бедном и других русских поэтах с предисловиями А.Воронского,  Л.Троцкого,  Н.Бухарина.

Нам же подарили фотокопию свидетельства о присвоении малой планете имени Сергея Есенина, разрешили переснять фотографии Валентина Вольпина и Надежды Павлович в пожилом возрасте, а также фото с Константином и Татьяной Есениными, снятыми во время одной из их ташкентских встреч.

Что задумано  -  непременно сбудется (третья попытка).

Прошло 7 лет с начала поиска возможности встречи с дочерью Есенина. На есенинских чтениях в Рязани Маргарита Ивановна Малова сообщила, что Татьяна  Сергеевна отдыхает в Балашихе,  и пообещала свозить меня к ней.

13 октября 1990 года мы были в Балашихе. Позвонили в калитку дома. Володя Кутузов, старший сын Татьяны Сергеевны, долго не пускал нас даже во двор. В конце концов,  сжалился, но перед входом на террасу остановил нас.  Отведя чуть в сторону Малову, стал негромко выговаривать ей:

- Сколько можно было предупреждать, чтобы Вы никого сюда не водили! Мать больна. Сегодня у неё был приступ. Вызвал «скорую помощь».

Нам было стыдно.  Мы тоже подошли к нему и  искренне попросили прощения. Волнуясь и не чувствуя колючек, я крепко прижимал к нруди огромный букет алых роз. Вдруг сзади раздался тихий женский голос. В дверях террасы стояла Татьяна Сергеевна Есенина.

- Володя, успокойся. Я уже чувствую себя получше. Гостей так нельзя принимать.

Маргарита Ивановна бросилась к ней, извинялась за свой поступок, ссылаясь на мой приезд издалека. Татьяна Сергеевна спустилась вниз.

- А я помню  -  Вы приезжали к нам  в Ташкент. Маркевич тогда много рассказывала мне, что вы создали в Томске передвижной музей, повсюду устраиваете выставки,  - подав руку для знакомства, она продолжила. – Большое спасибо за фотографии Константина Сергеевича. Их мне передали. Вы сделали большое дело. Ваши снимки бесценны. Ведь никто не думал, что он так рано уйдет из жизни.

Одета Татьяна Сергеевна была легко. Накинутый на плечи белый вязаный шерстяной платок был крест-накрест повязан сзади узлом. Под платком была видна лишь тёплая кофта. Чувствовалось, что она вышла в том же, в чём была  в комнате. Я взахлёб заговорил лишь о самом главном из того, что за многие годы  думал рассказать ей. Поведал : о живущем в Томске шофере В.Э.Мейерхольда Алексее Романцове;  говорил  о том, что вместе с архивами из музея своего деда Софья Андреевна Толстая-Есенина во время войны тайком вывезла в Томск ценные бумаги своего мужа.

Отдав цветы Володе, Татьяна Сергеевна внимательно слушала. Это ещё больше подстегнуло меня. В то же время с минуты на минуту она должна была уйти. Мы стояли близко друг к другу. Глядя в её голубые-голубые глаза, я поддерживал её, подложив под её хрупкие ручонки свои.Её взволновал рассказ Алексея Ивановича Романцева о том времени, когда он жил в их доме на Новинском бульваре. Я  в буквальном смысле, мазками успел оживить в её памяти тридцатые годы. Когда же я говорил: «Ташкент… начало войны… дом Красной Армии,  девчонка тащит за собой белоголового мальчика… Таня! Ты?», из мокрых, наполненных болью глаз, по щекам потекли  слёзы.

-Мама! Довольно! Ты простынешь. Опять будем «скорую»  вызывать.

-Всё, всё, идем в дом. Вот только попрощаюсь.

Татьяна Сергеевна попросила подготовить письмо в томский горисполком, в котором она подтверждает факт отправки Софье Андреевной Толстой-Есениной в Томск на хранение во время войны архива С.А.Есенина, а также одобряет инициативу общественности Томского университета об установлении на здании Научной библиотеки мемориальной доски. Затем   с сыном  вошла  в дом.

Вскоре Володя возвратился . В руках его была книжонка  -  томик стихов Есенина.

- Это вам. От моей матери.

-Большое спасибо!

 

Открываю. На титульном листе читаю надпись:

«Владимиру Ивановичу Николаеву  -

На добрую память. Т.Есенина.

13 октября 1990 г. д.Горенки».

Мы долго оставались под впечатлением встречи. Я прошелся по усадьбе. Здесь всё сохранилось таким же, как было при Константине Сергеевиче: столик под деревом с вросшимся в него турником, заброшенный гараж, летняя кухня, скамья перед вторым входом в дом, на которой я фотографировал сына Есенина. Только в стенах террасы заметно прибавилось простых стёкол взамен цветных  -  витражных  (хулиганы повыбивали!).

Стояла хорошая осенняя погода, и у меня получилось несколько удачных снимков дачного дома.

Вскоре Володя пригласил нас попить чаю. Мы сидели во второй половине дома во вновь появившейся комнате, отгороженной лёгкой фанерной стенкой. Огромный мейерхольдовский диван куда-то исчез. За чаем разговор пошел о Татьяне Сергеевне. Володя рассказал:

-Сейчас она продолжает писать свои воспоминания. Как раз подошла ко времени ареста Майера (так звали его в семье). Очень волнуется. Часто вижу, как она плачет…

Так мы просидели  часа два. Возвращаясь в Москву, к выходу из двора мы прошли по дорожке вдоль северной стены дома. В конце дома, посмотрев в окно, я снова увидел её. Чуть-чуть остановившись, я успел рассмотреть всё. Татьяна Сергеевна сидела за печатной машинкой. Столик стоял так, чтобы свет падал сбоку, я видел её профиль, чуть сзади.

Татьяна Сергеевна, подавшись грудью вперед, склонилась над машинкой. На плечах у неё был всё тот же белый платок. С правой стороны на столике лежала пачка «Беломора».

20 октября я вновь был в Балашихе, чтобы Татьяна Сергеевна подписала подготовленное мною письмо в Томский горисполком.  Подписать текст не удалось. Не успел.  Татьяна Сергеевна уехала домой в Ташкент. Володя обещал отправить письмо по почте.

 

 

11 октября 1991 г. Балашиха.

Приехав из Орла с очередных есенинских чтений, я решил встретиться с Владимиром Кутузовым, спросить  -  не вернулось ли письмо из Ташкента.

Ещё на подходе к даче было видно, как всё здесь изменилось. Высокая тёмно-зеленая металлическая ограда надежно скрывала от чужих глаз внутреннюю жизнь хозяев усадьбы. Но самое удивительное ещё ждало меня впереди: большой, заботливо ухоженный палисадник перед домом украшал бюст Мейерхольда.

Владимир обрадовался моему приходу, крепко пожал руку, пригласил на террасу. Очевидно, догадываясь о целях моего визита, сказал:

- Извини, но твоё письмо на подпись к матери я ещё не отослал. Очень занят был в связи с ремонтом дачи. Но сейчас у меня появились возможности, и я скоро полечу к ней. Оставь свой телефон  -  я позвоню. Что? Что? Как это  -  к вам не позвонишь? Тогда звони мне. Мой московский телефон 489 – 59 – 47.

Стал накрапывать дождь. Володя заторопился, желая показать мне дачу.

- Сейчас мы разделились: это моя половина, во второй живет Марина с Шугаевым.

Мы пошли вокруг дома. Дождь усилился и загнал нас под крышу.

- А Татьяна Сергеевна уехала недавно  -  она была здесаь во время путча. Так рвалась к Белому Дому! Мы с Мариной дежурили там три ночи. Домой возвращались утром. Поспав, ехали обратно. И каждый  раз  мать требовала взять её собой. И вдруг нас осенило: ведь там все вокруг сидят прямо на газонах. Где там найдешь туалет? Это её сдержало, но не успокоило. По телевизору она видела много больше нас. Но, встречая нас, выпытывала всё до мелочей.

Дождь лил как из ведра. Мне хотелось повстречаться с Мариной. После нашего знакомства прошло чуть больше года. Хотелось поговорить ещё, узнать о результатах судебной борьбы с Алиной,  женой Константина Сергеевича.

- Да они скоро приедут, - сказал Володя. – Ты знаешь, выяснение отношений между ними пока ещё не закончилось. Дача по-прежнему принадлежит этой стерве. Но одно дело  -  право владения собственностью, другое  -  кто владеет ею непосредственно. Пусть попробует нас выселить.

-Да, жаль, - сокрушался я. – Неужели всё пропало? И весы, и чемодан-шкап с плечиками, который путешествовал с Есениным и Айседорой по всей Европе и Америке?

-Не волнуйся! У нас всё схвачено. Списки украденных ею ценностей есть у пограничников вдоль всей нашей границы,  У таможенников они тоже есть.  Это опись того, что вы видели с Мариной. А кто знает, что хранил Константин Сергеевич вон в том своем гараже? В 1984 году на мой вопрос: «Что там?», он отмахнулся: «Там всякое старьё, просто жалко выбрасывать».

Было заметно, что Володе хотелось продолжить рассказ об их борьбе за демократию.

Мать ведь очень смелая и решительная женщина. Но она один раз серьезно испугалась. Тогда мы уехали из Ташкента в Питер. Долго жили у Собчаков.

Я лишь сегодня пожалел, что не спросил тогда, когда было это тогда.

Наша беседа затянулась. Марина явно где-то задерживалась. Дождь продолжался. Володе захотелось показать ещё что-нибудь хорошее, и он пригласил меня в дом. Щелкнул выключатель, и перед глазами возникла удивительная картина: почти на всё помещение был устроен большой,  хорошо освещенный зал. Чуть спустившись вниз, мы обошли его. Я внимательно рассмотрел всё: новые окна и двери, полы.

-Вот здесь мы с друзьями собираемся два раза в неделю, «тусуемся». Подойдя к батарее бутылок в правом дальнем углу, он спросил:

- Хочешь еще выпьем? Виски пробовал? Это всё мне сын привозит из-за границы. Он в таком кооперативе. Сейчас улетел в Германию.

Мы снова уселись за столом. Дождь всё льёт и льёт. Захмелев, мы заговорили смелее:

-Знаешь, за дежурство у Белого Дома мы получили по сто тысяч!

-Неужели? Не может быть!

- Да, да. Заплатили. Мне столько ни к чему. Половину потрачу на себя  -  куплю небольшую типографию, вторую отдам на благотворительность.

-Молодец! Вот это здорово!

Вторая бутылка подходила к концу, когда хозяин предложил тост за Есенина. Чокнулись, и он переключился на есенинскую тему.

-Вот все смерть Есенина связывают с кооперацией, а я говорю  -  нет! Смотрите решения Х1У-го съезда.  В прошлом году в Рязани мне сняли на ксероксе газету «Рабочий путь» за 3 декабря 1924 года с материалами этого съезда. Думаю, здесь и надо искать причину: в вопросе отношения к оппозиции.

Неожиданно свет фар пробил окружающую темноту.

-Приехали! Я же говорил!

У них был свой проезд, нас они не заметили. Кутузов вскочил и хотел бежать к ним. Мне с трудом удалось его  удержать и убедить, что им сейчас не до нас.

Минут через пятнадцать Володя спокойно пошел на их половину. Воротясь, он передал от Марины Константиновны привет, сказал, что она меня благодарит за фотографии. (Это были снимки, сделанные мною еще 10 июня 1990 года и отправленные мною по почте). Добавил, что Марина очень занята  -  готовит ужин. Попросила, чтобы я минут через пять подошел к их машине.

Машину они поставили, подкатив задом крыльцу. Багажник «Лады» был открыт. В створках дверей тотчас же появилась Марина. Не выходя из двери, она, приятно улыбаясь, поздоровалась со мной.

-Знакомьтесь, это мой муж.

-Вячеслав Михайлович, - пожал он мне руку, появившись из-под крышки багажника.

- А это Вам, Владимир Иванович, - продолжала говорить Марина, - презент от меня.  Помните, я Вам рассказывала, что пишу воспоминания? Так вот муж и поместил в первом номере своего альманаха.  Вам повезло  -  это первый экземпляр. Чувствуете  -  он ещё пахнет типографской краской!

- Ну, всё, всё, беги в дом, Мариночка  -  простынешь, - подсказал ей Вячеслав Михайлович, вынимая из багажника очередную связку  книг.  Багажник был разгружен только наполовину, и я стал ему помогать. Вдвоем мы управились мигом. По пути я попросил издателя продать мне ещё несколько книг.

- Это для наших есенинцев из «Радуницы».

-А почему бы и нет? – услышал я его ответ.

Из дома Вячеслав Михайлович вынес еще стопку книг. Переполненный радостным чувством, я торопливо возвращался к Володе.

Он был дома, отогревался. Вместе мы пролистали альманах. Он назывался «Дядя Ваня». Воспоминания М.К.Есениной нашли в самом конце книги.

Я очень торопился. Быстро переложил книги (их было семь) в свою походную сумку.

-Погоди, а на посошок?

Перед уходом Володя продиктовал свой московский адрес.

К автобусу я бежал, а душа всё пела:

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы.

Надо только выучиться ждать.

А дождь?   Так он и не прекратился.

В памяти каждого есть события, люди, которые всплывают из неё всегда одним и тем же кадром.

Когда я чуть задумаюсь о встрече с Татьяной Сергеевной, я вижу её голубые-голубые есенинские глаза.

Прислушайтесь:

Как васильки во ржи, в лице цветут глаза…

 

г..Северск Томская обл.

 

Альбина Маркевич

 

Встречи и прощание  

        Прожитые годы позволяют сегодня считать, без страха сглазить, что судьба милостива и щедра ко мне,  раз позволила пережить и запомнить  встречи с удивительными людьми. Многие из них - это кровно родные человеки или ставшие очень близкими на долгие времена люди, это и великие по значимости в  разных  сферах творчества  известнейшие деятели, одарившие меня своей добротой, вниманием и доверием.
         Накануне празднования 90-летия со дня рождения Татьяны Сергеевны Есениной вспоминается всё, что стало незабываемым с середины 70-х до начала мая  1992 года. Но начну с печальной даты  5 мая1992 г. В начале восьми часов утра раздался телефонный звонок.
В трубке печальный, почти плачущий голос Зиночки Есениной:

 -  Альбина Витольдовна! Бабушка умерла. Под утро. Сможете ли прийти?

            - Как? Что случилось? Она же в Москву к Володе собиралась.
            - Так вот. Папа был с ней всю ночь. Сейчас они с мамой должны ехать в Черный тюльпан и на кладбище, а мне надо сбегать в поликлинику за всякими справками. Придёте?

    -Горе-то какое! Конечно! Уже выхожу.

Говорю и реву, слёзы льются неостановимо. Благо, бежать недалеко и привычно. Сколько раз  этот путь пройден с волнением и радостью в предчувствии встречи с Татьяной Сергеевной.

Вспоминается, что  когда вдоль середины улицы Новомосковской - её улицы -   выкорчёвывали бульварную часть из прекрасных декоративных деревьев, смягчавших угарный дух выхлопных газов и радовавших глаз разнообразием зелёных оттенков, то  Татьяна Сергеевна недоумевала и сердилась на бездумность решения градоначальников, видя в этом недобрые предзнаменования грядущих перемен!

Вдоль бульвара я шла от неё, неся на вытянутых руках кожаный коричневый пустой чемодан Сергея Есенина. Это был драгоценный подарок,  доверенный нашему музею  дочерью великого поэта  и носящий следы не только его заграничного путешествия, но и семейной поездки маленькой ещё Тани с братом,  с мамой З.Райх и великим доктором Дапертутто - В.Э.Мейерхольдом, имя которого нацарапано на чемодане возле ручки.

  На противоположной стороне, ближе к дому Татьяны Сергеевны, располагалась  районная библиотека им. С.Есенина, в которую она частенько захаживала за толстыми журналами и охотно беседовала с заведующей К.И.Пасконовой, любящей и знающей поэзию Есенина. Здесь наша инициативная группа по организации будущего музея поэта нашла понимание и поддержку, здесь мы создали клуб «Собеседник», куда приходила  к читателям Татьяна Сергеевна, где выступали С.И.Зинин, В.В.Николюк, П.И.Тартаковский, К.И.Савченко и я. Какое было славное, отчаянное, с заманчивыми перспективами  и надеждами время!  
           Приближаюсь не столько к её дому, сколько  к печальному пределу и не могу смириться с мыслью, что больше не встречу эту лёгонькую, почти невесомую светловолосую женщину с есенинской лёгкой походкой и чуть насмешливым взглядом отцовских голубых глаз. Что не предложит она чашку кофе и не обдаст  дымком своего традиционного «Беломора». Что не окунёт меня  в массу полученных со всего света новостей или в свой  рассказ о трагических  годах, как это бывало, когда я приходила к ней, то с Клавой Савченко, то  с В.Николюком, давно с ней знакомым, то с фотографом, то с С.И.Зининым, ставшим особенно ей интересным после моего рассказа о его готовности отдать для музея свою коллекцию прижизненных изданий С.Есенина.  Дорогим  и незабываемым  для меня было  это многолетнее общение с ней и её родными, есенинскими родными!

Поднявшись на 5-й этаж и стоя перед дверью, вспоминаю последний свой приход сюда дня за три  до ее  кончины. Заглянула к Татьяне Сергеевне с молочными продуктами из соседнего гастронома. Она почему-то не отвечала на телефонные звонки, и я забеспокоилась, зная от её сына  Сергея Владимировича, что поездка в Москву откладывается. Очень исхудавшая, но бодрящаяся Татьяна Сергеевна отреагировала на мой тревожный взгляд шуткой: «Ничего, скоро поеду к Володе, он меня своими блинами откормит, как он никто их печь не умеет - на дрожжах!»            
            Я ей предложила творог со сметаной. Она сначала сказала:
          -Нет! Мне ничего не хочется есть. И  с работой над книгой что-то не клеется, а надо обязательно закончить. Много времени трачу в поликлинике, там есть стационар и медперсонал внимательный, мои-то все очень заняты, да и надоедать им не хочется,  так всем удобно.
         Подумав,  добавила:

- Ладно, оставьте, что принесли, но возьмите деньги!
             - И не подумаю!- воскликнула я.

Она засмеялась. На моё предложение ещё чем-то помочь, сообщила, что должен прийти Серёжа и что он всё умеет и сделает. Она часто называла его миллионером  и вообще необыкновенно талантливым человеком, а на Володю досадовала за его издательские вольности с её произведениями, но очень любила обоих сыновей.

Особой заботой окружала внучку Анечку. Зная о моём искусствоведческом образовании, как-то попросила найти для внучки преподавателя по рисованию. На эту роль я предложила одну из моих прежних студенток, талантливого графика и педагога Анну Донец.
(Недавно повстречавшись  с Анной Есениной в Москве, С.И.Зинин получил поручение передать привет  и благодарность А. А.Донец за выучку, которая помогает ей по сей день в её творческих успехах).  
А каким  счастливым  был  голос Т.С.- так её звали внучки, - когда она сообщила мне по телефону о рождении младшего правнука-Серёжи Титова, сынишки Зины. Мы пошли вместе в роддом с цветами и вкусностями. Татьяна Сергеевна  пошучивала, что уже  успела побыть прабабушкой трижды.  Вот!  - это её любимое словцо.

Звоню. Дверь оказалась открытой. Переполненная воспоминаниями и горечью  утраты, плачу. Зина идёт навстречу,  её прекрасное доброе лицо потемнело. Обнялись,  подошли к Татьяне Сергеевне. Она лежит на кровати в спальне, как будто отдыхает. Лицо возвышенно спокойно. Целую её в щёку, лоб и руку. При жизни только однажды  мы обнялись и расцеловалась с ней в музее в день рождения С.Есенина. Тогда, вернувшись из поездки в Москву,  она, узнав, что всё лето я продолжала работать в музее, сказала по телефону: «В такую жару?! На каком небе Вам за это воздастся!!». Эту потрясающую фразу я занесла в свой  дневник.

       Зиночка заторопилась. Я спросила, можно ли протереть полы и пыль, и, получив согласие с благодарностью, принялась за дело.
Когда я заканчивала приборку, пришёл Вадим с матерью, потом Татьяна,  жена Сергея, и вскоре вернулась Зина со справками. Вслед за всеми появились  Серёжа с прилетевшим из Москвы Володей. Мы все вместе погоревали, помолчали  и потом приняли решение, что панихиду лучше провести в музее, несмотря на незавершённый ремонт. Такую мысль высказывала Сергею мать незадолго до кончины, мудро предполагая неизбежность исхода и неудобство для людей подниматься на пятый  этаж.  Мы с Вадимом и Сергеем Ивановичем, конечно, были согласны и благодарны за доверие.

   7 мая 1992 г. в музей, где неоднократно бывала Татьяна Сергеевна, где были проведены съёмки для московского ТВ с её участием, в фойе установили гроб  с телом. Казалось, что  дух её витал над нами, помогая переносить нашу безутешность.  Добрые,  проникновенные,  искренние слова выступавших на гражданской панихиде, надеюсь, были услышаны ею. Аня Донец успела запечатлеть в рисунке  какое-то возвышенное, торжественное выражение её лица, сохраняющего запоминающиеся есенинские черты и особенности.                        
        Во мне по сей день живо ощущение утраты очень значительной части чего-то кровного. Я бесконечно благодарна Сергею Владимировичу, его жене Татьяне и дочкам Зиночке и Аннушке за доверительное, доброе отношение  после кончины Татьяны Сергеевны, теплые отношения поддерживаем  до сих пор, хотя  нам удается редко  встречаться в Москве.
          В сохранении памяти о замечательной талантливой творческой личности, какой была дочь  великого  поэта  С.Есенина и замечательной актрисы  З. Райх,  важную роль сыграл кропотливый, вдохновенный и очень важный для справедливости труд С.И.Зинина, верного есенинского оруженосца, подготовившего  книгу о Т.С. Есениной.  Также с низким поклоном вспоминается верный друг Татьяны Сергеевны  журналист  Г. Димов, инициатор установки стелы на могиле Т.С. Есениной на Боткинском кладбище в Ташкенте.  Мне приятно сознавать, что  я, как и другие почитатели  гениального русского поэта и его удивительной дочери,  являюсь представителем    того же племени ташкентских  есенинцев.

 

Раим Фархади

 

Её васильковое имя …

Памяти Татьяны Сергеевны Есениной

На холмах близ Ташкента вдоль бурно текущих саев в эти майские дни цветут васильки. Простые полевые цветы. Символ бескрайных просторов Евразии.  Нельзя смотреть на них без волнения.  Сегодня они принесены к изголовью Татьяны Сергеевны Есениной  -  дочери великого русского поэта и  великой русской актрисы.

Журналист. Писательница. Женщина с васильковым именем, сумевшая сквозь годы, сквозь тысячи испытаний пронести в себе частицу есенинской души, свет, который впитала, когда росла в кругу замечательных деятелей русской культуры.  Известно, Есенин любил своих детей. Как вспоминала его сестра Александра Александровна: «Всюду носил с собой их фотографии».  Дочь поэта  всегда выполняла отцовский завет, порой вбирая в себя  знания, духовность  «за день больше, чем иной за неделю или за месяц».

Она родилась в пору огненной революционной грозы, умерла майским днем 92-го  -  тоже гремят грозы, тоже на изломе Россия, сопредельные страны и народы в поиске пути, в поиске истины.

Ей сполна был отпущен дар творчества. И во все годы работы всеми силами она приносила в мир доброе слово.

Живое остается живым.  Это  -  и её книга, полная мудрости, жизнелюбия, иронии  - «Женя -  чудо ХХ века». Это и воспоминания, глубоко интеллигентные, отточенные. Как надпись на танге, четкий отпечаток времени, в котором она не была  прохожим или простым наблюдателем.  Она  -  очевидец.  Она активный участник многих событий культуры.

Полвека прожила в Ташкенте. Её творчество не было чужим в Узбекистане  -  находило самый широкий отклик.

Это  -  и музей Есенина в Ташкенте, у истоков этого мемориала она стояла, была его вдохновительницей, и, думается, своими свидетельствами пережитого, рукописями, документами, вещами останется в нем навсегда.

В последние годы к неё было два адреса  - улица Новомосковская в столице нашей республики и Подмосковье. Показатель широты её натуры, беспокойности матери, бабушки. До последней минуты она писала о том, что волновало её сердце.

Эти весенние цветы  -  светлая память о ней!

«Народное слово», Ташкент, 1992, 7 мая.

 

Раим Фархади

 

ТАШКЕНТНОМА

Сороковые годы

(Отрывок из поэмы)

 

Здесь жила Есенина Татьяна

И Надежда с Анною прошли.

На соленых тропах каравана

Их следы затеряны в пыли.

 

Отыщу, пройду до Мингурюка,

Мимо Бодомзара, до Хадры,

Приведут деревья многоруко

В старые ташкентские дворы,

 

Где фонарь высвечивает лица

И поет до хрипа бедана,

Сладким ароматом плов дымится

И висит лепешкою луна.

 

Посреди воздушных звездных знаков

Огненно сплетенные тела. –

Кто сказал, что не был здесь Булгаков,

Если Маргарита здесь была…

 

Отбывая страшной жизни сроки,

В думах вечных о добро и зле,

Как дыханье, редкостные строки

Отыскать смогу в пыли, в золе.

 

 

 

Вижу, вижу солнечные своды  -

Всем безгрешным душам постамент.

В сталинские каменные годы

Их судьба спасала и Ташкент.

 

В ярмарках, блужданьях, пантомимах

Десять лет пройдет или семьсот.

И не раз еще детей гонимых

Этот город примет и спасет.

 

* * *

 

Не ищите виноватого,

Чтобы разом всё решить,

Научитесь, как Ахматова,

Честно, просто мудро, жить.

 

Даже если всё потеряно

И дышать невмоготу,

Пейте молча, словно дерево,

Взором неба чистоту.

 

 

В.Бирюков, Г.Димов.

 

Под узбекскими звездами

«Простите мне…

Я знаю:  вы не та  -

Живете вы

С серьёзным, умным мужем…»

Эти строки из «Письма к женщине» Сергея Есенина, адресованного, как принято считать, его бывшей жене актрисе Зинаиде  Райх. В них говорится о втором её муже, знаменитом театральном режиссере Вс. Мейерхольде. В его семье с четырехлетнего возраста до замужества и жила дочь поэта Таня  -  вместе с братом (впоследствии известным   футбольным статистиком) Константином Есениным.  Поэт тогда напутствовал их: «Живите так, как вас ведет звезда…».

Однако испытания на них обрушились одно за другим.  В 1938 году отчим был арестован и расстрелян. Следом при загадочных обстоятельствах погибла (была зверски зарезана у себя в  квартире) Зинаида Николаевна. Перед этим она обратилась к Сталину с дерзким письмом в защиту мужа. Татьяна с супругом  - студентом института имени Баумана, отца которого  -  профсоюзного деятеля, члена ВЦИК Ивана Кутузова тоже репрессировали (сына, понятно, тотчас исключили из института), была лишена московской квартиры. Жили в Подмосковье, а осенью 1941 года в потоке эвакуируемых из Москвы на восток они  отправились с первенцем Володей в Узбекистан.

На новом месте у Татьяны Сергеевны родился второй сын Сергей, записанный на фамилию деда. Сергей Есенин-младший станет строителем и альпинистом, а в дальнейшем генеалогическая ветвь Есениных  -  ташкентцев включит и внучек Татьяны Сергеевны Зинаиду и Анну, правнуков Данилу и Сергея, правнучку Дарью.

Но вернемся к тем дням. В Ташкенте эвакуированные сюда видные писатели, знавшие Есенина, сохранившие уважение к Мейерхольду, помогли пристроить Татьяну Сергеевну корректором в местное телеграфное агентство. Вскоре она стала репортером, а ещё через некоторое время её пригласили в республиканскую газету «Правда Востока», где Татьяна Сергеевна  заявила о себе и как даровитая очеркистка.

Правда, настоящего её имени читатели газеты не знали вплоть до развенчания культа Сталина. Материалы печатались под псевдонимом.  Это не мешало ей как журналистке быть искренней, прямой и порой суровой в оценке тех или иных явлений. Один из нас провел многие годы, работая рядом с ней.  Обремененная семьей, она, тем не менее,  легко срывалась с места и  мчалась в любой конец республики, избирая острые темы.  Ей принадлежит один из первых материалов о растрате поливной воды и угрозе обмеления Арала.

Тогда же в часы, свободные от редакционной текучки, уединившись, опустошая пачку за пачкой «Беломорканала», она писала «для себя».  Результатом этих тревожных размышлений стал сатирическая  повесть -гротеск «Женя  -  чудо ХХ века».  Под её настоящим именем роман был опубликован в 1962 году  в «Новом мире», а потом вышел отдельными изданиями в  Ташкенте  и Европе.

Коллеги её помнят и другое.  В редакционную комнату, где работала Татьяна Сергеевна, нередко захаживал мужчина лет тридцати, чем-то неуловимо похожий на неё, с болезненно утомленным интеллигентным лицом.  Гость, не здороваясь,  а только кивнув головой сотрудникам, утопал в истертом кожаном  кресле и подолгу глядел в одну точку, занятый своими мыслями.  Татьяна Сергеевна тогда раньше обычного  свертывала работу, и они,  тоже молча, удалялись.  Это был её сводный брат  Александр Вольпин-Есенин, Алик, как она  звала  его,  -  выдающийся математик, а тогда еще и известный диссидент.  Впоследствии он обосновался в США.  Преследуемый в Москве, Александр подолгу жил в Ташкенте у своей сводной сестры.  Когда Татьяна Сергеевна открылась как дочь Есенина, коллеги стали досаждать просьбами об интервью.  Но она старалась избегать этого.  К этому времени у Татьяны Сергеевны стало меняться отношение к своей профессии, в которой,  по  её более позднему выражению, «утверждалась ставшая привычной несвобода».

Был один эпизод в жизни Татьяны Сергеевны, который она переживала особенно остро.  Когда-то, в пору гонений на вейсманистов и морганистов,  она по настоянию редактора написала фельетон, где высмеяла генетиков одного из самаркандских институтов.  Фельетон встретили на «ура» в местном ЦК, поддержали в Москве. А назавтра после публикации зашел к ней пожилой доктор наук и, озираясь по сторонам,  объяснил, что фельетон этот вредный, что ей когда-нибудь еще будет стыдно за него,  потому что экспериментами в Самарканде  решается одна из  коренных проблем в медицине.

Татьяна Сергеевна пережила потрясение, извинилась перед своими героями, обложилась книгами по био- и зоологии.  А позднее ушла из газеты в издательство «Фан» («Наука»),  где два десятка лет проработала шеф-редактором именно биологического отделения.   Монографии  по биологии и зоологии  узбекских авторов заняли видное место в бывшем всесоюзном, а ныне российском  и других иностранных каталогах.   И во всем этом, как говорили коллеги,  провожая шеф-редактора на пенсию, «заслуга нашей  «Татьяны-ханум Есениной».

Последние годы Татьяна Сергеевна посвятила работе над воспоминаниями. Первая часть их под  название «Дом на Новинском бульваре»  -  о жизни в доме Мейерхольда, о чудом спасенных ею во время ареста архивах его и матери  -  была опубликована в московском журнале «Согласие» ( № 4 за 1991 год). А вскоре её не стало. Татьяна Сергеевна умерла на 74-м году жизни и была похоронена на Боткинском русском кладбище.

Недавно здесь состоялось открытие надгробного памятника  -  «Замечательному журналисту, талантливой писательнице, дочери великого поэта, в  судьбе которой, как и в жизни и творчестве её отца, отчима и матери, скрестилось столько роковых граней уходящего века,» -  сказал в поминальном слове председатель Русского культурного центра  в Ташкенте, депутат парламента Узбекистана  литературовед Сергей Зинин…

Заботу о достойном увековечении памяти Татьяны Сергеевны взял на себя один из нас  -  многочисленных её коллег.  Многие откликнулись на просьбу о помощи.  Руководитель одной из служб хокимията города Х.Расулов и строитель-хозяйственник  Р.Шадманов взялись подготовить площадку и фундамент постамента.  Руководитель «Узбеклеса»  А. Ханазаров поручил сотрудникам изыскать в егерном  заказнике  березки-двухлетки.   Главными же спонсорами изготовления и  установки гранитного памятника из открытого в отрогах Тянь-Шаня  благородного габбро стали  Красногорское рудоуправление (директор Т.Темиров),  Навоийский горнометаллургический комбинат (генеральный директор Н.Кучерский) и региональное представительство газеты «Труд».   Открытие памятника  дочери Есенина ещё раз продемонстрировало органическую связь русской и узбекской культуры.

«Труд», 1999 г., 23 ноября. .

 

Copyright © 2005 Мир Есенина. All rights reserved.

E-mail: zinin123@mail.ru

 

Дизайн: Яник Ласко

E-mail: yanik-lasko@mail.ru